Извини меня, Зарянка.

Шёл очередной день на Пенаконии. Такой же шумный, весёлый и красочный, словно картина нездорового экспрессиониста "на весёлке", словно бесконечная пучина непрекращающейся радости и смеха в мории. Неизвестно, сколько таких дней было и сколько могло ещё повториться. Особенно он был привычным и стандартным для Воскресенья, что достаточно часто наблюдал за этим шумом, особенно учитывая Зарянку, которая зачастую была центром событий, самой сияющей звездой среди маленьких звёздочек, мечтающих стать хоть на шаг ближе к предмету обожания. Брат и сестра всегда привлекали внимание. Не каждый день можно увидеть столь прекрасных халовианов, похожих на божеств, также с приятным характером. Золото, которое сияет ярче всех. Именно сегодня в один момент братцу понадобилась Зарянка, словно кислород. Надо было спросить о чём-то, да и на глаза она давно не попадалась, мало ли затерялась куда-то или ещё что-то похуже. Первым делом халовиан направился в номер сестры. Абсолютная уверенность была в том, что она находится там, но в груди что-то начинало обеспокоенно и болезненно ныть, медленно начиная царапать костяную клетку белоснежных рёбер. Сначала постучавшись в комнату, херувимоподобный ожидал ответа. Но получил он лишь тишину. Волнение и страх сами потянули руку к ручке двери и отворили зелёную преграду. "Шестое" чувство не обмануло. В середине номера в ванне с водой для погружения в мир грёз лежало бездыханное белоснежное тело певицы, безмятежное, но эмоция, что застыла на лице навсегда, изображала некую боль, неприязнь. Юноше показалось, что что-то внутри него умерло болезненной смертью, а сердце разбилось на тысячи кусочков, словно хрустальная ваза, раня ещё сильнее. Как такое могло произойти? Как она могла умереть? Так легко и просто. Может она просто без сознания? Галлюцинация? В мире грёз? Быстрым шагом подойдя к телу, парень принялся проверять признаки жизни у родственницы. Самый главный страх оказался болезненной явью. Теперь сердце точно разбилось на тысячи осколков, которые будут медленно мучать его. Горячие слезы начали медленно скатываться по бледным щекам, словно выжигая на них свой след. Казалось, что это всё несмешная шутка, кошмар. Стоя в холодной воде, обнимая холодное тело звёздочки, Воскресенье плакал навзрыд, прижавшись к нарядному куску мяса с кожей. Теперь ни звёзд, ни планет для него на свете нет, лишь серость и болезненная горечь невчёмной жизни. Веселье и праздность космического курорта в миг утратили свои ядерные вырвиглазные краски, став бледным бессмысленным цирком. Теперь ничего не имеет смысла. Ничего в этом бренном мире, на этой чертовой планете не нужно! Истерика продолжала идти полным ходом, продолжая за собой стадию отрицания. Смерть близкого человека, с которым ты живёшь бок о бок много лет, не просто может выбить из колеи, а разбить весь твой мир безвозвратно. Столько всего не сделано, столько всего потеряно навсегда. Холод тела и вода все же дали о себе вспомнить через добрые два часа, когда плакать было нечем, голова начинала медленно кружиться и болеть, а ноги с трудом держали. На проигрыш партии эмоциям ушло слишком много сил. Пав обессиленно опустился на колени с трупом на руках. Парень божественной красоты попытался успокоить себя. Вышло это так себе, тело продолжало трястись, а руки не хотели отпускать тело. С трудом удалось пересилить себя и перенести тело на диван, накрыв его пледом. Теперь голубоволосого мучила вина. Чуть раньше он вспомнил о сестре, чуть раньше он пришел бы к ней, может быть спас её, смог помочь... Но теперь это лишь мечты, одно из несбыточных желаний. Побродив по комнате туда-сюда в раздумьях о том, как можно улучшить положение сестренки, в поехавшей голове у братика щелкнула мысль. Подойдя к телу снова, трясущимися руками он убрал плед, который немного согрел тело мертвеца. Глаза были полны безумия и сияли этим ужасом, словно драгоценные камни после ювелирной работы над ними. Послышалось лишь тихое извинение. Извинение перед тем ужасом, который должен произойти сейчас. Бледные руки медленно прошлись по тонким ногам, после залезая под подол платья, теперь ощупывая то, что находилось