А я всё чаще замечаю-ю-ю,
Что меня как будто кто-то, сука, подменил!
О дискочах и не мечтаю-ю,
ИИ мне корешей, ять, заменил!
— тихонько напевал Мадара, глядя, как Сакура развешивает бельё на просушку. После она, не заценив звездатого творчества, принялась намывать энгаву и тереть дощатые половицы до зеркального блеска полиролью. — Не толкайся, женщина! — проворчал Мадара. — Не в метро! — Ноги в кучку соберите! — раскомандовалась в ответ Сакура. — Уже и кости старые кинуть некуда! Никаких понятий! Нет бы притаранить деду пенного из криодильника… так и придётся коптер за опохмелом посылать. — Я бы вам гравитопливо из космотрактора слила. Так ведь вылакаете, не помрёте, — отрезала Сакура. И всё-то мешалась, и всё-то глаза мозолила. То генномодифицированные хризантемы поливала, то дрючила отлынивающих, таких же любителей созерцать роботов. Ну правильно, были бы они китаёзный ширпотреб, то батрачили бы, а они ж Sony-ки, ниппонцы, они металлокерамические спины на тёху будут гнуть только за социальные гарантии! Наконец Сакура приволокла на энгаву свежесрезанный арбуз сорта «Зелёный благородный зверь». — А порезать? — недовольно подбоченился Мадара. — А у вас, дедушка, у самого рук нет? — Сакура перебросила через плечо розовый, прости Ками, пипидастр, которым собирала из-под крыши паутину. — Я устал. — Оно и видно. — Я думал! — запальчиво возразил Мадара. — Сочинял хайку, а ты мне всю малину похерила! — и взял аккорд. — Ягода-малина слаще клофелина… Сакура сложила на груди (было бы на чём!) руки: — Вы, чем крутого из себя корчить на старости лет, помогли бы лучше! Почему я на себе всю фазенду тащу? Почистили бы реактор, а то кто туда вместо водопроводной воды канализацию подключил, а? — Я экономлю, — обиделся Мадара. — Чтоб счётчик не мотал, а то весь клан на счётчиках сидит. Эти долбодятлы из правительства опять стопорну́ли энергоканалы от территорий Роккоку. — Экономит он! А ну как взлетит наша котельная на воздух! Мне второй Фукусимы не надо! Мало того, что помидоры «Шаринган» покупать перестанут, так ещё и вонь поднимется на весь Сэйлор-Марс! — Ох, ну не кидай рамсы! — замахал руками Мадара. — Почищу я реактор. Пото́м. И ваще это всё гайдзины и наше перданутое правительство попутали, никак не перетрут за Курильские кратеры. А как удобно было в две тысячи девяностых в Роккоку Хонды перегонять и Панасониками барыжить… сколько я мини-коллайдеров тогда с завода выпер под плащом! Верёвку петлёй на шею привяжешь, эта бандурина промеж ног болтается, и так и чешешь через проходную. — То-то я смотрю, у вас все потомки ущербные получились, — не полезла за словом в карман Сакура. — Избавьте от рассказов о своём бурном прошлом! — Пффф! Да где тебе догнать! Было нас четверо, перегонщиков Хонд: я, Хаширамон, Тобираша Белый и Изуна Жмур. Клянусь, что никого из вас я не оставлю в беде. Клянусь, что никогда не пожалею о том, в чём сейчас клянусь. Клянусь, что никогда не пожалею, что был вашим другом, и никогда не забуду вас, братья. Сакура даже не дослушала, махнула пипидастром (которых в последнее время развелось, как Курам нерезаных) и утопала в дом. Скоро с кухни вкусно запахло наваристым мисо на косточке. — Дед! — на энгаву выбежала Сарада, уселась рядом. — Дед, я графит в реактор засыпала, покажешь, где воду перекрыть? Я понимаю, у тебя артрит и лодерит, чтобы самому туда лезть, но нам фазенду надо поддерживать в порядке. А то эти сволочи с «Коноха Энтерпрайз» на северной окраине выкорчевали все сакуры! Да, сакуры были важны. Мало того, поставляли энергию фазенде и добывали корнями из недр редчайший полимер, они ещё держали барьер — кеккай — экранирующий от марсианских пустошей. Но чего Мадара-то крайний? — Захватят нашу территорию, построят завод, но получается, так мы войдём в состав «Коноха Энтерпрайз», да, дед? Как думаешь, смогу я подняться с низов и отжать власть? Если что, могу их наследника Боруто на себе женить… — Ты только слишком агрессивно к нему в койку не сигай, — посетовал Мадара, намекая на прикид внучки. Джинсовый лифчик с трусами, а поверх — ватник, слямзенный у деда. А Мадара его, между прочим, берёг, как память о зоне. — А кто в семью деньги носить будет, раз из взрослых никто не умеет? — наседала Сарада. Мадара взмахнул по струнам:Куда уходят деньги, куда ушли они?
