Правильная ошибка

Поздним вечером к Казу приходит Нина, совершенно вымотанная стычкой с представителями новообразованной банды Бочки, которые имели смелость или глупость бросить вызов парням из Отбросов. — Эти безумцы устроили перестрелку в переулке, — с тяжёлым вздохом докладывает Зеник. — Ты же, я надеюсь, всё уладила? — спрашивает Бреккер, не отрывая взгляда от какой-то очередной важной бумажки. — Да, я их успокоила. — Навсегда? — хмыкает Каз. — Ты просил разобраться с беспорядками, я это сделала, — говорит в ответ Зеник и подходит к деревянному лакированному столу, заваленному документацией. Она вытаскивает из-за спины руку и выставляет на обозрение бутылку элитного виски. В Клубе Воронов такой не наливают, в Клёпке не хранят и подавно. — Будем отмечать? — скептично изгибает бровь Бреккер, когда Нина ставит бутылку поверх его документов. Он рассматривает этикетку и одобрительно кивает — хороший выбор. — Я хочу расслабиться. Но в одиночестве пить не привыкла. А ты не откажешься от хорошего виски. — Откуда такая уверенность? — хмурится он. Нина делает вид, будто не знает о пустых бутылках, спрятанных за шкафом Бреккера. — Ты уже третий день не отлипаешь от своих бумажек. Ещё немного, и тебя похоронят под их грудой. Отвлекись, — безапелляционно требует сердцебитка. — Я не собираюсь пить с тобой, Нина. Зеник отмахивается от этих слов и разворачивается к дивану. Удобно устроившись на нём, она отрезает Бреккеру пути к надежде на одиночество и к возможности прогнать её колючими взглядами, грозной физиономией или обещаниями ада на Земле. С чертями Нина уже встречалась, сделку с дьяволом (точнее, демжином) заключала. Чем её может удивить Ад? Иногда ей думалось, что она уже умерла и сгорает в пекле. Когда из её уст ненароком вырывались туманные иносказания на эту тему, Бреккер с неким осуждением покачивал головой и хмурился. Она думает, что хуже быть не может, не верит, что есть истории страшнее. Каз, в свою очередь, знает, что всегда можно ухудшить положение дел, всегда можно ударить больнее. Но он никогда не поступит так с Ниной. Потому что несмотря на то, что порой ему всерьёз хочется стукнуть её тростью, она остаётся для него близкой соратницей. — Дело твоё. Но я отсюда уже никуда не уйду, и тебе придётся меня терпеть. На трезвую голову куда сложнее это делать, — предупредительно замечает она. Каждый раз одно и то же... Годы идут, а их стиль общения не меняется. Надо упомянуть, что Нина частенько злоупотребляла своим положением, балансируя на грани дозволенного. И, что удивительно, чаще всего дерзость сходила ей с рук. Никто из банды не понимал, как равкианке удаётся перечить Бреккеру и при этом не просто оставаться живой, но ещё и удерживать за собой статус доверенного лица. Казалось, после всех трагических событий её жизни, после потрясений она не боялась ничего. Да и Бреккер не пытался её напугать. Он будто постоянно делал ей поблажки, ограничиваясь формальными скандалами и штрафными санкциями: иногда для профилактики он вычитал определённые суммы из заработанных ей крюге. Но Нину это не останавливало. В конце концов перепалки стали частью их рутины, устраивающей обоих. Выбора у Каза действительно нет. Он отдаёт предпочтение меньшему из зол — туманящему разум алкоголю, заглушающему звучный бескомпромиссный женский голос. В шкафу удачно обнаруживаются чистые стаканы. Нина разливает виски на двоих и пересказывает боссу свой недавний разговор с дамочкой из паба. Если Инеж мастерски собирает секреты, то Нина профессионально коллекционирует сплетни. Каз время от времени посылает её в свет, чтобы та аккуратно подбиралась к жёнам или любовницам торговцев, стражей и прочих интересующих его личностей. В результате он получает ценную