о пёсиках и змеях

      воскресенье начинается с дождя и звонка. просыпаться не хочется, состояние — будто вечером к виолетте приехала бетономешалка и залила в неё по меньшей мере фундамент небоскрёба. тело болит, мышцы тянет, затёкшая вчера челюсть ещё саднит и щёлкает при попытке её размять. виолетта мычит, высовывая из-под одеяла руку, шуршит ей по полу в поисках телефона. нащупав, приоткрывает глаз, чтобы увидеть, кому она нужна в девять утра в свой законный выходной. на экране мобильника светится фотка мамы, сделанная пару лет назад во время отдыха в турции, и надпись «генерал-мамйор».       — сбрось, — сонно бормочет даша, притягивая ближе к себе. её оголённые соски жмутся к голой спине, виолетта вздрагивает и поворачивает голову, смотря на растрёпанную макушку.       — это мама.       — тем более сбрасывай.       виолетта молчит, пытаясь выбраться из объятий, но ей не дают и шанса, в одно движение седлая бёдра. руки в момент оказываются на талии, даже быстрее, чем она успевает подумать о том, чтобы их туда положить. пальцы пробегаются по рёбрам, губы сталкиваются, целуя грубовато. у даши в этом плане тигриный напор, у виолетты — внутренности дрожат от возможности расслабиться и плыть по течению. чужие пальцы ползут ниже, проходятся по голому подтянутому животу, задевая ногтями. стоны смешиваются в один.       даша приподнимается, нависая, собирает выступающую смазку, и проникает внутрь, ловя губами томные выдохи, виолетта выгибается, требуя большего.       телефон звонит ещё раз.       — блять.       — потом наберёшь, — говорит даша в поцелуй, продолжая двигать пальцами внутри. — я тебя отсюда не выпущу.       — а вдруг… что-то важное… — виолетта соображает плохо, цепляется за простыни, волосы, плечи, руки, сдавливая с такой силой, что вполне может переломать. но даше не страшно, она, когда принимает, цепляется так же. целует напористо и властно, толкается языком в рот, а пальцами во влагалище, подгибая их так, что виолетту дёргает сильнее обычного. такой пластике позавидовали бы лучшие гимнасты мира. стоит благодарить за это умелые руки или десять лет спортивной карьеры, вопрос спорный. — она же… волнуется.       большой палец нащупывает клитор, массируя в такт пальцам внутри. клокочущий стон превращается в крик, который не сдержал бы даже самый волевой человек, что уж говорить о виолетте. даша прикусывает ухо, облизывая мочку, целует шею и выдыхает:       — о чём волноваться? я же не парень, чтобы вытаскивать, когда кончаю.       сердце стучит, заглушая окружающие звуки, стянутый в узел низ живота напрягается ещё сильнее, виолетту трясёт и метает по постели, подстриженное вчера каре неумолимо превращается в бесформенный веник, приоткрытый рот хватает воздух в перерыве между стонами, она кусает костяшки, чтобы хоть куда-то выплеснуть то, что бурлит внутри, но даша мягко их убирает.       — не сдерживайся, — она сильнее давит на клитор, водя кругами. соседи снова стучат в стену, сильнее, чем вчера, крича что-то неразборчивое, что с лёгкостью глушится стонами виолетты. — пусть слушают.       — зай, зай, зай, — бормочет она, дрожащим голосом. — я… зай…       — я знаю.       стук усиливается, движения ускоряются, оргазм подбирается методично и неумолимо. дрожь виолетты передаётся даше, их вдвоём бьёт, будто током. одну от удовольствия и приближающейся разрядки, вторую — от осознания того, как на неё реагируют и каким мягким и податливым материалом в руках становятся.       у виолетты в голове через толщу тумана наслаждение пробивается светомузыкой — с яркими мигающими вспышками и дребезжанием барабанной установки в такт стучащему в ушах сердцу. сжимающиеся стенки крепко держат дашины пальцы, но та и не стремится их вытаскивать, лишь томно целуя. виолетта вяло шарит руками по телу, пытаясь отвечать на поцелуй, но не может продержаться и пары минут. после оргазма ощущение, что в ней минимум два фундамента небоскрёба. она вырубается обратно, чувствуя руку на талии.       у даши были мужчины старше неё, парни-одногодки, статные женщины за сорок, которые водили её по ресторанам и покупали платья в роскошных бутиках, девушки на курс-два помладше, которых по ресторанам водила уже она. но у даши не было виолетты.       