Наша Станция

— То есть, ты хочешь сказать, что не знаешь, зачем прискакал сюда, верно? Пушкин хмыкнул, окидывая взглядом до нитки промокшего Антона. После чего он, сделав затяжку, выдохнул дым в окно за собой. На станции удивительно, но слабо горел свет. Видимо утром, когда пускают много тока, он всё же проникает сюда. В этот маленький, заброшенный клочок подземной жизни. Здесь он служит неким солнцем для подвальных обитателей. И всё же, несмотря на это, вокруг было так же пусто. Ни одной души на перроне, скамьях, тихо в вагонах поездов. Во всём городе наступило бодрое, рабочее утро, на станции же всё мертвенно тихо молчало. Глава всея Грязи обитал в вагончике машиниста, скрываясь от любого света. Может стоит сказать ему, что мода на голубую кровь давно прошла? И сейчас, вроде как, ещё круто быть загорелым, как будто бы после летнего отпуска. — Да. –Шатен утвердительно кивнул. — Хорошо, допустим. Ты хотел что-то сказать? Антон озадаченно замолчал, отводя взгляд в сторону. Он сам не понял, зачем пришёл к Пушкину хвастаться своей появившейся персоной. Его просто принесло сюда. Ну, вернее сказать, сначала в метро, потом по лабиринтам канализации, на встречу уже новому незнакомцу у люка, и вот теперь, в вагон машиниста. Прям как на поклон. В принципе, это было не важно. Главное – сделал, что хотел. — Ам… –Он неуверенно сжал в руке край прихваченной при побеге куртки. — Эм, какие ещё слоги знаем? –Голубые глаза закатились в разочарованном жесте. В присутствии кого-либо живого без тем для диалога, здесь явно не нуждались. Особенно не ждали тут чокнутого, дрожащего от холода парня.– Иди побегай, теплее станет. Придумаешь, что сказать – приходи. Костлявая, бледная рука перелистнула страницу книги, вновь берясь за карандаш. Вдруг он остановился, в неком смятении постукивая по красному, твёрдому переплёту. — Голодный? Вопрос был довольно неожиданным, так что Антон замялся, думая, что ответить. Живот и вправду был пустым. В скором времени он точно начнёт агрессивно требовать еды, что могло стать проблемой. — Не совсем… — В течении часа можешь зайти поесть. Как раз сейчас готовить будем. –Пушкин бросил взгляд на наручные часы, висящие над лобовым стеклом. Он со вздохом захлопнул книгу, так, словно ему нужно было вставать через не хочу. — Ладно, хорошо. Антон кивнул и, пихнув руки в карманы, вдруг вспомнил о выданном телефоне. — Погоди! — М? –Пушкин, не успевший даже встать, поднял взгляд на шатена.– Что ещё? — Можно попросить твой номер? –Тоша протянул руку с дряхлым гаджетом. — Нет. Глава Грязи вылез из кабины машиниста, поправляя волосы. Антон, явно не ожидавший отрицательного ответа, удивлённо вскинул брови. — Что? Но почему? –Голос слегка надломился от осознания своей же наглости. Сейчас он чем-то походил на Лёшу. От этой схожести его теперь малость воротило. — Не даю свои контакты дегустаторам. Не безопасно, знаешь ли. — А… Да, точно. Он задумчиво замолк, следуя за парнем в вагон. С одной стороны, было как-то совершенно всё равно. Антон не будет звонить кому-то на станцию, никогда, даже учитывая свою любовь к телефонным разговорам. Но с другой стороны, это клеймо дегустатора почему-то бесило. Ну не нравилось ему то, что он отличается от всех. В вагоне было тепло, но горько пахло гарью. В подожжённой бочке тлели какие-то газеты и куски то ли двери, то ли стула. Труба, свинченная из чего попало, выводила едкий дым наверх, за пределы вагона и под потолок станции. Пушкин