— не переживай, я тебя не хочу

Дима понял, что потерял все мысли до одной, когда Гурам отвернулся от него. И какая-то грустная злость вдруг сжала ему руки; захотелось притянуть парня к себе и выцеловать что-нибудь такое же обидное, зубами обозначить присутствие. Просто… Столько шуток — Дима уже не вывозил. Он слышал от Демидова раз девяносто разные вариации предложения «Я бы его трахнул», и Дима уже не был уверен, ни в чем, блять, не был уверен. —…Меня мужчины не привлекают вообще, — пояснил Гурам ребятам, а Дима словно оглох от такого признания. Его душила злоба, истязала ярость, а губы едва заметно дрожали под натянутой улыбкой. — Так что, Дима, можешь быть спокоен, я тебя не хочу. То есть, блять, Диме все эти шутки терпеть, хоровод мыслей от себя отводить, зубы крепко-накрепко сжимать, когда Гурам вдруг особо яро проведёт рукой по его бедру к внутренней части, и едва не выть, чувствая приливающую к щекам и члену кровь, а он?.. Сука. Сука. — Ты, блять, может, прекратишь? — зашипел Дима Гураму в ухо, и тот замер от неожиданности. — Я, сука, не железный. Это был уже конец съемки, и необходимости в этой просьбе не было, но Диму так колыхало, что он не сдержался. Сорвав свою петличку и быстренько попрощавшись со всеми, поспешил на улицу. Руки в карманы, кривящееся от боли лицо, лезующие в рот волосы. — Дима! Дим! Давай подвезу тебя! Дима остановился, повернулся к только что добежавшему до него Гураму. Тот слегка запыхался, пытался теперь выровнять дыхание. У Димы снова всё внутри зашерудело, но теперь без злости. Просто как-то странно сжалось всё, и сразу отпустило. — Ну давай, буду рад. И они молча пошли на стоянку, загрузились в большую просторную машину (Дима никогда не разбирался в авто) и под тихую непримечательную музыку поехали по звенящей в ушах Москве. Разговоров не было — оно и понятно, устали от них за последние три часа. Но Дима чувствовал этот зависший в воздухе вопрос. — Прости, что спрашиваю, но что прекратить? Коваль вздохнул, упёрся взглядом в окно, чтобы не смотреть на Гурама. — Дрочить меня своими шутками. Мне не комфортно от этого. — Но я же сказал, что меня не привлекают мужчины, — в недоумении повторил Гурам свою сегодняшнюю мысль, что вдруг резко вернуло Диме его бьющееся в виски состояние. — Блять, в этом и прикол, — он резко повернулся всем корпусом. — Я так часто от тебя эту хуйню слышу, что мне некомфортно уже от этого несоответствия. Ты постоянно выкидываешь что-то подобное, и я уже реально чувствую какое-то напряжение между нами, а потом ты такой… «Не хочу я тебя, Дим, всё хорошо…» В салоне навалилась тишина. Она зудела, вызывала странные мысли. Что-то пошло не так. Казалось, в мыслях у Димы теперь образовалась брешь — а чего он тогда хочет от Гурама? Чтобы он его хотел?.. Чего, блять? — Какое напряжение ты между нами чувствуешь? Словно удар прямо по затылку. Дима не хотел поднимать глаза на Гурама. Вместо этого хотел вжаться крепко-накрепко в сиденье и раствориться. Что-то явно пошло не так. — Как когда… Люди друг другу нравятся, но не могут этого сказать… — еле выдавил он из себя, с каждым словом убеждаясь, в какую же глупую ситуацию он попал. — Я тебе нравлюсь? Едва не поперхнувшись, Дима замолк. Ему нравится Гурам? Ему? Сука, да. Иначе Коваль вообще бы не думал о его руках на своих бедрах. Не думал бы, как мало, мало Гурама на его бедрах. Что рук явно не хватает. Господи. Блять. Блятьблятьблять. — Походу, да. У Гурама немного дернулся уголок губ. Он