Тридцатые числа августа

— Прости меня, – сказал он так тихо-тихо, одними губами, едва затихая под конец чуткой фразы.  Смотрит прям в душу, виновато так. А когда я снова носом кручу и наливаю глаза слезами, то он и вовсе передо мной на колени брякается. — Верочка, пожалуйста… ну шо угодно сделаю… - хрипит мужчина, смотря на меня снизу вверх. Хорошо, что эту картину не видит никто из его отделения; увидь это тот же Валера, Женя бы так просто не отделался от ежедневных подколов. На работе он – начальник Боков. За ним следуют и его все слушают, с ним все советуются. А дома он Женечка. Иногда я невольно сравниваю его с Маяковским - «твой щен». Суровый и нелюдимый для других, но готовый на все ради меня. Как же мне жаль, что все так выходит… И как же я понимаю Лилечку… — Хватит, Жень, встань… Мужчина с щенячьими глазками сверлит меня взглядом и перехватывает мою руку, прежде чем я хотела потянуть его наверх. Он обхватывает мою кисть и целует тыльную сторону ладони. Один раз. Затем еще… и еще… — Хватит… — Не встану, пока не простишь.  Я одергиваю свою руку на себя, когда Боков вопросительно смотрит на меня, безуспешно опуская и свои кисти вниз. — Зачем ты это устроил? Кому ты что доказал? — Я видел, как он на тебя смотрит, сука, хрыщ старый.  — Валеру в больнице сейчас из-за тебя… — Ну ничего, оправится. Он, козел, живучий… Я падаю на табуретку и роняю свою голову в собственные вспотевшие ладони. Мигрень начинается. Пара слез ударяется о пол, когда Женя подползает ко мне ближе и осторожно убирает мои руки от лица. Прожигает самое мое нутро своими карими глазами, да осторожно пальцами пряди моих волос поправляет. — Ну чего ты… Верочка… Я ж ради тебя на шо угодно… хоть на край света. Я оттаскиваю мужскую руку с собственного лица под внимательным взглядом Бокова. Не судьба нам быть вместе. Не могу я жить с таким ревнивцем-собственником. Не могу ощущать, как все мужики меня стороной обходят, потому что «а Верка - с 97-й квартиры-то - со следаком живет. Да еще каков миллиционер! Всех мужиков в округе распугал!». Женя поднимается на коленях и снова ловит ладонями мое лицо. Вкрадчиво, осторожно, волнительно так. Боится, что я отвергну. И губами своими так невесомо накрывает мои. Потом еще раз. Совсем на несколько секунд. Я опускаю голову вниз и произношу куда-то в пол: — Давай расстанемся.. Твердо и безвозвратно. Женя знает, что если меня посетила какая-то мысль, то она точно не даст мне покоя, пока я ее не реализую. Именно из-за этих домыслов он хмурит брови и озадаченно прикусывает щеки изнутри. Молчит. Все еще сверлит меня взглядом. Но руки не опускает. — Да шо ты такое мелишь… Следователь ловко поднимается с колен, когда на его рабочих брюках образовалось уже пару складок. Бордовая строгая рубашка, расстегнутая сверху на пару пуговиц, по-прежнему была заправлена в штаны. Мужчина снял кобуру и бросил ту с грохотом на кухонный стол. Подхватил меня на руки и понес в комнату под тихое «тш-ш-ш». Я так разбита последними событиями, что не могу никак отреагировать. Я стала холодна абсолютно ко всему. Ничего не понимаю. Весь мир вокруг потерял краски. Я выбрала не того? Кого я выбрала? Я выбрала заботливого и хмурого мужчину-следователя, который придерживается принципа «с одной и до конца». Это первый вариант, который мне внушало мое сердце. А второй вариант, что твердит мне мой мозг заключался в том, что на самом деле он противный сексист-собственник, который мне даже пожить спокойно не даст. Все время надо быть вместе, все время на привязи. «С мужиками не общайся», «позднее 20:00 без меня не ходи», «а не слишком ли коротко?». И от этого мне плохо. Что с тобой, Боков? Кто ты на самом деле? Я ведь доверяю ему в самом деле, да? Всецело и полностью. Говорят, что именно партнеры (муж/жена) любят вас по-настоящему: мама любит вас, потому что это родительский долг; сын будет любить вас, потому что вы его мама, а родителей не выбирают; ваша кошка любит вас, потому что вы ее кормите и ютите у себя дома. И лишь ваш партнер любит вас вопреки всем недостаткам и несовершенствам. Просто потому что он выбрал вас. Но почему он выбрал меня? Может, я влеку за собой какую-то пользу для него? Женское тело, с которым ты можешь делать все, что захочешь, - звучит неплохо. Из раздумий вырывает мягкий Женин голос, который льется так спокойно, как летний дождик за окном.  Он плюхает меня на кровать и ложится рядом на один бок. — Я тебя больше жизни люблю.  