Перерождение

      Для Махадевы Рита-Шивы не было ничего необычного в том, как поколения людей сменяли друг друга. Он был лишь аватаром, созданным для наблюдения за этим миром. За Порядком. Лишь осколком, отражением настоящего Бога, правителем Тамас-Виталы, вне времени и жизни… Стоя у небольшой колыбели, он смотрел на маленького Чандру. Чандра… Маленький наследник Дубеев, с полупрозрачными зелёными глазами. Словно светится изнутри своей будущей силой…       — Тебя ждёт великое будущее, маленький Дубей… А я буду наблюдать за твоей судьбой, — едва заметно улыбается Рита-Шива, невесомо касаясь тонкими пальцами смуглой щёчки. Малыш тут же заулыбался и протянул к нему свои крошечные человеческие ручки. Рита-Шива тихо вздохнул, качая головой, — Как печально, что в будущем тебя ждёт так много трудностей… Но я буду рядом, как был рядом с твоим отцом. И всегда буду рядом, чтобы направить тебя.       Чандра что-то пролепетал, сверкая своими зелёными глазками, и Рэйтан аккуратно поднял его на руки, покачивая его, окутывая своей божественной аурой. Маленький Дубей вскоре заснул, очаровательно прижавшись головкой к его груди. И никто не посмел бы сказать, даже мать Чандры, что они видели, как аватар всю ночь качал ребёнка, не давая кошмарам реальной жизни его коснуться. Всё же, связь с этой семьёй у ещё довольно молодого аватара была сильна, и почему-то особенная нежность просыпалась в нём, когда он смотрел именно на детей из этой семьи. Очень уж особенными они для него были.       Рэйтан сидит в саду родового поместья Дубеев. Он часто покидает Тамас-Виталу, пока наследники слишком юны, чтобы связываться с Кали. После ритуалов их энергия изменится, станет гуще и темнее: наполнится шакти Кали. Но пока он мог наслаждаться тем, как маленький Чандра словно светится, звенит голосом-колокольчиком, под его присмотром изучая бабочек. В саду он набирает много цветов, целую охапку, и садится под боком у Рэйтана.       — Собираешься делать что-то особенное с цветами, юный Чандра? — переводит на него взгляд божество, на что мальчик довольно кивает, — Могу я помочь?       — Хочу сам. Это будет подарок для очень важного человека. Хочу, чтобы только я приложил к нему руку, — сосредоточенно заявляет мальчик, неумело переплетая стебельки между собой. Рэйтан кивает и снова переводит взор на сад, погружаясь в свои раздумья: все уже научились определять, когда мысленно аватар уходил куда-то далеко-далеко в себя. Обычно его старались не прерывать, но в этот раз он вздрогнул, когда детские ручки коснулись волос… На голове оказался венок. Неумелый, немного неровный, но сделанный с душой… — Вот! Это для тебя. Он, конечно, не вечный, как ты… Но мне хочется, чтобы он хоть ненадолго принёс тебе радость. Ты всегда ходишь такой серьёзный… А я хочу, чтобы ты улыбался!       Рэйтан удивлённо моргает, осторожно касаясь нежных лепестков… Он даже не обратил внимание, какие цветы принёс юный Дубей. Лотос и красный гибискус… Невероятно двоякое сочетание, но по какой-то причине это вызывает у божества улыбку, и он ласково касается рукой его щеки. Чандра словно засиял, увидев эту улыбку, обнимая божество за шею, повиснув на нём. Служанки в стороне ахнули, а Рэйтан снисходительно улыбнулся, прикрывая глаза и обнимая его в ответ, благодаря за такой подарок.       — Благодарю тебя, юный махараджа. Это самый ценный подарок для меня. Не цветы, а твоё старание и внимание, — улыбается он, целуя Чандру в тёмную кудрявую макушку, — Я сохраню этот подарок, Чандра. Я не твой бог, но я восхищён твоим подношением.       