***
Так и прошла неделя: на полу, в слезах, в бессоннице и бесконечной тревоге. Ей конечно все равно приходилось отвлекаться, хотя бы на разговоры с сыном, на редкие приемы пищи и бесячие смс-ки. Сын… Он и правда давал забыть, как ей невыносимо, она готова была бесконечно слушать его рассказы о школе, о книгах и о типичных подростковых трудностях, вот только о себе она молчала, хотя он всё понимал и порой своими неожиданными советами вводил Тину в ступор. В этот раз он предложил ей писать, просто вылить мысли в тетрадь, когда-то она учила его этому, но почему-то сама же об этом забыла. Тина медленно поднялась с кровати, потянувшись в разные стороны, чтобы размять позвонки. Тело ужасно затекло от того, что находилось в одном лежачем положении, ей не хватало банальной растяжки, ну и, конечно, качественного сна, она тратила остатки энергии, изводя себя тяжелыми мыслями. Девушка тихонечко приоткрыла крышку рояля, плюхнулась на банкетку и притянула к себе бежевый блокнот с карандашом, что всегда хранился на инструменте. Тина использовала его как личный дневник, только высказывалась она стихами или песнями, и, хотя строки не всегда складывались воедино, это помогало ей выплеснуть то самое сокровенное, которое так трудно было произнести кому-то вслух. Девушка, не торопясь, водила карандашом по бумаге, периодически перечеркивая собственные мысли, ведь ей не все удавалось принять, и не все эмоции она готова была проживать сейчас. В таком положении Тина, не заметив, просидела час, два, три и, разумеется, заметно устала, хоть и почувствовала небольшое облегчение. Но могла ли она поверить, что это надолго? Вероятно, нет… После некого катарсиса она всё-таки решилась заглянуть в телефон и даже взялась почитать ненавистные чаты, но это дело выбесило ее уже через минуту: ей не хотелось отвечать на глупые вопросы и просьбы, тем более кого-то видеть. Ее голова взрывалась от количества активных людей в мессенджерах, а вот его сообщения она вообще предпочла не замечать, но ее супер умение сначала делать, а только потом думать сделало всё за неё, и она на автомате ткнула на окно диалога. «Почему не спишь?» — сообщение от него выглядело совсем безобидно, и в глубине души она понимала, что он переживает и не знает, что такое ему уже написать, чтоб только она ответила, но: «Не буду!» — громко сказала Тина и отложила телефон. Девушка тяжело выдохнула, мысленно похвалила себя, хотя это мало походило на подвиг. Она устало прикрыла веки, но телефон тут же дал о себе знать, задребезжав на инструменте. Позвонил… На самом деле в глубине души ей хотелось скорее схватить телефон и выложить все свои переживания, сказать ему, что скучает и любит, и просто услышать его тихое, спокойное «мы со всем справимся», но неужели страх сильнее? «Что, если это будет последний наш разговор?» — снова эти мысли из ниоткуда пронеслись в её светлой голове. Из светлого, правда, были только волосы, а микропаника от этих дребезжаний стремительно нарастала с каждой секундой, будто это длилось целую бесконечность. Тина мечется: смахнуть звонок влево, быстро-быстро спрятаться под одеяло и забыть о его существовании или… Она выбирает смахнуть вправо, на экране тут же высвечиваются его потерянные глаза и она сама, почти в темноте… — Тина? Я тебя плохо вижу… — Тина сразу слышит, как устало звучит его голос, а, может, просто разочарованно, хотя, скорее, очарованно. — Не хочешь говорить? А Тина не знает, что ответить, точнее не может, потому что её бросает в жар и тут же в холод, океан в ее глазах вдруг начинает волноваться, вот-вот случится цунами, а ведь она просто увидела его. — Ну ничего… Ты главное не молчи, я так хочу услышать тебя… — Антон говорит с паузами, тяжело вздыхая. — Ну хорошо… Знаешь… Я тут пишу мелодию.. В общем… Просто слушай! — Тина наблюдает, как мужчина торопливо переставляет телефон и хватает инструмент, он внимательно проверяет каждую струну и почему-то нервно поглядывает в камеру. — Ты здесь? — как будто не веря, что она не отключится в любой момент, но нет, она сидела неподвижно с самого начала их разговора и ни разу даже не шелохнулась. С первых же нот Тина словно завороженная слушает его игру, в который раз она убеждается в том, как ему идет этот инструмент и как красивы его руки, только в них одних столько силы, сколько не у всех в сердце. А сколько Тининых слезинок упало на эти ладони, которыми он собирал каждую с ее таких нежных и особенно мягких щек? Только его руки обнимали ее так неуклюже, сильно сжимая, но тут же бережно поглаживая по