они знакомятся на посвящении первокурсников, когда виолетта на спор выпивает литр пива в один присест и сразу после делает двадцать отжиманий. цена за такую мелочь несопоставимо велика — пятьсот рублей и дашин интерес. тем же вечером они целуются в туалете. секса не получается, но на следующий день в универ они приходят под руку.       за спинами шепчутся, что змея нашла себе очередного щеночка, которому разобьёт сердце через месяц. она и сама так думает, слишком уж по-детски наивной и глуповатой виолетта кажется. идеальная жертва, ни дать, ни взять.       виолетта ходит за дашей хвостиком, элегантно забирая тяжёлые учебники и придерживая аудиторные двери, носит трогательные букетики и открытки, которые отправляются в мусорный контейнер у дома, не удостоенные даже того, чтобы попасть в съёмную квартиру. приносит кофе, прибегает по первому сообщению, уходит с пар и смотрит такими большими, невинными, зелёными глазами, что дашу даже иногда колет совесть. она же с ней даже не встречается. так, поцелуев и секса ради. секса, которого между ними даже не случается за три недели.       с одной стороны, игра в кошки-мышки приносит удовольствие и, первое время, даже подогревает нарастающую страсть, но к октябрю начинает наскучивать. пока к ней не подходит парень с потока. вроде бы юра.       — а это правда, что ты с той первогодкой ещё ни разу не ебалась? — спрашивает он, падая на соседнее место. его компашка облепливает ряд, слетевшись, как мухи на мёд, и зыркает блестящими от любопытства глазами. даша захлопывает зеркало, причмокивает свеженакрашенными губами, обращая на них внимание, поворачивается и, накручивая локон на палец, спрашивает.       — а тебя это каким образом ебёт?       — не поверишь: прямым…       даша договорить не даёт, обрывая резким:       — раз прямым, бедный твой анал.       кто-то с задней скамьи хихикает, кто-то из компашки тоже, юра зло шикает и открывает рот, чтобы продолжить, но в дверной проём заглядывает виолетта, выискивая глазами дашу. встречаются взглядами.       — мне пора, — вытягивает из сумки позолоченный портсигар, за который один из её масиков отдал целое состояние, встаёт, взглядом заставляя парней расступиться, и направляется к двери, покачивая бёдрами. виолетта чмокает её в щёку, сверкая улыбкой ярче, чем бриллианты на кольцах, лежащих в многочисленных шкатулках у даши в квартире, берёт под руку и, обернувшись на компанию, показывает язык.       на курилке они предпочитают целоваться, совсем не стесняясь косых взглядов, кивков в их сторону, неловкого покашливания и нервного шёпота «пойдём отсюда». виолетта жмётся к стене, даша — к виолетте, властно обхватывая лицо руками, чувствуя чужие на затылке и бёдрах. сентябрьские двенадцать градусов ни на каплю не охлаждают их разгорячённые лица, особенно после того, как даша дорывается до чужого рта, а не просто губ. как будто от того, насколько глубоко она засунет язык, зависит защита диплома.       виолетта не возражает, податливо подставляясь под прикосновения, едва слышно постанывает, наклоняет удобнее голову, и откровенно наслаждается чужим вниманием. на фоне того, что последние пару дней интерес к её особе угасал, как пожар под напором огнетушителя, такое поведение не может не радовать.       — хватит улыбаться, — требует даша, переходя поцелуями на шею. пришлось оттянуть чужую голову, ударяясь рукой о кирпичную стену, чтобы было удобнее оставлять засосы. старые ещё не успели сойти до конца, но она уже оставляет свежие следы зубов и помады, помечая свою территорию.       — не могу, — виолетта успела вытащить блузку из юбки, даже не расстёгивая ремень, и откровенно лапает талию. под тонкую одежду заползает ветер, на контрасте со слишком горячими пальцами, заставляя кожу покрываться мурашками. — ты меня так остервенело целовала только на посвящении. кто-то тебя разозлил?       