и актуальную информацию, а Зеник с каждым новым заданием всё сильнее оттачивает свои навыки актёрской игры и манипулирования чужим поведением. Список одураченных ей людей пополнялся, а в душе Бреккера зрел страх однажды в нём оказаться. Каз пристально наблюдает за ней, пока та говорит. Подмечает, как забавно Нина морщится, когда думает о чём-то противном, как приподнимает уголок губ, когда замечает его прямой взгляд, как насмешливо щурится, готовясь высказать что-то особенно едкое. Когда значительная часть бутылки оказывается пустой, Бреккер обращает внимание на небольшие перемены в поведении девушки: слишком уж она разошлась. Каз и Нина сидят по разным сторонам дивана, и в один момент её ноги оказываются на его коленях. Она невозмутимо и немного рассеянно поправляет свои кудри, выбившиеся из-под шляпки, расправляет плечи, лёгким движением расстёгивает пуговки на жакете и снимает его, открывая хороший вид на достоинства своей фигуры. Если бы Бреккер видел её впервые, то наверняка бы принял выходящие за рамки приличия проделки за флирт. Но как ни странно, с её стороны это был вовсе не способ привлечь к себе внимание, а скорее проявление свободы. Рядом с Казом Нина чувствует себя в безопасности и расслабляется. Она в редких случаях может понять, что происходит в его голове или душе, но привычка доверять сидит в ней глубоко и крепко. — Ты меня совсем не воспринимаешь как мужчину, верно? — спрашивает он. — А с чего бы мне это делать, Бреккер? — ухмыляется Нина и делает очередной глоток виски. Сердце Каза на короткое мгновение замирает, после чего меняет ритм. Заметив это, Зеник недоумённо выгибает бровь. — Неужто тебя это задевает? — Не неси чепухи, Зеник. — Лицо его всё так же холодно и непроницаемо. Но Нина с её способностями не собирается вестись на эту привычную маску безучастности. — Да ладно, не пытайся меня обмануть. У тебя, как и у любого другого, в наличии имеется довольно хрупкое мужское самолюбие. Каз закатывает глаза, очевидно, прикидывая, во сколько Зеник обойдётся сегодняшняя фамильярность. Он не собирается на это отвечать. — Тебе трудно с этим справляться? — вдруг снова подаёт голос сердцебитка. Непонимание отображается в глазах молодого главаря Отбросов, и тогда Нина уточняет: — С одиночеством. Не любить ничего — это основа выживания в Бочке, на улицах Кеттердама. Одному быть проще: не за кого волноваться, чувствуешь себя более уверенно. Это хорошо и правильно. Так думает Каз. — Я ценю своё одиночество. Оно дарит мне ощущение безопасности. — И поэтому ты оттолкнул Инеж… — Зеник не спрашивает, а утверждает. — Не надо сейчас об Инеж. — Лишнее доказательство моей правоты. — Не мучай мне интеллект, Нина, — морщится Бреккер. Уж что-что, а нотации или задушевные беседы ему ни к чему сейчас. — Чего ты добиваешься? — Вопрос не в этом, Каз, а в том, чего ты хочешь, — раздражающе загадочно произносит девушка. Если Бреккер чего-то и хочет в эту секунду, то только придушить её. — Желания всегда одни и те же, — небрежно отвечает он. — Деньги, власть, контроль над обстоятельствами. — И ни слова о душе. — Моя душа ещё ни разу не помогла мне заработать приличной суммы крюге. — Бреккер, ты неисправим, — фыркает Нина. Прислушиваясь к происходящему внутри Каза, Зеник замечает давящую пульсацию в его сознании. Совсем не похожую на импульсы, рождающиеся во время придумывания гениального плана для очередной авантюры. Очевидно, Бреккеру не доставляют удовольствия непрошенные размышления. И Нина догадывается, что его беспокоит. — Ты постоянно терзаешь себя мыслями… Так жить нельзя. Тело Каза невозможно зажато. Многие не обращают внимание на такие мелочи. А если кто и замечает, то легко находит тому поверхностное объяснение. А вот внутренние