Истинные чувства

1 Их первый раз, если это можно так назвать, случился в дымке пьяного угара. Тогда они ввосьмером решили отметить долгожданный дебют, напились как никогда раньше, и где-то там, в эйфории от происходящего, снять таким образом копившееся месяцами напряжение вдруг показалось наилучшей идеей из возможных. Позже никто из них так и не вспомнил, как именно это произошло. Возможно, они бы даже ни о чём не узнали, если бы не проснулись утром, прижимаясь друг к другу обнажёнными телами. Это, пожалуй, был самый неловкий момент и в жизни Сана, и в жизни Уёна. Однако на этом всё не закончилось. Однажды ночью, когда все уже готовились ко сну, и Сан последним выходил из душа, на пороге ванной комнаты вдруг показался Уён и, комкая края длинной чёрной футболки, попросил о помощи. Сердце без памяти влюблённого в друга Сана затрепетало в ответ на просьбу, он, не думая, согласился и попросил Уёна закрыть дверь изнутри. Через пару недель подобное повторилось снова, только в ту ночь все уже спали, а Уён потащил Сана предаваться страсти в полутьме на кухне, что, по мнению последнего, было крайне романтично. Постепенно это вошло в привычку: Уён приходил к Сану поздно вечером или ночью и тихонько звал его по имени, а иногда только молча смотрел, закусив губу, так, что тот всё понимал. По сути, у них ещё не было настоящей близости: иногда они просто терлись друг о друга до исступления, иногда дрочили или отсасывали друг другу, но о большем Уён попросил лишь спустя несколько месяцев. Тем вечером они засиделись за играми в настолки и разошлись уже после двух ночи. Чонхо и Ёсан, правда, так и остались негромко о чём-то переговариваться в общей гостиной, а Уён, заметив это, поманил Сана за собой в комнату. Заперев дверь, тот приготовился к их обычному «сеансу», но в этот момент Уён, стоя к нему спиной, пробормотал: — Сегодня хочу дойти до конца, — и начал как-то дёрганно стягивать с себя вещи. Закончив, он медленно подошёл к своей кровати и лёг на живот. Опешивший на мгновение Сан спохватился, быстро скинул собственную одежду, приблизился к той же кровати и невольно застыл от увиденного: между ягодиц Уёна поблёскивало навершие пробки, которую тот, видимо, носил в себе последние часы. Одно это чертовски сильно возбудило Сана. Он опустился на простыни рядом с Уёном, провёл ладонями вверх по его бёдрам и на пробу чуть провернул игрушку внутри, вырвав из него тем самым нечленораздельный жалобный звук. Продолжая плавно прокручивать пробку, Сан потянул её на себя, а затем снова протолкнул обратно. Это действие заставило Уёна простонать, уткнувшись лицом в подушку. — С…Сан-а, — взмолился он. — П-пожалуйста, Сан-а… Вняв мольбе и не став больше мучить Уёна, Сан вытащил пробку, спровоцировав волну дрожи по всему телу возлюбленного, и сразу же, смочив слюной, ввёл два пальца, начиная скользить ими внутри и сгибать, толкаясь в разных направлениях, пока не нащупал то место, от давления на которое Уён захныкал, сильнее прогнулся в пояснице и заёрзал. Пальцы к тому времени входили уже достаточно свободно, и вскоре добавился третий. Сан всё это время глубоко дышал и очень старался держаться, но в конце концов понял, что сегодня он не войдёт. Уён уже был близок к оргазму, и, судя по состоянию, его вряд ли хватило бы на ещё один заход, учитывая, что за окном стояла глубокая ночь, а с раннего утра их расписание было забито до отказа. Поэтому когда стоны Уёна стали громче, а попытки насадиться на трахающие его пальцы — хаотичнее, Сан обхватил собственный, изнывающий от возбуждения, член и в несколько резких движений довёл себя до разрядки. Уён кончил следом за ним. Всё, на что их — точнее, Сана, — хватило после — дотащить их с Уёном до ванной и мало-мальски ополоснуться. А потом они просто пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по комнатам. До конца, как и просил Уён, они дошли только ещё через месяц, после концерта, когда оба были разгорячёнными и на взводе. Их секс в этот раз был быстрым и скомканным, они теснились в какой-то подсобке, пока Сан терял над собой контроль, плавясь от жара Уёна вокруг своего члена, а Уён зажимал себе рот, чтобы не заскулить, потому что проникновение оказалось более болезненным, чем он себе представлял, даже несмотря на подготовку. Сан тогда был слишком перевозбуждён, а после — опустошён сильным оргазмом, чтобы задуматься о том, что его партнёр кульминации так и не достиг. В следующий раз Уён сам позаботился о подходящей обстановке — к счастью, номера отеля, где они жили во время тура, были оснащены прекрасной звукоизоляцией, да и Сан был спокойнее, если, вбиваясь со всей страстью в тело того, кого любишь, вообще можно быть спокойным, так что всё прошло удачней, и удовольствие от процесса получили оба. После же, как обычно, молча разошлись.