поцелуи-засосы расползаются по всей доступной площади, от ушей до самых ключиц, торчащих из-под растянутого ворота толстовки, пальцы на затылке перебирают волосы, то зарываясь в них полностью, то поглаживая, то массируя кожу, пальцы другой руки пролезают за пояс джинс, стянутый ремнём, особо не двигаясь, но надавливая на выступающие косточки таза. одно это заставляет мелко дрожать. виолетта кусает губы, чтобы не начать умолять дашу сбежать с пар в туалет потрахаться. сдержаться сложно, но некоторые вещи требуют титанической выдержки.       — да дебилы эти, делать им нечего, вот и лезут в чужую жизнь.       — что спрашивали?       — хуйню.       в ответ ей мелко смеются и позволяют себе чуть более громкий, чем обычно, стон. всё равно курилка давно пустая. даша отходит на два шага, смотрит на алую от помады и засосов шею, растрёпанные волосы, смятую одежду, тяжело дышащую виолетту, довольно хмыкает, закуривает харвест рэд и выдыхает бархатистый дым той в лицо.       — не планируй ничего на субботу. сходим в кино.       виолетта быстро меняется в лице, как будто в момент вместе с выдохом из неё вышла вся истома и свойственная всех их зажиманиям нега, растекающаяся по телу. сутулится, шарится по карманам, вытягивает свой винстон и тоже закуривает, нервно чиркая спичками. смотрит, побитым котёнком, и даша всё понимает.       — прости… я обещала к маме съездить… с августа у неё не была, всё откладывала, и…       — не оправдывайся. в другой раз сходим, — даша выбрасывает недокуренную сигарету, давит уголёк, остервенело втирая его в землю, и разворачивается, чтобы уйти. кошки-мышки её откровенно заебали. а потом понимает, что кое-что не сходится.       — ты мне напиздела! — голос сочится ядом и удивлением, ноготочек со свежим маникюром тычется улыбающейся виолетте в грудь с такой силой, что вполне может сломаться. — ты же с матерью живёшь!       виолетта улыбку тянет ещё шире, как бы щёки себе не порвала, курит, выслушивая, какая она тварь, и как она вообще смеет даше врать. когда тирада заканчивается, отвечает:       — не строй из себя святую. я знаю про тех двух лохов, которых ты развела на бабки на прошлой неделе. и про что у тебя пацаны спрашивали тоже знаю. считай мы квиты.       — откуда? — дашины брови скрываются под чёлкой, о чём конкретно она спрашивает, понятно не особо, но виолетта и не торопится отвечать прямо.       — птичка одна напела…       — воробьёв, сука, — шипит даша под нос. — убью его нахуй.       — сначала его, потом меня?       — да. с хуя ли ты в мою жизнь лезешь?       — а ты в мою? мне, конечно, приятно, что все преподаватели потока меня в лицо знают, и пропуски закрывают, но я не просила.       — не нравится моя забота? — язвит, смотря прямо в глаза. лицо перекошено злобой, одна рука сжата в кулак, вторая всё ещё тычется в грудь, в такт речи: — могу устроить тебе райский семестр, когда с тобой не то, что преподаватели, с тебя уборщицы и буфетчицы будут шкуру спускать! как тебе вариантик?       виолетта напуганной совсем не выглядит. бегает по даше глазами, рассматривает сдвинутые брови, трясущуюся верхнюю губу, оскал, как у дикого зверя, татуировки на лице, блеклые из-за нанесённой тоналки, а в голове простое «вау». под этим простым «вау» мысли о том, что, может, пошёл этот юра нахуй со своими спорами, что никакие бабки не стоят того, чтобы отказывать даше в желании подружиться организмами. и ещё, что очень крупно она вляпалась. с разбега в бездну — и в лепёшку.       — чего молчишь?!       — ты такая сексуальная, — выдыхает последний дым и щелчком отправляет окурок в мусорку. даша смотрит глуповато, не понимая, это сейчас развод, насмешка, или виолетта пизданулась. — я бы прямо сейчас опустилась на колени, стянула с тебя юбку и отлизала, без шуток. но спор есть спор…       — ты на меня поспорила? — даша чуть ли не кричит, заставляя морщиться от резких звуков. оправдания виолетта выдаёт раньше, чем вспоминает, что знать об этом, кроме юры, пацанов и неё самой никто не должен:       — на то, что продержусь рядом с тобой месяц без секса, но можно и так выразиться…       — с юрой?!       — ага.       — на бабки?!       — ага.       — пиздец…       — ага.       даша сдувается, как воздушный шарик, в момент устав от внезапной ссоры, кладёт голову на плечо, позволяя себя обнять и мягко покачивать, убаюкивая. от виолеттиной толстовки пахнет дешёвым табаком, дезодорантом олд-спайс, разлитым на воротник энергетиком и покоем.       