Наверно в край чудесный, где вкусные сыры,
Где варят шоколады и делают часы,
Но нам с тобой ни в жизни туда не доползти-и-и… И-э-э-э!
— Что ж вы иностранщину какую-то горланите? — бросила пробегающая мимо Сакура с мотыгой. — Нет бы наше, про гейш и самураев! — Это моя молодость! — окрысился Мадара. — Ансамбль песни и пляски Воркутинско-плутонской ИК 7/4!Ни зимой, ни летом нам не сто́ит ждать чуде-ес…
Будут деньги где-то, но не зде-е-есь…
— И песни у вас на один мотив и аккорд. Кое-кто за столько лет так и не выучился бренчать по нотам? — Сакура перевязала тэнугуи на крашеных розовых волосах. — Это всё гайдзины, это им сочинять впадлу. А кое-кто в большом искусстве не волокёт, ды-ы? — И не стыдно вам? — Пацаны-куны не извиняются! — Не больно и хотелось!Ветер с зоны дул, ветер с зоны дул,
Нагонял беду, нагонял беду,
Я тебя убью, я тебя убью,
Честно говорю, честно говорю-ю…
— Тьфу на вас! — обозлилась Сакура.Такова судьба, такова судьба,
От неё не скроешься никуда,
Видно у меня, видно у меня
Нет сострадания, сострадания-я!
— Ками-сама! Тьфу на вас ещё раз, — и Сакура учесала прочь со своей мотыгой. — А с реактором Итачи подсобит, — Мадара обнял гитару, как любимую ватруху, провёл задумчиво по струнам. — Эх, Саске, бракодел, настрогал бы пацана, меня бы сейчас никто не торкал. Не жалеешь, внуча, что ни братана, ни сеструхи у тебя нету? — Мне дяди Итачи по горло хватает, — поправила очки Сарада. — Который меня с реактором уже послал. Потому что у него маникюр и кожаные леггинсы. Это я — «танки грязи не боятся, твоя джинса — дешёвка с барахолки», — да на Сараде эту джинсу только с микроскопом искать, сплошные голые телеса! — Дед, а между прочим, после того, как я всю бухгалтерию за прошлый месяц покрыжила, дядя Итачи свистнул из дебета три куска на ресницы 20d. Ты это учти, ладно? Ему, блин, надо, чтобы рожей на вебку светить! А дяде Итачи точно в случае смерти папули ничего из наследства не обломится? А девчуля росла не дура. Зря, что ли, Мадара с ней нянькался, пока остальным было недосуг? — Дед, а дед, а давай на тебя фазенду запишем? А ты напишешь завещание, что оставляешь всё любимой внуче. Тебе же всё равно недолго осталось… Да Мадара в свои двести лет, да с уровнем развития ирьёнинхранения считал себя очень даже молодым и полным сил! — Так, коза, погнали реактор чинить, — и с кряхтением поднялся с энгавы. — Ход под уклон пошёл? — спрашивал Мадара, стоя на карачках над крышкой подпола и прислушиваясь к копошениям внучки внизу. — Держись за трубы и налево вертай. Вот. Там два вентиля будет, первый — хер с ним, а второй заворачивай. Плотно закрутила? Красавелла. Теперь ползи обратно, а я пока водопровод пристыкую. А отработанную воду… ну хоть в делянку с рисом шланг пусти, не пропадать же добру. Сарада вылезла из подпола, отряхивая коленки и локти. Не боялась возиться с тем, что никак не считалось бабской работой. Даже наоборот — предпочитала. В