спине и волосам. Но в какой-то момент она вдруг ощутила странный прилив сил от приятной мысли о том, что строки ее, наполненные печалью, те, что она закончила писать пару минут назад, так замечательно подходили ко всему тому, что она сейчас слышала. Он создал такую мелодию, какой поет Тинина беспокойная душа… Мужчина закончил играть и, всё так же нервничая, стал рассказывать о том, что значит для него эта музыка, он вновь проронил, что хотел бы услышать ее, не теряя надежды… — Хотя бы услышать… — Антон! — Тину будто озаряет, она почти подпрыгивает от мыслей, которые вдруг посетили ее голову. — Я написала, точнее… Я прямо сейчас кое-что придумала… Я не знаю, этого ли ты хотел, но… — выдыхает. — Я скучаю тоже. — её голос дрожит на каждом последующем слове. — Всё, чего я хотел — это услышать тебя, — он снова повторяет это, только теперь слегка улыбаясь, ведь с плеч его упал груз весом в тонну, о да, настолько тяжелыми были его переживания.От лица Антона
«Она наконец включила немного света, совсем чуть-чуть, но даже так я смог наконец увидеть её, а то есть любимое МОЕ личико. Она выглядела смущенной и смеялась, чему я был несказанно рад, и хотя глаза ее были сильно уставшие, они были все такие же родные, моего любимого цвета ясного неба очи, такие слезливые, отчего казались хрустальными. Моя Тина... Я мог бесконечно смотреть за тем, как она вдумчиво подбирает слова для новой песни, для нашей песни, в которой, выходит, все тоже о нас и нашей вынужденной разлуке, ее «я поруч, я скрiзь» заставляет меня вздрогнуть сердцем. Раньше мы писали постоянно и везде: в перерывах на репетициях, ночью дома вместо сна, при этом отключаясь после на тесном диване, но в обнимку с ней я мог уснуть хоть стоя. А как же я любил ее рвение всему научиться? Я никогда не забуду ее с моей гитарой в руках, как я усаживал ее перед собой, обнимая всем своим телом и направляя ее тонкие кисти и пальцы правильно касаться струн. Я любил, как она откидывает голову назад мне на плечо и пытается уследить за моими мыслями по глазам, зная, как мне неловко, а затем, заливисто смеется потому что нам обоим становится так жарко друг от друга, что мы почти превращаемся в пламя, хотя я скорее в пепел, потому что огнем всегда была она, одновременно согревающим и обжигающим мое сердце. Я любил… Люблю и буду всегда.»
***
— Тина, я больше не могу так. — Как «так»? — Тина спрашивала, хотя прекрасно понимала, о чём он, наверное она пыталась оттянуть время, потому что ответить ей было трудно даже мысленно, как «так» приходило в её голову и без его этих животрепещущих вопросов. — Я приеду, давай? — Его глаза загораются, но в них же отражается напуганная вопросом девушка. — Я не хочу тебя видеть… — девушка обхватила саму себя руками, как бы закрываясь. — Я же не смогу так… отпустить тебя потом – это значит попрощаться… — Попрощаться? Ты думаешь, мне страшно и я не приеду? Я говорил тебе, что не буду сидеть здесь, если все будет вот так, — мужчина резко останавливается и вздыхает. — Это ты попросила меня быть здесь… — проговаривает, почти срываясь на шепот. — Потому что я боюсь за твою жизнь так, что я не хочу больше слышать этих слов, так же сильно, как... — Тина замолкает. — Я не позволю тебе приезжать сюда, понятно? — она не сдерживает слез, прикладывает рукава кофты к щекам, впитывает соленые капельки в ткань. — Прости, слышишь? Прости… — Антон виновато опускает взгляд в пол, но тут же добавляет. — Я просто куплю тебе билет сейчас же, хватит уже сидеть дома и печалиться, ты вообще-то сама мне так говорила! — Он покачал головой даже как-то самоуверенно, но даже через камеру увидел, как девушка драматично закатила свои большие глаза и надула губы, смахивая последние слезы с лица. — Я хотела сказать, что не хочу тебя потерять, — Тина дотрагивается до экрана, пытаясь коснутся его лица. Ей в тот же момент кажется это очень глупым действием, но она не прекращает водить пальцем по экрану. — Какой же ты лохматый у меня. — Ой, та ну они не укладываются! — Антон хватается за голову и пытается поправить бардак на голове, однако делает только хуже, остается только вздыхать. — У тебя... — переводит взгляд в камеру расплываясь в забавной улыбке, он столько лет «ее», а все равно удивляется, когда она говорит что-то подобное. Несмотря на позднюю ночь Тина уже не хотела спать, да и он, честно говоря, готов был сколько угодно оставаться с ней на линии. На все его уговоры все-таки пойти спать она грозила пальцем в камеру и надувала губы, правда когда она все-таки улеглась в кровать, ее хватило ненадолго, слабость взяла вверх, и она все-таки уснула, так смешно, приоткрыв рот и посапывая. — Милая моя…***