рядом с ней не хочется — и не можется — думать о других. она делает больше, чем все предыдущие любовники (хотя можно ли их так называть, если единственная любовь, что между ними и дашей была, — это любовь к выгоде?) делали все вместе взятые. они были смешными, богатыми, умными, элегантными и заботливыми, но никто, н-и-к-т-о ещё не давал ей ощущения того, что она может всё, одним лишь своим присутствием.       потому что виолетта — это олицетворение слова «свобода». она — ветер, треплющий степную траву, и одновременно чистейшее дитя каменных джунглей, взращённое интернет-приколами, играми «с.т.а.л.к.е.р.», шансоном и случайными подработками, где попало. она никого не боится, идёт первой и напролом, живёт без остатка, улыбается во все зубы и выкручивает громкость музыки в дашином кайене на максимум, чтобы бас был слышен снаружи. она заявляет: «все женщины мира — мои», хотя не может убедить в этом не то, что дашу, даже своего доверчивого брата.       а ещё есть в виолетте что-то очень-очень знакомое, похожее на змеиное шипение, исходящее из глубины грудной клетки, к которой даша сейчас прижимается ухом. обычно ей кажется, что она слышит собачий лай или, в особо печальных случаях, скулёж. а здесь она чётко различает такой родной, гремучий и приятный парселтанг. с такими же, как она, у неё ещё ни разу не было, и это будоражит. в конце концов, ждала три недели, подождёт ещё одну.       поэтому тянется к губам, оставляет смазанный поцелуй, шепчет «мне насрать, что у тебя за планы, в субботу идём в кино», не сдерживаясь, целует ещё раз, и сбегает обратно на пару, оправдывать репутацию, заработанную усердным трудом и красивыми глазками. виолетта продолжает в тупую лыбиться, смотря в след.       первый раз сексом они занимаются в тот же день, как виолетта получает деньги от юры.       это типичная вечеринка с бассейном, на которую не приглашали ни первокурсников, ни кретинов, вроде того самого юрца. но виолетта с дашей, поэтому на неё запреты не распространяются. она берёт до коттеджа такси, прося денег у старшего брата. тот шлёт ей стикеры с факами, но всё равно кидает пятьсот рублей.       для уверенности она покупает в дикси ноль пяточку пива, тайком выпивает в машине и растекается по сиденью безвольной массой. ожидание скручивается в низу живота в тугой узел, она кусает губы, стучит пальцами по коленкам и просит сделать радио громче, чтобы хоть немного заглушить мечущиеся по голове мысли.       она вываливается из машины, подгоняемая внутренним зудом, заедающий ритм попсы въедается в голову, заставляя кивать головой, а сердце ухать в такт перегруженным ста пятнадцати бпм. виолетта спешит, дышит ртом, к зубам липнет сигаретный дым и пар одноразок, на неё смотрят насмешливо и как-то даже с жалостью, думая, что она тут по зову даши, а не сердца.       виолетта протискивается в ванную, долго моет руки и лицо. мышцы бьёт судорогой от предвкушения, она постукивает ногой, но всё равно дико волнуется. что может пойти не так? с дашей — всё. это как ходить по минному полю: неосторожный шаг мимо проверенной тропинки — и взрыв. виолетта идёт по узенькой дорожке по наитию, не полагаясь ни на что, кроме собственной внутренней чуйки. та ей говорит «смелее, ну, давай». оскал в зеркало, вытереть потные ладони о джинсы, глубокий вдох, и она готова покорять горы.       у даши белая шуба, большая и элегантная, доставшаяся от одного бандюгана, с которым она каталась на чёрном бумере, пила водку с локтя и строила глазки, чтобы получить очередную дорогущую безделушку, которую она продаст через месяц, чтобы оплатить квартиру. вообще, он был бы перспективным любовником — если бы не сел. она дует красные-красные губы, слушая очередного старшекурсника, который думает, что у него есть шансы, юбка едва ли прикрывает бёдра, а белый топ в чёрные бесформенные пятна слишком маленький, даже грудь толком не прикрывает.       цветные блики очерчивают профиль лица, она закидывает голову, фальшиво смеясь и оголяя шею, откидывается на спинку дивана и пьёт какой-то коктейльчик через трубочку. ей скучно и хочется домой, но никто этого не замечает. кроме виолетты, уверенно шагающей в центр комнаты.       