Как же вовремя ты меня нашёл! О, я любила тебя уже в первую встречу, Думала, что у нас отныне будет всё… Я отдала тебе сердце, ты же обратил мои чувства в пыль, Если не мог уберечь, зачем было разбивать?..
Слова звучали на чужом языке, но их Ли Су Хёк отчего-то слышал и понимал намного яснее, чем окружавшие его, полные недоверия и восхищения восклицания: — Это она! Это Джулия! — Девушка с гитарой… С ума сойти! — Поверить не могу, что директор уговорил её приехать!.. Актёр не заметил, что телефон почти выскользнул из пальцев, будто онемевших от неожиданности встречи, о которой он даже не гадал. Яркими бликами вспыхнула память. Он даже поразился тому, что помнил так хорошо. Так, что видел вместо известной певицы, которую видели все вокруг, простую девушку, которую знал он много лет назад. — Боже, ты панк!.. А мне глаза подведёшь? — Ну, не выйдет с моделингом, иди в стилисты… Мне в лучших салонах так волосы не укладывали… да шучу я, шучу! Ты будешь самой известной моделью, доволен? — Оставь Бетти в покое!.. Господи, кто делает кошкам макияж? — М-м-м-м, Röyksopp? Мне они тоже нравятся… Daft Punk… Coldplay… Good Charlotte! Приятель, когда раздавали шикарность, ты отстоял в очереди два раза, да? Опомнился Су Хёк всё же быстро, сжал телефон. И понял, что сам не заметил, как встал и уже шагнул в сторону сцены. Туда, где девушка с гитарой, чуть покачиваясь в такт музыке, высоким чистым голосом пела о любви. Улыбалась всем и никому. И одним своим видом будила воспоминания — удивительно-нежные, оттого, что их хранила невинная юность, и горькие, даже мучительные, оттого, что прошло так много времени. Выступала Джулия недолго, спела всего две песни и спустилась в зал, передав кому-то свою гитару. Узкие джинсы со свисавшими с карманов цепочками, тонкая майка и наброшенная поверх рубашка, доходившая до середины бедра, туфли на высоких каблуках — девушка была вся в чёрном. Удобно устроившись на мягком диване, она не отводя взгляда смотрела концерт, теребила висевшую на груди серебристую подвеску и мыслями была далеко. Волосы, умело уложенные стилистами так, что воздушными волнами спускались на плечи и спину, падали ей на глаза, будто пряча их взгляд, на бледном запястье гибкой змейкой виднелся чёрный браслет часов, привлекал внимание чёрный лак на ногтях. Выразительные карие глаза, обрамлённые длинными ресницами, казались подведёнными краской. Присевший рядом незваный гость — и не один — отвлёк Джулию от очередного выступления. Она ответила на смущение явного фаната вежливой улыбкой и слегка подалась вперёд. Вскоре её окружили люди, которых она не знала, которые что-то говорили, тщательно подбирая слова на английском, которые не могли скрыть радости и явно с трудом удерживались от просьбы попросить совместное фото и автограф. «Ох, корейские фанаты…» — мысленно вздохнула девушка. Оттого она никогда и не покидала уютное кафе своих родителей, что не любила общаться с поклонниками. Редкие счастливчики могли послушать её волшебные, тоскливые песни только в зале, где она сидела на высоком стуле с гитарой и, перебирая струны, пела о том, что в каждом сердце находило отклик. Её песни любили, их цитировали, снятые слушателями ролики переводили в звуковые дорожки за неимением студийных записей — Джулия никогда не записывала своих композиций. Их можно было услышать лишь вживую. Может, эта её черта, может, одиночество, которым звенели её песни, может, красота слов, которые она подбирала, сделали её такой популярной почти во всём мире. Джулия могла бы только догадываться, если бы думала об этом. Она не думала. Она пела не для людей. Она пела, чтобы унять чувства. Выплескивала эмоции, делясь ими с гитарой и случайными слушателями. Гитара плакала, порой плакали люди. А девушка всё творила и творила. Это было всё, что ей осталось. «Пожалуйста, постарайся позаботиться о своих чувствах, Джул». Она хорошо помнила его слова. Девушка не задумывалась о том, что люди вокруг и сами довольно известны в мире, непринуждённая