Песчинки времени

      Выручай-комната приобрела вид уютной комнаты с двуспальной кроватью, камином и большим окном с видом на цветочный сад. На подоконнике сидели две девушки. Их руки были соединены. Обе сидели в пижаме чёрного цвета. Пэнси Паркинсон. Гермиона Грейнджер.       Ни одна из них не сказала ни слова с момента их встречи. Они просто встретились в коридоре, вместе пришли, вместе сидели здесь. Когда Пэнси поджигает сигарету, а после задумчиво поднимает голову, то всё же спрашивает. — Ты не против? — Гермиона вскидывает бровь, слегка приподнимает уголки губ и еле слышно произносит. — Против, — Пэнси смотрит неотрывно, после тушит сигарету, и выругавшись, открывает обычное вино. А после идёт за бокалами, стоящими на столике неподалёку. Гермиона наблюдает за ней, очерчивая взглядом женственный и столь заманчивый силуэт. — Раньше ты не была против. — Тянет Пэнси, разливая вино по бокалам, делая акцент на последнем слове. Гермиона склоняет голову вправо, берёт вино из руку Пэнси. Вдыхает терпкий и слегка сладковатый запах. — Я и раньше тоже была против…- Пэнси с интересом смотрит на Грейнджер, которая тоже выделяет это слово. — Просто хотела быть с тобой рядом столько, сколько смогу. И столько, сколько ты позволишь. — Гермиона поднимает взгляд, встречаясь со светло-зелёными глазами. Пэнси, улыбаясь, целует ту в лоб. Задумчиво проводит рукой по волосам девушки, и устраиваясь удобнее на подоконнике, обнимает её.       Когда же это началось? Она и не вспомнит. Просто однажды. В один прекрасный день их взгляды встретились. И пожалуй, хватило одной фразы, чтобы желать держать эту заучку за руку и больше никуда не отпускать. Касаться её так, как никто другой. Видеть, как её щеки становятся красными от смущения, и обнимая её, утопить свое одиночестве, и кошмар через который они обе прошли. — Гермиона, мне кажется, я тебя люблю. — Пэнси не уверена, ей страшно произносить эти слова, её сердце отстукивает прямо в ушах, и ей хочется исчезнуть, но когда Гермиона улыбается и тянется к ней за поцелуем, то ей кажется, что в мире нет слаще губ, чем те, что сейчас сминают её.       Эта ночь возможно их последняя. И обе желают остаться здесь. Пэнси Паркинсон наследница известной семьи магического мира. И её судьба, связать свою жизнь с человеком, подобным ей. Не с Гермионой. Не с маглорожденной волшебницей. Не с Героиней войны. Не с девушкой.       Когда они уже перебираются в постель, Гермиона, шепчет, и каждое слово Пэнси желает запомнить, ведь с утра они вновь станут чужими людьми. И на этот раз уже кажется навсегда. И это глупое и навсегда причиняет боль не хуже незабвенного круцио. — Я хочу тебя обнимать и никуда больше не отпускать. Держать твою руку, слышать твой голос и тысячу раз утопать в твоём запахе ненавязчивых духов, слушать твой смех, видеть, как ты убираешь волосы назад или собираешь их в хвост, или вновь их перекрашиваешь. Я хочу утонуть в тебе навсегда, стать кем-то большим для тебя, но…я знаю…точно знаю, что этому вряд ли суждено сбыться… Когда ты проходишь рядом мне хочется ухватиться за твою руку, хочу почувствовать тепло твоих рук, но я помню точно, что они холодные. — Гермиона замолкает, и никто не прерывает эту тишину, разве что, треск издаваемый камином, разбавляет её. — Наверное, тебе было весело Пэнси? Играть с грязнокровкой? Видеть, как она готова ради тебя на всё. Буквально умереть, стоило бы лишь тебе пожелать? Какого это иметь подобную власть, Пэнси? — И Паркинсон перестаёт гладить её волосы, а Гермиона крепче обнимает её, пряча взгляд, дыша куда-то в районе шеи. Пэнси не нравится резкая смена разговора, и всё же она не отвечает. Разае это была игра?       Находясь между её ног, обнимая за талию и кладя голову на её плечо, Гермиона чувствует, как была напряжена Пэнси. И задумчиво улыбается, когда та её обнимает чуть крепче, чем было до. Их молчание затягивается, но им комфортно. Вот бы навсегда остаться здесь, думает каждая из них, прекрасно осознавая, что этого не случиться.       Война закончилась год назад. Факультеты, учитывая немногочисленность студентов, вернувшихся в родные стены замка, объединили в одну группу. Забавно, что все четыре факультета стали одним целым, как когда-то, наверное, хотели основатели школы. Семья.       