Sunlight

Октябрь, 1998 Гермиона никогда даже и не думала о том, что этим все закончится. Такое могло случиться с кем угодно, но только не с ней. Наверное, так все всегда и думают. А потом происходит то, что переворачивает жизнь с ног на голову, ломает все планы и вынуждает приспосабливаться. Она уже свыклась с тем, что ничто не будет как прежде. В конце концов, прошло уже пять месяцев – у нее было время. К тому же, если поначалу не верилось, все казалось просто сказочным сном, то сейчас доказательства того, что все реально, были, так сказать, налицо. Небольшой живот выделялся под тонким шифоновым платьем. Она сильнее укуталась в пальто, поправляя шарф, и двинулась вдоль пруда. В детстве она часто гуляла здесь с родителями, а теперь приходила одна, чтобы собраться с мыслями и покормить прожорливых уток. Это стало ее ежедневным ритуалом, невзирая на погоду. Затем она возвращалась в свою пустую квартиру, где уже поджидал кто-нибудь из друзей, чтобы заставить ее поесть и просто поддержать, скрасить одиночество. Гермиона была слишком худой, а живот был чуть меньше, чем должно было быть по срокам. Сначала недостаток веса был следствием их долгих скитаний в поисках крестражей, а потом – из-за нервного истощения. Целители уверяли, что пока все хорошо, но ей стоит заботиться о себе и малыше, выдавали кучу укрепляющих зелий. Она и сама понимала, что ей нужно больше положительных эмоций, больше сна и еды. Но организм будто впал в спячку – он функционировал, но нуждался в минимальных средствах для жизнеобеспечения. Молли заходила каждый вечер, принося домашнюю еду и возмущаясь тем, что она себя не бережет. Ей даже предлагали переехать в Нору, но Гермионе хватило месяца после войны. Никто ничего ей не говорил, конечно, не упрекал, но она замечала косые взгляды и перешептывания. Поэтому, сразу после того, как им выплатили крупную сумму, как Героям войны, Грейнджер сняла квартиру в магловском Лондоне, подключив камин к сети. Гарри, который был единственным, кто знал ее историю от начала и до конца, поддерживал, как мог. Он не упрекал ее, не винил в том, что скрывала и утаивала многое весь шестой курс. Не ненавидел за то, что была в отношениях с врагом. Она была в ужасе от того, что произошло на Астрономической башне. Конечно, Гермиона знала, что что-то должно случиться, чувствовала. И не жалела о том, что призналась ему в любви незадолго до этого. Он не стал убийцей. Он не хотел и не стал. Это было главным. Они встретились в лесу Дин, недалеко от того места, где друзья разбили лагерь. Драко выглядел еще более осунувшимся, щеки впали, но он был жив, она не заметила видимых последствий пыток или чего-то подобного. В тот день у них было всего десять минут, чтобы увидеть друг друга и убедиться, что никто не пострадал. Они не говорили о том, что случилось в Хогвартсе. Затем было еще несколько встреч в заброшенном домике лесничего. Пару раз Драко рассказывал о том, что услышал в Мэноре – однажды это помогло избежать егерей. Он не был приближен, поэтому не располагал информацией. Потом был слишком долгий период тишины, потому что ему пришлось вернуться в Хогвартс. Гермиона вспоминала о нем, теребя кулон на шее, смотря за звездное небо, как они часто делали. А затем наступила весна. Тогда их поймали, тогда ее пытала Беллатриса. Гермиона помнила пустые серые глаза – он смотрел прямо на нее, не отводил взгляда до самого конца. Это было единственным, что он мог. Она не винила его в бездействии, потому что понимала, что чокнутая ведьма убила бы их обоих. Ее – за происхождение, его – за измену. Они смогли