отсутствие отца-молодца знай наседала на деда: а покажи, как гвозди забивать. А покажи, как блокировку сайтов обходить. А покажи, как гравицапу менять. А покажи, как чмырей паяльником пытать. И в кого такая деятельная? — Ну пошли арбузняк заточим. Только сначала руки вымой с дезактиватором. — Да фигня, у меня иммунитет хороший. С энгавы как раз топал им навстречу Итачи с арбузом. — Чё за ботва? — нахмурился Мадара. — Это моё! — Ваше на бахче зреет, — Итачи повернул арбуз QR-кодом. — Я уже поставил на него товарный знак. Так что теперь моё, мне для маски надо. — Нет, ну ты глянь на него! И в кого такой? — Никакой пользы в хозяйстве, одни расходы! — ввернула Сарада. — Что вы, ущербные, понимаете в буднях вебмодели и блогера! — театрально отмахнулся Итачи, закатил глаза, будто знал какую-то вселенскую истину, и умотал на второй этаж. — А я бы на твой канал, дед, подписалась, если бы он у тебя был, — взяла Мадару под руку Сарада. — А не на его трэвэл-блог, потому что все другие планеты дяди Итачи — это фотообои в комнате. И ник дурацкий — Трёхглазый Грач. Потому что «Ворон» уже было занято. Хорошо, если подписчики его именно так называют, буква в букву, а не прозвищем в рифму… Находятся же идиоты, которые ему верят! Он сейчас впаривает, что женился на кореянке и ведёт стримы с Южной Цереры, даже заказал через NASA-доставку ким-чи и грибы муэр. — Грибы муэр, говоришь? Шо за фуфло? Из сои и бумаги, поди. Во-от у на-ас в Катаками шиитакэ с глазами! А на Южной Церере я только морковчу жрал. Хорошо, что не собак сутулых. Помешался народ на этих корейцах. Ежели кому приспичило, пусть дёрнет на барахолку в райцентре, там вьетнамцы за лаве и споют, и спляшут.Гоп-стоп, а мы шагаем дружно в ряд,
Гоп-стоп, идём мы грабить банкомат!
На опустевшей без арбуза энгаве было тихо. Только ворчал вдалеке перезагружаемый реактор, отчего свет в соседнем сарае мигал, а со второго этажа доносились матюги Итачи, у которого опять вырубило 10G. Сакура пробегала мимо с мешком комбикорма для журавлей мясной породы. — Опять сидят! — мешок полетел в пыль у ног. — Средь бела дня! Доченька, ты бы хоть суши на обед настрогала! Или роботов перепрошила, опять забастовку ходят объявить, космотракторы к воротам пригнать! Я молчу о том, что у нас северную границу с землёй сравняли эти гады из «Коноха Энтерпрайз»! С ними кто-нибудь будет разбираться, нет? Сакуровый сад вырубили, мне из чего теперь варенье на зиму закатывать? А зима на Сэйлор-Марсе, на минуточку, аж четыре месяца длится! Придётся с турецких территорий вишню закупать… — Э, охолонись! — испугался Мадара. — У меня ещё несварение от яиц Эрдогана Двенадцатого не прошло! Турок пацану-куну не товарищ, а ты ещё их сериалы смотришь! — Сириусский Чужой вам товарищ! Как всегда, только мне одной всё и надо! И где Саске шляется?! — Ну чего ты, золотая моя, опять пуржишь?Саку, ты мой козлёночек,
Саку, ты мой ягнёночек.