беседа едва ли увлекала её. Айдолы, модели и актёры шутили, смеялись, а Джулия улыбалась — вежливо и мягко, — молча слушала развеселившихся собеседников и изредка отвечала на шутки. А потом её кокон равнодушия лопнул. — Давно не виделись, Джул. Поднять взгляд она смогла не сразу. Голос, который она не слышала много лет, её любимый голос, который она могла слушать, как колыбельную, как сказку на ночь, всего парой слов стёр, растворил, развеял долгие годы, что она не чаяла услышать его вновь. Она не была актрисой. В отличие от него. Знала, что сияющий взгляд открыл все её тайны. Ему. Потому что от остальных правду скрыли софиты, по-прежнему окружавшие их яркими вспышками. — Давно не виделись, Хёк Су. Джулия не стала сдерживать улыбку. К чему было скрывать радость? Давние друзья всегда рады встрече, это никого не должно было удивить. Никто не догадывался, каким чудесным сюрпризом и одновременно наказанием стала для неё эта встреча. — Обалдеть! Вы знакомы? — Су Хёк-ши, ты знаешь Джулию? — Почему раньше не сказал, хён? — Вы говорите по-корейски? Из града вопросов, вызванных всего двумя фразами, Джулия выхватила одну и кивнула с непринуждённым, ответив на безупречном корейском: — Да, конечно, мы дружили много лет назад. — Я тогда был в Лондоне, — подхватил Су Хёк, присев на место, на которое до него никто не решился сесть. — Хотел устроиться в агентство после школы… Но потом родители убедили меня вернуться и поступить в колледж, — закончил он. Разговор, прерванный его появлением, вновь зажурчал, посыпались вопросы, адресованные Су Хёку, — потому что окружавшие их люди лучше знали его. Он отвечал, но Джулия снова не слушала. Ей бы слушать, привычно наслаждаясь тем, как спокойно и неторопливо он говорил, — а она почти не слышала, оглушённая воспоминаниями. Ей бы радоваться тому, что он так близко, — а она с трудом сдерживала желание вскочить и убежать прочь из зала… как раз потому, что до слёз, до дрожи хотелось протянуть руку и хотя бы коснуться. Она помнила, как он не любил обниматься. Как ворчал, когда она временами, не удержавшись, висла у него на шее. Как неловко потом предлагал наушник, чувствуя себя виноватым. И как потом они вместе могли подолгу слушать песни. Его любимые песни. Её любимые песни. Джулия увидела его впервые за стеклом витрины кафе, которое принадлежало её родителям. Стройного паренька со стильной до безобразия причёской и сплошь чёрной одеждой, из которого ярким, нелепым, но почему-то очаровательным пятном выбивался малиновый телефон. Он пил кофе, не глядя на то, что творится на улице, вернее, беспрестанно мешал напиток ложкой, о чём-то без умолку болтая по телефону. Приехавший в незнакомую страну впервые в жизни, семнадцатилетний подросток наверняка должен был бояться перемен. Но Су Хёк не был ни мрачен ни зол. Он смеялся, он улыбался, он предвкушал. Он шёл к мечте, не особо задумываясь о тревогах, которые отравили бы путешествие кому-то более взрослому, кому-то более… земному. В первую же встречу Джулия назвала его инопланетянином. А ныне «Пришелец в витрине», её первая песня, была самой известной её композицией. Су Хёк часто заходил в кафе — он снимал квартиру совсем рядом. Джулия не заметила, как они сдружились. И как он стал ей дорог. Она наивно верила, что стала для него такой же особенной. Каким особенным был для неё он. Но его душа рвалась исполнить мечту. Он мечтал стать великим актёром. А она могла только повторять ему, что он непременно сдержит обещание, которое дал себе и всем, кого любил. Она плакала весь день, когда он улетел обратно в Корею. Воспоминания, захватившие девушку, вдруг отступили, и она поняла, что подошедший ближе менеджер о чём-то тихо говорит Су Хёку. Тот кивнул, затем извинился перед собеседниками и, тепло улыбнувшись Джулии, пообещал скоро вернуться. Джулия только закивала, но, едва он исчез из виду, встала с дивана. Невпопад ответив на недоумение поклонников, она быстро направилась в противоположную сторону. К выходу. На ходу