He’s a Killer Queen

       Идиотская автограф-сессия длится уже третий час. Жан всё чаще поглядывает на часы на запястье, и если сначала он сдерживается и делает это хотя бы раз в полчаса, то теперь понятие времени для него расплывается мутным пятном, и его взгляд опускается на циферблат часов каждые пару минут. Он делает нервный глоток американо из стакана и едва не давится этим блядским кофе, когда Джереми целует в щеку очередную подошедшую к ним девушку. Вообще-то он делает это для фотографии, но раздражение, кипящее в венах Жана, от этого не становится меньше. Он очень, очень злится, что на автограф-сессию в качестве жертв выбрали именно их вдвоём — барабанщик и вокалист группы, бессменный дуэт, Жан и Джереми, про которых все отлично знают, что они ещё и в отношениях. В общем, сплошные развлечения. За всю автограф-сессию Жан произносит от силы пару слов, из которых половина предназначена Джереми. Очередь к их столу не уменьшается, и Жан, скептически выгибая бровь, всё пытается понять, почему преимущественно она состоит из девушек, которые ещё и смотрят исключительно на Джереми. Жан чувствует себя так же, как на сцене, за барабанной установкой: обычно из зала его почти не видно, вот и сейчас у него складывается такое же впечатление, хотя он сидит на соседнем стуле. Потому что каждая из этих девушек, подойдя к их столу, тут же начинает заигрывать с Джереми, строить ему глазки, дарить подарки и просить о фотографии. Возможно, Жан сам обрек себя на абсолютное игнорирование своим занудным поведением, но он подозревает, что дело не в этом. Жан чуть сдвигается на стуле вбок, чтобы коснуться своим коленом колена Джереми. Тот никак не реагирует, продолжая улыбаться стоящей перед ним девушке, но какой-то мускул на его лице вздрагивает в то же мгновение. Жан довольно ухмыляется и тут же делает глоток кофе, чтобы скрыть выражение лица. — О, боже, знаете, вы такой интересный, такой… красивый, — смущённо лепечет очередная девушка возле их стола и смотрит на Джереми глазами-сердечками, пока он елейно улыбается ей. — Я так давно мечтала с вами познакомиться. Жану хочется закатить глаза, цокнуть языком и сказать: «детка, он не знакомится». Жану хочется сказать: «вообще-то, он уже занят». Но Джереми улыбается девушке в ответ и говорит: — Ну, вот и познакомились. И подмигивает ей. Жану хочется кого-нибудь застрелить, и он не знает, кого хочется сильнее: себя, Джереми или эту блондинку. Не то чтобы он ревнует. Просто… Да, блять: он ревнует. Особенно когда Джереми делает это намеренно: намеренно заигрывает с фанатками их группы, зная, что не запомнит даже их имён и, вероятно, никогда в жизни их больше не увидит, но продолжает это делать. А Жан знает, что это опасно, потому что у некоторых фанатов нет чувства контроля, и преследование музыкантов — нередкая практика, но, вообще-то, Жану это не нравится лишь потому, что он ревнует. И ничего не может с собой поделать. Он нервно касается ноги Джереми под столом. Тот поворачивается к нему, лишь вскидывает бровь, замечает недовольное и кислое выражение на лице Жана. Не может сдержать ухмылку. — Три часа у нас — это максимально возможная длительность, ты помнишь? — шипит Жан, двигаясь ближе к его уху. Ему хочется поцеловать Джереми прямо на глазах у этой толпы. Чтобы они, блять, поняли. Но они стараются не афишировать их отношения, и он терпит: двигается ближе на стуле и сжимает бедро Джереми под столом. Сжимает сильно и видит, как меняется его лицо. — Скоро закончим, — спокойно отвечает он, но потом Жан ловит потемневший взгляд его глаз, и всё становится ясно. Ох, Жану достанется. Он довольно откидывается на спинке стула и даже пытается улыбнуться следующей подошедшей девушке. Счет идёт на минуты. Когда время