Мальчик улыбается, тепло щурится и крепче обнимает аватара, утыкаясь сияющим личиком ему в грудь. Рэйтан мягко зарывается тонкими пальцами в его кудри, снова окутывая божественной силой, как делал когда тот был малышом. Дубеи всегда были и будут под его защитой, несмотря на то, что никто из них никогда не поклонялся ему. Весь их род отдан Кали, тогда как он, Шива, был лишь наблюдателем… Но этот мальчик принёс ему цветы, вложив в них свою душу, и его божественная сила, напитанная этим светом, стремилась отблагодарить ребёнка, защитить его от всего этого мира… Снова.       Вздохнув, Рита-Шива нехотя отпустил мальчика и чуть приподнял уголки губ в улыбке. Эти вечером, вернувшись в Тамас-Виталу, Махадева аккуратно снял венок и положил его на стол, замораживая его. В мире, где не существует времени, цветы никогда не завянут, как не стареет и он сам. Нежно коснувшись лепестков гибискуса, он улыбается вновь. Интересно, по какой причине Чандра преподнёс ему именно этот цветок? Обычно его приносили в дар именно Шиве, но Дубеи — последователи шактизма, и гибискус кроваво-красный, как тот, что приносят Кали. Но он предпочёл почему-то думать, что это было подношение именно ему.       Время под руководством Кали текло неумолимо, и юный махараджа вырос, став настоящим тигром. Чандра был истинным представителем своего семейства: высокий, статный, с зелёными глазами и густыми кудрями… И семейным же сумасшествием, вызванным ритуалами тёмного шактизма. Приходя после очередной Панчамакары, он без сил падал в своей спальне, содрогаясь от потоков энергии, которые продолжали из него хлестать… Вздохнув, Рэйтан садился на его кровать и успокаивающе гладил по тёмным кудрям, окутывал своей силой, помогая ему унять пульсации внутри, заглушить голос Кали.       Рита-Шива был рядом с ним всегда, на каждом ритуале, во время каждого праздника… И когда родился его наследник, он так же стал опекать малыша. Но почему-то на руки взять не мог, был лишь наставником и спутником… Но стоило чему-то случиться с Чандрой, Махадева тут же исчезал, даже если в то время общался с новым наследником Дубеев. Рита-Шива всегда бросался к нему на защиту, не вольный спорить с собственными силами, ограждая махараджу от вреда духов и, порой, даже от самой Кали. После этого его наказывали. Лишали сил практически полностью. Но он не подавал виду, продолжал следовать за своим махараджей. О природе этих… чувств?.. он думать не хотел совершенно.       Сидя на своём месте в Тамас-Витале, Рита-Шива с тоской осмотрел свои владения. На земле сейчас умирал Чандра Дубей. И он не смел подняться туда, потому что это по какой-то причине было слишком больно. Он не мог позволить себе таких чувств, а значит не мог и присутствовать там. Но вдруг увидел образ Чандры перед собой… Его души… Обсидиановые глаза широко распахнулись, а уже немолодой мужчина чуть улыбнулся и склонился перед ним.       — Моя душа не успокоится, Махадева Рита-Шива. Моя душа принадлежит сразу двум богам… И покуда один из богов не отпустит меня, я буду снова и снова приходить к тебе, Махадева. Надеюсь, в Тамас-Витале найдётся место для шактиста? — на губах умершего царит печальная улыбка, а Рэйтан тихо вздыхает, качая головой и чуть кивая в сторону одного из своих столов, — Ох… Ты сохранил тот венок?.. Почему?       — Я ведь говорил. Для меня ценны твои подношения, Чандра… И ценен сам ты. Мне это не понятно, но для меня твоя энергия особенная, я словно не могу не смотреть на тебя. Даже когда ты стал всецело принадлежать Кали, я не мог отступить от тебя ни на шаг… Мой долг — следить за Порядком и следовать за наследником вашей семьи, но я продолжал следовать за тобой… Но если тебе предстоит перерождаться, если твоя душа не желает Нирваны, я буду всегда рад приветствовать тебя в Тамас-Витале. Сколько бы перерождений тебе не потребовалось бы… Я буду следовать за твоей душой до последнего.

