Воздушный змей утки-мандаринки

Видеть в ночном небе не только бесчисленное количество фонариков, но и воздушных змеев было... Немного непривычно. Конечно это не абсолютно новая идея, в праздник часто вносились незначительные изменения, которые не задерживались надолго. Хотя, может, это Сяо позабыл большую часть того, что было на празднествах Морских Фонарей сотни, тысячи лет назад? Как бы то ни было, сейчас, расположившись неподалеку от последнего пристанища Бронзового Воробья, Сяо не без толики интереса наблюдал за особо высоко поднявшимися змеями. Вероятно, Хранитель Облаков постаралась? Даже на таком расстоянии можно заметить элементальные частицы. Сложив руки на груди, якса робко оглядывается и смотрит на самодельный фонарик, лежащий около ног. Немного неловко вот так стоять и ждать путешественницу. Он даже сделал фонарь, чтобы они могли запустить его. Сяо трясет головой. Нет, Властелин Камня говорил, что стыдиться друзей нельзя, а связью между ним и Люмин нужно дорожить. За мысленным потоком адепт не успевает услышать шорох травы и вздрагивает, услышав голос девушки. — Ох, прости, — путешественница прячет смешок в кулаке. — Засмотрелся на змеев? — М-м, — он неопределенно поводит плечом. — Ты все же пришла. — Да, извини, что задержалась, — ее губы трогает улыбка. — Но у меня были причины! — Адепты старика сдают позиции, как можно было не почувствовать моего присутствия? Зрачки Сяо незамедлительно расширяются, а сам он теряется, позабыв о своей маске безразличия. Развернувшись на пятках, он чуть ли носом не сталкивается с Венти, оказавшимся за его спиной. По телу проходит крупная дрожь, и адепт как обычно не может точно определить, какую эмоцию с ней связать. В отношении Люмин и Барбатоса всегда было много неопределенности и смешанных чувств. Тишину и переглядки с Анемо Архонтом, которые еще несколько мгновений нарушало лишь дыхание яксы, прерывает громкий смех Паймон, парящей вокруг путешественницы. — Как и сказал бродяжка! Сяо, даже ты иногда выходишь из образа ворчливого адепта, не так ли? Якса дергает щекой и одаривает спутницу подруги слегка неодобрительным взглядом. Но, вот же неожиданность, переносицы незамедлительно касаются тонкие холодные пальцы, которые разглаживают складку бровей. — Не злись на нее, — Барбатос улыбается и заглядывает адепту за спину. — Ты сам сделал фонарик? — Да. Знаю, он даже в подметки не годится тем, что делают в гавани. — Не говори так, — путешественница аккуратно берет фонарь в ладони. — Он очень красивый, а главное — ты сделал его сам. Хочешь, запустим его втроем? — Эй! — в плечо девушки врезается Паймон. — Не забывайте про меня! — Вчетвером, вчетвером, — Венти хлопает ее по голове. — Хорошая идея. Почему бы не запечатлеть встречу старых друзей старой традицией Ли Юэ? — Не такие уж мы и старые... Ну что, Сяо? Якса будто невидящим взором смотрит на своих спутников. Что-то в груди сжимается, а в следующую секунду со скоростью пули из самых лучших револьеров Фонтейна падает в ноги. Внутри ощущается одновременно абсолютная пустота и новый спектр эмоций, который переварить Сяо не в состоянии. Он переводит взгляд с фонарика на путешественницу, с путешественницы на Барбатоса, с Барбатоса на Паймон и обратно. Губы сами собой сжимаются, сдерживая непонятный звук, рвущийся из груди. Адепт медленно кивает и протягивает ладонь, соприкасаясь пальцами с Люмин и Венти. Паймон задорно смеется и тоже просовывает руку под фонарик. Свеча внутри загорается вначале изумрудным, а после тепло-оранжевым огоньком. Сяо с непонятным для него восхищением провожает фонарь глазами. Руки четверых друзей еще на некоторое время так и замирают, протянутые к небу, соприкасаясь кончиками пальцев. — Я никогда не устану от красоты Тейвата, — Люмин первой нарушает молчание и опускает руку, прижав к своей груди. — А этот одинокий фонарик... — ее голос внезапно надрывается. — Если бы Эфир мог быть здесь... — Эй! — Паймон хватает спутницу за щеки и стукает по лбу своим. — Не смей грустить сегодня! Мы совсем близко к твоему брату, слышишь? Очень скоро вы встретитесь, а после мы вместе запустим фонарики! — Замечательная идея, — соглашается Венти. — Люмин, хочешь, этот фонарь окажется с другими? Ты ведь знаешь, моим ветрам нет невозможной задачи. — Нет, спасибо. Лучше пусть будет один, но не