она обхватывает лицо руками, даже не здороваясь, и целует. даша сначала недовольно мычит, но через мгновение узнаёт, кто это, тянется и отвечает, зарываясь в волосы. на губах смазанная бесчисленными напитками помада со вкусом персика, и привкус молочного шоколада. люди глазеют, кто-то даже снимает на телефон, но виолетте откровенно плевать. даше тем более. парень рядом вскакивает от разлитого на него коктейля.       они сбегают наверх, преследуемые цепкими взглядами людей с потока, целуются на лестнице, целуются у двери, пока ищут комнату, пока идут к кровати и даже на ней не перестают ни на секунду. губы кружатся в лунном танце, музыка снизу кажется совсем неслышной, когда над ухом раздаётся тяжёлое дашино дыхание, а ноги обхватывают талию. у виолетты нет ни шанса против таких чар.       это действительно какая-то чёрная магия — настолько захватить все мысли и действия, суть и естество другого человека. не зря же все про дашу говорят, что она змея. библейский искуситель был не дьяволом, не сатаной и даже не драконом. обман и предательство в человеческой оболочке имеют широкие татуированные бёдра, изящные пальцы, разрисованные решётками, носят топики и юбки, почти ничего не прикрывающие, осветляют длинные волосы, обворожительно улыбаются и стонут так, что бах бы позавидовал таким симфониям. её яд отравляет каждого, кто подходит слишком близко, заставляет оставаться рядом и во всём потакать.       только вот виолетте плевать. она настолько же ядовита, только она далеко не зелёная мамба, как даша. у той яд жгучий и болезненный, а отходняки от него ещё хуже — боль, головокружение и полный эмоциональный паралич. один раз какому-то младшекурснику даже пришлось полежать в диспансере для нормализации дальнейшей жизни. поэтому дашу остерегаются. хотят, жадно разглядывают, иногда даже перебрасываются шутками и фразами, но ближе не подходят. мало ли: вдруг укусит?       виолетта другая. чистота, простота и обаяние смешиваются внутри с незаметной змеиной натурой. на то она и королевская кобра, чтобы о своём происхождении молчать, — конспирация монарха. у неё даже клыки были, пока брекеты не поставила. клыков больше нет, а привычка есть других змей, даже сильно ядовитых, осталась. было бы желание, она бы и такого мелкого варана, как юра, сожрала целиком. но с дашей же интереснее.       поэтому она и нависает сверху, целуя так яростно, как никогда до этого, пока пальцы воюют с непослушной молнией на юбке. даша мычит и выгибается, желая помочь, даже пытается разорвать поцелуй, но виолетта кусает губу, тут же зализывая языком, и толкается внутрь, чтобы отбить все мысли о том, чтобы прекратить.       в конечном итоге ширинку она просто рвёт. даша злится, потому что юбка ей нравится, пыхает виолетту в плечо и уворачивается от настойчивых поцелуев, которые просто перетекают сначала под челюсть, потом на шею, а когда крошечный топ летит на пол, и на грудь. даша протяжно стонет, но всё равно ругается:       — можно было и поаккуратнее.       — я оплачу тебе ремонт, — говорит виолетта, оторвавшись от покусывания соска. — я теперь богаче на двадцать тысяч.       — и стоило оно того, чтобы со мной месяц сексом не заниматься?       — нет. но если бы мы потрахались ещё в кабинке в день знакомства, через месяц ты бы меня точно кинула.       даша не спорит, потому что это правда. неприятная, но какая есть. в каком-то роде, она даже рада, что всё сложилось так. что нашлась рыба (в их случае — змея) покрупнее. что их кошки-мышки на самом деле — перетягивание каната, вечная борьба за первенство и смена ролей. потому что так куда интереснее. считай, бесконечная игра, где проиграет тот, кому первому станет скучно. от такого азарта кроет лучше, чем от всех оргазмов, которые у даши были.       виолетта гладит розовые соски с аккуратными ореолами, целует, лижет, щипет, зажимает и крутит, так, чтобы дашу точно так же скручивало в спираль. она стонет, громко, протяжно и звонко, даже ненароком думает, что кто-то внизу услышит. но виолетта только рада. пусть слушают, как даше с ней хорошо.       