— Потому что я всю молодость на клан ваш недорезанный положила! Надо было за Наруто выходить или хоть за Рока Ли! Жила бы сейчас на Земле, как светская львица, или дауншифтерила на морях Сэйлор-Венеры! А я как загнанный квадрацикл! Сарада, вызови хоть Аоду из дюн, пусть он рабочих «Коноха Энтерпрайз» припугнёт! Этот червяк только тебя и слушается! — Мамуль, он их космоваторов боится… — Ни от кого никакого толку! Один из Квантограма не вылезает, другая за дедом хвостом ходит. Когда ж вы, Мадара, уйдёте-то в уединение на Фудзи-Олимп, чтобы не досаждать семье? Мадара аж задохнулся: — Ни хреновые у тебя предъявы, женщина! Не дождёшься! Я Фугаку и Микото пережил, Обито пережил, Кагами и Шисуи пережил, и тебя как-нибудь переживу! Тоже мне, Учиха выискалась! Сарада нахмурилась, материным жестом разминая кулаки, но Сакура порешала сама. Развязала полы́ и рукава кимоно, медленно стянула с волос полотенце-тэнугуи, скатала его в жгут и взвесила на ладони. И подошла так медленно-медленно, и сказала так вкрадчиво-вкрадчиво: — А вы бы, склерозник, берега не путали. Я сама-то под Сенджу ходила, из универсамовских, сечёте на? Ну вот и не рыпайтесь. Батрачу на вас, фраеров ушатанных, родила вам наследницу, пиарю доброе имя Учиха, вожусь с этими гребучими шаринганами, чтоб их фитофтора похерила, и не шароеблюсь по округе в поисках хахаля! А мужика у меня уже лет десять не было, чтоб вы знали! — и ногой зафутболила мешок с комбикормом в воронятник. Тот развалился, npc-вороны разлетелись с карканьем и перьями во все стороны. — Чё буркалы лупите? Обосрались? Саечку за испуг! «Крутая маруха, — поневоле восхитился Мадара. — Надо брать! Зря я её кошмарю, баба в хозяйстве не помешает». На Итачи её, что ли, женить? А то валандающийся в каких-то звезденях Саске — не вариант, а ну как Сакура с ним и правда разведётся и уйдёт? И кто клану Учиха будет готовить, обстирывать и обглаживать? — Базару нет, помозгую что-нибудь с работягами, — пообещал Мадара. — Вот помню, когда нас замели на Курильских кратерах, закрыли в каталажку, местные гайдзины меня научили варить «ши»! Или «си», Поливанова шепелявого на них нет! Это, доложу вам, такой мисо-суп, ум отъешь! Никто не откажется. Подогреем работяг… — И подольём шаринганный сок? — подхватила Сарада, поправляя на плече ватник. За который мать устала её ругать. Что, мол, ходишь как путана. Причём дешёвая. Хоть ещё что-нибудь на себя надень, пусть даже меховую шапку, семейную реликвию, между прочим! — Со слабительным эффектом? Галлюциногенным? Приворотным? — Просто яду, — фыркнула Сакура. — Итачи! Итачи, иди своих каркуш лови! — Не-е, мала́я, обойдёмся без мокрухи, — подмигнул Мадара. На кухне Мадара первым делом прислонил к нано-мобило-волновке (название временное) гитару. Из мяса в криодильнике обнаружилась только журавлятина, которую он сразу отмёл. Окорок Тон-Тон трогать запретили, ибо «на Танабату». Потому варить странные «ши» было решено на баночной красной фасоли. Сарада крутилась рядом, перенимала опыт по устранению клиентов и параллельно грызла соломку «Покки» со вкусом ароматизатора, идентичного натуральному. — Так, что ж там ещё нужно… — права была Сакура насчёт его склероза, даром что два года отучилась на меде, пока не ушла в бессрочный академ из-за пуза. — Лук… порей, есть такое. Картофан… ну вот зацени, мать всё извела в салат с тунцом! Заменим на пепельный батат. Внуча, а ну подсоби деду, помой, почисти, настрогай, ну ты в курсах, да? Соль, паприка, лавровый лист… Сакуровские листы подойдут. Морква и капуста, морква и капуста… Да что за нахрен, за что ни хватишься, ничё нет, даже цветной! — Санкции, — пожала плечами Сарада. — Херанкции! Где там заказ Итачи? Возьмём морковчу, а это чё за сопли? — Ким-чи, — отозвалась Сарада. — Пекинская капуста в специях. — Капуста, говоришь? Ну сойдёт, — Мадара уселся на дзабутон, подтянул гитару. — А ты уже сочинил плясовую гагаку? — полюбопытствовала внучка, расстилая рекламные флаеры скидок и акций и чистя над глянцевой бумагой батат. — Ты ж хотел выступить на Азиовидении и поднять кучу бабосов! — Вот ещё, упало мне это Азиовидение… Тереться с этими петушилами в перьях и крашенными корейцами. Мальчики-зайчики, докатились, млять, век бы им богемы не видать! Мало мне Итачи! Вот в нашей молодости отпинали бы таких в ближайшей подворотне! — Не знаю, я больше дэт-метал люблю, — Сарада активировала вшитый под кожу коммуникатор. — Это которые: «Гниль и чернота, у! а!» — Дед, а у тебя ничё так гроул.А не спеть ли нам песню о-о-о любви,
И всю жизнь получать /с неё одной/ го-оно-орар!