девушка проверила время на наручных часах. У неё оставалось ещё около трёх часов до самолёта. Значит, она успеет. С ней не было ни менеджера ни охранника — в лицо её знали немногие, да и в зале слушатели узнали её только по её песне. В проёме парадных дверей всё ещё толпились репортёры, хватало и поклонников, мечтавших снова запечатлеть своих кумиров на смартфоны. На стройную девушку в чёрном мало кто обратил внимание. Она без труда пробилась сквозь толпу и ряды машин к дороге, туда, где могла поймать такси. И сбежать. Джулия понимала, что так нельзя. Но она не могла по-другому. Она не оставила контактов, как не оставил их в прошлом он. Они не смогут связаться после этой встречи… Им лучше не связываться. Иначе её сердце не выдержит. Лишь резкий разрыв помог ей в прошлом залечить раны. Такси остановилось, и Джулия выдохнула с облегчением. Вспомнила о забытой гитаре и рассеянно решила позвонить позже организатору, который уговорил её приехать. При мысли о доброй подруге девушка тепло улыбнулась. Пальцы покалывало, слов и мелодии ждала новая песня… Джулии было почти больно оттого, как быстро отчаяние вытеснило вдохновение. Тёплая рука, мягко, но уверенно сжавшая её плечо, не позволила ей сесть в машину. Она обернулась… и прерывисто выдохнула, удивлённая. — Хёк Су? — Почему ты так быстро ушла, Джул? В его голосе звучало недоумение. Встретившись после долгих лет в разлуке, друзья не убегают в самом начале разговора. Девушка не смогла не улыбнуться… Буря чувств накрыла её одну. А может, он просто хороший актёр? Джулия не услышала робкого, осторожного шёпота подсознания. Отмахнулась, слишком занятая тем, чтобы подобрать слова. К счастью, она давно уже умела играть ими. — У меня самолёт, Хёк Су. — Что?.. То есть… Я думал, ты задержишься. Искреннее удивление, а то и возмущение, отозвались в девушке и теплом и болью. Она помнила, как Су Хёк тянул слова, когда злился. И эта маленькая черта его юного — того, кого она так хорошо помнила, — делало его и бесконечно знакомым и столь же далёким. Может, он и был прекрасным актёром. Но сейчас он не играл. — Джул, может, ты останешься? — предложил актёр. — Я бы показал тебе город… Джулия склонила голову к плечу с лукавой, но всё же кривой улыбкой. Стоявшие за спиной Су Хёка менеджеры и огромные секьюрити скрыли их от толпы, а она без труда вспоминала, каково это — говорить с ним… — Я же не люблю Сеул, — напомнила она. — Вкусы меняются, — поддел Су Хёк. Она не стала спорить. Может, она была неправа, когда сразу сделала выводы. Но поездка по городу, ничего не значащий разговор обо всяких достопримечательностях, пара прогулок и совместных обедов… что следовало за этим? Джулия не видела ничего, кроме всё того же расставания. Задержаться на несколько дней или уехать тотчас — это совсем не имело значения. — Хёк Су… Девушка шагнула ближе, положила ладонь ему на плечо. Как раньше. Су Хёк вспомнил, судя по взгляду. Как помнил её признание. Это она могла сказать наверняка. — Всё в порядке, — она почти не обманывала. — Всё хорошо… У нас есть воспоминания, но нет обязательств. Не нужно показывать город или угощать обедом… это лишнее. Она не могла сказать, что Су Хёк сейчас чувствует или что вызвали в нём её слова. В его глазах не было ничего, он просто слушал. Загадочный и далёкий, как и прежде. Её самая сокровенная тайна. — Я помню, Джул, — наконец сказал он. Джулия улыбнулась. — Я тоже. Открыв шире дверцу такси, она высвободила руку. Вернее, хотела, но он не позволил. Удержал в хватке её плечо. Она обернулась. — Неужели ты уедешь вот так? — с упрёком спросил Су Хёк. — Почему нет? — Джулия вскинула бровь. Ты же уехал. Поддаваться давней обиде было глупо, но сейчас она ощущала только её. — Я верю, что ты исполнишь мечту. Я уверена, что мир увидит Ли Су Хёка-модель и Ли Су Хёка-актёра. Пусть ты будешь в Сеуле, а я — в Лондоне, я буду следить издалека. И непременно увижу день, когда ты станешь великим актёром. Джулия не знала, как сдержала слёзы, когда Су Хёк