смотрел только на дорогу, но головой, казалось, за рулем вообще не находился. Дима со страхом ждал ответа, чувствуя, как сердце вколачивает его всё глубже в сиденье. — Ты не против, если мы немного сменим маршрут? — вдруг спросил Гурам, включая поворотник. Дима будто из-под толщи воды услышал этот вопрос и вовсе не был уверен, что согласился, но кивнул. Машина повернула налево, и дальше Гурам вёл её по всяким, очевидно, знакомым только ему петлям московских улочек. — Везёшь меня к браткам? — неловко выдавил из себя Дима спустя минут семь. Гурам бросил на него взгляд, в котором можно было услышать цоканье языком. — А куда едем-то? — тревожно спросил Коваль снова через пару минут. — Мы уже на месте. — Они заехали во двор красивого жилого дома. — Зайдёшь ко мне? Машина остановилась на своем парковочном месте, а Дима пожалел, что для своего сердца подобного не подобрал — сердце встало как-то неумело, боком, где хватило места. — К тебе? — переспросил Дима, как идиот. — Да, Дим, — Гурам выключил двигатель и повернулся, наконец, в сторону Коваля. — Прямо ко мне. У Димы перехватило дух. Он явно не был готов к такому повороту событий. — Чтобы что? — Ну ты тормоз, — усмехнулся Гурам и потянулся к Диме. Тот замер словно статуя, и только когда почувствовал прикосновение к своим губам, очнулся, отпрянул. — Ты?! Ты, блять, серьёзно? - он весь подобрался, словно составленный из пружинок. Гурам смотрел на него в недоумении. — В чем проблема? — Ты… Ты же натурал… — Дима сразу растерял свой гонор, не увидев ожидаемого стыда на лице Демидова. — Тебя же мужчины не привлекают… Я не понимаю… — Дим, — стрельнув глазами в потолок, с расстановкой начал Гурам, — я вот прям скажу на съёмке, что мне нравятся парни. Чтобы от меня потом живого места не осталось. Реально, то, что надо, спасибо за совет. Дима поморгал, уперся взглядом в коробку передач. Осознал до конца. Сделал глубокий вдох. — Я понял. Я… Прости. Можем?.. — И Дима неловко потянулся к нему, не зная, как продолжить то, что прервал. И Гурам без какой-либо заминки тут же вернулся к его губам, стал аккуратно вылизывать ему рот, рукой придерживая его за подбородок. Дима едва не задохнулся от нежности, когда парень осторожно, словно держит в руках фарфор, а не живого человека, заправил длинную черную прядку ему за ухо, чтобы не мешалась. — Я думаю… — начал Дима наговаривать Гураму в губы. — Я думаю, я к тебе зайду. Гурам усмехнулся и, не отрываясь от его губ, заскользил левой рукой Ковалю вниз по животу. Ниже и ниже. Провел на джинсах там, где Диме вдруг стало очень тесно. — О да… Точно зайдёшь, — усмехнулся Гурам и, быстро оторвавшись от разгоряченного рта, вышел из машины. Коваль, едва соображая, где он и что, тоже поспешил выскочить из авто, и они вместе пошли к подъезду. До квартиры они кое-как добрались, едва не начав раздеваться прямо в лифте — благо, на середине подъема в кабину ввалилась девочка лет 10 и вышла спустя этаж. Дима в этот момент снова ненавидел детей. Сковырнув в прихожей кроссовки, Дима тут же припал обратно к чужим губам, обхватил талию Гурама обеими руками и вжался в него всем телом. Тот едва не упал от такого напора, но успел опереться о стену руками, лишь бы удержаться. — Какой ты шустрый, — пробормотал Гурам в копну черных растрепавшихся волос, пока Дима чуть пониже вылизывал ему чувствительную шею. Оставлять засос под мужской низкий стон было непривычно, но встал у Коваля вдруг гораздо быстрее, чем раньше. — Надеюсь, кончу я не