Война

Война пришла к ней в том возрасте, когда любому уважающему себя трансформеру надо было поступать в академию. Пришла и безвозвратно унесла с собой сотни и тысячи искр. Пришла и разрушила кварты, памятники и космопорты. Пришла и разрушила Хитч. Всю. Без шанса на восстановление. Тогда еще совсем юная фемм долго смотрела на языки пламени, с наслаждением облизывающие чернеющие корпуса под завалами. В застывших от ужаса окулярах отражался Полигекс. Город медленно умирал и сгорал, пока маленькая Хитч пыталась крошечными манипуляторами поймать отчего-то безостановочно лившийся омыватель. Война пришла к ней тихо и без предупреждения, чтобы у фемм не было и секунды на подготовку. Пришла и поселилась в ее искре на долгие столетия, выжигая все чувства из бледного корпуса. — Командующая, мы готовы! — от мрачных мыслей ее отвлекает один из солдат элитной гвардии. Сегодня им удалось отбиться от десептиконов и выиграть еще немного времени для совета. — Надеюсь, у них есть план, — рыжий полевой врач появляется слева, складывает манипуляторы на груди и тяжело вентилирует. На границе всем вентилировалось плохо от смога и гари, а еще от запаха энергона, которым были пропитаны уже все корпуса. Хитч косится на сваленных поодаль деактивированных товарищей. — Не сомневайтесь, доктор, плана нет, — фемм вымученно улыбается ему и смотрит снизу вверх. Рэтчет ее пессимизм никогда особо не ценил. Только ворчал на аудиосенсор, когда она с новыми царапинами возвращалась. Пока возвращалась. Командующая третьим элитным отрядом проходит вдоль рядов с ранеными, оценивает ущерб и чуть ли не в голос стонет. Гибнут в основном новички. И чем только академия занимается? Ни солдат от них, ни энергона. — Бестолочи, — шепчет фемм, и рядом шагавший медик осуждающе цокает. Глосса у него не повернется сказать Хитч, что та была точно такой же. Потому что она пришла в гвардию уже с ледяным взглядом слишком светлых окуляров, тихим голосом и выучившая урок, который им всем подарила война. Доктор и командующая проходят дальше, выходят из зоны госпиталя и бредут на импровизированный космопорт. Справа от него раскинулось кладбище. На могилы ничего никогда не носили. Не принято отчего-то было. Хитч тоже не носила, а только тихо садилась рядом с сознаковцами и до потери сознания хлестала сверхзаряженный. А потом Рэтчет ее тащил в отсек и оставлял обезбол и слабый энергон, чтобы на утро фемм приветствовала новичков без боли в процессоре. Хитч это знала, но никогда врача не благодарила. Только взгляд ее теплел при виде корпевшего над очередным пациентом рыжего корпуса. — Рады видеть тебя, Оптимус, — из корабля выходит Прайм, вежливо кивает отдающей честь фемм и жмёт манипулятор Рэтчету. Очередная пытка для Хитч — видеть лидера. Потому что это кем надо быть, чтобы не влюбиться в его спокойный голос и силу, которую он излучал всем естеством. И фемм, как и многие до нее, сдалась. — Наши солдаты истощены. Боюсь, еще одной такой битвы мы не вынесем, — Хитч держится неестественно прямо, но окуляры все же отводит, когда Прайм смотрит на нее. Потому что это невыносимо. Хотеть, желать, и быть прибитой одним только гнусным молчанием. Оптимус ее не любил. Праймы не любят, не чувствуют и не дают надежд. Командующая существовала с этим знанием весь свой актив, а потому на большее никогда не рассчитывала. До определенного дня.