потянулся, мельком кинув взгляд на как всегда спящую на креслах Майку. Он присел на пол, отрывая части от какого-то журнала. Страницы полетели в импровизированный костёр и, пусть не сразу, но вспыхнули, подхватывая погасающий огонь. Туда же полетела новая партия «дров». Всё это время Антон стоял на месте, молча следя за главой. Вот он терроризирует бедный журнал. Руки настолько чётко впиваются в страницы, что вся остальная часть остаётся целой, без единой вмятины. Вот он комкает страницы в подобие снежка, оглянувшись на перевернувшуюся во сне девушку. Голубые волосы мягко падают на лицо, намекая, что тлеющие угольки не вечны и стоит поторопиться. Вот он кидает бумагу в бочку. Метко. Несмотря на небольшое отверстие для розжига и приличное расстояние, он даже не проверил, попал или нет, словно делал это уже в миллионный раз. Вот он ломает деревяшку пополам. Быстро, даже не напрягаясь, словно это был какой-то прутик. Судя по худому лицу, под свитером, наверное, были только кожа да кости, так что это прям восхитило. — Всё окей? Голубые глаза оценивающе пробежались по Тоше. Тот дёрнулся и, улыбнувшись, активно закивал. — Странный ты какой-то… –Протянул парень, закатывая глаза,– Ладно, вчера был не лучше. –И, убрав волосы с лица, подошёл к Майке, беря с края кресла резинку. Волосы были убраны в короткий низкий хвост, а рукава свитера закатаны до локтей. Руки и вправду были худыми, как две спички. Кожа бледная, прозрачная, вены проглядывают. На запястьях синяки, как будто кисти часто сжимают до лопнувших сосудов. Поверх свитера Пушкин, чуть подумав, повязал фартук. Весь измазанный краской и чем-то чёрным, он не походил на поварской, но зато точно, в случае чего, спасал одежду. — Не стой на месте, к полу прирастёшь. –Он усмехнулся, потрепав Майку по голове.– Просыпайся, у нас гости. Девушка, зевая, прикрыла лицо руками. После она сонно проморгалась, поднимая взгляд на главу. Тот кивнул ей, мол: «просыпайся» и, будто подзывая, махнул рукой. — Придумай чё с ним сделать, а то выглядит как банка дешёвой тушёнки. Дина прибежит – сразу его к рукам приберёт. Со стороны дверей в вагон послышался тяжёлый, обиженный вздох и шуршание поставленных на асфальт пакетов. — Мой вкус ещё никогда так не оскорбляли. На перроне стояла уже знакомая шатену девушка в сопровождении худощавого, невысокого мальчишки. Тот, явно попав во власть женских рук, разминал уставшие запястья, внимательно наблюдая за поставленными пакетами. Огненные локоны, по всей видимости, Дины, были забраны в два небольших хвостика. На кукольном лице красовались ярко розовые очки-сердечки, такого же цвета на девушке была одета уже знакомая пушистая шуба, из под которой торчало короткое, облегающее зелёное платье. По сравнению с тем же Пушкиным, она была похожа на ядреное пятно краски. Парень же рядом с ней не особо выделялся, разве что, блондинистые кудряшки торчали из под капюшона черной толстовки. Волосы скрывали лицо, да и их обладатель явно не горел желанием показываться и запоминаться. Чёрная сумочка с красивой цепной ручкой переместилась из правой руки в левую. На руках блеснул новый, ярко-розовый маникюр. — Ну простите, я не виноват, что вас на консервы тянет. –Пушкин тяжело вздохнул, протягивая мальчику руки в просьбе отдать пакеты.