***

Поначалу Сану нравилась возникшая между ними связь. Он было подумал, что его чувства взаимны и, окрылённый этой мыслью, радовался каждому дню. Но время шло, а они даже ни разу не говорили на тему происходящего последние месяцы — Уён ловко уводил тему разговора в другую сторону, а Сан не настаивал. Более того, помимо эпизодов их близости, от Уёна не было ни намёка на то, что они стали ближе. При остальных мемберах, да и наедине, если дело не шло к сексу, Уён создавал видимость того, что они всё ещё просто близкие друзья, не более — вёл себя с ним так же, как со всеми. Ёще одним тревожным звоночком стало то, что они никогда не целовались — ни до, ни после, ни во время даже самых страстных соитий, как и не смотрели друг другу в глаза в процессе. Они трахались уже больше года, а Сан до сих пор не понимал, каким был статус их нынешних отношений, и теперь он всё чаще стал задумываться о неприятном, но единственно логичном варианте: Уён воспринимал его исключительно как друга, который может помочь снять напряжение. Никаких чувств. Никаких обязательств. Его просто использовали. Это осознание свалилось на душу тяжёлым, неподъёмным грузом. Сказать, что Сану было плохо — не сказать ничего. На камеру он, как профессионал, конечно, улыбался и виду не подавал, но оказываясь в общежитии, позволял маске хорошего настроения разойтись трещинами. Уён пару раз спросил его о том, что случилось, даже не подозревая, что он всему причиной, но Сан лишь сослался на трудности с новой хореографией. На первый взгляд, ничего не изменилось, но секс с Уёном стал ощущаться по-другому. Прикосновения кожа к коже превратились в жалящие электрические разряды, а каждый оргазм ощущался грязным и неправильным. Сан мечтал о долгих прелюдиях, поцелуях и нежности, Уён же просил жёстче — и Сан был, а у самого внутри целые галактики на атомы распадались. Стонущий под ним до хрипоты Уён из живительного родника обернулся губительным ядом, оторваться от которого не представлялось возможным. Сан выпивал его до дна и — умирал, умирал, умирал. Но всякий раз воскресал, стоило только увидеть любимую улыбку, пусть и не несущую в себе того, чего столь отчаянно желал Сан. Он так сильно любил Уёна, что несмотря на рвущие грудную клетку чувства, оставлял всё как есть и делал вид, что его такое положение дел вполне устраивает. Только вот вечно так продолжаться не могло. 2 Активная и общительная натура Уёна влюбчивой, отнюдь, не была, и влюблённость в Сана он много месяцев тихонько лелеял в дальнем уголке своего сердца. Поэтому когда они впервые переспали, а у него в голове на утро остался один туман, то он не на шутку испугался. Кто был инициатором? Что, если Сан его теперь возненавидит? Что, если ему не понравилось? Как теперь вообще смотреть ему в глаза? Но ни в этот, ни в последующие дни отношение Сана к нему не поменялось, и Уён успокоился, а затем и вовсе решился на рискованный шаг: подкараулил Сана, когда тот выходил из ванной, и попросил помочь ему избавиться от возбуждения. Забыть то, что произошло дальше, у него, наверное, не получилось бы при всём желании. Сан тогда попросил закрыть дверь, наскоро раздел его, опустился на колени и начал на удивление умело отсасывать ему с таким энтузиазмом, будто всю жизнь только и ждал этого момента. У Уёна от такого напора ноги тут же ослабели. Сан, не прекращая своего занятия, осторожно поймал его, оседающего на пол, и не давал себя отстранить, пока тот, глуша стоны закушенной ладонью, судорожно изливался ему в рот. Уже после Уён, кажется, долго не мог прийти в себя, позволив Сану отнести его в комнату на руках. Осмелев, на той же неделе Уён повторил свою просьбу, и Сан снова не отказал. Так, подобное стало происходить всё чаще. На проникновение он решился далеко не сразу. Уён понимал, что это будет куда интимнее, чем всё, что уже было у них. К тому же, он знал, что ему нужно будет наступить на горло своим чувствам. Снова. Однако остановиться и всё прекратить он больше не мог — это переросло в зависимость, с которой, если быть честным, он не очень-то и хотел бороться. И хотя первая попытка оказалась неудачной, потому что Уён позорно быстро кончил от одних лишь пальцев, а тот раз после концерта запомнился ему разве что саднящей болью внутри, да горячим дыханием Сана в и без того вспотевший затылок, он ни о чём не жалел. Уён не мог не замечать, что Сан всегда старался быть с ним нежным, однако для него