среди тысячи незнакомых. Архонт с прищуром смотрит на помрачневшую девушку. Тяжело уследить за бегом ее мыслей, но она совершенно точно не имела фонарик в виду, когда говорила это. Вздохнув, он поворачивается к адепту. — Я сделал кое-что в качестве подарка на нашу встречу. — Вы вовсе не обязаны.. — Будет тебе, дай мне повеселиться. Поток ветра вздымает пряди волос, якса и Люмин щурятся, а откуда-то издалека к ним движется воздушный змей без веревки. Он выписывает невероятные пируэты и, в конце-концов, опускается прямо Сяо в руки. Моргнув, адепт рассматривает рисунок. — Утка-мандаринка, — поясняет Венти, состроив довольное выражение лица. — Раньше этих птиц в Ли Юэ было очень много. У Моракса даже был прудик с ними! — Вот как... — якса касается пальцами появившейся элементальной нити, ведущей к игрушке. — Каждый рисунок ведь что-то означает, да? — О-о, какой просвещенный адепт! — Архонт одобрительно гладит его по макушке. — Утки-мандаринки — спутницы Госпожи Фортуны, несут удачу тому человеку, что их повстречал! — Но разве... — Глядите, как высоко он может взлететь! Люмин ошарашенно закрывает рот, глядя на перебившего ее друга. Приподняв брови, она оценивающе смотрит на его хитрую мордашку, но только вздыхает, покачав головой. Что ей делать с его вечным желанием увильнуть от истины? Да и какой прок пытаться вывести Бога на чистую воду? Сущая глупость. Именно поэтому она присоединяется к Паймон и Сяо, которые завороженно наблюдали за воздушным змеем. Он, подавластный ловким рукам Анемо Архонта и его ветрам, кружился в воздухе, словно балерина, несколько раз подлетал совсем-совсем близко к яксе, почти царапая его тонкой бумагой на краях крыльев. — Он чудесный, — комментирует Сяо, вновь ловя утку-мандаринку в руки. — Благодарю. Я буду ценить твой подарок. — Наконец отбросил формальности, молодец! — Ты пытаешься развить у Сяо фетиш на похвалу? — Люмин фыркает со смеху, когда уши адепта вспыхивают красным от этой фразы. — Анемо Архонт, чудак, которого невозможно понять... Чем Сяо заслужил это, а? — Почему бы тебе не разбираться со своими отношениями вместо наших? — ехидно отзывается Венти, приобняв яксу за плечи. — Как там твой мальчик из Снежной? — Паймон, мы уходим, — девушка хватает проводника за шкирку. — Э? Уже?! Хотя бы не неси Паймон как котенка! — Паймон дуется и, высунувшись из-за плеча подруги, кричит. — Пока бродяжка! Пока Сяо! — До встречи-и! Архонт машет рукой еще несколько мгновений, пока путешественница не скрывается из виду, уйдя по дорожке вниз. И как раз после этого он наконец замечает, как Сяо бьет мелкая дрожь. В который раз это уже? Никогда не привыкнет к их близости. Венти вздыхает и, усевшись прямо в траву, хлопает ладонью рядом с собой. Якса послушно опускается подле него. Он не собирается ничего говорить, просто сидеть вот так, еще хотя бы пару минут, и любоваться на фонарики с воздушными змеями вдали от города. Есть в этом что-то... Что-то очень подходящее для Бога Свободы. Вдали от людей, остаться наедине со старым другом, разделить такой невероятный момент... Поэтические мысли и лирику в голове барда прерывает прикосновение к пальцам. Удивленно распахнув глаза, Венти смотрит на адепта и еле сдерживает смех — красный, как самое спелое яблоко! Ухмыльнувшись, Архонт с удовольствием просовывает пальцы меж чужих и сжимает теплую ладонь. Сяо даже снял перчатку, чтобы прикоснуться к нему, надо же. — Тебе стоит быть более уверенным в своих действиях, — голова Венти опускается на плечо яксы. — Ты ведь знаешь, что я не против твоих прикосновений. — Знаю. Просто меня немного смутило то, как ты... Открыто сказал Люмин о нас. — О том, что между нами что-то есть? — уточняет Архонт и, не скрывая почти что родительской теплоты, взъерошивает и так непослушые волосы адепта. — Милый, поверь, наша подруга давным-давно все знает. Она ведь не идиотка. — Это немного... — В чувствах нет ничего постыдного, Сяо, — Венти щекочет возлюбленного за ухом. — И ты не должен стесняться их проявлять. Именно поэтому ты владелец анемо глаза Бога — у тебя есть полное право делать все, что пожелаешь. — Когда ты так это говоришь, — адепт льнет к бледной ладони. — Звучит немного пошло. — Хм, неужели? Сяо накрывает ладонь Архонта своей, прижимая к своей щеке. Сердце вновь заходится в безумной пляске, тарабаня по