– Ещё и Плута запрягла… Девушка лишь закатила глаза, явно мысленно соглашаясь, что контингент на таскание пакетов выбран не самый лучший. — Я вообще-то тоже тут с пакетами стою, так что пропускай давай. Дина зашла в фургон, пафосно цокая каблуками. Главе пихнули ещё один пакет из которого тут же была выужена консерва с чем-то типо шпрот и банка пива. Всё это дело перешло в руки блондина. Пушкин кивнул, мол: «Можешь идти», что, в принципе, Плут и сделал, скрываясь где-то в тоннеле. — Опять много притащила. –Голубые глаза медленно разглядывали покупки, аккуратно сложенные в пакет.– О, курица. –Настроение заметно изменилось, когда в руках оказалась упаковка копчёной куриной грудки с легкой, золотистой корочкой. — Ага, надо же вам хоть раз в месяц что-то нормальное есть. Дина тем временем перетащила второй пакет Майке. Та, обрадованная тем, что тоже может поучаствовать в процессе, начала выкладывать на кресло упаковки печенья и различные сладости. — Надо ребят позвать… –Протянул парень, доставая вслед за курицей консервы.– Думаю обрадуются, давно такого не ели. Все явно уже привыкли к подобным мыслям в слух, так что ему никто так и не ответил. Антону из-за этого стало довольно неловко. — Каких ребят?... Рыжеволосая, цокнув каблуками, довольно резко повернулась в сторону голоса. — Ты. –Она окинула его рукой.– Я тебя знаю. Сумасшедший с улицы. — Сумасшедший? –Пушкин усмехнулся.– Чем он тебе уже не угодил? — Испоганил мне сегодня маникюр. –Дина скрестила руки на груди, хмурясь. — У… Понятно, вдаваться в подробности не буду. Но думаю, что он не сумасшедший, скорее, довольно странный. — А когда это ты пай-мальчиков начал защищать? –Теперь каблуки цокнули, разворачивая хозяйку в другую сторону. — Я его не защищаю. –Глава Грязи пожал плечами, уходя куда-то в угол и, порыскав в коробках, достал железный противень, ставя его на бочку.– Или моё мнение теперь здесь не учитывается? — Не учитывается. –Девушка лёгким движением руки вынула из пакета новенькую, железную поварёшку и, ставя руки в боки, гордо задрала кукольный носик.– Давай. Что готовим? — Ты – ничего. — Эй! Почему? –Дина сделала максимально обиженную мордашку, хлопая глазами. — У меня ещё с прошлого раза синяки не зажили… Пушкина легонько ударили поварёшкой по голове. Тот нахмурился, потирая затылок. — Будут ещё. Спрошу еще раз, что готовим? Парень измученно вздохнул, открывая упаковку свежего подсолнечного масла и, вылив на противень, пожал плечами. — Много чего можно, нужно спросить у ребят, что они будут. Позови котят, я пока курицу разогрею. Дина усмехнулась. — Мне их по всей станции искать что-ли? — К готовке я тебя всё равно пока что не допущу. — Ц, ладно, жди. Не потрахайтесь только, а то ведь с детьми вернусь. — Ага, иди давай. Девушка махнула рукой, откидывая хвостик за спину и так же пафосно поцокала каблуками по перрону станции, направляясь куда-то в сторону тоннеля. Пушкин разложил курицу на противне. Та тут же зашипела, словно плавясь в костлявых, бледных руках. На коже остался красный след. Обжёгся, но даже не вздрогнул, лишь недовольно нахмурившись. Пару картофелин отправились в бочку, прямо в горящие угли. — У тебя уши не проколоты?... Антон оглянулся, кажется, пробуждённый от каких-то своих мыслей голосом Майки. Девушка хлопала глазами, будто это было прямо-таки удивительно. — Нет… –Парень неловко потёр шею, будто это было позором. — Ой, хочешь посмотреть на себя в серёжках? –Она мягко улыбнулась, склоняя голову на бок. — Без прокола? –Уточнил Тоша. Он как-то раз вот так приходил к зубному и, после вопроса «Хотите посмотреть на себя с чистыми зубами?» получил чек за отбеливание всей