выжить, смогли выбраться. Дальше события развивались слишком стремительно, но все же ей удалось увидеться с Драко еще два раза, потому что в школу он не вернулся и мог незаметно исчезнуть. Последний раз был незадолго до Финальной битвы. Тогда все и случилось. Сначала Гермиона винила в плохом самочувствии стресс и загруженность после победы – она ходила с друзьями в суд чуть ли не каждый день. Тошноту списывала на ставшее нормальным питание – желудок ведь не мог приспособиться быстро. А потом ее заклинанием просканировала Флер, и все встало на свои места. Когда вскрылось, кто отец будущего ребенка – Рон впал в истерику. В порыве ярости он высказал ей столько всего, что в ужасе были даже его родители. После этого Гермиона перестала покидать комнату, которую ей выделили. Она вышла лишь раз, ведь Драко судили. И она не могла не прийти. Гарри собирался свидетельствовать в пользу Нарциссы, но после рассказа подруги решил выступить и на стороне Малфоя. Она не знала, как его благодарить. Казалось, заседание прошло мимо нее – девушка помнила все крайне смутно. Держать лицо было сложно, когда она увидела, как его – изможденного и грязного – приковали зачарованными цепями к стулу в зале суда. Гормоны бушевали и она едва сдерживала слезы, не давала выпасть из реальности лишь рука друга, крепко сжимающая ее ладонь. Нарциссу оправдали, назначив лишь месяц домашнего ареста и контроль палочки впоследствии. А Драко осудили на три месяца в Азкабане. Решили, что это будет нижний уровень – там реже бывают дементоры. Его спасло то, что он не смог убить Дамблдора и не опознал их в поместье, потом еще и передавал сведения пару раз. На метку закрыли глаза в силу того, что он был несовершеннолетним, когда ее принял. Но Империус, и то, что он впустил Пожирателей в Хогвартс, простить ему не смогли. Считалось, что три месяца – ничто по сравнению с тем, что могло бы быть. Гермиона видела его взгляд, прежде чем он исчез вместе с аврором в вихре аппарации. В нем было обещание – продержаться, вернуться. Найти ее. Она знала, что посещения были запрещены, поэтому написала письмо. Грейнджер хотела дать понять, что дождется его, что все еще любит. А еще рассказать о ребенке, дать ему дополнительный стимул бороться. Но ответа не было. Как и на все последующие послания. Не выдержав, Гермиона назначила встречу Нарциссе. Прошел уже месяц и женщина могла перемещаться спокойно. Девушка надеялась, что сможет узнать хоть что-то. Важнее всего было услышать, что с ним все в порядке. Глядя на лицо ведьмы, можно было сделать вывод, что она знала об их связи. И не была в восторге. А услышав о беременности, Нарцисса предложила лишь галеоны, чтобы все прекратить. – Раз он не отвечает на ваши письма, значит не хочет. Драко скоро вернется домой. Ему нужно будет восстанавливать связи, возвращать семье былое величие. Мы не нуждаемся в наследниках-полукровках. Это разбило Гермиону. Значит, он решил, что лучше с ней не связываться. Проще просто оборвать все связи, чем объясняться. Но тот взгляд. Гермиона Грейнджер была сильной ведьмой. Как бы он не отнесся к ней, ее любовь не могла исчезнуть за мгновение. Ей было больно, но ребенок внутри нее не был в этом виноват. Она знала, что оправится, что сможет вырастить и одна. У нее были друзья, готовые помочь. Просто требовалось время. С ее родителями работали целители разума, медленно возвращая память, и ведьма размышляла о том, чтобы просто уехать вместе с ними и ребенком, когда тот родится. В конце концов, прошло уже почти два месяца с того момента, как Драко Малфой покинул холодные стены Азкабана.