она отстраняется посмотреть. на взмокшую чёлку, на цветущие по всей шее засосы и быстро вздымающуюся грудь, точно так же искусанную. даша красивая донельзя. даже не верится, что с такой красотой можно предаться такой низости, как плотские утехи. всё равно, что выебать «звёздную ночь» ван гога — пошло и неприглядно, но только от этого зуд внутри может пройти.       пальцы входят легко, даша достаточно влажная, она криво улыбается дрожащими губами, дёргает толстовку виолетты, недовольная тем, что та ещё в одежде, на что получает лишь очередную порцию укусов, разбегающихся по телу. движения резковатые и ритмичные, в тон битам, раздающимся с первого этажа. ноги закинуты на плечи, язык спускается ниже, касается клитора, живот тут же прижимает к кровати большая рука, потому что дашу дёргает, как в эпилептическом припадке. она стонет, хватается за простыни, пальцы, собственные волосы, тычется носом в подушку, кусает уголок и костяшки, и не знает, куда себя деть. бёдра всё норовят зажать голову виолетты в тесной ловушке, но то и дело раздвигаются шире, чтобы дать возможность быть ближе. тело извивается и ёрзает, даша не понимает, хочет она больше, или того, что есть уже слишком много, и от этого сладость лишь больше разливается по телу.       перед самым концом зарывается в волосы руками, сильно сжимая пряди на затылке, норовит вырвать с корнями, сдавливает бёдрами и прижимает виолетту так близко, насколько возможно. рука на животе не даёт выгнуться, удерживая, пока дашу трясёт.       у неё были оргазмы: слабые, сильные, долгие и не очень, приносящие облегчение и истому, или заводящие только дальше в похоть. но вот так у неё ещё не было. чтобы во рту пересохло, мышцы дрожали, сорванный голос сипел, а она сама металась по постели, пока из глаз крупными каплями стекали слёзы.       виолетта отстраняется, вытирая рот тыльной стороной ладони, мягко целует, вытирая влагу со щёк.       — ну как? — спрашивает ничего не соображающую дашу издевательским тоном. — стоило ждать?       в ответ даша несвязно бормочет, пытаясь отдышаться и прийти в себя:       — если бы я знала, что на первом курсе можно уметь так лизать, я бы больше трахалась с первогодками.       виолетта думает, что это «да».       для всех всё остаётся, как и было. даша манит пальчиком — виолетта прибегает, улыбается, подставляясь под ласковую руку хозяйки. один-в-один собачка: рычит на тех, кто говорит о даше плохо, таскает сумки и шубы, чтобы изящные ручки ни в коем случае не устали, приносит воду и послушно ждёт у дверей аудитории после каждой пары, даже если собственные в другом корпусе. ещё более преданный щеночек, чем все до неё.       только вот на деле отношения у них другие (обеих очень греет это пресловутое «отношения»). на вписках даша сидит на крепких виолеттиных бёдрах, наслаждаясь хваткой на талии и прикованному к ним вниманию, зажимает себе рот руками, когда на пустом ряду кинотеатра рука, лежащая на колене, ползёт выше, оказываясь в трусах, покупает виолетте очередную дорогущую видеокарту, потому что не может отказать зелёным глазам с длинными ресницами. на объединённой физре стоит рядом, пока виолетта бьёт рекорд университета по подтягиваниям, кусает язык, чтобы не облизываться в открытую, смотря на вздутые на бицепсах вены, а после пары утаскивает в туалет.       — я знала, что тебе понравится, — чуть ли не урчит виолетта, пока её прижимают к стене, распуская руки.       для всех всё остаётся, как и было, потому что окружающие понятия не имеют, что виолетта — никак не может быть пёсиком (если только pussy cum) в силу своей змеиной натуры. но им с дашей комфортно жить, переплетёнными в клубок. от остальных требуется только не тыкать в них палкой.       в понедельник утром виолетта идёт в универ довольная и сверкающая, как новогодняя ёлка, раздражая своим бесконечным позитивом затраханных приближающейся сессией однокурсников. за тех ведь не замолвила словечко лучшая студентка заведения, у них же всё своими силами.       когда под конец лекции приходит сообщение, виолетту так вообще можно увидеть из космоса — настолько ярко она светится.       «скажи старшему брату не забирать тебя после пар. помогу тебе с вышматом».