***
— Зайдёшь в гости? — Шуичи дёргается, испепеляя раздражителя. Не стоит судить человека лишь по внешности. Ангельские большие глазки, украшенные фиолетовыми линзами, смотрели на парня с поддельным безразличием. Кожа такая гладкая, белоснежная, что невольно хочется дотронуться. Он до невозможности милый. Ниже большинства девочек с его курса, такой невесомый. Блять, нет. Он отвратительный. От него разит сладким парфюмом, дурманом и настоящей опасностью. Кокичи — огромная заноза в заднице. Мешается, но вытащить уже не предстоит возможным. — Я подумал, что больше не хочу иметь ничего общего с тобой и с твоими порошками, окей? — Шуичи нарочно громко закрывает дверь раздевалки. — Отъебись, клоун — Жаль, — настолько безэмоционально, что Сайхара почти сгорает от избытка собственных эмоций. — Я буду рад тебя видеть, когда припрешься в соплях и начнёшь ныть о своём одиночестве Как же этот клоун оказывается прав. Стоит только услышать, как дядя кладёт бутылки алкоголя в холодильник, как Шуичи уже выбегает за порог. За очередной дозой. К Кокичи. Сайхара ненавидит себя за то, что лишился Кайто и Маки. Любой здравый человек откажется от друга-наркомана, который выливает душу вечерами ещё более гнилому наркоману, ради собственного удовлетворения. Во время их дружбы такое было лишь два раза, но ребятам было достаточно. Маки уговорила Кайто бросить «спасение» человека, привязанного на дно с камнем без шанса на исправление. Достаточно ли это жестоко? Да. Справедливо ли? Несомненно. Несправедливым было отношение Шуичи, который предпочёл избавиться от проблем лёгким способом, получив их вдвойне. Головой он понимает, что Ома не должен быть объектом его ненависти. Шуичи сам пришёл, узнав от знакомого, что у Кокичи «всегда» есть лишняя доза. Он сам попросился и второй раз, несмотря на просьбу парня не углубляться в это дерьмо. Он сам попросил снять с себя одежду. Он сделал себе проблемы самостоятельно. Ух, такой взрослый и ответственный мальчик. Ведь всё сам, верно? Стоя у обшарпанного подъезда, набирая две выученные цифры на домофоне, сердцем он понимает, что Кокичи конченный и всё это — лишь его вина. Хозяин квартиры даже не стал спрашивать кто это. Забавно. Нет, это не забавно. Какой же Шуичи отвратительный мудак, ровно такой же, как и Ома. — Даже не буду акцентировать внимание на том, что я был прав, — безэмоционально бросает парень, уходя в комнату. На нём милая розовая футболка, свисавшая на худом теле, словно мешок картошки, и чёрные короткие шорты, еле прикрывающие задницу. От Кокичи всё также сладко несло парфюмом, не услышать его было невозможным. Квартира, обычно захламлённая, была убрана и все вещи аккуратно расставлены по обозначенным хозяином местам. Он ждал его, не иначе. — Ты уже сделал акцент на этом, — Шуичи вздохнул, снимая кроссовки. — Пожрать есть? Кокичи удивился, прекратив бездумно дёргать ногами, недостающими до пола. Он и сам не понял, что послужило такой реакцией: то, что Саихара впервые попросил у него поесть, или то, что в доме человека действительно должна быть еда? — Я понял, — бросил в ответ на молчание, открывая холодильник. Бутылка газировки, банка безалкогольного пива, молоко и яйца. Хочется плакать. Возможно, ему жалко этого парня. Несмотря на то, что они встречаются так уже не первый раз, Шуичи не узнал о нём буквально ничего. Все их встречи похожи на приём у психолога, потому что он всё время изливает душу, а Ома кидает подбадривающие речи, но о себе ни слова. Или, стоило спросить об этом хоть раз? Он до невозможности худой. Мало того, что он чуть ли не регулярно объебанный появляется даже в университете, так ещё и ничего не ест. Кухня идеально чистая, если не считать пыль в некоторых местах. Он живёт один с двумя кошками, которые, в отличие от своего хозяина, всегда упитанные и довольные. Парню почему-то становится смешно от воспоминания, когда полуголый накуренный Кокичи, отстраняясь от поцелуя, несётся по расписанию кормить пушистых тварей. Этот поступок говорит о нём больше, чем он показывает сам. — Почему ты ведёшь себя так, словно можешь бестактно рыться в моём холодильнике? — к холоду в его