***

Тогда на удивление на Кибертроне было светло и холодно. К их с Рэтчетом поредевшему отряду должны были присоединиться еще трое. Тогда-то они столкнулись фейсплейт к фейсплейту. Арси была ярко синей двухколесной и изящной фемм, и Хитч на ее фоне как-то уж сильно быстро стала блеклой. Жемчужный корпус с глубоким черным шрамом на бедре, бледные — почти белые — окуляры и плотно сомкнутые губы. Все это отвратительно плохо смотрелось рядом с Арси. Рост у них был почти одинаковый. — Ты в ней дыру прожечь хочешь? — Рэтчет вытирает манипуляторы от масла и выпрямляется. Новичков доктор и командующая встречать не торопятся. Хитч криво усмехается. — Даже если и хочу, у меня все равно не выйдет, — она откидывается на платформу и долго смотрит в металлический потолок. Долго и упорно, чтобы вымести из искры колючее чувство ревности и злобу. Арси оказывается такой же нелюдимой как и Хитч, потому и не общаются они больше положенного по уставу. А если и общаются, то обязательно едко и рыча. Так продолжается года два. И продолжалось бы еще столько же, если бы Оптимус не решил прилететь. Мир у Хитч рушился быстро и почти так же болезненно, как и в первые годы войны. Рушилась и ее слепая уверенность в праймовской непоколебимости. Потому что Оптимус смотрел на голубой хрупкий корпус с таким отчаянным желанием, с каким смотрела на него самого Хитч. И это было фатально. Фемм не сразу поняла, что привычно сложенные на груди манипуляторы сейчас трясутся, а из окуляров предательски по капле стекает на гладкую лицевую омыватель. Прозрачный и холодный. Если Прайм увидит, если поймет все то, что она так яростно пыталась скрыть, то что? Что он ей скажет? И скажет ли вообще хоть что-то? Это уже было не важно. Потому что Хитч проиграла. Возможно, она проиграла еще до того, как Арси появилась здесь. Личный отсек встречает командующую удушающей тишиной и парой кубов сверхзаряженного. Тогда-то фемм впервые пьет в одиночестве, в надежде на то, что горе все же можно утопить.

***

С последнего своего задания Хитч возвращается на носилках и без сознания. И ей кажется это время безмятежно прекрасным и тихим, и ноющая боль в искре на некоторое время утихает. А потом фемм силком вытаскивают в мир, и она видит перед собой старого доктора, и его в ужасе застывшую лицевую. — Рэтчет? Ты чего такой… — какой «такой» Хитч пока не понимает, но уже начинает переживать. Рыжий бот с тяжелым «ох» падает на стул рядом с платформой и роняет манипуляторы на коленные шарниры. К слову, манипуляторы по локоть в энергоне. — У кого-то была операция? Рэтчет молча кивает, достает из-под стула сверхзаряженный и протягивает ей. Хитч округляет окуляры и хлопает оптозатворами. Это где ж видано, чтобы доктор сам ей ее жидкую смерть вручал? Обычно только отнимает и чуть ли не подзатыльник дает, потому что рост позволяет. Хитч принимает куб и с непониманием отставляет его в сторону. — Мне надо отчитаться Оптимусу, — прерывает нервное молчание фемм и хочет встать с койки. Хочет, но отчего-то не получается. Отчего-то серво совсем не двигаются и не чувствуются. А Рэтчет так виновато на нее смотрит, будто вот-вот заплачет. — Хитч, я…. — Нет, нет-нет-нет! Скажи, что это просто временно! — фемм начинает от страха содрогаться и хрипеть. И ее собственные серво становятся будто чужие, страшные и ненавистные. Доктор нежно гладит ее по шлему, а потом насильно утыкает Хитч лицевой себе в плечо. Утыкает и долго слушает ее истерический плачь. Следующий год Рэтчет от Хитч почти не отходит, потому что ее мучают фантомные боли и кошмары. А еще бывшая командующая под упорно наседающим на нее доктором училась заново говорить и существовать. Хитч с огромной неохотой потакала врачу. Порой, Рэтчету казалось, что из нее все выкачали и оставили только прекрасный жемчужный корпус. Фемм могла днями молча смотреть в окно медотсека, где в шеренгу выстраивались солдаты. Выстраивались и шли на эшафот. И иногда Хитч думает, что лучше бы она тогда просто не вернулась. — Сколько еще? — тихо спрашивает она в один из дней, все так же сидя в каталке у окна. — Сколько еще что? — Рэтчет почти подлетает к ней, потому что старается ее поддержать. Хитч с ним первая почти не заговаривает. Фемм поднимает на него неживые окуляры и немного будто улыбается. — Война эта. Сколько еще? — у Рэтчета не ответа. Мех только поджимает губы и укатывает фемм к койке. — Он про меня спрашивал? — Нет. — Понятно, — фемм снова тихо всхлипывает. Оптимус Прайм так и не пришел. Не в день, когда у Хитч отказали серво, не на следующий ни в какой-либо другой. Никто не пришел. Даже ее солдаты. Потому что командующая для всех была хуже известного Ультра Магнуса. Отродье Юникрона. Отродье, которое теперь не в силах было удержать в манипуляторах куб. — Рэтчет, спасибо, — Хитч тогда впервые за всю войну его благодарит, пока доктор ворчит и стирает с ее лицевой омыватель.

