***
В семье Саммердрим на почве катастрофы тоже начался раздор. Титания уверяла, что не собирается больше принимать участие в семье, если Оберон начнет употреблять алкоголь. Оберон, в свою очередь, не мог гарантировать того, что не притронется к бутылке, но при этом слезно умолял ее не уходить. Та перестала с ним разговаривать. Она, пока общалась с Кентом по телефону, разузнала о том, что у того есть просторный подвал, в котором она может остановиться. Она сообщила об этом мужу и детям и наутро следующего дня она уже была за километр от дома. Оберон долго убивался. Он держался до последнего ради детей. Пэк, как мог, успокаивал маленькую Боттом, которая не могла понять всей трагичности ситуации в силу возраста. Она подолгу прижималась лицом к его груди, пока он хлопал ее по спине в знак поддержки. Его светло-желтая футболка вся была в слезах. Одновременно с этим Пэк прятал все бутылки с алкоголем в далекие ящики, чтобы не допустить начала алкоголизма отца. Тот в один момент не выдержал. — Пэк, дорогой, ты тут? — А! Кто здесь? — Это я, твой папа. Ты не видел мою бутылку мартини? — Э-э… нет. Стоп. Ты же не собираешься… — Нет-нет, ты чего, — успокаивал Пэка Оберон, в темноте нащупав его плечо. — Я просто… хотел убедиться, что все бутылки на месте. — Я могу ручаться, что проверяю их каждый день. Стоят там же, где и стояли. Можешь идти спать.***
В один день Боттом проснулась из-за внезапного шума и резкого крика, раздавшегося из соседней комнаты. Как оказалось, Оберон, обезумевший от ухода жены, совсем слетел с катушек. Он свалил Пэка с кровати и принялся колотить его в живот до тех пор, пока тот не потерял сознание. «Это за ложь» — шепотом проговорил Оберон, возвращаясь в свою комнату с бутылкой в руке. Боттом расплакалась и наклонилась над Пэком, чье дыхание стало поверхностным. — Очнись, братик, очнись! Пэк! Ты живой? Пэк!.. Тот лишь шмыгнул носом в ответ, даже не приоткрыв глаз. Мышца его рта дернулась. Мгновение спустя Боттом смогла разглядеть небольшие, но достаточно глубокие раны на руках Пэка. Заметила она их потому что рукава его пижамы были закатаны до плеч. Рядом с кроватью на полу лежало окровавленное лезвие от бритвы.***
В доме Кента все было относительно спокойно. Они с Титанией жили в идиллии уже как третий день. Их дом находился довольно далеко от остальных, что с одной стороны было плюсом, так как в основном атаковались скопления домов, но с другой – ужасным минусом, потому что ничто не мешало атакующим отметить именно жителей этого дома конкретной целью. Титания сблизилась с Кентом, у которого теперь не было другого романтического интереса. У них даже был один ВуХу, в результате которого Титания забеременела. Однако из-за стресса, который она переживала, у нее произошел внезапный выкидыш. Они часто, по два часа в день, прятались в подвале, так как это был лучший выход в случае бомбардировки. Один лишь случай изменил все. Титания и Кент сидели в подвале и задремали. Проснулись они лишь спустя пять часов от внезапного звука взрыва. Титания вскочила от неожиданности, а Кент схватился за голову. Произошел он неподалеку от их дома, но затронул в том числе и его. Половина стен обвалилась и обломки застопорили выход из подвала. Они оказались заперты без надежды на спасение.***
Психика Оберона оказалась безвозвратно разрушенной. Он обезумел больше, чем до этого. Все бутылки мартини, портвейна и даже обычного спирта оказались высушены им в продолжение всего лишь трех дней. Большую часть времени он сидел на полу в своей комнате, не просыхая, и держался руками за голову в попытках унять безграничный поток мыслей. Он думал о детях и работе. Но обоих детей он перестал воспринимать как часть жизни. Его мучило лишь то, что абсолютно вся работа, кроме работы охраной, патрульными или полицией сейчас была просто бессмысленной. Он был ленивым, но в данной ситуации он думал, что работа – единственный его шанс на восстановление загубленного рассудка. Он пробовал возвращаться к компьютерным технологиям, к программам и статьям, но абсолютно ничего не лезло ему в голову. Он думал, что смотрит в пустоту, когда сидел перед монитором и пытался совладать с мышкой. Алкоголь выел последнюю каплю разума, которая у него была. Он стал невменяемым. Оберон каждый день избивал Пэка за малейшую провинность и грозился перерезать тому горло тем самым лезвием, если тот вздумает нажаловаться. Пэк думал о том, чтобы подвязаться к Гермии, которая собиралась уезжать с семьей за пределы города, но у него пока что не было такого важного повода.***