Пройдя все эти бесконечные пути по аэропорту девушка приблизилась к выходу, осталось совсем немножечко до их встречи, настолько страшной, насколько и долгожданной, однако впервые ей хотелось находиться в самолете и проходить нудные регистрации как можно дольше… Пройдя последний этап проверок, Тина вышла туда, где большое количество людей пребывали в ожидании, но, покрутив головой, не увидела того, кто бы стоял в ожидании ее… Девушка подошла к окну, прижавшись к нему лбом, и стала внимательно вглядываться в машины на парковке, но и там ничего не увидела, поэтому грустно перевела взгляд наверх на мутное небо и глубоко задумалась. — И чего ты тут забилась? — его голос заставил вздрогнуть и обернуться. Она не сразу осмелилась посмотреть на него, но когда подняла голову, встретились с его серыми глазами, такими же как мутное небо, на которое она смотрела несколько секунд назад, наверное поэтому она забылась. — Устала лететь? Девушка молча упала головой на мужскую грудь и скатала ладонями ткань его футболки. Когда вдохнула, ощутила его такой родной запах и особое тепло, когда он в ответ обхватил своими большими руками ее, такую маленькую. Он осторожно перехватил девушку за талию, прижимая к себе поближе, взял в другую руку чемодан и медленно потянул за собой. На самом деле Антон не был так спокоен, хотя пытался таковым казаться, он кое-как сдерживал все свои порывы и желания, потому даже обнимать ее было мучительно, все разрывало изнутри. Даже одарив ее жадным поцелуем в ладонь, взгляд его был нацелен на одни лишь губы. Всю дорогу, пока они ехали, он боялся неконтролируемых мыслей о том, как сильно ему хочется размазать помаду с ее губ своими и хотя тишина повисшая в пространстве ощущалась иначе, спокойнее, он думал, как бы поскорее нарушить ее и совсем не обязательно разговорами… Припарковавшись на территории дома, который они с Тиной выбрали вместе еще полгода назад, он мигом выскочил из машины, заботливо открыв девушке двери, и скоро потянул ее из машины. — Скорее-скорее… — вторил Антон. — Пойдем… — он тянул Тину на себя и почти бежал, когда как девушка тихонечко посмеивалась, но полностью подчинялась его действию. Как только входная дверь захлопнулась, Антон проворачивает замок до максимума и, обхватив ее затылок и лопатки, тут же прижимает девушку к первой попавшейся на пути стене, но делая совсем не то, что Тина ожидала, целует в лоб и обнимает, крепко-крепко, а затем вовсе шепчет, так неуверенно. — Можно я тебя поцелую? — Чего? — Тина отодвигается от него и заглядывает ему в глаза своим недоумением. — Ты почему спрашиваешь? — Ну как… Может ты не хочешь? — мужчина хватается за затылок, нервничает. — Еще чего? — хмурится. — Может, не выспалась? — Я планировала не выспаться с тобой вообще-то, ну да, действительно, знаешь, я пойду в душ, а потом спать, потом разберемся, — Тина делает серьезное лицо, хотя, по правде говоря, еле сдерживает улыбку. — Хорошо, я всё понял, но если ты захочешь, то я тут, рядом… — Антон делает шаг назад, оглядывая Тину поникшим взглядом сверху-вниз. — Красивая моя…— выделяет последнее слово, будто здесь есть кто-то еще, но делает это для себя. — Столько лет прошло, а ты все такой же скромный мальчик, — и хотя она могла подшучивать над ним дальше, она решительно обхватывает его шею и утягивает в такой несдержанный и долгожданный поцелуй. Мужские руки тут же соскальзывают на тонкую женскую талию, Антон тянет ее ближе к себе, в то время, как слегка дрожащие руки Тины заплывают в его мягкие волосы, слегка запутанные. В их головах успевало проноситься разное, ведь каждый мысленно подмечал что-то новое друг в друге: Антон сильно сжимал ее хрупкое тело, не веря, что она так сильно похудела за эти полгода. Он блуждал руками по выступающим через одежду ребрам, а она ерзала в его руках от тесноты. — Ну же, перестань… Нежнее… — девушка медленно отодвигается. — Пойдем? — Тина перехватывает его руки в свои и зазывает идти за ней, периодически она посматривает на раскрасневшееся от смущения, но довольное лицо мужчины и мысленно смеется. Она заводит его в ванную, довольно захлопывает двери и на всякий случай прокручивает замок, ведь даже сквозняк сейчас не должен им помешать. Тина взялась за шторку возле душа, но, прежде чем потянуть, обернулась на Антона и шутливо произнесла: — Если я сейчас открою, там не будет что-то типа надувной куклы? Я же не знаю, насколько ты соскучился, — девушка