раньше, чем штаны сниму, — бросил Коваль, стягивая с Гурама кофту, и тот бархатисто и глухо рассмеялся под слоем ткани, которую спустя пару секунд скинул на пол. Крепкие руки полезли к ремню Димы, быстро всё распутали и с ласкающим ухо звуком расстегнули ширинку. Джинсы Гурама тоже недолго оставались на нем, и скоро они медленно, но верно оказались на кровати. Дима не сдерживался нисколько — отдавался возможности трогать, кусать, лизать объект своих воздыханий по полной, и стонал он громко, каждый раз находясь на грани, однако старался удержаться как можно дольше; спустя неопределенное количество тягуче-пряного времени обхватил чужую спину и с крупным вздохом кончил. Сперма потекла по животу Гурама, и тот стёр небольшую ее часть, а потом положил эти пальцы себе в рот. Дима, казалось, был готов сойти с ума от такой картины. И сошел — спустился ниже, оказался у крепко стоящего члена, и, подумав лишь пару секунд, охватил головку губами. Гурам от этого действия точно задохнулся, но тут же постарался сквозь сжатые зубы втянуть воздух снова. Так странно, и одновременно так приятно было вдруг ощутить под своими руками извивающегося от удовольствия мужчину, издающего такие стоны, что Коваль никак не хотел давать ему кончить, лишь бы эти звуки не прекращались. Но всему приходит конец, поэтому через минут десять Дима справился со своей задачей, сплюнул сперму в ладонь и, упав рядом с Гурамом на подушку, размазал семя по его животу. Тот рассмеялся и тут же потянул улыбающегося Коваля на себя. — Ты очень красивый, Дим, — вдруг сказал Демидов, глядя на парня, разлегшегося у него на груди. — Правда? — усмехнулся тот, слышавший эти слова уже сотни раз. — Но не потому, что на девушку похож. Ты просто такой, что на тебя смотреть хочется. Аполлон. Тут Дима уже раскраснелся, спрятал лицо в чужую шею, поцеловал слегка выделяющуюся ключицу. Они полежали ещё какое-то время, после чего Коваль взглянул на часы и по старой привычке начал собираться. — Уже уходишь? — спросил Гурам. В его голосе не было сожаления или чего-то подобного, скорее искренний интерес к возящемуся по комнате лохматому комку. — Поздно уже, мне кошку надо кормить, — честно ответил Дима. — Да и… Я почему-то не уверен, что мы можем еще как-то друг друга занять кроме… Ну ты понимаешь. Гурам кивнул. — Я понимаю, о чем ты. Но, позволь узнать — могу я пригласить тебя на свидание? Дима выронил только что найденный носок. — На свидание? Зачем? — Ну чтобы узнать, чем еще мы можем друг друга занять во время, когда не трахаемся. Коваль сначала не мог понять, к чему это он, а потом до него медленно дошло. — О… Я думаю, да, можешь… Только как это… Два парня на свидании… — Дим, — ухмыльнулся Гурам, — в Москве об этом будешь переживать? — А... Да, ты прав… Дальше он собирал одежду молча, плотно думая о предложении Демидова. — Ты прям хочешь меня знать? — вдруг неожиданно даже для себя спросил Дима. — Мы ведь можем и просто так видеться. Я не такой охуенный человек, чтобы ради ебли со мной слушать, как я два часа рассказываю про фильм, который мне понравился две секунды назад. Гурам улыбнулся, встал с кровати, подошел к Диме со спины и обнял его. Тот снова выронил что-то на пол. — Я так никогда не уйду, — выдавил из себя Коваль, едва сдерживая кипящее желание прильнуть в ответ. — И хорошо, — коротко ответил Гурам и поцеловал его в шею. А Дима не железный — развернулся и снова удобно устроился в этих крепких руках с возможностью целовать, целовать, целовать.