***

      Рам Дубей, юный брахман, сидел на диване, слушая очередные препирательства Видии и Раджа. Вот ведь… И так страдающий «головными болями», молодой мужчина чуть поморщился, прикрывая глаза. Пусть один из них и скрывала повязка, это не особо помогало… Виска коснулись прохладные пальцы, принося облегчение, и он выдохнул, благодарно кивая. Ему не требовалось открывать глаза, чтобы знать, кто это был. Такой силой, — облегчать его боль, — обладал только один не-человек.       — Благодарю, Махадева, — тихо шепчет он, приоткрывая глаз и поднимая голову, чтобы посмотреть на стоящего за спинкой дивана аватара.       — Зови меня Рэйтан. Ты ведь знаешь, что здесь я на правах обычного человека.       — Ложь. Даже Видия слушается тебя, Рита-Шива, что это, если не знак божественного? — тихо смеётся усталый молодой брахман, поднимаясь и устало смотря на брата и госпожу Басу, — Приношу свои извинения, брат, госпожа Басу. У меня сильно разболелась голова, я вынужден вас покинуть, — чуть кланяется он и уходит в свою комнату в Калигхате. Рэйтан тихо вздыхает.       — Я прослежу за молодым господином, махараджа Радж, — учтиво сообщает аватар и бесшумно следует за Рамом, — Тебе следует быть осторожнее во время ритуалов. Они сильно истощают твою энергию, Рам. Твой брат не простит себя, если тебе будет нездоровиться из-за этого ещё больше.       — У меня всегда есть ты, чтобы лечить мне головные боли, не так ли? — тихо смеётся парень, снимая повязку и устало опускаясь на подушки, чувствуя, как на лоб легла прохладная влажная ткань. Рэйтан присел на край его кровати, ласково перебирая кудрявые волосы, от чего Рам расслабляется, бессильно закрывая полупрозрачные зелёные глаза… Рита-Шива уже видел такие. Но ему полагается молчать, — Почему ты так меня опекаешь? Ничего страшного не произойдёт, если я перестану жить. Моё место займёт кто-то другой.       — Твоё место никто не займёт, — тихо говорит аватар привычно спокойным голосом, едва успев остановить себя от слов «юный махараджа», — Они создадут новое. Каждое место в этом мире уникально, даже если люди делают одну и ту же работу в одной и той же семье. Я наблюдаю за вами уже сотни лет, Рам, храня Порядок в том числе и в вашей семье. Твоя душа очень сильная, но тебе следует немного себя поберечь. Пока в Индии так много чужаков, Кали может брать слишком много. Не перетруждай себя, прошу.       Рам лишь качает головой и поворачивается на бок. Вздохнув, Рэйтан укрывает его одеялом и целует в висок, когда молодой Дубей засыпает. Энергия Шивы в нём так и тянется унять эту боль в обожаемой душе… И ему больно от того, что удержать этого человека от глупостей он не посмеет. Он может лишь предостерегать, направлять, но не останавливать… И когда Рам снова открывает глаза, Рита-Шива стоит у окна, скрестив руки за спиной и наблюдая за улицами Калькутты. Попросив его подождать, Рам покидает комнату и возвращается на закате, встаёт за спиной не шелохнувшегося за это время божества. Понято, здесь лишь тело — сознание унеслось куда-то далеко…       Молодой мужчина аккуратно вплетает в длинные чёрные волосы нежные белые цветы, наполняющие комнату сладким ароматом. Одна из служанок приносит чай, ароматный, с нотками цитруса — с бергамотом, такой любил во всей семье только молодой Рам. Потому что так пахнет его личное божество. Жасмином, бергамотом и храмовым ладаном. Рэйтан медленно поворачивается к нему, смотря с лёгким удивлением на белоснежные цветы и чай. Дубей чуть заметно усмехается.       — Тебе идут цветы. Я думал о лотосах или гибискусе… Но они бы перебили твой запах. Ты и сам как жасмин… С тонкой, светлой кожей, как будто фарфоровый… Иногда мне интересно, что будет, если попытаться приручить тебя. Но потом я вспоминаю, что ты божество, и понимаю, что хочу и сам быть прирученным тобой… Но нам обоим это чуждо, не так ли, Рита-Шива? Брахман, страдающий от связи со своим богом… И аватар другого бога, неотступно следующий за ним. Между нами стена… И мне так жаль, что я не смею её разрушить…       — Рам… Ты должен следовать за Кали. Это твоя доля по праву рождения, по праву крови. Я знал лишь одного Дубея, кто посмел принести цветы не в Калигхат, а мне… И мне тяжело видеть, как ты на него похож. Но я… — на губах бога появилась слабая улыбка, — Я благодарю тебя, юный махараджа. Это самый ценный подарок для меня, — в обсидиановых глазах бога плескается самая человеческая печаль, и сердце человека сжимается от неведомой тоски.       — Ты забываешься, Рэйтан… Махараджа — мой брат. Я лишь брахман, что платит семейную цену за наш дар.       Внутри себя Дубей чувствует, что это не Рэйтан забылся. Это он сам что-то забыл. Что-то смертельно важное, связанное с этим божеством и им самим… Первое его воспоминание: то, как он сидит в своей комнате с господином Вайшем, одетым в божественную дхоти, и слушает его рассказ о Кали. Рита-Шива отзывается о Кали со свойственной Шиве любовью и восхищением, и это вызывает в ребёнке укол печали. Почему-то он думает о том, что никогда не слышал таких слов о них, о Дубеях… Его мать смотрела на отца с восхищением и страхом, как подобало смотреть на тигра. Но она его не любит, это Рам чувствует ещё в детстве. Вот и сейчас: Амрита смотрит на Раджа с восхищением, она в него влюблена… Но любовь светится лишь в глазах Радхи, которая не смеет надеяться на помолвку, поскольку она Басу. И с какой-то странной любовью смотрит на него самого это божество.       — Не смотри на меня так, Рам. Я не вижу в тебе игрушки для утоления потребности. Будем честны, у меня нет потребностей. Но я действительно отмечаю тебя среди остальных, хоть и не могу назвать причины. Я не держу тебя подле себя, лишь говорю, что тебе следует быть осторожнее, — спокойно сообщает тот, снова отворачиваясь к окну и мысленно добавляя, — «Ведь обещал, что буду следовать за твоей душой, мой юный махараджа…»       Оказавшись в Тамас-Витале, непозволительно молодой Рам Дубей несколько минут сидит, осознавая, что именно привело его сюда, а не в Нирвану… Вспоминает. Всю свою жизнь он разрывался между Кали и Шивой, чтобы оказаться в царстве последнего и вспомнить свои слова… Так и будет, пока одно из божеств его не отпустит, не так ли? Или пока он сам не отпустит одного из богов?       — Я снова пришёл, Махадева Рита-Шива… А ты снова всю жизнь следил за мной. Мне жаль, что моя беспокойная душа принесла в этом перерождении тебе столько проблем, Махадева… — тихо шепчет он, опускаясь на колени перед лежащим на подушках аватаром. Тот печально улыбается и кладёт ладонь ему на голову.       — Я ждал тебя, мой махараджа. Раз ты снова в Тамас-Витале… Может, мне следует быть осмотрительнее? Если я не буду так близок к следующему твоему перерождению…       — То я сойду с ума без твоей поддержки. Моя душа и во второй-то раз оказалась слишком уязвима для Кали, а что будет в третий раз — я боюсь представить. Ты нужен мне, даже больше, чем любому брахману нашего рода. Кажется, это не божеству нужно меня отпускать, а мне выбрать, кому принадлежит моя душа… Но… Я к этому ещё не готов. Может быть, в следующей жизни я не стану тебя мучить своей странной верностью, Рита-Шива…       Махадева тихо вздыхает и не говорит ничего о том, что он и сам, кажется, мучает душу молодого брахмана тем, что не может не следовать за ним. На столе, среди подношений, лежит венок из лотоса и гибискуса, а внутри, россыпью, нежные цветки жасмина. Живые цветы в царстве мёртвых. Души, приходящие к нему, часто спрашивали об этом, за что получали строгий взгляд… Но Рам спрашивать не стал. Глянул на цветы и улыбнулся, опускаясь у ног Рита-Шивы, закрывая глаза. В этом перерождении он нашёл своё место… И если следующий раз выйдет таким же… Он предпочтёт закольцевать свою жизнь навечно, лишь бы не покидать своего бога.