истекает, Джереми встаёт и извиняется перед всеми, кто не успел получить автограф или фотографию. У многих девушек лица такие, словно они вот-вот заплачут, и Жан едва сдерживает раздраженное фырканье — а Джереми, в свою очередь, очень хочет дать ему подзатыльник. Но он лишь берет Жана под локоть и уводит за собой из помещения. — Я больше никогда с тобой не буду ходить на автограф-сессии, — жалуется, пока они идут по коридору к гримерке. — Ты бы ещё трахнул одну из них прямо там, — Жан цокает языком, и Джереми вдруг останавливается, разворачивая его к себе. Прищуривается, губы расплываются в ухмылке. — Ты что, ревнуешь? — спрашивает с такой нежностью, что Жан теряется. Но тут же краснеет. И Джереми понимает всё без слов. — Идем, — он тянет его за собой и ускоряет шаг. В гримерке никого нет — их коллеги по группе давно ждут их в отеле, и они совершенно точно не заметят, если Джереми и Жан задержатся ещё ненадолго. Поэтому Джереми, подойдя к раковине, споласкивает лицо водой и моет руки, а после закрывает дверь на замок. В следующую секунду Жан оказывается прижат поясницей к туалетному столику, пока Джереми, вдавливая его в этот столик всем телом, начинает жадно его целовать. Уверенно, настойчиво, ставит руки по обе стороны от его тела, Жан тут же обхватывает его талию, порывисто отвечая и пальцами сжимая шелковую рубашку. Когда они отстраняются, Моро выдыхает в губы: — Чем заслужил? — Мне ведь надо показать, что у тебя нет повода ревновать, — широко улыбается Джереми. Голос чуть хриплый, и Жан уже чувствует, как у него встаёт. Джереми сжимает ладони на его талии и разворачивает его спиной к себе, стягивая вниз джинсы. Жан не может сдержать возбужденный вздох. Пара движений руками — взять смазку, поставить Жана немного удобнее, стянуть свои собственные джинсы, — и уже через минуту Жан чувствует прикосновение пальца Джереми, которым тот осторожно обводит по кругу, прежде чем проскользнуть внутрь. Вообще-то секс для них — действенный способ снять напряжение перед концертом, и сегодняшний день не был исключением, поэтому Джереми совершенно не встречает сопротивления. Но он слишком заботится о Жане, чтобы не подготовить его снова, и потому тот ждёт, изнывая от желания. Жан, упираясь руками в туалетный столик, роняет голову вниз, и с его губ срывается первый стон. Джереми растягивает его — сначала одним пальцем, затем добавляет второй. Жан уже подается ему навстречу бедрами, когда он наконец убирает пальцы и берет презерватив, протягивая его Жану. Тот открывает его дрожащими от предвкушения пальцами, разворачивается, чтобы самостоятельно надеть его на член Джереми, а потом тянется за поцелуем — но поцелуй получается очень коротким, потому что Джереми с ухмылкой отстраняется, железной хваткой берет его за талию и разворачивает на сто восемьдесят градусов, опуская ладонь на спину, чтобы тот прогнулся в пояснице. В его глазах — дьявольский огонек, и Жан просто до дрожи обожает такого Джереми. Джереми, который доходит до стадии отчаяния, Джереми, который обожает доказывать что-либо сексом, при этом совершенно теряя голову и рассудок. Для них обоих это — своего рода игра. Ни один не воспринимает ревность всерьез, даже Жан просто делает вид, что так ревнует — на самом деле, глубоко внутри, он знает, что Джереми не стал бы ему изменять. Джереми делает это просто забавы ради, и Жан знает, что нет никакого резона ревновать по-настоящему, — но он не против того, чтобы Джереми доказал ему это таким способом. Совсем не против. Джереми входит в него неглубоко, только головкой, прежде чем выйти и войти глубже более уверенным толчком. Жан ахает и вновь опускает голову, но ладонь Джереми вдруг оказывается на его шее. — Посмотри на нас, — говорит он с ухмылкой, заставляя