— пропел Мадара. — Вот о чём мечтаю. А вдохновения всё нет и нет… — Зато понтов полно, — подколола Сарада. Где Саске колобродит, она ж такими темпами вся в мать вырастет! — Когда будет рецепт отравы? Я врубила запись, чтоб не забыть. — А ты вперёд звездолёта не мчи, а кроши ким-чи. Бортанула меня, значит, муза… — Да возьми любую папулину, из роботов. Хоть свинарку Ино, хоть комбайн Тамаки, хоть мотоблок Чино или пылесос Нахо, да даже личную секретутку Карин… — Много ты шаришь за настоящее искусство! За танцы… эх, жаль, меня артрит разбил! Или за музло. Вот прям хоть письмо пиши, на Парнас музе… допустим, Леонидии, раз уж этих шалав греки выдумали, на Пегасовку, 15. Фудзи-Олимп у нас из окон виден, значит, и музы прям в двух шагах прописаны. Не думай, Леонидия-сан, что я пишу тебе, потому что скоро Танабата, а ты вроде как торчишь мне подарок. Не надо, чего уж там! Хотя приятно было бы… Я-то тебя поздравлял с Белым днём. Э, ладно! Как ты без меня? Я скучаю, вот допишу письмо и завалюсь дрыхнуть в гамаке. А как мы с тобой засиживались до трёх ночи над очередным пенным… э-э, очередной пестней! Вокруг тишь, родичи сопят, а у нас такие страсти, нам обоим и не снилось! Ты помнишь? Я помню. А та исписанная салфетка, которую я стыбзил из идзакая? А арты ИИ в школьных учебниках? А стих, сочинённый прямо на стрёме? Это всё по твоей милости! Да, ты подгаживала регулярно, но как мне это нравилось! Если уж до тебя не доораться, можно побиться лбом о гитарыча, вдруг случайно сбацаю Либертанго? Вряд ли, скорее, сотрясение заработаю, хотя-я… если нет в башке мозгов, сотрясать и нечего. Без тебя у меня всё через жопу. Ты лентяйка, ять, и всегда косила от музовских обязанностей, но, как-никак, помогала одним присутствием. Я знал, что ты дрыхнешь на футоне, и сочинялось легче. Когда ты не спала, мы резались в визуалки, флудили на форумах или зырили фильмы́. А когда я заикался заняться, наконец, делом, ты лепила отмазы, что щаз загасишь последнего монстра / опустишь чела, который не прав / узнаешь, чем эта голливудская бредятина закончилась, получишь от этого невменическое вдохновение, и мы такого настрочим, такого!.. Я, знаешь ли, до сих пор жду. Обещанного ждут три года, прошло уже пять. Да, мы крепко изменились, а ведь раньше всё было по-другому! Мы ж с первого класса вместе, ты сочиняла разные песняки, я их тут же горланил, донимал предков. Сколько рисованных нот мы издали в единственном экземпляре, и на всё хватало и времени, и сил, и вдохновения сраного! Если совсем прижмёт, я полистаю те ноты, может, и тебе сканы подогнать? Ты имеешь на них право, как соавтор. Не думаю, что тебя за это ерундворчество на Парнасе зачмырят. Так подогнать? Ты хорошенько поразмысли. Ну и что, что налик не поднимешь, меркантильная ты моя! Были у нас и победы. Солка на школьном фестивале, первое место в поэтическом конкурсе на тему экологии, берегите природу, мать вашу! Я не возбухал, но тебе подавай бо́льшего. Гонорары покоя не давали, точнее, их отсутствие. Потом что-то ёкнулось. Даже знаю, что — тебе стало впадлу вкалывать. Я как-то не всекал, что твоё имя от слова «лень», хотя ты и мансила, что в прошлых жизнях крышевала Басё, Кадзиуру Юки и Stray Kids. Даже не краснела, но я молчал