голосе не привыкать. — Забей, я не против Разложив найденные продукты, Шуичи решает пожарить картофель. Много картофеля, чтобы хватило на несколько приёмов пищи. — Ты живёшь один? — Сайхара начинает разговор первым, чтобы наконец узнать о «друге» побольше. — Типа того, — отвечает парень, попивая свою нулёвку. Очередной забавный факт: наркоман с принципом не пить алкоголь. — Ты такой разговорчивый, что пиздец — Тебе стоит поучиться этому, а то вообще пиздак не закрываешь Шуичи лишь вздыхает, ругаясь матом на невинный картофель и двух пушистых тварей, путающихся под ногами. Кокичи хихикает и слабо улыбается. Наверное, визиты этого жуткого типа — единственный смысл в его жизни. Нет и намёка на их будущую дружбу, отношения или что-то вроде того, но он по-прежнему единственный человек, который у Кокичи есть. И ему даже становится тоскливо, ведь утром Шуичи вновь бесшумно свалит, оставив его гнить в одиночестве. Становится ещё грустнее, ведь на этот раз исчезнет ещё и запах домашней еды, а на её место встанет запах лапши быстрого приготовления. — Единственное, что я хорошо умею готовить — картошку. Семейная хуйня, — зачем-то рассказывает Сайхара, заботливо ставя на стол тарелку с приборами. — Спасибо, Шуичи. Мой желудок сейчас просто ахуеет и вывернет всё это наружу, — он смеётся, не замечая той же реакции у собеседника. — Когда ты последний раз нормально ел? Раздражающе. Зачем он лезет в жизнь законченного наркомана? Проявляет заботу? Это всё ему чуждо. Ему это не нужно. — Нахуй ты пришёл? — Прожевав, интересуется Кокичи. — Нет, типа, я понимаю, что ты пришёл из-за проблем и всё такое, но меня интересует лишь одно Он приподнимается из-за стола руками, заставляя Шуичи перестать жевать. — Зачем ты пришёл сюда, если не за дозой? Почему ты интересуешься моей жизнью? — А я ебу? На тебя смотреть тошно, — отвечает и продолжает трапезу, как ни в чём не бывало. — И больно. Подумай, как ты выглядишь: худющий, синяки нахуй с глаз не проходят, глаза вечно красные и не выражают вообще никакого интереса к жизни. Мне-то похуй, просто реально ты заебал своим отношением к себе — Я вижу, как тебе похуй, придурок конченный, — он решил не продолжать этот разговор. — Картошка реально вкусная, кстати Поужинав, Шуичи решает ещё и помыть тарелки, несмотря на все просьбы оставить их и съебать с кухни. Почему-то о Кокичи хотелось позаботиться. — Пришло моё время тебя ублажать, — спокойным голосом произносит, ухватывая со стола прозрачный пакетик. — Бля, Кокичи, нет, — он с отвращением пялится на фигуру напротив. — Максимум травы покурить можем — Ты такой противный сегодня, что пиздец, — ему это не нравится, но он соглашается, предлагая переместиться на балкон. — Что с тобой сегодня случилось? Они заглядываются на ночной город, усыпанный разноцветными огоньками. Издалека слышится рёв машин, не так далеко лай собак. Так спокойно и необычно. Балкон у Кокичи был закрытый, с двумя небольшими стульчиками и пепельницей рядом. Сам он не курит, но поставил её сюда из-за Шуичи. — Не знаю. Пока шёл подумал о том, что я потерял единственных друзей из-за наркотиков, — ответил честно, глубоко затягиваясь. — Надеешься их вернуть? — Кокичи хихикает, совершая те же действия, что и парень. — Трава — тоже наркотик, пускай и слабый Сайхара вздыхает, уткнувшись в ладонь. — Не надеюсь. Как и на то, что выберусь из этого — А ты хочешь? — А ты, типа, нет? — Нет Шуичи ошарашено уставился на Ому, ожидая какого-то объяснения такому ответу. Ему казалось, что все зависимые, тем более от наркотиков, мечтают бросить это дело. Если уж не ради здоровья, то хотя бы ради денег. — Если я брошу наркотики, я потеряю единственный смысл своей жизни и человека, который хоть как-то разряжает атмосферу этой ебучей квартиры, — возможно, трава так сильно на него повлияла. Или, всё так и есть в действительности? — Почему наши встречи должны быть исключительно связаны с наркотиками? — А разве я нужен тебе без них, Шуичи? — отчаяние в голосе. — Давай только не будем играть роль друзей и всё такое. Утром ты свалишь и придёшь, когда это будет необходимо. Так было всегда и будет до тех пор, пока