***

      Маленький Амрит несёт в Калигхат тушу курицы, чтобы лично принести её в жертву. Девдас улыбается, подсказывает ему нужные слова и действия, а Амрит вдруг поднимает свои прозрачные глаза на Рэйтана. Зовёт к себе. Наблюдатель чуть снисходительно улыбается и бесшумно «подплывает» к нему по залу, склоняясь к будущему главе рода.       — Я вас слушаю, юный махараджа, — тихо говорит он, внимательно смотря на мальчика.       — Вы ведь многое знаете о ритуалах? Вы настоящее божество! Может быть, вы будете меня учить? — Рэйтан удивлённо смотрит на него, замечая, как побледнел от его слов Девдас. Просить Шиву научить приносить жертвы Кали… Это странно. Но до того, как Дубей-старший успевает одёрнуть сына, Вайш улыбается и кивает.       — Но только если юный махараджа не испугается настоящего ритуала.       Глаза Амрита сверкают интересом, и Рэйтан тихо смеётся, приводя небольшого чёрного козлика. Амрит внимательно наблюдает за тем, как козлёнок скачет, и принимает из рук божества ритуальный топор. Ему семь лет, и он сам, под руководством Рита-Шивы, ведёт козлёнка к алтарю и укладывает его, отрубает голову. Ему совершенно не страшно, потому что он знает: козлёнок переродится в человека, миновав царство господина Вайша. Кровь животного стекает по желобам вниз, и Амрит радостно улыбается. Рэйтан одобрительно кивает.       — Ты молодец, махараджа. Идём, теперь надо разделать наше жертвоприношение, сегодня на обед у тебя будет вкусное мясо, — улыбается божество, беря мальчика за руку и идя с ним вместе в одну из тайных комнат храма, готовить их жертвоприношение. Амрит думает о том, что однажды он будет идти готовить мясо после жертвоприношения уже со своей невестой: отец говорит, что невеста у него есть, и она обязательно вернётся к ним. Он ждёт.       Через несколько лет Амрит приносит животных в жертвы сам, переняв должность брахмана у отца. Как-то ранним утром, перед близящейся Кали-пуджей, он находит тайную спальню… Та выглядит так, словно никого в ней не было много лет, хотя пыли, что удивительно, не было совершенно. Обессиленный после первой Панчамакары, он падает на кровать, с удивлением чувствуя здесь запах жасмина… Но Рэйтана тут нет, в этом он уверен. Глаза медленно слипаются, и он проваливается в беспамятство.       Когда Амрит открывает глаза, у окна стоит Рэйтан, и на мгновение ему кажется, что он это уже видел. Со лба падает прохладный влажный платок, и Вайш медленно, — почти хищно, — оборачивается на него, смотря свысока тёмными обсидиановыми глазами. Почему-то Дубею кажется, что он в чём-то виновен перед ним… И в душе что-то болезненно колет. Но Рэйтан медленно подходит к нему, помогает сесть ровно и, опустившись перед ним на колени, даёт напиться водой, а после кормит мясом и фруктами, давая ему возможность насытиться.       — Я долго спал? — голос непослушный и хриплый, а под зелёными глазами залегли тени… Рэйтан печально улыбается, качая головой.       — Не так долго, как мог бы… Я удивлён, что ты нашёл это место. Пока что ты второй Дубей, что смог без подсказки найти эту спальню. Даже твой отец без сил свалился прямо в ритуальном зале, — ровным голосом говорит он, аккуратно обтирая его лицо полотенцем, успокаивающе касаясь виска холодными пальцами, — Голова сильно болит? — Амрит качает головой, с восхищением смотря на Рэйтана. Ровные, тонкие черты лица… Нежные, как у самой красивой девушки, и одновременно строгие, чёткие, истинно мужские.       В голове всё мутнеет, когда он притягивает Рэйтана к себе за воротник и целует, целует упоённо сладко, сминая удивительно мягкие губы своими… Рэйтан растерян настолько, что позволяет человеку зарыться пальцами в тёмные волосы и целовать его, глубоко и жарко, словно он стремится наполнить себя ледяной энергией Рита-Шивы взамен жуткому пламени Кали… Когда до аватара доходит, что только что произошло, он отшатывается назад, поправляя воротник и чуть заметно хмурясь.       — Амрит, ты не в себе. Тебе следует прийти в себя после Майтхуны, прежде чем мы об этом поговорим, — строго отрезает мужчина, разворачиваясь и исчезая, переносясь в Тамас-Виталу и падая на подушки, закрывая лицо ладонями, — Что же это с тобой такое?.. В этой жизни у тебя есть всё… Я приложил все силы, чтобы ты не вспомнил, чтобы именно в этой жизни у тебя был кто-то другой… У тебя есть твоя невеста, махараджа, но тебя всё равно тянет ко мне?.. Я так хочу, чтобы ты был счастлив, я отпускаю тебя уже третий раз, а ты держишься за меня… И снова и снова перерождаешься в этой семье. Семье, за которой я не имею права не следовать.       