это было сродни пытке, ведь так он получал возможность поверить во взаимность своих чувств… а потом ещё глубже нырял в пучину отчаяния. И потому просил не сдерживаться, умолял о боли и животной страсти, желая забыться и потеряться в ощущениях, в то время как сам больше всего на свете нуждался в трепетной ласке. Он боялся, что не выдержит и сломается, если эту ласку почувствует. Отдельным испытанием был фансервис. Изображать влюблённость, будучи уже влюблённым, было одновременно и проще, и сложнее. Проще, потому что можно было и не играть вовсе, а просто-напросто позволить себе вести себя так, как всегда хотелось. Сложнее, потому что уходя со сцены или из кадра нужно было вспоминать, как это — когда вы не более чем друзья с привилегиями. В дни, когда фансервисных взаимодействий было особенно много, их с Саном секс получался исключительно бурным, но размышлять о причинах этого никто из них, правда, почему-то не хотел. Иногда Уёну становилось интересно, замечали ли что-нибудь остальные. Они с Саном старались быть как можно тише и не попадаться никому на глаза, но вдруг кто-то из мемберов, к примеру, случайно не туда заглянул? Понаблюдав некоторое время, Уён пришёл к выводам, что в какой-то момент именно это, видимо, и произошло, и теперь все думали, что они встречаются, потому что в разговорах к ним почти перестали обращаться по отдельности, а периодически Уён замечал переглядки мемберов и понимающие улыбки на их лицах. На душе от этого было гадко. Вопреки представлениям других, между ними не было чистых, возвышенных чувств, только дружба да секс без обязательств. А Уёну так хотелось любви, что впору было с воем на стену лезть. По вечерам, в общежитии, его образ жизнерадостного и вечно энергичного стал давать сбои, и раньше всех это заметил их чуткий к чужим трудностям лидер. — Что с тобой всё-таки происходит? — спросил он в один из таких дней, когда Уён больше не мог держать улыбку при всех. Подошла их очередь убираться после ужина, и кроме них на кухне никого не осталось. — Ты сам не свой в последнее время. Да и Сан тоже… Вы поссорились? — Сан-а?.. — откликнулся зависнувший с мыльной тарелкой в руке Уён. — Это всё, что ты услышал? — Хонджун шумно выдохнул и покачал головой. — А… да. Прости, хён, — Уён поджал губы и продолжил вяло мыть посуду. — Так что ты говорил? — Я спросил тебя о том, что происходит у вас с Саном, что оба ходите как в воду опущенные. Знаю, что это не моё дело, и лезть в ваши отношения не собираюсь, но ты же понимаешь, что ваше состояние влияет на качество работы? Вы теряете концентрацию, совершаете больше ошибок, чем обычно. Это не дело, — Хонджун подошёл ближе, положил руку на плечо Уёна в качестве жеста поддержки и заговорил тише. — Я верю, что вы можете решить всё сами, так что ни в коем случае не заставляю, но если хочешь… если можешь, поделись со мной или с кем-нибудь из ребят тем, что тебя мучает. Может, ты и не получишь готового решения, но тебе наверняка станет легче. Подумай об этом, хорошо? Не дожидаясь ответа, Хонджун ушёл к себе. Уён, тем временем, домыл посуду и уже хотел идти к Сану, но понял, что сегодня не в настроении для их привычного времяпрепровождения. Спать ещё не хотелось, идти в комнату тоже, так что он разблокировал телефон и решил немного посидеть в твиттере. «Немного» затянулось, да так, что утро Уён начинал под нотации Сонхва, зашедшего на кухню с первыми лучами солнца и обнаружившего его спящим сидя, прямо за столом. Тело после такого затекло и сильно ломило весь оставшийся день. И без того паршивое настроение было испорчено окончательно. Спустя ещё неделю, за которую он ни разу не подходил к Сану со своей обычной просьбой, вызвав у того тревогу и иррациональное чувство вины, Уён всё же решился на разговор с лидером. Он дождался того дня, когда они снова были ответственными за уборку кухни, и долго мялся, буравя взглядом спину Хонджуна и протирая стол в двадцатый раз за последние пять минут. Поведать об истинном положении дел оказалось не так просто, как ему изначально представлялось. — Ну? Расскажешь, что стряслось, или так и будешь во мне дыру глазами сверлить? — устало усмехнулся Хонджун, закончив с посудой и обернувшись. Уён оставил в покое тряпку и опустился на краешек стоявшего ближе всего стула. — Расскажу, — отрывисто кивнул он. — Хён, знаешь… мы с Саном не встречаемся, — на удивлённо приподнятые брови собеседника он ответил тяжёлым