грудной клетке невообразимым ритмом. Голова начинает слегка кружиться, когда адепт опускает взгляд на губы Венти. Изогнутые в хитрой улыбке, чуть красноватые, будто он наносил макияж, тонкие губы. Такие манящие и искушающие. Вздрогнув от страха из-за своих же мыслей, якса приходит к выводу, что не зря Моракс сравнивал любимый фрукт Анемо Архонта с запретным плодом. Да что там яблоки, Венти сам всем своим существом олицетворяет это понятие. Неуловимый, но такой желанный. Воздух с трудом пробивает через ком в горле, но Сяо решается, подается вперед, касается шеи Архонта. Пальцы словно ударяет небольшим электрическим разрядом — пульсирующая под кожей элементальная энергия приводила в восторг. Невольно его разум решает вспомнить, как якса сходил с ума во время секса с Божеством свободы. Адепт замирает, так и не притронувшись к губам Венти. Все тело пробивает от образов той ночи. Духота комнаты на верхнем этаже постоялого двора, ледяная кожа, светящиеся символы, эта давящая аура вокруг Архонта. Неудивительно, что в процессе якса вовсе перестал отдавать себе отчет о том, что делает. Мозг просто отключался где-то в середине, оставалось лишь желание прильнуть к пульсирующей энергии всем телом. Что-то внутри сжимается от мыслей о воссоединении с этой силой. — О чем ты думаешь вместо того, чтобы целовать меня? Сяо громко вздыхает, встретившись глазами с Барбатос. Задорные искорки в его зрачках загоняли любую пылинку смелости в угол, мгновенно уничтожали остатки собранности. — Сяо, — Венти подается ближе, еле-еле соприкоснувшись губами с адептом. Щекотно. — Поцелуй меня. Ты этого хочешь. Да, верно. Хочет. Божеству лгать бессмысленно. Губы Барбатоса холодные, с привкусом сладкого вина и кисловатого элементаля. Якса без понятия, как можно почувствовать вкус чего-то эфемерного. Но, кажется, с Венти реальность менялась, он вертел ей как хотел. Придавал словам вкус, звукам запах, картинкам мелодию. Это было так странно и так захватывающе. Пальцы давят на шею и загривок Архонта, совсем чуть-чуть, чтобы показать свои намерения. Конечно, Венти хотел бы большего. Не только неловких, тягуче-медленных движений губ, робких прикосновений языка, которые, даже не скользнув в рот возлюбленного, юркает обратно. Сяо совсем не знает, что такое грязно. Может именно поэтому никогда, никогда, он не возьмет инициативу. Всегда будет поддаваться чужим рукам, позволять уронить себя на землю, послушно размыкать губы под давлением мокрого языка. Тело, сама душа яксы содрогается от непонятной силы, исходящей от Архонта. Это отличалось от присутствия Моракса, это будило доселе неизведанные ощущения. Далеко не только возбуждение. По подбородку скатывается теплая капля крови, адепт непонимающе распахивает глаза. Венти, цапнув его нижнюю губу клыками, отстраняется как ни в чем ни бывало. Улыбается, движет пальцами и поднимает воздушного змея в воздух. — Не хочу, чтобы ты упал здесь в обморок от перенасыщения, — насмешливо говорит Архонт, щелкнув Сяо по носу. — Не расстраивайся. Может, позже я навещу тебя в Ваншу. — Я буду ждать! Получается громче, чем хотелось бы. Адепт поднимается с земли и, пряча смущенный взгляд от Барбатоса, наблюдает за уткой-мандаринкой в воздухе. Никогда в жизни он не испытывал неловкости ни перед кем. Никогда, будь он обнажен, в грязи, крови, пусть его выставляли на посмешище — на все было плевать. Долг — единственное, что его волновало. А Барбатос... Всегда все идет так, как Божество ветра хочет. Эти пальцы, также, как и змеем, играются с людьми. Сяо поджимает губы, мельком глянув на возлюбленного. Люмин права. Чем же он заслужил делить с этим ангелом столь драгоценные моменты жизни?

***

Хранитель облаков делает глоток чая и, поправив очки, деликатно кашляет в кулак. Моракс поднимает взгляд. — Говоришь, у Сяо появился змей с уткой-мандаринкой? — Да. — Но ведь... — женщина хмурится. — Утка-мандаринка — это про любовь, супружескую верность, идиллию. Кто позволил себе такую дерзость? — Думаю, нам не стоит волновать Сяо такими вопросами. Проигнорировав возмущенное «хм!» от Хранителя облаков, Чжун Ли задумчиво смотрит на чайные листья, оседающие на дне чашки. Он ведь прекрасно знает, кто решил позабавиться с адептом, ничего не знающим о людских взаимоотношениях. И сделать он с этим существом ничего не сможет.