челюсти. — Конечно без прокола. –Майка хихикнула. — Ну давай… –Шатен неуверенно потёр шею и, к своему несчастью, обнаружил что та, после его похождений, довольно грязная. То, что сейчас он ничего с этим сделать не сможет, просто убивало. — Подай, пожалуйста, вон ту коробочку. –Девушка протянула руку в сторону фиолетового пластмассового бокса в двух метрах от неё. Антон удивлённо вскинул брови. Неужели она настолько ленивая, что буквально не может проползти немножко по креслу и, протянув руку, взять то, что ей нужно? — Дай ей то, что просит. Приказной тон Пушкина довольно быстро привёл в сознание. Парень, подав Майке коробочку, вернулся на место, складывая руки за спиной и тихо выдыхая. Ладно, спросит, когда главы не будет в фургоне. — Смотри! –Девушка открыла бокс, показывая огромное разнообразие различных кафов и клипс больше похожих на брак с вайлдберриз, но явно пригодных для использования. Выбрав пару штучек, она протянула руки к Антону.– Сядь пожалуйста. В этот раз шатен решил не испытывать судьбу и просто молча сел на кресла, сбоку от Майки. Та, улыбнувшись, убрала прядь тёмных волос. Она, внимательно осматривая, прицепила на него что-то холодное, тут же передававшее мочку. Парень сидел молча, лишь иногда поглядывая в сторону возящегося с продуктами, Пушкина. Всё же это было интереснее, чем рассматривать свои же руки или пытаться что-то рассмотреть в горе вещей, слыша, как медленно цокают каблуки Дины вдали. Минут через пятнадцать она вернулась в вагон с новостью, что Мако придёт позже, а некий Македон и вовсе не желает подчивать. Главу с такой новости явно переломило, но обед уже готовился, так что пришлось с максимально обречённым видом ставить вариться гречку. По словам Пушкина – она дольше портится. Новый образ с кучей каффов тут же одобрили. Рыжеволосая стянула с Антона очки, и растрепав волосы, повернула в сторону бочки. — Смотри какой) Она сжала локти парня, от чего Тоше стало тут же неудобно и он, отведя взгляд в сторону, легонько покраснел. Возражать боялся, видел, что ребята явно не простые. — М? –Пушкин оглянулся, отвлекаясь от переворачивания курицы,– Ага, так лучше. –Но, ответив, вернулся к своим делам. Дина нахмурилась, но возмущаться не стала. Ещё раз окинула Антона взглядом, склонила голову на бок и наконец отпустила. — Линзы покупай. Эти окуляры вообще не к месту. — Да… И про проколы подумай, тебе очень идёт. Майка улыбнулась, протягивая Тоше маленькое, побитое жизнью зеркало. В некоторых местах оно было крепко-накрепко перевязано изолентой. Антон… Не увидел себя. Парень смотрел на какого-то совершенно другого человека. Человека, которому всё равно на то, что о нём подумают. Человека, который прогуливает университет. Человека, который отрывается по ночам и спит с друзьями. Он видел какого-то свободного, не перегруженного себя. Не волнующегося о каждом сказанном слове. Не краснеющего и не мнущегося в неуверенности. Умеющего остро шутить не извиняясь, насмешливо улыбаться и стрелять глазами. — Будешь Чеховым. –Вдруг заявил Пушкин, поворачиваясь к ребятам. — Что?. –Дина рассмеялась.– Почему Чеховым? — Ты про окуляры сказала. Вспомнил что этот с моноклем ходил. –Парень показал возле глаза кружок.– Хз в общем, ассоциации сыграли с очками злую шутку. — Будешь Чеховым? –Майка подняла на него сверкающие глаза. Антон стоял, улыбаясь самому себе в зеркало. Больше никаких Маш и никакой учёбы. Вот он – новый человек. Пускай и не самый хороший и чистый. — Да.