Это слово, ставшее для очаровательной Героини чуждым спустя время, как та стёрла память родителям и отправила их в Австралию. Подальше. Подальше от всего этого ужаса Англии. Вот только, какая неудача, попытка вернуть им память не увенчалась успехом, впрочем, большего от себя, на удивление, она и не ожидала, не после войны.       В выручай-комнате они стали проводить время спустя три месяца странных переглядок. Пэнси часто смотрела на неё, а та в конце концов тоже стала ловить её взгляды. Этакая забавная игра. Игра, которая слишком сильно затянулась и её конца пока ещё даже не видно…       Когда Пэнси впервые обняла ее, Грейнджер подумала, что это чудесно. Волшебно. Тепло ее тела и этот запах каких-то цветов был самым лучшим. И одиночество затонуло в один миг. В тот вечер они просидели так целый час, за который ни одна из них ничего не сказала.       Они виделись по вечерам, чтобы утопить собственное одиночество в объятиях. А после Паркинсон уходила, практически всегда первая, а та ещё долго сидела, пытаясь унять бешенно бьющееся сердце. А когда спустя время, Паркинсон притянула её к себе и поцеловала, ей казалось, что время остановилось. Она хотела. Сильно хотела. Желала настолько сильно забыться здесь и сейчас, навечно запомнить ее губы и их манящий вкус. Безумно сладко и тепло. Пэнси улыбается, а ее сердце грохочет, Паркинсон тянет её к себе, а после заглядывает в глаза, тихо спрашивая, словно играясь. — Всё в порядке? — В ее глазах плещется какой-то страх. И Гермиона отвечает ей, пряча взгляд. — Да, — добавляя после. — Давно этого хотела, хотя, признаться честно, мне хотелось лишь объятий. И вновь раз за разом утопать в тебе. — После этого они долго обнимают друг друга, так, словно, если сейчас кто-то из них отпустит, то другая неприменно исчезнет, и беспрерывные поцелуи, действуют, как непреложный обет, давая вздохнуть совсем немного. Внутри них чувства взрываются, будто фейерверк, самый яркий и прекрасный.       Однажды, сидя за учебниками, Гермиона задумывается, а какого цвета ее глаза, и она ставит галочку, что в следующий раз запомнит. Обязательно запомнит. В тот вечер Гермиона долго смотрит в ее глаза, и в последующие дни тоже. И та понимает, что тонет в прекрасном зелёном поле. Она думает, что та была прекрасна. — Ты красивая — Гермиона произносит это с усердной частотой. Что, когда слышит от нее «ты красивая», она готова вырезать ее слова на теле, на собственном сердце, и, к собственному ужасу, на душе. Пэнси обнимает ее. Гермиона задыхается от своих же чувств, готовая выть на Луну, как одинокая волчица.       А однажды Пэнси говорит, что влюбилась. А Гермиона смотрит. Ей хочется уйти. А в голове стучат ее слова «ты красивая». Он оказывается лишь временным увлечением, и Гермиона выдыхает с облегчением. Чуть позже Пэнси скажет, что уже не девственница, что потеряла её с человеком, в которого была влюблена. И Гермиона задыхается вновь от тупой боли, и ей кажется, что ее режут, вскрывают голыми руками, но она улыбается, обнимает и говорит. — Вот как, тебе понравилось? Всё было хорошо? — Но Пэнси отводит взгляд и говорит, что нет. И Гермиона думает, что она отвратительна. Она хочет оставить ее себе. Всю. Без остатка. Пэнси только моя…моя. Но, к сожалению, для нее, Гермиона явно никто, неожиданно осознание бьёт в голове девушки. А боль медленно покрывает ее душу. В тот вечер она уходит первая и долго плачет, содрогаясь от холода. Эти качели не остановить. И ей хочется полюбить кого-то другого. Совершенно другого. Не ее.       А спустя годы они встретятся вновь. Пэнси заметит на предплечьях татуировки чёрной змеи с зелёными глазами. И будет долго смеяться, пытаясь спрятать свою горечь, ведь с ее бедра с гордым взглядом на мир будет смотреть львица с золотистыми глазами. Она скажет, смотря в ее глаза. — Привет, — желая навсегда запомнить этот день, чтобы вновь утопить своё жалкое одиночество, на сей раз уже будучи в браке, будучи матерью, наблюдая за дочерью самой Грейнджер. — Привет, — Гермиона вновь смущена, а в ее жизни многое поменялось. И всё же тоска во взгляде по ушедшим дням, по теплу ее объятий, будет вновь ее разрывать.