спокойно, медленно и неторопливо проговорил слова, которые она сказала ему на прощание. Её поразили не они — пусть она и слышала их будто впервые. А то, что он так хорошо помнил спустя столько лет… — Потому что мы не можем расстаться вот так, — наконец ответил актёр. — Если мы встретились снова… — он помолчал, и, отбросив всякие пафосные слова про судьбу — хотя она ждала именно их, — закончил: — значит, это не просто так. — Думаешь? — ласковый вопрос прозвучал недоверчиво. — И тебе не страшно? Столько лет прошло… Я изменилась. Ты изменился. Уверен, что всё будет, как раньше? Ей показалось, что он опешил от её слов. Но она не могла быть уверена. — Я знаю, ты помнишь моё признание. Я и вправду тогда сильно тебя полюбила… Но я любила парня, который сам придумал себе образ и каждый день красил ногти в чёрное и подводил глаза. Который тренировал походку даже на улице. Которого не смущали необычные наряды. Который болел модой. Который обещал — себе и миру — что его будут узнавать на улицах… — голос её дрогнул от воспоминаний, но она продолжила: — Того парня, которого я видела в нашем кафе почти каждое утро, который слушал вместе со мной Шона Леннона и фанател от Röyksopp. Который пытал мою кошку, пробуя на ней макияж, — с улыбкой вспомнила девушка. — Я хорошо его знала, — она шумно вздохнула и заставила себя закончить: — Но тебя я не знаю, Хёк Су. Слова будто стали сигналом. Ли Су Хёк отпустил её руку и кивнул, соглашаясь. Оставлял ли выбор за ней, позволял ли ей убежать — потому что точно не мог не разглядеть её малодушия, — соглашался ли с её аргументами, Джулия не могла сказать. Он лишь заплатил напоследок за такси. А она с трудом выдавила: «Спасибо» и без сил откинулась назад, когда машина тронулась. Слушать сейчас «Parachute», которую они с Су Хёком много слушали с одной парой наушников на двоих, было глупо — Джулия не слушала её с того дня, как он уехал…Cause if I have to die tonight, I'd rather be with you, Cut the parachute before the dive…
Спрятавшись за чёрными очками, невидяще глядя в окно на блики городских огней, Джулия медленно ныряла в печальные переливы песни и беззвучно плакала. Вспоминала заливавшие сцену белым светом яркие софиты, которые скрыли от неё Су Хёка, и гадала, смогла бы подготовиться к этой встрече, если бы знала… Она хорошо понимала, что была неправа. Но единожды раненное, сердце её испуганно сжималось и бежало от того, что в прошлом стало бы для неё подарком судьбы. Второй шанс. Она никогда прежде не полагала, что он отзовётся в ней такой болью.Baby, don't you cry, You have to bring me down, We had some fun before we hit the ground…
*** Ли Су Хёк остановился в нескольких десятках шагов от известного памятника уличному коту, которого узнавали во всём мире. Стоявшая возле скамьи девушка ещё не заметила его присутствия. Актёр слабо усмехнулся. Лететь за ней вслед через полмира было, наверное, глупостью. И, может, Су Хёк прислушался бы к голосу рассудка, приводившего ясные доводы. Но актёр всю жизнь, сколько себя помнил, слушал лишь другой голос. Голос сердца. Он никогда не занимался тем, что было ему не по душе. А после встречи с Джулией всё: душа, мысли, сердце — рвались к давней подруге. Держась за дверцу такси, там, в лобби отеля, девушка убеждала его, что боится новых отношений, а её глаза говорили о другом. Она скучала, она звала без слов, она продолжала любить. Су Хёк прослушал все её песни после того, как она уехала. И в каждой ноте, в каждом куплете, в каждом переливе нашёл себя. «Пожалуйста, постарайся позаботиться о своих чувствах, Джул», — вспоминал он то, что сказал на прощание. Она сдержала слово с удивительной нежностью и печалью. Су Хёк чувствовал себя предателем. Он не вспоминал о ней много лет. А она не забывала ни на мгновение. Если бы актёр позволил себе задуматься, он бы, наверное, и не прилетел вовсе. Но он точно мог сказать одно: он хочет быть рядом с ней. Вспомнить, каково это — когда она дразнит его за амбиции, но сама верит в него больше