ты не бросишь, в чём я очень сомневаюсь У Сайхары мучительно разболелась голова. Он и сам себя не понимает. Казалось, что ещё утром он ненавидел этого клоуна, но это чувство неожиданно исчезло. Теперь он и сердцем понимает, что проебался сам. Кокичи делает лишь то, что от него хотят — подкрепляет страсть к наркотикам тем, что даёт их бесплатно, не прося взамен вообще ничего. Абсолютно. Ома не мама, он предупредил один раз, что всё это того не стоит, Шуичи не послушал. И чья это теперь вина? Почему он так много думает? Почему этого парня хочется защитить, увидеть его блеск в глазах, крепко обнять? Почему он больше не раздражает, а даже успокаивает своим присутствием? Почему он так себя ненавидит? Почему смысл его жизни — наркотики? — А ты не думал, что отсутствие твоего смысла жизни кроется в присутствии липового смысла? — А ты не думал, что просто так люди употреблять не начинают? — Как же Кокичи бесит. Он упёрся в свою чёрную стену, не видя окна с блестящим солнцем. Всё, что он говорит — изматывает до ужаса. Он потерян. Шанс, что он спасёт себя сам равняется нулю. Ему это не нужно. — Прекрати, Кокичи. Всё, что ты говоришь, наполнено отчаянием и такой тоской, что мне хочется вздёрнуться, — он морщится, сползая со стула на пол. — Я невыносимый, правда? — он хохочет, беря пример с Шуичи. — Правда. Ты можешь быть серьёзным? — А ты можешь иногда не быть душной занудой? Всё это кажется бессмысленным. Кокичи либо метает стрелки, либо отшучивается, либо приходит к агрессии. Он не даёт Шуичи приблизиться к себе, расковырять до мяса, помочь. И выгнать тоже не может, потому что знает, что раз он здесь — значит дома полный пиздец, и спокойно станет только под утро, когда дядя уйдёт на работу. — Хочешь посмотреть что-нибудь? Мультик, например, — неожиданно спрашивает Ома, позволяя себе положить голову на крепкое плечо. — Про пони хочу — Про пони, так про пони Он поднимается, удерживаясь за кирпичную стену. Так сильно хочется вылететь с этого балкона, разбиться, чтобы мозги остались разбросанными по всему асфальту, а кости неестественно выломаны. Так хочется, чтобы Шуичи ушёл, бросив его здесь навсегда. Он никогда не сможет не открыть дверь. Он всегда хорошо выглядит, потому что в любой момент парень может прийти. Нравится ли ему Шуичи? Да. И как же от этого больно. Он давал пользоваться собой, потому что Шуичи это доставит удовольствие. Он никогда не отказывал в поцелуе, потому что Шуичи должен забыться. Он ебашит на работе без сил и сна, чтобы были деньги на вторую дозу. Это так унизительно по отношению к себе. Это так страшно, быть собой. — Придётся мне тебя тащить, — его кукольное тело поднимают, а он и не против. Не потому, что ему приятно, а потому, что ему всё равно, что Шуичи с ним будет делать. Убьёт? Ок. Обворует? Ладно. Поцелует? Без проблем. Дотащив Кокичи до кровати, он аккуратно кладёт его на кучу плюшевых игрушек и скомканный плед, устраиваясь рядом. Из телевизора зазвучали голоса говорящих лошадей. — Шуичи, — он мягко окликает его минут через десять, положив ладонь на плечо. — Да? — Ты такой уебок. Мне будет плохо, когда ты уйдёшь, из-за всего этого внимания к себе, — Кокичи словно потемнел, когда пробубнил это некое признание. — Почему ты не можешь меня ненавидеть? Шуичи повернулся лицом к Оме, потрепав его по голове. О, этот парень такой чудный без лжи и мрака. Он похож на игривого котёнка, заснувшего на твоих джинсах. Кокичи под травой кажется таким мягким, как слайм, чистым, как мыльный пузырь. Такой очаровательный. — Как я могу ненавидеть такое чудо? — он почти поцеловал Кокичи, но почему-то его остановили. — Когда ты выветришься, всё встанет на свои места. Так что не надо этого делать, ладно? — Ома положил голову на собственную руку, вытянув худые ноги вдоль дивана. — Мне будет больно — Раньше ты всегда был не против — Ну, ты ведь хочешь, чтобы я заботился о себе, так? — Он продолжил после короткого кивка. — Ты нравишься мне, поэтому я не хочу. К тому же, трава — не меф Это признание заставило внутри Сайхары что-то умереть. Всё это время, что он приходил сюда, с агрессией относился к хозяину квартиры, раздевал