в тряпку, жалел, догадывался, что тебя с Парнаса попёрли, потому что ты раздолбайка. Только не обижайся, на правду не обижаются! Ты носила футболку и шорты вместо туники, пела так, что на улице подвывали шавки, а на сямисэне и в натуре играть не умела, хотя таскала с собой по долгу службы. Всё равно своя, родная, уж какая есть… А потом нам стукнуло по двадцатнику, и можно стало дуть пивасик. Я привык напарываться на пустые банки и примирился с твоими прыжками на диван со всего маху, и даже с тем, что ты смотрела спорт по телику вместо того, чтобы отжарить новую песню. О шедеврах не прошу, хотя ты заливала, что мы всем покажем (не знаю, что), горы свернём! Походу, золотые, но ты столько их наворотила — хрен одолеешь! Но мне ли борзеть? Я ведь тоже спорт уважаю… зырить… лёжа на диване… Только ты меня турнула на кресло, ну ничего страшного. Сколько раз мы за наших болели… может, благодаря нам они и выигрывали, а? И пусть за это время нифига не насочиняли, всё равно дни просраны не зря. Корю себя только за то, что оформил тебе подписку на J-Music. Ты так слёзно молила, что сямисэн — это старьё и отстой, и я сжалился. Но ты не рассчитала силы, стоило тебе забрякаться на обожаемый диван, нацепить наушники с кошечкиными ушенциями и врубить музло, как тебя одолевал сон, а растолкать спящую музу — дохлый номер. Хотя ты и здесь впаривала, что будешь записывать сновидения, и мы начнём пахать на ниве сюрреализма. Напахали от силы два аккорда… Признаю, порой на тебя нападала жажда действий, и тогда работа кипела! А наши бейболисты без твоей моральной поддержки продували. Закончилось всё тогда, когда накрылся винт с нашими треками, как назло накануне экзаменов, пришлось в аврале заново набивать доклады. Но я не в обиде. Вот за что не извиню, так это за сцены ревности, которые ты закатывала всякий раз, когда у меня появлялась девка. Ты из кожи вон лезла, грузила работой, превращалась в фонтан идей! Но меня не хватало на вас обоих. Она всё-таки человек, пойми, ей нужно внимание… да в конце концов, она может в кинцо сводить за свой счёт! А ты муза, чо с тебя поиметь? И всё-таки я тащился по вам обеим… а вы друг с другом сучились, а разорваться я не мог… Ну, проехали. Честно сказать, в крайние дни от тебя не было никакого толку. Закатила забастовку, причем не объяснила, из-за чего, а теперь сдриснула и «покеда» не сказала. Я остался совсем один. Убрал пустые банки, и знаешь, так в хате стало тоскливо… Отзовись! Может, предложили денежную работу — модного режиссёра опекать? Или ты, лярва такая, нашла другого гитариста-трахариста? А как же я? А наши литературные дети? Посчитать, сколько их? Вся наша многодетная семья тебя помнит, а ты нас динамишь! Муза, ты не думай, что я тварина неблагодарная. Я согласен и в одиночку ломать горб, вот гадом буду, даже привыкаю потихоньку, но украдкой всё равно оглядываюсь, жду, что врубится ящик, ты объявишься на диване и по привычке запустишь сямисэном в моего кота Денку. Но я тебя, дурилку картонную, всё равно люблю. Возвращайся скорее! Приуныла, внуча? Ну что, готовы «ши»? Что-то пахнут как-то не так. Ну да ладно, специй напузырь побольше. И марсианского спайса тоже! Хороший спайс вкус и запах перебьёт! Всё, хватай кастрюленцию, — сам