Амрит же сидит на кровати, тяжело дыша и касаясь пальцами своих губ… Голова раскалывается, будто разрывается на две части, и он болезненно стонет, снова падая назад. Кольцо на пальце пылает, обжигая, кажется, до самой души. Действительно… Он просто не в себе. Это ведь Рэйтан. Рита-Шива собственной персоной. Абсолютная противоположность Кали и его предначертанной невесты, кем бы она ни была… Но… Невеста где-то далеко, а Кали причиняет боль своими тёмными ритуалами. И эту боль одним прикосновением к виску может убрать Рита-Шива… А значит, Амрит знает, чего хочет.       Следующая их встреча происходит только несколько дней спустя. Рэйтан не появляется в поместье Дубей, и Амриту приходится встать на колени в собственной комнате и взмолиться о том, чтобы тот снизошёл до него. И даже так Рита-Шива приходит только через несколько минут, словно бы не хотел. Одетый в дхоти, с распущенными длинными волосами, буквально сияющий своей божественной силой. И Амрит едва не забывает, как дышать, смотря на это великолепие…       И эта сцена повторялась раз за разом. Постепенно Амрит подбирался ближе. Раз за разом. После ритуалов Рэйтан всегда приходил, словно оставить его было выше сил божества, и Амрит снова и снова прижимался к нему. Целовал. Прикасался. Делал медленные, чертовски медленные, по его мнению, шаги. Для Рэйтана это было жутко болезненно… Третья жизнь этой души, и третью жизнь эта душа тянется к нему… Ему было до ужаса больно от того, что ему приходится отталкивать Дубея. Вся его божественная суть содрогается от того, как хочется большего…       — Амрит… Прошу, хватит… — тихо выдыхает он, невольно откинув голову назад, когда Амрит припадает губами к его шее. Он уязвим перед этим человеком. Уязвим уже несколько десятилетий. И то, как планомерно подбирался к нему Амрит в этой жизни, заставляло восхищаться им, — Если ты продолжишь… Я не остановлюсь… Ты лишь человек, хоть и брахман из рода Ведающих…       — Я не боюсь. Не тебя. Ты не причинишь мне боли, даже если сломаешь все кости, подобно твоим змеям… Твои руки всегда приносят мне лишь удовольствие и облегчение… Так позволь мне испытать это высшее блаженство в твоих руках, Махадева… — шепчет Дубей, сверкая потемневшими от желания глазами, вновь припадая губами к тонкой шее, проводя по ней языком и прижимаясь ближе, чувствуя, как под губами пульсирует его артерия, быстро-быстро, в такт пульсу…       Рэйтан тихо рычит, сверкая бело-синим светом в глазах, вжимая Амрита в стену и целуя, уверенно и жадно. Как божество, он отлично знал, как происходит близость, и это был не первый его раз. Но первый раз его настолько сводило с ума, как тихо и требовательно стонет человек в его руках… Шервани Амрита падает к их ногам, и горячие губы Рэйтана опускаются по его шее и плечам, оставляя яркие засосы и укусы, присваивая Дубея себе. Парень стонет, запрокидывая голову назад, полностью доверяясь ему, открывая самые уязвимые места… Тихо рыча, аватар роняет его на кровать и нависает над ним тёмным, диким зверем, полным желания.       Светлые пальцы, холодные, заставляют гореть каждый участок его тела, которого только касаются… Амрит выгибается и стонет, закатывая глаза. С жадностью толкается в подставленную ладонь и, к собственному удивлению, податливо раздвигает ноги, позволяя ему растянуть себя изнутри. Рэйтан действует уверенно и умело, находит какие-то точки внутри, вызывая по всему телу дрожь. И когда пальцы сменяются возбуждённой плотью, Амрит стонет, громко и сладко, выгибается в сильных руках, буквально требует большего. И впервые видит, как божество с усмешкой подчиняется. Рэйтан сжимает его кудри, натягивая их почти до боли, заставляя выгнуться. Вжимает его в кровать, буквально втрахивает в неё, сверкая божественной силой в глазах, окутывая Амрита ею, заставляя его кричать и плавиться в его руках.       Через несколько часов, полностью без сил, Амрит лежит на шёлковых простынях… Грудная клетка тяжело вздымается от сорванного дыхания, тело ватное и не слушается совершенно, но закрыть глаза он не смеет. Рэйтан лежит рядом, буквально сияет в лунном свете, пробивающемся из окна, и тоже смотрит на него. В ночном полумраке его глаза выглядят бесконечной бездной. И Амрит действительно не смеет сомкнуть глаза, чтобы не упустить ни секунды этого восхитительного зрелища…       — Ты божественно прекрасен, Рита-Шива… Махадева… Невероятно прекрасный, самый красивый и желанный на свете…       — Ты не ведаешь, о чём говоришь, махараджа… Но твои слова мне приятны, — чуть улыбается Вайш, приподнимаясь на руке и невесомо проводя пальцами по его щеке. Амрит прикрывает глаза, тянется за лаской, словно котёнок, — Знал бы ты, сколько лет я сопротивлялся тому, чтобы быть с тобой рядом… Ты невероятен. И твоя воля поистине восхищает… Когда-нибудь я поведаю тебе о том, почему говорю про долгие годы, и откуда у меня такая уверенность, что ты достоин восхищения. Но сейчас… Я прошу тебя… Не приноси мне подношений. Принесёшь цветы — я не приду после следующей Майтхуны.       