его под какую-то странную музыку в голове, а затем покидал жуткое место, его любили. Ему позволяли всё. Шуичи позволил себе обнять котёнка. Уткнуться в его виноградные волосы, погладить по костлявой спине, провести носом по щеке. Он тоже своего рода кот, только домашний. — Ты поцелуешь меня, если я пообещаю утром не уйти? — Но если ты уйдёшь, то больше не возвращайся Не медля ни секунды, Кокичи залез на парня, сжав ляжками его ноги. Он начал зацеловывать горячую шею, залезая холодными руками под футболку. Единственное, что освещало комнату — свет плазменного телевизора и городские фонари. Обхватив руками шею, Кокичи, извиваясь, подобно змее, обкусал его губы прежде, чем начал целовать. Быстро, глубоко и уверенно. Ответа не последовало. — Я имел в виду поцелуй, Кокичи, — голос Сайхары стал таким сладким, практически мурчащим. — Поцелуй? Просто поцелуй, и всё? — Ома застыл, чувствуя проходящий по спине пот. В ответ кивок. Ему захотелось разрыдаться от мысли, что он кому-то может быть необходим для любви. Что его кто-то хочет обнять, поцеловать в лоб и смотреть дурацкий мультик. Что кто-то может вот так прийти и пожарить картофель. Просить не принимать наркотики. Он знал, что Шуичи всё это невсерьез и точно уйдёт, поэтому в шутку сказал не возвращаться. Но почему-то на его лице нет и капли веселья. Кокичи так растерян. — Ну ты чего, котёнок? — Шуичи растаял, когда парень заплакал. — Кокичи, почему ты плачешь? — Я ебу? — утирая слёзы, он понимает, что не хочет поднимать голову. — Я никогда не ощущал что-то типа любви и заботы. Мне казалось, что наши с тобой отношения — это норма, и большего я просто не заслуживаю. Поэтому я не могу понять твоих действий — Может, поделишься со мной? — Шуичи приложил его голову к своей груди. Шёпотом, почти неслышно, Кокичи начал выговариваться, периодически, без эмоций, вытирая слёзы. Он давно забыл какого это — плакать по-настоящему. — Мать умерла от передоза, отец ушёл от нас, узнав, что его жена наркоша. Я оказался в приюте, после чего меня забрала новая семья, — он вздохнул, сильнее вжимаясь в грудь парня. — Моя…мама не может иметь иметь детей, поэтому они приняли такое решение Шуичи было невыносимо больно это слушать. Казалось, что его сейчас просто разорвёт от горечи и досады за то, что кто-то может так жить. Наверное, стоит узнать человека, прежде чем его осуждать. — Как мама рассказывала, они выбрали меня из-за ангельского лица и ужаснулись, когда я открыл рот, — парень тоскливо улыбнулся на выдохе. — Раз ты называешь её мамой, то наверное у вас достаточно близкие отношения? — Не сказал бы. Просто я с ними прожил семь лет, и будет странно называть их по имени Что-то было явно не так. Шуичи ощущал дрожь в голосе, чувствовал, как его футболку нервно сжимают. Стоит лишь решить, нужно ли лезть ему в душу. — Мне кажется, ты упустил какую-то деталь своей истории, — мягко, чтобы не задеть изрубленное сердце. Кокичи начал учащённо дышать. Было видно, насколько ему тяжело говорить о событиях годовалой и более давности. — Мама умерла два года назад, после чего я и начал употреблять. Знаешь, я ведь был ярым представителем здорового образа жизни. Все мои знакомые на тот момент уже бухали, курили и ещё чего хуже, а я не мог смотреть на них без тошноты, — он вновь потемнел, не переставая смотреть в глаза. — Я не знаю как докатился до всего этого, Шуичи. Я дважды потерял мать, причём одну из них как раз из-за наркотиков. Такое чувство, будто с самого детства я мог не расчитывать на светлое будущее — Это вовсе не так. Всё в твоих руках, Кокичи, — сладкая ложь ради надежды. Кокичи всё понимает, но оставляет без ответа. Сайхара крепко обнял его, утыкаясь носом в шею. Это меньшее, что он мог сделать. Так сильно хотелось, чтобы весь этот ужас в жизни Омы закончился, чтобы он не чувствовал себя одиноким отбросом общества. Ему страшно даже от одной мысли о том, что Кокичи пережил. Шуичи невольно подумал, что гораздо слабее этого хрупкого паренька. — Ты лучше всех наркотиков, что я употреблял, — Кокичи едва не мурчит, наслаждаясь этой лаской. Он больше всего боялся влюбиться. Боялся, что кто-то