процессы, изводящие Бреккера, крайне необычны и корнями уходят в далёкое прошлое. Старая незажившая душевная рана, которая не перестаёт кровоточить. Психологический блок, поломка в системе. О таком не положено знать никому. — Если бы я этого не делал, то не заработал бы и… — Я не о тех мыслях, — прерывает его Нина. Она задумчиво прикусывает губу и через секунду подрывается с места. — Позволь мне кое-что попробовать, — просит она, покушаясь на личное пространство Бреккера. Левым коленом сердцебитка упирается в край дивана, перекидывает правую ногу через его бёдра и усаживается. Парень чувствует на себе вес её тела и многослойного наряда. — Что ты делаешь? — Экспериментирую. Помнишь, я как-то подавляла твою чувствительность для дела? — Каз напряжённо кивает, с подозрением поглядывая на руки сердцебитки. В какой-то момент она пытается дотронуться до его лица, а тот предупредительно отшатывается. Опасная игра. Уголки губ Нины приподнимаются. В голове уже зародилась идея, и Зеник не собирается просто сдаваться. — А что, если так?.. Она внушает безмятежность, вручает ему ключ к контролю над тёмными бушующими водами, но сохраняет естественные реакции на раздражители. — Я бы попросил тебя убрать свои руки, пока есть такая возможность, иначе… — Иначе что, Каз? Ударишь беззащитную девушку? — Ты-то беззащитная? — он кривит губы в усмешке. — Повторяю, руки… Чёрт, Зеник! — Отчего-то, когда подушечки её пальцев почти невесомо касаются острых скул, его словно током прошибает. — Святые, какой ты забавный, — хихикает Нина, чувствуя, как колотится сердце Бреккера. — Оказывается, ничто человеческое тебе не чуждо. — Клянусь, если ты не прекратишь свои игры… — рычит он, едва сдерживая в себе порыв спихнуть с колен вконец обнаглевшую дамочку. — Я ничего не делаю, Каз, — Нина невинно хлопает ресницами. — Что это значит? Зеник пожимает плечами, и как бы между делом снимает с головы шляпку, откладывая её на подлокотник. — Ну, сначала я, конечно, немного поколдовала над твоим центром страха и инстинктом самосохранения. Теперь они не будут вызывать такую дикую тревожность при соприкосновениях с чужой кожей. А сейчас всё зависит только от тебя. Славный расклад. Только вот не верит ей Каз, ни одному слову. Кровь как-то внезапно становится горячей, в голове образуется туман, дыхание тяжелеет. Не может быть, чтоб она оказалась непричастной к его смятению. — Твои руки… — Просто руки, — шепчет Зеник, — просто касания. Никаких фокусов. — И как… — он сглатывает, и Нина видит, как вздрагивает его кадык. — Как далеко я могу зайти в таком состоянии? — Ты у меня спрашиваешь? Проверь сам. Если не боишься. А ты не боишься, — она игриво ему подмигивает. — А что насчёт твоих границ? — Теперь вызов бросает Каз. — Я подумаю о них завтра, — озорно улыбается сердцебитка, даже не думая об отступлении. Первый год после смерти Маттиаса казался Зеник сущим кошмаром. По совету Инеж Нина уплыла из Кеттердама на родную землю сразу же, как представилась такая возможность. В Равке она не была желанным гостем, но теперь её оттуда хотя бы не гнали. На родине она подучилась кое-чему у опытных гришей, попыталась хоть на чуть-чуть приблизиться к жизни, которую знала до встречи с фьерданцем. А потом сердцебитка случайно услышала, что Женя Сафина обратилась к Казу Бреккеру и его Воронам с неким важным заданием. И Зеник вернулась в Кеттердам. Это задание оказалось для банды переломным. Воронам удалось передать Сафиной посылку с коллекцией компрометирующих писем, изъятую у одного уважаемого джентльмена, желающего разжечь в Равке пламя междоусобиц. После этого из старой-доброй компании с Бреккером остались только Джаспер и Нина. Уайлену в процессе доходчиво объяснили, что, если тот не