В подвале Кента становилось невыносимо душно. Дурной запах становился лишь более кисло-гнилым каждый час, не то, что день. Нормальные консервы закончились, а остальная еда во влажном помещении превратилась в бесконечное множество гор вонючей плесени. Из-за инфекции Кент стал похож на живой труп. Цвет кожи из персикового стал светло-зеленым, под глазами появились мутного оттенка мешки. Кожа на животе и конечностях стала тонкой, из-за чего буквально любое прикосновение могло привести к глубоким кровавым ранам. Кент никогда не снимал кофту, поэтому за тканью не было видно того, что его внутренние органы фактически торчали из пуза наружу. Когда Кент умер, что произошло достаточно скоро, Титания, чьи ноги и половина лица сгнили, принялась поедать своего мертвого любовника. Она так хотела есть, что ее не заботило, что его организм буквально был наполнен трупным ядом, так как последние часы он был не жилец. Столкнувшись один на один с содержимым Кента, организм Титании не выдержал и она свалилась замертво буквально в первые же минуты трапезы.***
Боттом отчаянно пыталась дозвониться до матери, так как не могла перестать бояться сумасшедшего отца. Она несколько раз на дню звонила буквально в никуда, потому что ни разу никто ей не отвечал. Но однажды она серьезно поплатилась за свое упорство. Один раз, пока Боттом стояла у телефона и кричала в трубку «мама!», активизировался Оберон, которыц вспомнил о том, как ему не хватает… телесной любви. С отвратительной похотливой ухмылкой Оберон отнял трубку у дочери и зажал ее прямо у тумбочки. — Папа!.. Отойди от меня! — Папа не сделает больно, милая Боттом. Иди сюда. Он расстегнул ремень на своем костюме и повалил Боттом на пол. Та начала вырываться, но тот заткнул ее рот тряпкой, а сам сорвал с нее юбку и грубо вошел, начав редко совершать толчки внутрь. Со стороны он походил на одичавшее животное. Не взирая на кровь и крики, он продолжал. Сделав два последних толчка, он кончил ей внутрь, разрывая стенки влагалища и шейку матки. Наблюдавший за этим Пэк едва сдержал рвотные позывы. Он знал, что где-то в их доме есть химикаты, которыми можно без труда причинить себе боль. Он привык получать боль. Но где-то в глубине души он надеялся, что однажды именно эта выходка станет последней, и он, наконец, попадет в мир иной. Где-то в кладовой он откопал едкое средство для мытья посуды, а также какую-то другое средство бытовой химии, перемешал их и полученной жижей залил лицо и тело, а также принял ее перорально. Он ослеп на один глаз, получил огромные ожоги на бедрах, животе, руках и лбу, а также прожег внутренние органы, но остался жив. Оставался последний шанс для Пэка что-то изменить. Он, оставаясь в прожженной одежде и искалеченным до неузнаваемости, побежал к дому семьи Капулетти, чтобы уговорить Гермию взять его с собой. Когда тот прибежал к нужному дому, Гермия не сразу его признала. Единственное, что оставалось его узнаваемой чертой – подстершийся грим и остатки макияжа. Тот, практически потеряв голос, умолял ее взять его с собой. В это время Консорт подготавливал все вещи для того, чтобы взять с собой внуков и Регану. Гермия думала, что Пэк заразен, так как его покрытая жуткими ожогами кожа выглядела пугающе, но тот продолжал уговаривать. Когда все было готово, Пэк, Гермия, Джульетта, Тибальт, Консорт и Регана как смогли уместились в машину и тронулись к лесу. Корнуолл, по словам Реганы, умер в неотложке. Когда они уже были в пяти метрах от границы, прогремел взрыв и машина едва не взмыла в воздух. Двери вышибло и все, кто сидели у левого края, вылетели из машины и кубарем покатились по горе вниз в речку. Кто-то повис на ветке, а Джульетте повезло, и она врезалась в дерево, не получив особо никаких повреждений. Снаряд упал не так близко, но шухер навел знатный. Все, кроме Джульетты и Консорта, скончались. Однако последний, оклемавшись, пошел до границы пешком, забыв о внучке, так как решил, что та уже мертва, хотя ее просто вырубило.***
Некоторое время попользовавшись Боттом в своих целях, Оберон решил продать ее местным бродячим цыганам, которые несколько раз побирались у него под окнами и умоляли отдать ребенка. — Помогите, уважаемый человек! У нас пропала дочка, семь лет. Мы никуда без нее не можем! Отдайте своего ребеночка, а я вам ручку озолочу! Пятьдесят тысяч симолеонов дам! — заявляла старая женщина, что горланила громче всех. Оберон подумал, что на полученную сумму он сможет купить очень много воды и консервов доставкой, а также алкоголя, чтобы обеспечить себе прекрасную жизнь вплоть до предполагаемого конца. Он договорился с ними и отдал свою дочь. До этого старавшаяся хоть как-то сохранять рассудок Боттом окончательно сошла с ума. Она не могла такого вытерпеть. Она ныла каждый день, из-за чего ее "новые родители" почти всегда держали ее на привязи и с заклеенным ртом, чтобы не отсвечивала.***