всех. Когда шутит и не шутит одновременно. Когда виснет на его шее, но тут же отталкивает с ворчанием из-за вдохновения, которому он мешал. Он и сам не догадывался, сколь дороги ему их воспоминания. А теперь ясно вспоминал, как путалось солнце в её волосах, когда она сидела на подоконнике, любуясь закатом. Как жадно пила капучино. Как танцевала с любимой кошкой. Как писала песни, разбросав листки с нотами по всей комнате и сидя прямо на полу. Как играла на гитаре — для него. Как, смущаясь, попросила оценить её первую песню… попросила его. Он помнил даже запах её волос, которые пахли имбирём и гарденией. В парке было очень тихо — так, как бывает, когда падает снег. Окрестности были укрыты белым; смахнув с Боба припорошивший его голову снег, Джулия повязала на его шею красный шарфик: — Надеюсь, тебе тепло, Боб… Су Хёк улыбнулся: девушка часто придавала значение мелочам. Когда-то его это утомляло. Сейчас же вызвало улыбку. Он шагнул ближе. Девушка вздохнула. — Прошёл ещё один прекрасный день… Знаешь, как часто я повторяла себе эти слова, Боб? «Прекрасный день без тебя»… — она горько усмехнулась. — Это была его любимая песня, — вспомнила она. — Не знаю, что он любит сейчас… Но тогда про неё он говорил: «Самая любимая»… — Ничего не изменилось, Джул, — наконец подал голос Су Хёк. — Я по-прежнему её люблю. Девушка вздрогнула, услышав его голос. Затем обернулась и посмотрела на него как-то беспомощно. В молчании на землю спустилась не одна снежинка, прежде чем Джулия тихо проронила: — Ты прилетел. — Ты была неправа. — Я знаю. Она не шагнула ближе. Но и не отступила, когда он подошёл ближе. — Я слушал твои песни, Джул. — Я смотрела все твои фильмы, Хёк Су, — вернула девушка. От её слов — почему-то полных обиды — его накрыло теплом. — И что ты думаешь? — вырвалось у него. Джулия моргнула, обезоруженная тем, как Су Хёк ждал ответа. Пусть он и скрыл волнение. Внутри у девушки что-то дрогнуло. Спустя столько лет, после не одной успешной роли и множества проектов, любимец миллионов фанатов с замиранием сердца ждал её вердикта. Джулию сжало от мысли, как много веса в её словах. — Что ты сдержал своё обещание, Хёк Су, — мягко сказала она наконец. — Ты заставлял меня плакать и смеяться, заставлял сопереживать тем, кого я никогда не встречала. И каждый раз заставлял верить, что я встретила нового героя, не похожего на тех, что были прежде… Ты действительно великий актёр, Хёк Су. Су Хёк отвёл взгляд, заморгав. Более ничем себя не выдал. Джулия улыбнулась. Она знала, какие эмоции могли вызвать её слова. — Знаешь, — глухо проговорил наконец актёр, — меня отговаривали… в то время. Особенно мама… Но я хотел этим заниматься, потому настаивал. — Я помню, — усмехнулась Джулия. — Ты всегда занимался только тем, что хотел по-настоящему. Они встретились глазами. Только сейчас девушка разглядела в чёрной глубине его глаз то тепло, которое так жаждала увидеть когда-то. — Спасибо, — тихо сказал Су Хёк. — И тебе, — вернула Джулия. — Ты подарил мне много песен… А они тебе… понравились? — робко спросила она. — Очень. Девушка растроганно улыбнулась. Его признание много значило. — Джул… — Да? — Мне не страшно. Джулия нахмурилась, и Су Хёк уточнил: — Что прошло столько лет. Может, всё будет по-другому, не так, как раньше… Но мы можем создать новые воспоминания, верно? Молчала девушка в ответ долго. Не могла поверить. Она так долго мечтала о встрече с луной, что теперь не верила глазам, видя, что та спустилась к ней с небес сама. Но всё же согласилась, вынырнув из омута эмоций: — Верно. Ли Су Хёк слабо улыбнулся в ответ, отступил на шаг и протянул руку: — Меня зовут Ли Су Хёк, я актёр. — Джулия Карлайл, — улыбнулась девушка сквозь слёзы, вложив свою руку в его. — Пою и играю на гитаре. Актёр сжал её руку и потянул на себя, чтобы заключить в объятия. Девушка с шумом втянула в себя воздух, силясь не расплакаться. Она не хотела плакать. Хотела смеяться. В укрытом снегом парке свидетелем её счастья стал только безмолвный кот.