прекратит заниматься тёмными делишками, он может потерять всё. И только-только вставший на ноги купец выбрал свою семью: больную мать, мачеху и брата. Время от времени они с Казом продолжали сотрудничать, но лишь на уровне консультаций. Инеж решила, что она нужнее в море. Произошло это не без помощи Бреккера, надо сказать. Пара честно пыталась сблизиться, стать похожей на нормальных возлюбленных, но Казу требовалось слишком много времени, чтобы расправиться со своими демонами, а Инеж замечала, что он и не горел желанием стараться ради этого. Каждый раз, когда Каз отшатывался от её прикосновений, она чувствовала ужасную горечь и разочарование. Однажды сулийка пришла к нему и сказала: «Я так больше не могу». И Бреккер её отпустил. Даже помог снарядить корабль и сам набрал надёжную команду. Во времена отсутствия Инеж в Кеттердаме главарь Бочки продолжал защищать своего Призрака, находясь на суше. Для них обоих, похоже, это был оптимальный вариант сосуществования и взаимной заботы. Он — её тыл, надёжное плечо — обеспечивает безопасность пиратки, берёт на себя весь груз бюрократии, она — святая, в которую верит мошенник и убийца, — просто живёт и свободно следует за своим сердцем. Казу этого достаточно. У Инеж не остаётся вариантов. Он всё ждёт, когда же Зеник заявится в Клёпку и в её излюбленной нагловатой манере оповестит его: «Я больше не собираюсь работать на тебя, Бреккер». Но она этого не делает. Она всё ещё остаётся с ним рядом и прикрывает его спину, когда он того просит. Ворчит, конечно, периодически. Но вафли и обещанный гонорар всегда могут убедить эту женщину в чём угодно. Если бы Нина решила уйти, Каз не стал бы её удерживать, однако признавался себе, что присутствие сердебитки в Бочке его более чем устраивало. Оно не только гарантировало выгоду, но и напоминало о хороших временах. Тяжёлых, но по-своему прекрасных. Потери всегда оставляют после себя разруху, а Зеник ещё не успела на руинах выстроить чего-то внушительного и надёжного. Даже фундамента не обозначила. В душе женщины вот уже несколько лет зияет дыра, которую сложно заполнить. Нина сомневается, что она вообще когда-нибудь сможет это сделать. А Каз и его авантюры помогают ей отвлечься. Порой это бывает даже весело. Сейчас, сидя на бёдрах Бреккера, Нина полностью поддаётся своему любопытству. Азарт плещется в её венах и толкает на безумства. Она просто млеет от осторожных мужских прикосновений, но кое-что её немного не устраивает. — Сними перчатки, — Он смотрит на неё с подозрением. Возможно, ему бы хотелось вложить в свой взгляд что-то близкое к угрозе, но состояние не позволило. — Доверься мне, давай. Рисковать любят и умеют оба. Но до такого ещё ни один из них не доходил. Ребята сейчас на опасной территории — у той границы, к которой деловым партнёрам вообще не следует приближаться. Хотя кто их осудит, если об этой ночи будут знать только он и она? Каз по очереди стягивает перчатки со своих ладоней и тянется к руке Нины. Она мягко улыбается и переплетает свои тёплые пальцы с его, холодными и подрагивающими — они дают немое согласие простить друг другу проявленные слабости. Всего лишь миг, а потом всё вернётся на круги своя. Бреккер никак не может отделаться от ощущения чего-то недостающего внутри. Но без этого «чего-то» он мыслит и действует гораздо свободнее. Теперь Каз в силах спокойно дотронуться до щеки девушки, разжигающей пожар в его теле. Он столько раз желал осмелиться на такое, глядя на своего Призрака, а смог, лишь находясь рядом с Зеник, только с её помощью. Вот ведь ирония! — Это безумие, — говорит Каз, вдыхая пряный аромат женских духов. — Наслаждайся им. Ухоженные тонкие пальцы нетерпеливо расстёгивают пуговицы жилетки, а потом и белой рубашки