***

Раньше Драко любил море. Теперь он его ненавидел. Целых три месяца волны шумно бились о стены тюрьмы, а ветер приносил сквозь крохотное окошко под потолком запах соли. Темнота стала его другом. Сырые стены заставляли его сжиматься на драном матрасе в поисках тепла, которого не было. Надзиратели тоже его «особенно любили». А кто-то еще считал Волдеморта извергом. Подобных личностей хватало и на светлой стороне. Драко использовал окклюменцию из последних сил, не давая себе сойти с ума. Тело – лишь оболочка, которую можно залатать, заштопать, чтобы привести в нормальный вид. Боль в твоей голове. Так он себе говорил, прячась за толстые стены своего разума. Казалось, что он почти не выныривал в реальный мир, ведь в воспоминаниях было спокойно. Там было хорошо. Картинки ярким калейдоскопом сменяли друг друга. И везде была она. Теплые шоколадные глаза, ласковая улыбка, россыпь веснушек на носу и звонкий смех. Бархатная кожа под его пальцами, мягкие кудри и сладкие губы. Гермиона Грейнджер стала его светом. Ярким солнечным лучом, который внезапно прорезал тьму, из которой, как он думал, не было выхода. Ее близость дарила ему покой. Он цеплялся за нее из последних сил, ведь однажды почувствовав тепло, ты не захочешь его терять. Он знал, что посещения были запрещены, да и не хотел бы, чтобы Гермиона появлялась в подобном месте. Драко ждал письма, живя только этой мыслью первую неделю. Но она не писала. Он ждал еще неделю. Еще, еще и еще. От Гермионы не было вестей. И это очень его пугало. В голове вертелись миллионы вопросов, страх сковывал тело – Малфой никогда так не боялся даже за себя. Вдруг их связь сказалась на ней? Все ли с ней в порядке? Драко было невыносимо видеть ее во время заседания суда – исхудавшая и разбитая, она едва сдерживала слезы. Малфой мысленно благодарил Поттера за то, что не оставил ее. Когда пришло письмо от матери, он ухватился за него, как за спасительную соломинку. Ему разрешили написать ответ лишь один раз, и единственное о чем он попросил ее – узнать о Гермионе. Хоть что-то. В следующем письме мама написала, что Грейнджер не захотела выходить с ней на связь. Драко ничего не понимал. Что могло случиться? Он метался по камере, меряя ее шагами по десятому кругу, и накручивал себя. Однако между строк мать намекнула, что, быть может, ей попросту не нужен осужденный Пожиратель? Она ведь теперь Героиня Войны. Сомнения начали пожирать его, ведь та Гермиона, которую он знал, которую любил, не поступила бы так. Кто угодно, но не она. А затем прошел еще месяц, но она так и не объявилась.

***

Когда спустя три месяца он вышел на свежий воздух, то подумал, что задохнется. Тело сотрясал озноб, а глаза, привыкшие к тьме, резало от света. Появившись дома, он не разговаривал с матерью, отправившись прямиком в спальню. Блага, бывшие для него когда-то привычными, теперь казались чудом – горячая вода, еда и мягкая постель. Кто бы мог подумать. Следующие сутки он пролежал в кровати, свернувшись под одеялом и размышляя о том, что делать дальше. Его душа рвалась к Гермионе, он хотел аппарировать к ней сразу, как только переступил порог тюрьмы и оказался на свободе. Но нужен ли он ей теперь? Если таково было ее решение – забыть о нем – то он примет его. Драко слишком любил ее, чтобы ненавидеть. Эта ведьма пережила слишком многое и заслуживала счастья. Заслуживала жить в мире, который примет ее, за который она боролась насмерть. И как бы не разрывалось его собственное сердце от боли и тоски – он отпустит ее. Девушка приходила к нему во снах, словно самое прекрасное видение. Губы кривились в улыбке, а в темных глазах плясали смешинки. Ее мягкий голос звал его, и он так хотел пойти, но ноги словно приросли к месту и он был вынужден