меня часто спрашивают как я научилась быстро трезветь.
я часто отвечаю: капут.
почему капут — второй по частоте вопрос.
потому что гитлер — второй по частоте ответ.
коротко говоря я всегда увиливаю.
но бумаге поведаю.
в конце концов все равно нечем топить камин…
***
февраль.
четверг.
03:12.
— прежде, чем ты снова повесишь трубку, я озвучу страшную вещь, — негромкий голос с оттенком подлинной тревоги нервозно дрогнул.
последняя сигарета, зажатая длинными пальцами, догорала адским огнём. юный, ледяной месяц кривился в странной полуулыбке. ветер бился в истерике, срывая концертные афиши с застывшего стекла…
неуютно.
— я не знаю, что ты снова удумала, но если ты наивно полагаешь, что посреди ночи я буду…
— будешь, — мимолетная неуверенность превратилась в мёртвую сталь. в эту же секунду сигарета была импульсивно добита нежной кожей тонкого запястья, — чему быть, тому не миновать.
— диана… — на том конце было мрачно. устало. холодно.
— ты редко зовешь меня так, — рука потянулась за бутылкой крепкого алкоголя, — совсем отвыкла, да? — отчаянная улыбка едва коснулась губ.
— оставь меня уже наконец. будь верна хотя бы своим решениям, — грубо вышло. очень. но битва в доспехах всегда сопровождается лязгом металла.
крайняя ссора всё разрушила окончательно: очередное расставание с разбитыми ожиданиями, несдержанными обещаниями и пустыми грёзами.
тяжело.
очень тяжело.
— я умираю, — голос стал тише. нежелание вновь улететь в сброс вынудило на радикальные меры. пьяная провокация, — недолго мне осталось, свет…
— да-да. мужчины, семья, дети, «умираю» и другие мифы древней греции. хватит, динь.
просто хватит, — по ту сторону разбитого экрана не возникло ни капли страха. пугающее безразличие — и только оно.
— ты повесишь трубку, даже несмотря на то, что я сказала о своей скорой кончине? сурганова! если ты посмеешь так поступи…
гудки.
короткие, повторяющиеся, навязчивые.
в шестой раз.
и это только за последний час.
границы терпения оказались безвозвратно уничтожены.
телефон улетел в сторону.
вместе с ним последние надежды, самообладание и трезвость ума.
ручка.
блокнот.
виски.
иного не оставалось.
ахеревшая сурганова снова строит из себя гордую суку. пытается обвести вокруг пальца и меня и себя саму. когда-нибудь я подарю ей телефон в котором нет функции сброса звонка. заставлю братьев китайцев изобрести такой.
я невинна как ангел
виновата.
признаю.
но я думала о том, как будет лучше ей самой…
а оказалось плохо всем.
за окном, кстати, красота.
за окном дерьмово.
да и вообще дерьмово.
потом еще утро… чёртово похмелье… отрезвление…
ненавижу.
бумага даровала успокоение.
классический рецепт арбенинской медицины.
однако это успокоение оказалось секундным — классический срок арбенинского терпения.
телефону досталось сильно.
но кому сейчас легко?
подняв бедное устройство с пола, диана, не долго думая, опять нажала на привычный номер.
гудки.
и снова. и снова. и снова.
гудки.
— да что же ты за дрянь такая, света, — злобно прошипела арбенина, меняя линию и номер.
область сознательного стёрлась глубиной сердечного.
отступать было некуда.
и снова ночь. луна. ветер.
и снова афиши самолётами с окон…
и снова такси, и снова цветы, и снова закрытая дверь.
стук.
нерешительный, но хулиганский.
стук.
настойчивый, но робкий.
стук.
дробью барабанной в такт сердечному ритму до отказа.
— динка? — бровь приподнялась в изумлении. пальцы дрогнули в осознании. душа ушла ниже пят.
— эти цветы я купила ещё утром. не тебе. себе. но будут тебе. не мне, — слова посыпались пулемётом. эмоции хлынули летним дождём. цветы были настойчиво вручены.
бросив пренебрежительный взгляд на незнакомую пару обуви, диана сделала несколько уверенных шагов и оказалась внутри квартиры.
— месяца не прошло, а уже водишь чужих в постель? — по-собственнически строго, по-мартовски ревностно, по-женски обидчиво, по-человечески болезненно выпалила диана, — или покупаешь лодочки сорокового размера для того, чтобы я тут с ума сходила?
— ты совсем спятила? умом тронулась? альцгеймер ранний настиг? — возмущению не было предела. обида кипела в жилах. кровь стыла.
— это тебя, сурганова, настигло что-то. что-то под названием «ахуела под старость лет», — крепко схватив свету за воротник футболки, диана развернулась.
сурганова, вопреки своим ожиданиям, оказалась между ледяной стеной ненавистной квартиры и горячим телом любимой женщины.
— ну так и кто на этот раз? молодая девчонка-оператор или, прости господи, элла? а может, наша общая знакомая, вот только не дай бог тёзка — сюжет стар, как мир, наскучило, — взгляд мутнел от ревности, любви, обиды и тоски. пальцы крепче сжимали воротник, ноги сокращали дистанцию.
— ты пьяная эгоистка, — прошептала света, пытаясь стабилизировать дыхание. она прекрасно понимала: бороться с хваткой дианы бессмысленно, — вошло в норму бросать меня и вот так вот нагло потом возвращаться, да?
— повторяю, кто у тебя в спальне, сурганова, говори, или я разнесу всю твою квартиру вместе с любовницей, — дистанция сократилась до неприличия. взгляды метали молнии. напряжение в воздухе достигло своего максимума.
— убирайся к чёр… — света вновь оказалась прервана.
на этот раз быстрым, но пылким и ревностным поцелуем.
— господи, сумасшедшая, — прошептала сурганова, с трудом отстранившись. пульс побил все рекорды: сердце рвалось из груди со страшной силой. обиды обидами, но арбенинские чары — это арбенинские чары…
рассерженно покачав головой, диана по-дерзки, но с трепетом отодвинула свету в сторону и вихрем прошлась по длинному коридору.
запах чужого парфюма, пусть и казавшегося знакомым, разъярял, убивал, заставлял сходить с ума от жгучей ревности.
всё, чего хотелось: найти и убить «чужую», а потом наказать и спрятать в объятиях «свою».
с силой открыв дверь, арбенина бесцеремонно вошла в спальню и..
— лия давыдовна?…
ещё никогда в жизни диана арбенина не трезвела с такой скоростью, как в тот злосчастный момент.
впоследствии имя великой сургановой старшей окажется вписано в большой справочник «арбенинская медицина», как лучший способ прийти в себя после дикого запоя.
— да уйди же ты, дурочка, — света резко потянула диану за локоть и закрыла дверь, — разбудишь мамулечку, она и без того беспокойно спит последнее время…
диана молчала.
впервые за весь вечер, безмолвно застывшая, она стояла без возможности произнести хотя бы слово.
эмоциональная палитра от стыда до облегчения; от агрессивного собственничества до невинного неудобства; от пьяной бессознанки до трезвого осознания — всё это в один миг обрушилось на помутневший рассудок арбениной.
— я.. — неразборчиво запинаясь, начала диана, — я в общем.. зачем приехала-то… я приехала сказать, что.. что это, — нахмурив брови, арбенина старалась найти хоть какие-то слова, — что я.. умираю, да. уже умерла, если быть точнее. салют. ой. нет. капут!
***
да.
меня часто спрашивают как я научилась быстро трезветь…
в общем и целом: капут.