Каза. Он в хорошей форме. Зеник получает настоящее эстетическое наслаждение от вида его натренированного тела, напряжённых мышц, создающих привлекательные рельефы. Девушка проводит руками по чужим плечам, окончательно избавляясь от мешающей рубашки, замечает, как по бледной коже Бреккера пробегают мурашки, и довольно улыбается. А затем она укладывает его на лопатки. Зеник хитрая лиса. В её глазах — омут. Но Бреккер не собирается тонуть в нём, да и Нина не позволит этому случиться. В трезвом состоянии они вряд ли бы решились на такой «эксперимент». Скорее всего, после малейшего намёка кто-то один оказался бы в могиле. Однако они выпили не один стакан крепкого виски, и привычные паттерны поведения оказались слегка скорректированы. Да, слегка… В смелости Казу не откажешь. Особенно теперь. И когда он чувствует недовольство из-за неравного количества одежды на их телах, то немного отталкивает девушку в сторону, встаёт на ноги и тянет её за собой, чтобы расправиться с пышным женским платьем. Его руки касаются спины Нины и принимаются за шнуровку корсета. К её удивлению, Бреккер не испытывает особых сложностей, словно раздевает девушку не в первый раз. — Надо же, твоим ловким пальцам нашлось ещё одно применение. — Осталось найти применение твоему языку без костей, — ухмыляясь, шепчет он на ухо Зеник, и по её телу проходит дрожь. Нина тихо смеётся. Плечи её подрагивают, пока Каз снова и снова касается губами шеи, будто пытаясь привыкнуть к своим новым возможностям. Закончив возиться с платьем, Каз думает о том, что женская мода определённо нуждается в реформах. Либо перемен требует конкретный гардероб Зеник. Вот Инеж никогда не стремилась напяливать на себя громоздкие одежды с турнюрами и корсетами, и связано это было не только с её обязанностями паука, но и с банальным нежеланием походить на светских дам или особей типа Хелен. Нина носила что-то подобное практически всегда. Ну, может, через раз. Конечно, со стороны выглядело зрелищно, но удобства в этом не было никакого. Бреккер усаживается обратно на диван и возвращает Нину в прежнее положение. Она сидит перед ним в тонкой кружевной сорочке, совершенно не стесняясь своего вида. Каз осторожничает, ему всё кажется, что, если он сделает лишнее движение, произойдёт что-то фатальное. Он помнит, что не мог пойти на такой шаг раньше, но не помнит, почему. Нина опытная, и она берёт ведущую роль на себя. Каз это терпеливо принимает. Или почти принимает. — Зеник, ты знаешь, что ты ведьма? — говорит он, когда Нина сжимает его ладонь на кружевном подоле, призывая потянуть ткань наверх. — Тш-ш, знаю-знаю. Она водит его руками по своей голой коже в местах, до которых Каз бы не позволил себе дотронуться. Однако ему даётся и разрешение, и руководство к действию. До этого момента Бреккер не был абсолютно уверен в том, что сможет закончить начатое. Теперь он просто не видит других вариантов. Если встретиться со казовским взглядом, можно заметить, как он темнеет и становится рассеянным, как расширяются чёрные зрачки. Нина с восхищением наблюдает за таким Бреккером — подчиняющимся, уязвимым и теряющим контроль. Обычно он тот, кого обходят стороной, боясь нарваться на неприятности, и тот, кого действительно следует опасаться. Его называют Грязные Руки не просто из-за вечных кожаных перчаток, с которыми срослись длинные проворные пальцы грабителя. От осознания этого у сердцебитки появляется шальной блеск в глазах. Всё-таки опасность стала её страстью. Неосознанно Зеник тянется к риску, раз за разом испытывая себя. Когда одежды на них совсем не остаётся, Каз наконец понимает, что может не сдерживать себя. Он вынимает из причёски Нины шпильки одну за одной, наблюдает, как тёмные пряди спадают на женские плечи, а