наблюдать, как она уходит. Драко вскакивал с постели в холодном поту, теперь темноту спальни всегда прогонял ночник, стоящий у изголовья. Дни слились в одно серое пятно. Он не выходил на улицу, ел в своей комнате и все время читал, устроившись в подушках. Встревоженная мать приходила каждый день, пытаясь вытащить его из кокона, в который он себя заключил, но безуспешно. Восстановление статуса семьи едва ли было для него теперь причиной. Литература затягивала его, увлекала, помогая абстрагироваться от реального мира, в котором ему не хотелось появляться. А еще она сближала его с Гермионой. Драко читал каждую газету, что вышла, пока он был в Азкабане, но она появлялась только в самых первых. И если Поттер и Уизли все еще появлялись на страницах прессы, то девушки с ними не было. Она словно исчезла, не оставив следа. Так начался второй месяц его пребывания на свободе. Выйти из поместья его заставили семейные дела. Одним осенним утром к ним заявился гоблин из Гринготтса, заявив, что Драко, ставший теперь полноправным владельцем всего состояния, должен явиться в банк и решить некоторые вопросы. Так как Люциус получил пожизненное, на младшего Малфоя легла вся ответственность. И вот сейчас он стоял перед зеркалом в просторной ванной и смотрел на свое отражение. Эльфы привели его в порядок, одев как подобает и срезав отросшие волосы. Внешне он походил на себя прежнего, разве что – более худого, но внутри царила полная неразбериха. Драко не знал, кем он теперь является и что ему нужно делать. Он чувствовал себя потерянным. Поход в банк прошел, как и предполагалось – под шепотки и косые взгляды. Его преследовали вспышки колдокамер, но парень не обращал на это внимания. Решить дела и вернуться домой. Однако из-за некоторых документов ему пришлось наведаться еще и в Министерство. На миг ему показалось, что в толпе он увидел растрепанную шевелюру Поттера. Но, как выяснилось спустя всего два часа – ему не показалось. Гарри-чертов-Поттер появился у ворот Мэнора и настойчиво просил его впустить. И Драко не противился – на самом деле ему было даже интересно. А вот то, как напряглась при его виде мать, заставило Малфоя задуматься. – Поттер. – Малфой, – зеленые глаза зло блеснули, к удивлению Драко. – Мне нужно с тобой поговорить. – Что-то важное? – мама включилась в разговор, от напряжения не осталось и следа. – Наедине, – Поттер многозначительно посмотрел на него. – Ладно, поднимемся в кабинет. Они молча поднялись на второй этаж и вошли в кабинет Люциуса, который теперь принадлежал Драко. Он наложил заглушающие чары, поворачиваясь к разозленному волшебнику. Его не отпускало дурное предчувствие. Поттер не заявился бы просто так. – Итак? – Ты такой ублюдок, Малфой, – выплюнул Гарри. – Как ты мог так поступить с ней? После всего, что между вами было! Ты, может, и решил забыть обо всем и вычеркнуть их из своей жизни, но мог хотя бы сделать это лично! Но ты все тот же трус, каким и был! Ей нельзя нервничать, но она до сих пор в депрессии и становится только хуже! – Поттер выдохнул, поправляя очки. – Будь человеком, Малфой. Будь человеком, и скажи ей лично, что она больше тебе не нужна. Драко пораженно уставился на незваного гостя. Мозг лихорадочно пытался обработать полученную информацию. Ничего, черт возьми, не сходилось. – Постой-ка, Поттер, – он поднял руку, останавливая очередной поток ругани. – Это я ее бросил? Я трус? Она не написала ни одного письма за три месяца моего заключения! Она не захотела встретиться с моей матерью. – Что? – в зеленых глазах мелькнуло сомнение. – Она писала тебе, Малфой, множество раз. И она виделась с твоей матерью… Так вот, в чем, блять, дело! Драко с подозрением наблюдал за метаниями парня. Тот растрепал свои волосы еще сильнее, лицо