И тогда, прямо перед предстоящим ритуалом, Амрит приносит Рэйтану венок. Из плюмерии и туберозы, настолько светлый, что тот позволяет возложить его на свою голову лишь в обличии Рита-Шивы. Чёрному шервани такой прекрасный цвет не подходит… Вздохнув, божество обнимает Амрита и целует его в лоб. Надо же… Упрямый, как и всегда.       — Принёс, даже не смотря на угрозу остаться без моей помощи после Майтхуны?.. Глупый ребёнок…       — Разве могу я бояться своего бога? Я брахман и шактист… Но мой бог стоит передо мной, в белоснежном дхоти и с моим венком в волосах… И здесь, в Калигхате, я говорю, что моя душа отныне будет принадлежать именно тебе, хоть и свою роль брахмана я выполню, дабы не нарушить твой Порядок, Махадева.       Амрит опускается перед ним на колени… Рэйтан качает головой и нежно проводит ладонью по его волосам. Чуть улыбается. Что же… Если так и будет, то он сможет оставить его душу при себе. Не пустить обратно в царство Кали. Но судить слишком рано, ведь Амрит даже не встретился со своей предначертанной невестой… Подняв его с колен, Махадева целует его, мягко и нежно, и исчезает, чтобы добавить новые цветы на свой импровизированный алтарь… А ранним утром следующего дня он снова помогает Амриту избавиться от боли ритуала. Он не смеет оставить его наедине с мучениями.       — Всё же пришёл… — слабо шепчет Дубей, прикрывая глаза и едва заметно улыбаясь, кладя голову ему на колени.       — Я не могу бросить тебя, мой махараджа… Отдыхай. Моя сила всегда будет с тобой, — Амрит кивает на его слова и, свернувшись в его руках, медленно погружается в спасительную прохладу сна.

***

      Прибытие Амалы, как и ожидал Рэйтан, меняет ход событий. Амрит с детства мечтал о своей невесте… Душа его — одно дело, но вот сознание, в котором слишком крепко укоренилась мысль о женитьбе с юной махарани Басу… И Рэйтан снова становится молчаливым наблюдателем. Помогает Амале, даже ценой своих сил, чтобы невеста его махараджа не пострадала… Потому что видит, что они друг другу нравятся. Амалу тянет к Амриту, и тот с удовольствием отвечает ей тем же. Поэтому он вмешивается в порядок снова, и снова в Клифаграми.       — Махадева! — Амрит бросается к нему, когда обессиленный аватар появляется во дворе поместья Дубеев, — Что же ты наделал, Рэйтан?.. Куда тратишь столько сил? — молодой Дубей укладывает его в собственную постель, раздевает и обтирает водой с маслами, невесомо касается губами его тела, — А если бы тебя лишили статуса?.. Глупый… Как бы я жил без тебя?.. Даже Нирвана стала бы моей душе проклятьем…       — У тебя есть невеста, невеста, которая тебя любит, Амрит… Твоё сердце выбрало молодую львицу, — тихо шепчет Рита-Шива, отворачивая голову в другую сторону и закрывая глаза, — Я сделал всё, чтобы её защитить… Она цела. Приехала в Клифаграми, чтобы узнать о прошлом, и мертвецы решили отомстить последним Басу… Я… Не мог допустить их смерти.       Амрит поджимает губы и качает головой. Вот как… Рэйтан… Думает, что не нужен ему больше, поскольку появилась Амала… Стоило понять, как разубедить в этом своё божество. Тихо вздохнув и закончив обтирать его, Дубей ласково проводит рукой по его щеке, разворачивает голову и смотрит в тёмные, бездонные глаза. Наклоняется, целуя уверенно и нежно, запуская пальцы в длинные, чёрные как смоль, волосы.       — Амала суждена мне в этой жизни. И моё сердце не может не любить её. Но моя душа, Махадева, всецело принадлежит тебе. Я не желаю причинять тебе боли, но ты и сам знаешь, как важен для всех наш с Амалой союз… И я прошу тебя оставаться со мной в этой жизни, чтобы в смерти за тобой следовал уже я. Я молю тебя, мой бог, о величайшей в жизни милости: о позволении мне человеческим сердцем любить махарани Басу, а бессмертной душой обожать тебя, мой Махадева.       Рэйтан печально улыбается, впервые позволяя себе посмотреть на Амрита со всей той любовью, что в нём царит, кладя тонкую ладонь на его щёку. Вздохнув, божество приподнимается и невесомо целует своего смертного. Улыбается. Снова ложится на кровати и кивает.       — Я никогда не смел тебе отказать… Раз за разом… Любая просьба моего махараджи для меня словно закон… — тихо шепчет он, закрывая глаза и погружаясь в совершенно человеческий сон. Амрит садится у его головы и ласково перебирает длинные пряди волос, сторожит хрупкий сон ослабевшего божества.