через несколько секунд запускает руку в кучерявые волосы, прижимаясь к губам Зеник. Вибрацией в нём отзывается одобрительный полувздох-полустон сердцебитки. Бреккер продолжает не сдерживаться, когда ловит не то равкианские проклятия, не то мольбы, срывающиеся с губ Нины, когда подминает девушку под себя и пытается подобрать подходящий ритм, когда чувствует, что Зеник принимает его в полной мере. Удивительно, как ему удавалось удержать их обоих от падения, учитывая, что диван на чердаке едва ли был предназначен для двоих. Ещё сложнее понять, как они провели на нём всю ночь. Нина бесцеремонно располагается так, что одной своей половиной лежит на туловище Каза, а другой — помещается на оставшемся свободным участке дивана. Когда главарь Бочки пытается возмутиться, она кидает ему лаконичное: — Спи, Каз, — потом зевает и продолжает мысль, — не порть впечатление, просто замолкни. Утро первым открывает глаза именно Бреккер. Он ещё несколько мгновений не может понять, что так давит на его грудь, а потом переводит взгляд на сопящую обнажённую Зеник. Его передёргивает, хотя волны паники плещутся где-то вдали и даже не дают о себе знать. Участившееся сердцебиение под ухом будит Нину. Она сонно разлепляет глаза и потягивается подобно довольной кошке, игнорируя суровый и напряжённый взор Каза. Он на мгновение замирает, как будто растерянный и поражённый лёгкостью, с которой пробуждается сердцебитка. Зеник вообще ничего не смущает: она спокойно встаёт с постели, не замечая, как отводит взгляд озадаченный Каз, подбирает с пола вещи и постепенно одевается. Когда очередь доходит до корсета, Нина наконец обращает внимание на Бреккера. — Не поможешь девушке? — изогнув бровь, спрашивает она. Чтобы подойти к ней, Казу сначала приходится натянуть на себя брюки. Только после этого он встаёт вплотную к девушке и подцепляет пальцами шнуровку корсета. Оба молчат и прислушиваются к ощущениям. Сожаления нет, только лишь небольшое замешательство: Бреккер не ожидал, что распитие спиртных напитков с Зеник приведёт к таким сногсшибательным последствиям, а Нина точно не собиралась становиться его первой женщиной. Но всё, что могло случиться, уже случилось. И это определённо было неплохо. Может, странно, но вовсе не плохо. Зеник разворачивается лицом к Казу. Вот он, момент, когда они смотрят глаза в глаза. У каждого в зеркалах души отражается тысяча невысказанных переживаний, десяток невыраженных эмоций. Но им не нужны слова, чтобы понять друг друга. «Ты подарила мне мгновения свободы. Они должны остаться между нами». «Я ни о чём не жалею. Но мы должны сохранить случившееся в тайне». «Это больше не повторится». «Нам не следует об этом вспоминать». — События ночи уходят в забвение с наступлением рассвета, — хриплым голосом произносит Каз. — Отлично сказано, Бреккер. Просто отлично, — отвечает Нина и подбирает с пола свою шляпу. — Я позавтракаю внизу и уйду. — Хорошо. Он обещает себе, что выкинет прошлую ночь из головы и никогда не вернётся в те мгновения даже мысленно. Неважно, насколько будет сложно. В том, что сложности возникнут, Каз не сомневается, ведь он никогда раньше не испытывал такого фейерверка чувств, а пережитое было слишком ярким, чтоб запросто от него отречься. Но беда в том, что Каз никогда и ничего не забывает. Позже он найдёт в своей постели голубую атласную ленту. Одну из тех, что Зеник любит вплетать себе в волосы. Лента эта окажется выпущенной за оконную раму — в Клёпке, на чердаке Каза нет места таким вещам. Он будет стоять и смотреть, как ткань причудливо изгибается на ветру, как её уносит всё дальше и дальше, за пределы видимости. Тогда же Бреккер решит, что, наверное, никогда ранее ему не приходилось совершать таких правильных ошибок.