Мадара повесил за плечи гитару, — пойдём стрелу забивать и угощать наших ворогов. А мы пойдём на север, а мы пойдём на север… — А в чём план-то, я не поняла? — нахмурилась внучка, зажимая подмышкой упаковку «Покки» и чекушку рамунэ. — А в том, что после такой потравы у всех гастрит будет и язва, ушкандыбают на коечку, а мы тут без охраны их технику раздолбаем или на Космовито загоним… А там, глядишь, и папашка твой непутёвый припрётся. На северной окраине тарахтели беспилотные космоваторы и трёхногие дроны рубили заграждающие деревца, так что сквозь голограмму летнего денька проступала реальная красная пустыня. Такими темпами ни одной сакуры не останется, чтобы обнять после попойки, разве что живую, но та, как пить дать, вмажет промеж глаз. Скучно пахло рисом. Ну правильно, эти гастарбайтеры со стройки только рисом и питались, а тут — нате, целый таз домашних «ши»! Сарада пыхтела под тяжестью ноши. Вера в методы дедушки пошатнулась, но до конца не выветрилась. Мадара улыбался, бренчал на гитаре и мурлыкал любимое:И снова седая ночь, и только ей доверяю я…
Как вдруг…Знаешь, седая ночь, ты все мои тайны…
— раздалось в ответ. — Дарыч? Дарыч, ты? Мадара не поверил глазам. А потом надсадно заорал во всё горло: — Хаширамо-о-о-он! — Дарыч! — Хаширамо-о-он! Сарада едва отскочила в сторону, когда из рядов гастарбайтеров выбежал заросший старикашка в оранжевой жилетке. Остановились дед напротив деда, чуть не плача и дубася друг друга по плечам. — Дарыч, Сучиха, ты-то тут откель? — А ты, пень патлатый? Ты ж пожизненно чалился! — Да вот песчаный карьер рою за амнистию! Это чё за чувиха? А не рановато ли пить-курить? Сарада свободными большим и указательным вытащила изо рта палочку «Покки» и отсалютовала зажатой между ладонью и тремя оставшимися пальцами чекушкой газировки. — Тебе б так жить, с сигарами и «Ямадзаки», старый ты пень! Внуча это моя! — с гордостью сказал Мадара. — Сарада, а ну подь сюды, это брателло мой, Хаширама! — А я со своей внучкой только по скайпам базарю. На олигарха отучилась. Работает по специальности! Дарыч, так это что ж, твою фатеру мы тут в асфальт закатываем? Ну чума! — Дедушка Хаширама-сан, — Сарада поставила на бетонную чушку кастрюлю, из которой поднимался ядовито-красный пар. — А вы не отодвинете работы на пару километров севернее? Вам-то без разницы, а нам хорошо. А я взамен адресок черкну кое-каких Узумаки… которые «Коноха Энтерпрайз» у Сенджу отжали… — Херня вопрос! — загоготал Хаширама. — Ну точно твоя кровь! Эй, мужики, айда сюда, нам хавчик притаранили! Девчуль, ты б метнулась ещё… чтоб горло просушить… а то горят трубо, башка бо-бо, спасает только ситро. — Если ради такого дела… — потеребила чокер на шее Сарада, — то в виде исключения можно. Саке на вишнёвых косточках подойдёт? Сама наплевала. — И эта… Сётю на канифоли из чулана мазани, заполировать. Личной перегонки! — крикнул вслед Мадара. Стройработы и правда были передвинуты. Подумаешь, неправильно рассчитали координаты из-за наклона марсианской оси! Но перед этим вся гоп-компания граждан-алкоголиков-тунеядцев загремела на неделю в больничку, потому что ушлая Сарада, сомневаясь в дедовой методике, на всякий случай варила знаменитые «ши» на воде, слитой из реактора.