выражало крайнюю задумчивость, будто он мысленно сопоставлял что-то. – Что все это значит? – он начал выходить из себя. А затем в мыслях мелькнула фраза, за которую зацепился его мозг. – И что ты имел в виду, говоря «вычеркнуть их»? – Так ты ничего не знаешь, – прошептал себе под нос потрясенный Поттер. – Гермиона беременна, Малфой. Уже пять месяцев. И она встречалась с твоей матерью, когда ты не ответил ни на одно письмо, чтобы выяснить хоть что-то о том, как ты. Но Нарцисса заявила, что ты не хочешь отвечать, а когда выйдешь – будешь заниматься делами семьи. А, еще она заявила, что вам не нужен наследник-полукровка и дала деньги на то, чтобы избавиться от ребенка. Полагаю, твоя мать каким-то образом перехватывала ее письма. Драко словно ударили под дых. Ноги подкосились, и он рухнул в ближайшее кресло. Услышанное не укладывалось в голове, а дыхание сперло так, что невозможно было сделать вдох. – Малфой?! Эй, дыши! В следующий момент в его руке оказался холодный стакан. Ледяная вода опаляла горло. Гермиона беременна, Малфой. Уже пять месяцев. Полагаю, твоя мать каким-то образом перехватывала ее письма. Руки тряслись, и он не мог поверить в то, что услышал. Его мать не могла так поступить. Это же его ребенок. Блядство. – Эт-то правда? – язык не слушался. – Это правда, Поттер? – Абсолютная, – парень кивнул. – Ей очень плохо, Малфой. Она почти ничего не ест, мы забыли, когда она в последний раз улыбалась. Со здоровьем все пока нормально, но целители боятся, что такое состояние может навредить ребенку. – Я хочу ее увидеть! – Драко подскочил с кресла, пошатываясь. – Где она? Где ее найти? – Сейчас она спит, дома с ней всегда кто-то есть. И, как бы мне ни хотелось, я не могу сказать тебе ее адрес, извини, – Поттер бросил на него виноватый взгляд. – Но есть другой вариант. Каждое утро с десяти до одиннадцати она гуляет в Берджесс-Парке, это магловский Лондон. Ты найдешь ее у пруда. – Я… – Малфой снова присел. Было сложно обличить мысли в слова. – Спасибо, Поттер. Снова всех спасаешь, да? – Что бы вы без меня делали. Малфой, если ты действительно хочешь вернуть ее и все исправить, то поторопись – Гермиона собирается уехать в Австралию вместе с родителями после рождения ребенка, – парень двинулся к двери, но остановился в проеме, уголок его рта дернулся. – И, да, это мальчик. Дверь захлопнулась.

***

Этой ночью Драко не сомкнул глаз. Его мысли крутились вокруг Гермионы и слов Поттера. Он просто не мог поверить. Это все походило на какую-то гребаную шутку. Салазар, он станет отцом… Мальчик. У него будет сын от девушки, которую он любит до беспамятства. Воображение подбрасывало картинки Гермионы в положении, он представлял, как будет выглядеть этот малыш – будет он похож на него или на нее? По крайней мере, хотя бы одну свою фантазию он увидит уже через несколько часов. Вниз Драко больше не спускался, закрывшись в спальне с бутылкой огневиски. Мать пыталась увидеть его, хотела поговорить, но он молчал, словно она разговаривала с воздухом. Конечно, она поняла, зачем приходил Поттер. Но этому поступку не было оправдания. Драко не понимал, как родная мать могла поступить так с еще не родившимся внуком, с ним самим. Она ведь знала, как Гермиона дорога для него. Если еще вчера утром он не представлял, что будет делать дальше со своей жизнью, то после бессонной ночи он четко видел план и шаги по его выполнению. У него появился крохотный шанс на счастье. У них. И начнет он со своей матери. Драко спустился на завтрак, имея в запасе час до выхода – чтобы была возможность сориентироваться. Мать уже сидела за столом и выглядела неважно. – Доброе утро, дорогой, – улыбка вышла натянутой, а голос дрожал. – Здравствуй, – на лице Малфоя не дрогнул ни один мускул. – Я