вздохом. — Мы… просто спим. Выражение лица Хонджуна сменилось на несколько разочарованное, но, тем не менее, не осуждающее. — А я не хочу так, понимаешь? — продолжил Уён. Следующую фразу произнести было сложнее, потому что в этом он нечасто признавался даже сам себе. — Я ведь люблю его. По-настоящему, всем сердцем. — Почему тогда не скажешь ему об этом? — Как я могу, хён! — вскинулся Уён. — Мои чувства наверняка не взаимны, и если это так, — а я уверен, что это так! — то я могу потерять всё — и его дружбу, и… ну… — Я понял. — Хонджун обошёл стол и сел рядом с Уёном. — Но откуда ты знаешь, что Сан не ответит на твои чувства? Откуда такая уверенность? И даже в таком случае, неужели ты правда веришь, что он откажется от вашей дружбы? — Я не… я не знаю, — Уён замотал головой и неожиданно вскочил, с грохотом опрокинув стул. Его стала бить крупная нервная дрожь. — Я не вижу выхода, хён! Не понимаю, зачем начал это, не понимаю, почему не остановился… Что мне теперь делать? Что?! Скажи, хён! Воздуха не хватало. Хонджун молчал, и Уён хотел уже развернуться и убежать куда подальше, прочь из общежития, быть может, уехать на другой конец города и там потеряться в жалости и ненависти к себе, как вдруг чьи-то сильные руки обвили его со спины. Он узнал этот парфюм, аромат которого ненадолго окутывал его на протяжении многих месяцев почти каждую ночь. Сердце Сана колотилось как бешеное, а ворот футболки Уёна вмиг промок от слёз. Хонджуна к тому моменту и след простыл. 3 Сан не собирался подслушивать. Просто спустился попить и случайно стал свидетелем откровений Уёна о любви к кому-то. А когда услышал, к кому, то не смог сдержать слёз. Он видел, как Уёна начала накрывать истерика, и прежде чем тот натворил бы глупостей — а в таком состоянии он определённо мог, Сан знал это наверняка, — за три шага сократил между ними расстояние и стиснул в объятиях, уткнувшись лицом куда-то в шею. Уён в его руках испуганно замер. — Сан-а, ты плачешь?.. — спросил он обеспокоенно, видимо, отодвинув на второй план собственные метания. — Ну почему ты такой глупенький, Уён-а, — Сан издал горький смешок. — Мы оба глупые, мы оба. — О чём ты? — Уён попытался повернуться, но Сан не позволил, обняв его ещё крепче. — О том, что нам с тобой давно нужно было поговорить, вместо того, чтобы молча страдать. Страшно подумать, сколько всего мы упустили и сколько ещё могли упустить, просто потому что додумывали друг за друга, а не делились своими мыслями и переживаниями. — Сан всё же ослабил объятия и развернул Уёна к себе. — Твои чувства абсолютно взаимны, слышишь? — чётко произнёс он, глядя в неверящие глаза напротив. — Я тоже люблю тебя, Уён-а, уже давно. Ты — самое драгоценное сокровище в моей жизни. Твоя улыбка всегда вдохновляет меня на новые достижения, а твой смех даёт силы проживать каждый следующий день. Твои внимательность и доброта стали причиной моей влюблённости, а то, как усердно ты работаешь, вызывает у меня глубокое уважение. Я бесконечно люблю всё в тебе, Уён-а, каждую сторону и каждую частичку тебя. Хочу идти с тобой рука об руку в счастливые и в трудные времена, делить с тобой всё, что ты захочешь, и делать каждый твой день особенным. Позволишь мне это? — Ты знаешь ответ, Сан-а, — улыбнулся дрожащими губами Уён, выплакавший себе все глаза от такого проникновенного признания. И Сан не мог не припасть к этим губам в чувственном, солёном поцелуе. Хорошо знакомая им страсть быстро сменилась неизведанной ещё нежностью. Оторвавшись от желанных губ, Сан принялся порхать поцелуями-бабочками по лицу Уёна, заставляя того хихикать, а после отвечать тем же. Цепляясь друг за друга, спотыкаясь обо всё подряд, они перебрались в гостиную, завалились там на диван и продолжили неспешно целоваться. Но затем Уён вдруг отстранился. — Сан-а? — позвал он. — М? — Чего ты хочешь прямо сейчас? Сан многозначительно посмотрел на губы Уёна, и тот заулыбался. — А ещё? — Честно? Поболтать с тобой. Очень хочу. — Я тоже! — Уён весь прямо-таки засветился. — Тогда давай поболтаем, — предложил он. Сан, конечно же, ответил согласием, и следующие несколько часов они провели в обнимку, разговаривая по душам, тихо смеясь и любуясь друг другом. Каждый из них заново узнавал другого, и ничто не могло быть важнее их вселенной на двоих, зародившейся этой ночью. Уснули только под утро, убаюканные обретённым счастьем, которое сами себе, глубоко в сердцах, поклялись беречь отныне.