засмеялась, когда в ответ Антон цокнул и закатил глаза, но затем сам взялся за шторку и прошептал: — Обижаешь, там надувной мужчина. К счастью, никого кроме них и гелей для душа с мочалками там не было и не предполагалось. — И чего мы стоим? — Тина скидывает бретельки топика с плеч одну за другой и тут же замечает, как мужчина переменяется во взгляде, по моему это вводит его в еще больший ступор — Ох, понятно… — Тина сама решает начать, потому что знает, что его пародия на памятник может затянуться на века, хотя, конечно, не отрицает, что ее веселил его ступор. Девушка смело хватается за ремень его джинс и также резво откидывает его куда-то в сторону, он гремит о пол, отчего они оба слегка вздрагивают. Снова поцелуй и они уже обо всем забывают, точнее помнят лишь о том, как сильно друг друга любят. Одежда очень скоро оказывается хаотично разбросанной по полу, а они — зажимающимися под прохладным потоком воды, потому что не в силах отвлечься. — Сейчас настрою… — Антон торопливо крутит в нужную сторону и как только вода становится теплее, чувствует, как любимая в его руках обмякает и больше не дрожит. Тина закрывает глаза и вжимается оголенным телом в его, хотя на самом деле более обнаженного, чем их души, сейчас было не найти. Пока Антон хватает с верхней полки все нужное, Тина успевает изменить положение и становится возле стены. Девушка слегка выгибается в пояснице, то ли подставляя спину, то ли подставляя всю себя для него… Мужчина торопливо распаковывает новую баночку геля с запахом банана и постепенно льет на женскую спину. От легкого холодка, пробегающего по спине, Тина выгибается сильнее и вдруг поворачивает голову, по ее выражению лица Антон понимает, что та хочет ускорить процесс. Мужчина откладывает мочалку и решает растереть гель для душа руками, естественно его теплым ладоням Тина рада больше чем жесткой мочалке, на ее лице сразу проявляется улыбка, а от приятных ощущений она прикрывает глаза. Антон приостанавливается и склоняется к ее лицу: — Подожди минутку. Но это совсем не то, что Тина ожидает услышать, стоя у стены и сгорая от желания, неужели даже минутка кажется разлукой длиною в жизнь. Она успевает развернуться и схватить его за руку. — Куда… — Мы кое-что забыли взять. — вскидывает брови, надеясь, что та поймет его намек. — А дети? — она, конечно, умела быть непредсказуемой, зато так у него не было шансов возразить, да он и не пытался… Когда мужчина спросил «какие?», она вдвойне развеселила его ответив «наши», он совершенно не растерялся. Антон развернул ее спиной, схватив за бока и слегка щипая, чем заставил Тину заливисто рассмеяться от щекотки, но ощутив, как он упирается в нее, вдруг замерла. Девушка вытянула руки вверх по стене, показывая, что полностью доверяет ему, и выгнулась так, чтобы чувствовать его настолько, насколько это возможно. Он, не отрываясь, наблюдал за тем, как вода стекает по ее хрупкому телу, как она вжимается в него, изъявляя все свое желание, и как реагирует на последующий его поцелуй в шею, за ней такой он хотел наблюдать еще, пожалуй, целую вечность. Хотя и сам он не в силах был так долго размышлять, все происходило в считанные мгновения, а кровь из головы давно уже прилила ниже. Антон обхватил девушку за талию, беспокоясь, чтобы та не поскользнулась, и медленно, наслаждаясь каждой миллисекундой, вошел в нее. В тот же момент в пространстве зазвучал аккомпанемент из ее протяжного стона. Это была его любимая мелодия. Он задвигался в ней плавно, прислушиваясь к каждому ее вздоху и выдоху, прикусывал и оттягивал кожу на шее, но затем сразу зацеловывал пострадавший от его страсти участок тела. А после развернул ее к себе, держа на весу, и вжался так, что тела их соединились в одно целое. Тина застонала громче, сильно стиснув руками напряженные мужские плечи и слегка впиваясь в его кожу коготками, отчего он оборвано зарычал ей в шею, покрывая поцелуями плечи и ключицы, и пытаясь коснуться губами каждого сантиметра ее разгоряченного тела. Он ускоряется в ней, вжимается ещё активнее, а она обвивает его ногами, руками и всем своим нутром. Они оба на пике. Оба чувствуют разряд и хотят, чтобы приятная тяжесть внизу ощущалась как можно дольше. Они больше не хотят разъединяться.От лица Тины
«Всё, что было и есть вокруг, забывается, когда он целует меня так нежно, как никто и никогда не целовал меня, даже он сам. В этот самый миг мое сердце сжимается до размеров хлебной крошки, ведь я почти забываю о том, что мне нужен кислород, потому что сейчас я нуждаюсь только в нем».