***

Кибертрон погибал долго, а командующая за этим всем из окна наблюдала. — Рэтчет, она же, ну, — за дверью доктор ссорился с Арси, которая только с ненавистью глядела на жемчужную фемм. Ей не нравилось, что с Хитч их дорогой врач бегает уже который год, и жалеть ее не собиралась. — Она что? Давай, скажи! — доктор начинал выходить из себя. — Она инвалид! Для Хитч это как приговор. Потому что до этого никто об этом так откровенно не говорил. Она вцепляется в свое кресло и глубоко вентилирует. Рэтчет не находится, что ответить. Правду ему нечем было крыть. — И? Мы забираем ее с собой. Иначе останетесь без доктора! — Рэтчет хлопает дверью и врывается в медотсек. — Не стоило, — улыбается Хитч, продолжая сжимать кресло. — Помолчи, — рычит доктор. — Скоро отправляемся на другую планету, там есть топливо. Хитч не спорит. На Земле, увы, нашлось не только топливо, но и десептиконы, которые к энергоновым шахтам шли как «приятное» дополнение. А потом нашлись и громкие дети, которые развлекали командующую своими историями из жизни. Зачастую фемм просто слушала, изредка наслаждаясь кривой музыкой Мико. Рэтчет в такие моменты молча терпел, потому что видел, как Хитч пыталась сама себя вытянуть из того смертельного болота. Так проходили дни и недели. Фемм потихоньку начинала жить. Трое шебутных детей будто силком ее тянули за собой. И в какой-то момент Рэтчет понял, что он бы отдал все, лишь бы с лицевой Хитч не сходила эта слабая, но искренняя улыбка. — Красивая. — Рэтчет? Это ты о чем? — автоботка недоуменно оглядывается вокруг, пока дети тоже пытаются понять смысл сказанного. Доктор с ужасом осознает, что произнёс это вслух и достаточно четко. — Я про микросхему! — нервно и как-то смущенно вертит в манипуляторе зеленую пластинку врач. — Тьфу на тебя! Напугал! — смеется Мико. — На чем мы там остановились? Рэтчет уже почти расслабился, как словил на себе изучающий аквамариновый взгляд. Хитч не поверила ни единому его слову. — Мико, давай продолжим завтра. Я устала. Доктор, не могли бы вы мне помочь? — фемм разворачивает кресло и ждёт, пока врач соберется с силами и возьмется за ручки. По коридору они идут медленно и молча. — Прости, — первым не выдерживает врач. Хитч принудительно останавливает кресло и поднимает на него окуляры. Ей приходится изогнуться и задрать шлем, чтобы увидеть рыжий и такой родной корпус. — За что извиняешься? — Тебе, наверное, не очень уж и приятно внимание со стороны старого полевого врача. Хитч хмурится и замолкает. Рэтчет снова толкает кресло. Отсек у фемм простенький, с низко висевшей платформой и узким окном. Рэтчет подхватывает командующую на манипуляторы так, словно она ничего не весит, и аккуратно кладет на платформу. — Рэтчет, могу я попросить? — за годы, проведенные в госпитале на Кибертроне, Хитч так и не смогла вернуть себе полноценный голос, а потому только и делала, что шептала. — Конечно. — Поцелуй меня, — этот отчаянный блеск в потухших окулярах на миг дает доктору уверенность, и он нежно касается чужой лицевой. Хитч снова плачет, обнимая рыжего меха за плечи. Рэтчет целует ее невесомо, манипуляторами опираясь по обе стороны от фемского корпуса. А командующая лишь удовлетворенно мычит, а после несмело тянется к паховым пластинам. Врач ее останавливает, отводя слабые манипуляторы от своего корпуса. — Не выйдет. Я тебе категорически запретил заниматься коннектом, — серьезно начинает доктор, а Хитч впивается в него отчаянным поцелуем. Доктор несмело обхватывает ее талию, притягивая ближе к себе. — Хорошо, — она ему не перечит уже очень давно, только теперь в ее взгляде плескается море благодарности к этому закаленному войной врачу. — Хорошо, Рэтчет.