Чувствую колкую мужскую щетину, когда он оставляет робкий поцелуй на моей щеке. — На все мне уже похер… На фишера этого, на Валеру ебучего, на Добровольскую… Маты звучат несвязно с его сладкой речью. Женя мурлычет сладости мне на ухо как котенок. Тихий чмок в области шеи. «…А мне ни один не радостен звон, кроме звона твоего любимого имени. И в пролет не брошусь, и не выпью яда, и курок не смогу над виском нажать. Надо мною, кроме твоего взгляда, не властно лезвие ни одного ножа…» — Женя… хватит… Мужчина падает горячим лбом в мое плечо. Мои глаза мокрые, но я не плачу: плакать больше нечем. Пустота – в мыслях, в голове, в душе. Во всем.  Женя отчаянно пытается зажечь хоть какие-то чувства, что были по первости нашего знакомства, но во мне больше не играет ни единая краска. Мир стал черно-белым. Московская сталинка с побеленными стенами и корявой штукатуркой на потолке еще больше угнетает мое состояние и загоняет в угол. Холодно везде.  Один Боков как был горяч - так и остался: темпераментом, душой, чувствами. Он снова отчаянно начинает новую и настойчивую волну поцелуев.  Тело мое ни дрогнет под его напором. Я будто нахожусь во сне, ведь даже контролировать своих действий толком не могу. «Этот мужчина – мой любимый… Вместе мы пять с лишним лет… Я люблю его и скоро мы поженимся…» - напоминаю я себе в надежде, что это поможет. Гляжу в его глаза, как глупая, но не вижу в них ничего любимого. — Эй, ну ты чего… - Женя скользит взглядом по мне, когда начинает расстегивать кофту и покрывать обжигающими поцелуями мою грудную клетку: от ключицы, прямо по солнечному сплетению, до пупка. На коже мурашки. Боков замечает, что мне прохладно, и в этот же миг беспомощно прижимается ко мне, чтобы поделиться теплом собственного тела. — Моя, моя… - будто бы убеждает он самому себе. Тихо так, что даже бы если он говорил это в микрофон, то его все равно бы никто не услышал. Да и я услышала, что он сказал, лишь потому что знаю все его привычки – за пять лет уж выучила наизусть. У нас больше и нет никого, кроме друг друга, чтобы еще чьи-то привычки знать. Знаю, что каждое утро он кофе пьет на балконе за сигаретой, да минимум пачку в день скуривает. Знаю, что кофе всегда в чашке на донышке оставляет и мыть не позволяет. Что гречку он только плавающую в тарелке молока может есть, и что кефир постоянно пьет. Телик постоянно смотрит, почту каждое утро проверяет… маме раз в неделю по воскресеньям звонит, чтоб сказать, что все хорошо у нас… Женя возится с мешающей ему одеждой на моем теле, когда я отворачиваю голову на окно: дождь, слякоть, тридцатые числа августа.  Что может быть хуже конца лета и теплых дней? Наверное, только конец самых глубоких чувств. Боков исступленно гладит мою талию, бедра, поясницу, самовольно опуская мои и свои джинсы. Я жмурю глаза, когда он осторожно входит в меня, но обнимаю его спину руками – по привычке, наверное. Мужчина склоняется лбом к моему и ласково целует губы. Набирает темп постепенно, невольно вызывая у меня отдышку, но не наслаждение. Удовольствие получает только он. Я отчаянно стараюсь почувствовать хоть что-то из тех нежностей, что царили в начале наших отношений, но огорчаюсь, когда снова прихожу в тупик. Я больше его не люблю. Женя шепчет мне ласки на ушко, любуясь мной и моим телом. Особое внимание он всегда уделял «роскошным волосам» – даже не могу найти этому объяснение. Всегда говорил, что это слабость его. Единственная. Боков уверенно двигается во мне, когда я едва вспискиваю от напора. Он довольно улыбается. Я простанываю что-то невнятное. —… остановись… - сжеванно произношу я, глядя стеклянными глазами на следователя. — Что?… — Женя… Рука моя невесомо ложится на мужскую скулу и очерчивает точные грани.  Будто во всем своем болезненном взгляде стараюсь передать ему то, что не могу сказать: «я больше не люблю тебя». И он останавливается. Прищуривает глаза, вглядывается, и каким-то образом что-то понимает. Я отворачиваюсь к окну и укрываюсь холодным пледом. Женя напряженно замолкает, и я слышу лишь его тяжелое дыхание за своей спиной и ливень за окном. Несильно даже гремит гром. Слышу, как глотает вязкую слюну и волосы короткие ладонью проглаживает. Носом шмыгает, сигарету поджигает. И как дым тлеющего окурка до меня доходит. Теперь чувствую, что Женя точно все понял. Вина, усталость, бездействие… Что будет дальше?… Разбежимся?… И кто мы теперь друг без друга? Мужчина хлюпает и тяжелым кулаком протирает глаза до той степени, что они становятся красными. Даже сигарета не помогает. Обнаженный торс его даже не посмеет покрыться мурашками, хотя в комнате довольно прохладно. Он не проронит больше ни слова. Боков поворачивается и многозначительно, но одновременно с тем растерянно смотрит на меня. «…Дай хоть последней нежностью выстелить твой уходящий шаг…»