***

      Амрит Дубей, глава семейства Дубей и муж Амалы Басу, умирает мирно в своей кровати. У него удивительно много детей: четверо… Двойняшки-наследники, старшие, рождённые вскоре после свадьбы, и двое младших, погодки брат и сестра. Закрыв глаза в своей кровати, последнее, что он видит, это мягкий взгляд стоящего у стены вечно молодого Рэйтана Вайша. И первое, что замечает, открыв их снова, сидящего на своём троне Рита-Шиву. Улыбается.       — И так… Что ты там говорил про вечную «жизнь» в Тамас-Витале? — тихо смеётся Дубей, проходя к нему и склоняя голову. Божество смеётся, наполняя просторный зал звоном, — Что же тебя так смешит?       — Про это всегда говорил ты. Хотя, признаю, я как-то думал о том, как оставить тебя рядом с собой… И способ я нашёл. Если ты готов к ещё одному перерождению, болезненному, перерождению в подобного мне, то тебя больше не будет ждать человеческий мир. Но если считаешь, что ещё рано…       — Готов. К любой боли готов я, Махадева Рита-Шива, твой слуга, любящий тебя всей душой и всей своей сутью, чтобы получить дозволение быть с тобой отныне и навек, до момента, когда великий Шива решит положить окончательный конец этому миру своим танцем, — падает перед ним Амрит, при том не опуская нахальных глаз.       Рита-Шива поднимается на ноги, возвышаясь над ним, и касается пальцами его лба, смотря, как в этом облике наконец сливаются воедино три его жизни, словно три ипостаси. Каждая прожитая его жизнь наложила своё клеймо, и Рита-Шива чувствует, как губы растягиваются в улыбке, когда три клейма соединяются в слово «Бессмертный». Вот ведь… А последнее имя ему подошло хорошо. Соединение трёх жизней — самое начало. Его превращение в божество будет проходить десятилетия, здесь, в Тамас-Витале. И Рита-Шива будет всегда рядом, чтобы направить его в верное русло. Улыбнувшись, он мягко притягивает своего уже не-человека к себе и целует его в лоб, закрепляя на его душе клеймо бессмертия. Остаётся только ждать. А это умеют они оба…       — А цветы ты так и хранишь, Рита-Шива… — тихо смеётся он, чуть склоняя голову к плечу, — Чандра… Рам… Амрит… Как ты не сошёл с ума, любя меня столько десятков лет? Даже осознав свою любовь в последней жизни, я не мог посвятить себя тебе, как делаю после смерти…       — Ты мой махараджа. И теперь мой Махадева. Я не человек, я рождён божеством, и моя преданность всегда одинакова, моя любовь. Слишком сильна любовь божества, чтобы позволить ему причинить объекту любви боль… Пусть даже и своей смертью или своим безумием.       Амрит закатывает глаза и целует его, уверенно и несколько властно, словно приказывая заткнуться. Усмехнувшись, Шива отвечает на поцелуй, накидывая на плечи любимого тонкую ткань. Следовало бы подыскать новому божеству подходящие одежды… Но это потом. Сейчас есть дела и поважнее. Например, наконец позволить своим сущностям слиться воедино по-настоящему, так, как не могли позволить на земле физические оболочки.