под ним. Медленно сняв трусы, поехавший пристроился между ног сестры, уже не различая что плохо, а что хорошо. Приспустив брюки и нижнее бельё, брат медленно вошел в сестру, не сильно волнуясь по поводу того, что может что-то повредить. Уже нечего портить и вредить. Ничего к жизни любимое подобие серафима не вернет. Слегка смутившись от того, что он взаправду решил заняться прелюбодеянием со своей родной кровью. Но долго эмоция на полное не играла. Шарики укатились за ролики еще дальше. Начав двигаться, желтоглазый тихо постанывал, придерживая тело любимой певички, слушая свою галлюцинацию. Он знал, что занимается сексом с трупом, но это никак ему не мешает слушать то, чего не существует-стоны Зарянушки. Сильные руки держали бедра девушки крепко, словно это его последняя надежда. Тело было холодным, от чего было не особо приятно, но его это не останавливало. Темп начал медленно ускоряться, смазкой же служила кровь, что медленно текла. Скоро труп буквально насиловали, как в последний раз, двигаясь туда-сюда с тихим хлюпаньем и стонами со стороны братишки. Руки так же занялись развратом, лапая небольшую грудь, играясь с сосками. Жаль, что приносит удовольствие это только одной стороне. Неизвестно, сколько заходов было в этой позе, но вскоре стало не сильно удобно. Трупик быстро поменял своё положение, теперь находясь на чужом члене. Труп продолжили мучить. То ли к счастью, то ли к сожалению, но поехавшая кукушка благополучно обманывала своего владельца. Для Воскресенья сестрица вновь жива и с удовольствием принимает в себя чужой орган, умоляя о большем, что и получает. Теперь руки расположились на узкой талии звезды, держа тело максимально крепко. —Ах, братишка... Пожалуйста, чуть глубже ~! – Просьба мгновенно выполнена, в тело вновь входили и выходили во всю возможную длину. Фантомные женские стоны становились ярче и громче, от чего возбуждение накатывало новой волной, добавляя сил для осквернения трупа. Таким же образом прошли ближайшие несколько часов, что отняли последний силы. Безумие похоти тоже вскоре угасло, смирившись на осознание происходящего. Несколько часов и от трупа буквально отпрыгивают, словно от какого-то кошмара. Он только что переспал с трупом сестры. С телом той, что любил больше жизни особой любовью. Он клялся, что никогда ней не навредит, а что в итоге? Насколько же он отвратительный, мерзкий. Такие люди не заслуживают жизни. Приведя себя и труп в порядок, херувимоподобный поплелся из комнаты на ватных ногах, уходя на кухню отеля. Благо, доступ к ней был. Едва нога ступила за порог пустой комнаты, тело сразу направилось к ножам. Необходимо было понести все это, отмыть себя от этого греха, вернуться к сестре, извиниться перед ней и понести наказание за свое отвратительное поведение. Потянувшись за самым длинным и острым ножом, что было даже страшно использовать, блеск холодного металла манил к себе и словно просил использовать себя не по назначению. Закатав рукава, рабочая рука быстро прошлась по всей длине голого предплечья другой руки, после чего то же самое сделала и другая рука. Нестерпимая боль заставила вскрикнуть и тут же по привычке руки потянулись к рту, чтобы заткнуть себя, тем самым причинив владельцу еще больше боли. Алая жидкость быстро капала на пол и стекала по рукам, перемешиваясь с самой собой. Но этого было мало. Лезвие быстрым движением измученных кровавых рук оказалось в животе. Боль снова оказалась слишком ужасной. Попятившись назад, красавец врезался в шкафы с приправами, которые благополучно упали на бедолагу, рассыпаясь в полёте. Все было бы не так плохо, если бы там не было соли. Соленные кристаллы упали в открытые раны на руках, заставляя самоубийцу испытать адскую боль, которая смешалась с уже присутствующей. Чувство собственной смерти уже нежно обнимало свою жертву, оставались всего несколько минут. И все они были потрачены на сестру. — Извини меня, Зарянка, это была моя вина, надеюсь, ты не держишь на зла? Последний стук сердца и... Смерть. Больше никого из них нет. Так и отдана была жизнь, на кухне прекрасный халвани после греха убил себя и ушел в адских муках, извиняясь перед любимой сестрицей.