захочет вытаскивать его из этих зыбучих песков, что кто-то всё же расковыряет его душу. Он не заводил близких друзей, а уж тем более отношения. Потому что в душе он всё ещё подросток, который дважды лишился самого важного в жизни человека. Испытав эту боль ещё раз, он точно покончит с собой. — Слушай, а ты больше этим не занимаешься? — он взглядом указал на широкие шрамы на ляжках, перечёркнутые татуировками. — Прости, что лезу не в своё дело — Нет, уже не занимаюсь. Всё нормально, Шуичи. Мне действительно полегчало Хотелось ещё так много спросить, но они предпочли крепкий сон с включенным телевизором и объятиями.***
Просыпаться не хотелось. Кокичи боялся развернуться и понять, что раскрыл о себе так много, а в ответ получил гнусное одиночество в пропахших грязью стенах. Он не удивился, обнаружив, что вторая половина дивана давно холодная и аккуратно заправленная. В квартире совсем тихо, телевизор выключен, а разбросанные вещи гостя уже давно не здесь. Разве стоило ожидать чего-то ещё? В этом мире не бывает ничего простого. Наверное, это своеобразная лотерея. Один из ста тысяч обречён на вечные муки до тех пор, пока наконец не сдохнет. Кокичи использовал разные виды издевательств над собой: изрезанные грязным лезвием ноги и руки, перекрытые после огромными татуировками с котами из «Сейлор Мун». Неосторожно растянутые тоннели, проколотый нос и индастриал, крашенные в фиолетовый волосы, наркотики, в конце концов. Но в этот раз получилось даже слишком. Раскрыться человеку, который ненавидит тебя, понадеяться, что он не уйдёт, и остаться разбитым в крах. Совсем не важно, сколько сейчас времени. Он в истерике разбивает кружку об стену, подыхая от боли. В глазах темнеет, виски пульсируют, ему словно выламывают кости одна за другой, а после разрезают кожу и достают такие же грязные органы, как и он сам. Он хочет упасть на осколки, задохнуться в них и мучительно умереть, прочувствовать каждым сантиметром своего тела боль. Пускай это будет уроком. Никому нельзя доверять своё сердце. Кокичи взвывает. Он ненавидит себя, ненавидит всех людей, которых знал. Он больше всего хотел бы стать попыткой удачного аборта, не рождаться вовсе. Он так давно не позволял себе плакать. Хотел, но не мог. Но стена разрушена, и больше нет нужды сдерживаться. На столе четыре кристальные дорожки. Он хочет покончить с собой именно так, как это было с матерью. Как только ноздри защипали, он услышал хлопок входной двери. — Кокичи, ты спишь? Я ходил в магазин, — судя по звукам, он уже разулся. Разочарование. Это такое мерзкое ощущение. Это тупая боль в рёбрах. Шуичи устал разочаровываться. — Ты что делаешь, придурок конченный? — он подбежал так быстро, как только мог, бросив сумку в стену. Перед его глазами пронеслась вся жизнь. — Ты слышишь меня, ты что делаешь блять? Он начал трясти парня за плечи. Сердце было где угодно, но не в грудной клетке. Казалось, что оно сейчас проходит испытание на центрифуге. Кокичи выглядел ужасно. Весь красный от слёз, взъерошенный и мокрый от холодного пота. Из него словно высосали душу, ведь в глазах не было и малейшего признака жизни. На ладонях порезы, появившиеся после удачного падения на осколки. Почему? Почему именно с ними это происходит? — Я подумал, что ты бросил меня здесь и не захочешь больше видеть, — слёзы неожиданно вылились из глаз, но ни одна мышца не дрогнула. — Почему ты не пошёл проверить? Вдруг я был на кухне? Я даже записку, блять, специально оставил там! — Шуичи в бешенстве. Ему никогда не было так страшно за другого человека. Дорожки, осколки, град из слёз. Он и подумать не мог о том, насколько Кокичи морально сломан. Он готов был покончить с собой из-за Сайхары, но не покончил из-за смерти матери. Дважды. Шуичи крепко обнял его, обхватив руками эту глупую голову. Он не хотел даже думать о том, что было бы, задержись он на десять минут позже. Футболка вмиг стала мокрой и пропиталась болью. — Что со мной было бы, если бы вместо тебя здесь лежал труп? Боже, Кокичи, я говорил все эти вещи от чистого сердца с практически трезвой головой. Почему? Почему ты так не любишь себя? — Главное, что я люблю тебя