·–—| Нᴀɯᴀ Сᴛᴀнция |—–·

Во рту таяла гречка с курицей под каким-то мягким, томатным соусом. Вроде обычная еда, но спустя два дня голодовки, даже отвратные сырые пельмени могут показаться божеством гастрономии. Ну, а уж эта нежнятина, приготовленная жёсткими, как металл, худыми руками и подавно. Пластиковая посуда, железные кружки. Обед был похож больше на подобие похода, нежели на что-то простое, обыденное. Двери противно скрипнули, приглашая внутрь нового незнакомца. В вагон прошёл невысокий парень с натянутым на голову капюшоном толстовки. Нижнюю часть лица скрывала спущенная тканевая маска. Он несуществующей тенью прошёл мимо остальных к одному из углов с «мусором», забирая оттуда плотную пластиковую бутылку. Парень уже собрался так же внезапно, как и появился, исчезнуть, но его притормозил глава. — Стой. –Пушкин оглянулся на вошедшего.– Ты куда? Парень неопределённо пожал плечами, притормаживая у дверей. — Не останешься? Еда готова, можешь что-нибудь со стола потаскать. Незнакомец обернулся, изучающе проходясь тёмными глазами по людям в вагоне. Остановился он на Антоне. Парень молчал, как немой, но в воздухе повис понятный для всех вопрос «Кто это и что здесь забыл?». Шатен поёжился, чувствуя, как холодные, туманные глаза Пушкина вновь окутывают его своей пеленой. — Очередной дегустатор, друг Дантеса. Глаза уплыли обратно к парню, а Тоша непонимающе хлопнул глазами. «Очередной дегустатор»? Незнакомец впился презрительным взглядом в Антона. Он как будто бы взвешивал своё желание остаться здесь с учётом фактора присутствия лишнего лица. Парень всё же повёл плечом, слегка кивнув на дверь и, оставив бутылку, вышел. Дина перевела взгляд на Пушкина, как бы уточняя ход своих мыслей. Тот кивнул, доставая ещё одну тарелку. — Кто это? –Тоша склонил голову на бок, провожая незнакомца взглядом. — Македон. –Глава неопределённо махнул рукой, но больше ничего так и не добавил. Спустя, наверное, минут пятнадцать, дверь снова скрипнула, приглашая в вагон Македона уже в компании известного ранее Маки. Последний по умолчанию казался слишком улыбчивым, что сильнее выделялось на фоне хмурости первого. — Ого, очкарик снова здесь… Только очкарик уже без очков.. —Да… Привет. –Антон легонько улыбнулся, приподнимая руку в приветствии. Он уж и забыл, что без очков. Может, у него не всё так плохо со зрением? — Точно есть не будете? –Пушкин склонил голову на бок, внимательно окидывая ребят взглядом. Парня совершенно не смутило то, что начатый диалог был небрежно прерван им. — Я буду, –Маки помахал парню в ответ, после недовольно зыркнул на Македона. Тот отрицательно мотнул головой, подбирая бутылку и уходя в угол.– Опять ушёл… — Не тормоши его, и так народу слишком много. –Голубоволосый покачал головой, накладывая ещё одну порцию, но в этот раз положив возле тарелки пакетик заварного кофе. Антон мельком глянул в сторону. Македон уселся в дальний угол. По позе парня было тяжеловато понять, но кажется тот занимался расчленением бедной пластиковой тушки бутылки. Маки закатил глаза, подходя ближе к Пушкину и любопытно зыркая на шатена. — Раз уж ты снова тут, то как к тебе хоть обращаться? А то так и останешься очкариком. Никто не обращал на происходящее внимание. То ли это было уже обыденностью, то ли просто не стоило. — А… –Антон замялся. Из головы в один момент всё разом вылетело, да так, что имя своё забыл.