Немногим из тех, кому действительно удалось сохранить рассудок, был Олбани с детьми. Дети довольно быстро смирились с тем, что нет ни интернета, ни выхода из дома. В один из бесконечно повторяющихся дней заботливый отец все же объяснил, для чего он держит их в неведении, но так как все, даже бунтарка Миранда, уже смирились с положением дел, они не стали больше бояться. Они лишь поблагодарили отца за то, что тот дал им возможность нормально жить. Благо, денег на доставку хватало, а Олбани ходил встречать курьера в защитном костюме.***
Монтекки оказались довольно хитрыми, но лишь одна оплошность погубила всю семью. Почти неделю Патрицио и Изабелла не выходили из дома из-за страха подхватить инфекцию. Часто они слышали грохот снарядов издалека или видели зараженных людей через стекла окон, но они думали, что защитившись от внешнего мира они легко уберегут себя от печальной участи. Вскоре Патрицио узнал, что их родственники, кроме Бьянки, живы и здоровы. Поэтому он принял решение пригласить всех к себе, чтобы переждать эпидемию, сплотившись вместе. Была лишь одна проблема: Меркуцио до чертиков перепугался. Он страшно боялся того, что происходит в их маленьком мирном городке и захотел бежать в соседний город, пересекши границу. За ним прочь из дома устремился и Ромео, но только ради того, чтобы узнать, жива ли его любовь всей жизни, Джульетта. Пока Изабелла накрывала стол, ее внуков и след простыл. Уже к обеду прибыл Антонио с детьми. Только все уселись праздновать воссоединение семьи, выяснилось, что мальчиков нет. Меркуцио и Ромео бежали за множество километров через закрома, потому что все остальные районы были заражены. Они забежали в лес, чтобы сильно срезать дорогу. Меркуцио остался у входа, чтобы перевести дыхание. Он сел у дерева и принялся делать глубокие вдохи и выдохи, как вдруг услышал уже такой привычный грохот. Он донесся из леса. Повернув голову влево, откуда он и услышал звук, Меркуцио осознал, что рвануло именно в том секторе, где находился Ромео. Он закричал, что есть мочи, дергая волосы на голове и оторвав несколько патлов. — Черт бы вас побрал, идиотов пустынных! Сами себя подрывайте, чмошники! Бедный Меркуцио орал так сильно, что сорвал голос и вызвал боль в сердце. Хватаясь за левый бок, он заковылял в противоположную сторону, осознавая, что теперь ему нечего делать в той стороне.***
Тем временем Монтекки жили довольно хорошо, однако со временем они начали замечать некоторые вещи, которых определенно раньше не было. У старика Патрицио обострилась язва на икре, которую он так старательно залечивал. У Изабеллы стремительно падал слух. С Антонио и вовсе творились какие-то невиданные странности. Он так сильно кашлял, что почти, по ощущениям, выкашлял легкие. Его щеки словно исчезли. Вместо них было несколько зияющих дыр. Чтобы не пугать детей, он начал носить маску каждый раз, когда не принимал пищу. Однако и с Беатрис и Бенедиком все было не так просто. Они оба покрылись сыпью, и каждый раз, когда они чесались, на месте расчесывания появлялись ранки. Когда боль в ногах стала невыносимой, Патрицио спросил у Антонио, точно ли он здоров и не принес ли он что-то с собой. — Ну я… знаешь, пап, я не уверен. Когда еще не было строжайшего карантина для работников общепита, я трудился на кухне как обычно, и возле нашей кофейни упал снаряд. На меня никак не подействовало. Я ничего не чувствовал все эти дни. — Олух!.. Заразиться может любой даже в радиусе пятисот метров! Ты же помнишь, что нам объявляли по громкоговорителю?! — Ой… прости, папа… На тот момент все пятеро членов семьи Монтекки уже были на третьей неизлечимой стадии. Все были позже найдены мертвыми в своем ранчо, кроме Меркуцио, который пропал без вести. Есть предположение, что он там же, где и Консорт. Судьба Боттом под большим вопросом. По словам очевидцев, она была перепродана неизвестным типам, которые обещали пристроить ее туда, где, цитата: «она будет счастлива». Вероятнее всего, сейчас она в рабстве, что также пока не удалось подтвердить.***
Оставшиеся в живых люди либо боятся выходить из дома и стараются свыкнуться с новыми условиями, либо находятся в плачевном состоянии.