Жана поднять голову, и только в это мгновение он осознаёт, что они стоят ровно напротив зеркала над туалетным столиком. — Полюбуйся. Он видит своё покрасневшее лицо, видит Джереми сзади, а, опустив взгляд, видит и то, как медленно он входит в него. Ох, блять. Тройное зеркало — это зло. Одним глубоким толчком Джереми входит в него во всю длину, и Жан издает громкий стон. — О, блять, — он сжимает пальцами край туалетного столика, пока Джереми повторяет это движение, ведя ладонями вверх по его спине, облаченной в ткань рубашки. — Всё ещё ревнуешь, малыш? — мурлычет Джереми, входя издевательски медленно. Жан быстро качает головой. — Что, правда? — тянет он с улыбкой. — А что если я трахаю тебя, а думаю о ней? — О… Ком? — с трудом выдавливает Жан: грудную клетку обхватывают цепкие обручи возбуждения, мешая дышать без стонов. — Эм, — Джереми вдруг на полном серьезе задумывается, — ты думаешь, я знаю, как ее зовут? Черт, да я даже не знаю, о которой из них я говорю, — он начинает хохотать, разрушая всю напряженность обстановки, и Жан тоже не может сдержать смех. Правда, уже через пару секунд ему становится не смешно. Джереми снова входит так глубоко, как может, задевает простату, и Жан всхлипывает, роняя голову вниз, потому что просто нет сил смотреть на своё лицо, перекошенное от удовольствия, и на лицо Джереми, который вдруг замирает, находясь в нём, и ложится на его спину, ладонями упираясь в столик. Он улыбается, поднимая взгляд в зеркало. — Тебе что, не нравится? — спрашивает так сладко-сладко, что Жан вот-вот задохнется. — Н-нравится, — выдает тот сбивчиво, а после, выдохнув, усилием воли поднимает голову. Джереми ловит его взгляд в зеркале и подмигивает. Жан глухо стонет, испытывая острую досаду от того, что не может поцеловать его прямо сейчас: ему кажется, что если он его не поцелует, его сердце просто выпрыгнет из груди и размотается по полу клубком нитей. Наконец Джереми снова располагает ладони на его талии, и его движения становятся более резкими и грубыми. Толчки — хаотичные, глубокие, быстрые — вырывают из Жана стоны один за другим. Такой секс никогда не направлен на растягивание удовольствия — это всегда точно, до предела просто и до умопомрачения хорошо. Жан не может отвести взгляд от лица Джереми в зеркале, когда тот, держа его за бедра, толкается часто и коротко. Его глаза прикрыты, ресницы подрагивают, а на лице отображается состояние такого блаженства, что Жан смотрит, смотрит, смотрит, впитывает его в себя, прогибается в пояснице, бедрами подаваясь назад, навстречу его твердому члену, и Джереми громко выдыхает неожиданно нежное «Жан». А после одна из его ладоней скользит вниз к члену Жана, и тот от неожиданности, уже доведенный до предела, занятый наблюдением лица Джереми в зеркале, кончает от первого же прикосновения. Еле удерживает себя на ногах, сжимая столик дрожащими руками, роняет голову вниз, с губ срывается отчаянный стон. Он чувствует, как Джереми толкается в него особенно сильно и тоже заканчивает с глухим стоном, лбом упираясь Жану между лопаток. Они стоят так ещё некоторое время, пытаясь отдышаться, а потом Джереми, бормоча что-то милое и бессмысленное, осторожно выходит из него, замечая, как тот поморщился. И потому — сразу притягивает его к себе в объятия, приподнимаясь и целуя в висок. Убрав весь беспорядок с помощью салфеток и одевшись обратно, они падают на диван в их гримерке, и Жан с усмешкой обнимает Джереми, который тут же устраивается на его груди. — Может, почаще надо тебя к кому-нибудь ревновать? — бормочет Жан, улыбаясь, в ответ на что Джереми вдруг начинает хохотать. — Ты точно неисправим, — говорит он, поворачиваясь, чтобы оставить быстрый поцелуй на его губах, и улыбка Жана становится только шире.