– Ты про кличку?... Чехов. Маки прыснул, ехидно прищуриваясь. — Продолжаем тенденцию великих писателей? Да у нас тут культурное общество образовать может… Не дело. Майка легонько хихикнула, сверкнув зеленоватыми глазами. — Культурное общество наркоманов? Пушкин тоже усмехнулся. Что-что, а на культурное общество они нисколько не походили. — Это Пушкин придумал. –Антон кивнул на главу, словно оправдываясь. Голубоглазый легонько кивнул мол: «Всё окей». — Вот именно! Как цирк уродов…. –Мако театрально покачал головой.– Ну ладно, Чехов дак Чехов. Только не надо собак в людей превращать и вообще медициной тут промышлять, идёт? — Конечно… Я вообще архитектор, медициной промышлять не могу. –Антон легонько усмехнулся, отводя взгляд в сторону. — Мотай на ус, юнец. Не давай информации, по которой тебя могут вычислить, людям, которых видишь второй раз в жизни) –Маки насмешливо глянул на, теперь уже, Чехова. Парень не стал его мучить, всё таки добродушно улыбнувшись и распуская волосы чтобы перезабрать их в ровный хвостик.– Вообще лучше много здесь о себе не говори, если не хочешь, чтобы информация разбежалась. — А… Ладно –Парень легонько кивнул. Действительно, он не знал, как быстро могут разноситься слухи и вообще опасно ли это для него. Стоило уточнить в самом начале, чтобы не вкидывать лишней информации. — А он немой? –Чехов взглядом указал на Македона, пилящего ножом бутылку. Маки перевёл долгий взгляд на Македона, после снова на Чехова. Парень в углу поднял голову, впиваясь взглядом в Антона, в руке тот сжимал аккуратный складной нож. Тот прекрасно сидел в его руке, что было удивительно. Обычно, когда покупают что-то такое, не смотрят на размер. — Ну ты поаккуратнее такие вопросы задавай… Даже если он немой, то я прям отвечаю, что не глухой и реакция хорошая. –Маки, кажется, с трудом сдерживал смех, уж слишком снисходительно широкой улыбкой смотря на шатена. — Ладно, извиняюсь –Он неуверенно отвёл взгляд в сторону, задумавшись. Не много ли вопросов он задаёт для новичка? Или так всегда? Пластик угрожающе прохрустел, Македон не сводил взгляда с Антона, пиля тёмными, вязкими глазами, из-за чего потихоньку нарастало чувство дискомфорта… Впервые за сегодняшнее утро. — Ой… Ты разозлил немого… –Мако тяжело вздохнул, качая головой. — Дак он всё-таки немой? Чехов нахмурился, переводя взгляд на собеседника. Он и так путался, что и куда, а тут ещё и этот со своими подколами. — Нет, говорить умеет, но на разговор его даже не пытайся выводить. Маки улыбнулся, пожимая плечами. Злобный взгляд Македона пропал, тот снова вернулся к своему занятию. — А…. Хорошо. –Протянул Антон, после добавляя очередной вопрос.– А почему? — По-моему, у тебя многовато вопросов. –Маки склонил голову, прикрывая глаза.– Совет второй, не старайся что-то разузнать о человеке, которого видишь впервые) —Мне молчать что-ли? –Антон хлопнул глазами. Возможно, звучало это грубо, но фактор ограничения вопросов и в правду поставил его в тупик. — Ты выбираешь его стратегию? –Парень отразил жест, кивнув на угол с «немым». — Не очень бы хотелось… — Тогда придумаешь сам, что говорить) –Маки отсалютовал ему, ехидно улыбаясь.– Оправдывай кликуху. Антон Павлыч, вроде как, был очень общительным человеком! И в правду. Наверное, стоило оправдывать своё новое имя. Остальные, вроде, это делали. Хотя… Пушкин был погружён в мечтания, но совершенно не вспыльчив. Дина красива и кличка как будто была ей не к лицу. Лёша не то, что не был сенатором, он даже от службы отвертелся. Дак всё-таки, нужно ли ему в себе что-то менять?