прошу тебя собрать свои вещи, мама, и в течение ближайших двух дней покинуть страну. Полагаю, – он положил салфетку на колени, – поместья во Франции тебе будет достаточно. – Но, Драко, милый… – И больше ты сюда не вернешься. – Ты! Да как ты… и все из-за этой гряз… – женщина резко встала, но не успела договорить, ее прервал стальной голос. – Не смей так о ней говорить, – он посмотрел прямо в голубые глаза матери, которые больше не светились теплом. – Как ты вообще могла допустить мысль, что можешь что-то решать за меня? Что можешь убить моего ребенка?! Он не повышал голос, тона, которым были сказаны эти слова, было достаточно. Женщина села на место и замолчала. Больше они не разговаривали. Драко переместился в переулок неподалеку от парка в десять минут одиннадцатого. Спрятав палочку, он осмотрелся и, заметив зеленые насаждения, двинулся в нужном направлении. Ты найдешь ее у пруда. С каждым шагом грудь сдавливало, а сердце ускоряло свой ритм. Он жаждал увидеть ее, услышать голос. Но он боялся. Что, если она не захочет его даже слушать? Или Поттер предупредил ее? Что, если ей станет плохо, когда она увидит его? Вопросы назойливо барабанили в черепную коробку, вызывая лишь головную боль. Вдалеке показалась мерцающая гладь пруда, возле которого в разных местах стояли люди. Уже через несколько шагов он мог различить силуэты. Гермиону он увидел сразу, замерев, как вкопанный. Словно его мир снова озарило солнце. Она пока не заметила его, бросая что-то плавающим у берега уткам. Даже излишняя худоба и грустный вид не делали ее менее прекрасной. Яркие лучи подсвечивали кудрявую копну, придавая волосам золотистый оттенок, на ней было длинное серое пальто, сейчас распахнутое, а под ним – легкое голубое платье с узором из цветов. Невесомая ткань не могла скрыть аккуратный живот, на котором лежала ее рука. Драко почувствовал, как руки снова начали дрожать, а глаза наполнились слезами. Он ведь мог потерять это, мог никогда не узнать. Они не были в браке, поэтому ребенок не появился бы на семейном гобелене. Он бы остался один. Сжав кулаки, чтобы скрыть дрожь, он глубоко вдохнул и быстрым шагом направился к девушке. Она услышала шорох гравия под его ботинками до того, как Драко остановился. Он видел, как ее рука дернулась к карману, где, вероятно, лежала палочка, когда она резко обернулась. И замерла. Карие глаза потрясенно распахнулись, а рот приоткрылся. Рука снова опустилась на живот, будто прикрывая. Они стояли, не двигаясь, и смотрели друг на друга, казалось, целую вечность. Драко заметил, как затрясся ее подбородок, а в глазах блеснули едва сдерживаемые слезы. Наплевав на все, он в пару шагов преодолел разделяющее их расстояние и рухнул перед ней на колени. Сверху донесся удивленный вздох, а затем всхлип. Он не смел поднять головы, чувствуя, как по щекам текут слезы. – Гермиона… – сдавленный хрип. – Мерлин, умоляю, прости меня. Если бы я только знал… Я бы никогда не оставил тебя, я бы… – Драко, – до боли знакомый голос звучал тихо. Он почувствовал, как пальцы нежно коснулись его волос. – Я знаю. Гарри рассказал мне. Пожалуйста, встань… Но он не дослушал ее, подаваясь вперед и прижимаясь щекой к ее животу, одна рука обвила талию, а другая легла на живот сбоку – аккуратно, едва касаясь. – Мерлин… Это… я не могу поверить, Гермиона, – он вскинул голову, она все еще плакала, но лицо озаряла улыбка. – У нас будет ребенок. – Будет, – она кивнула. Наклонилась, хватая его под локоть, и потянула вверх. – Драко, встань, пожалуйста. Малфой выпрямился, вновь становясь выше ее на голову. Салазар, она казалась такой хрупкой. – Прости меня, – Драко обхватил ладонями ее лицо, оставляя поцелуй на лбу. – Мне не за что тебя прощать, – шепотом в губы. – Пойдем домой.