Daffodils and bitter candies

8 число марта, а если точнее — пятница. Лёгкая прохладная погода охватила весь подводный город, откровенно говоря, март вообще начинался достаточно холодным, будто бы не желая прощаться с не менее холодным ветреным февралем. Не прямо уж депрессивно-серое, но все равно достаточно хмурое и унылое небо явно предвещало дождь. Сквидтрис проснулась в 8, по звону своего «любимого» будильника, нарушившего ее прекрасный сон о том, как она выиграла в лотерее те самые дорогущие краски за три тысячи долларов, на которые давно положила глаз. С ненавистью сжав в обоих щупальцах подушку, хотя та и не была виновата в произошедшем, резким ударом она вырубила будильник, еле сдерживаясь, чтобы не кинуть его в стену. С самого утра ее настроение, как, в принципе, и почти всегда, было никаким. А точнее говоря — в это утро оно и вовсе у нее отсутствовало. В этот раз дело было даже не в ее надоедливых соседях, а в нём. В парне, а точнее, в бывшем парне кассирши Нейте. В самом начале марта он бросил ее буквально из-за какой-то фигни, по другому это никак не назвать, даже вспоминать не хочется — сразу охватывает нещадный испанский стыд за этого дурака молотоголового. В любом случае, пусть Нейт и так был не особо хорошим парнем по всем возможным критериям, а всё-таки Сквидтрис была рада с ним встречаться. А точнее — ее радовало само осознание того, что у нее есть близкая акула, которая может о ней заботиться и любить ее, и она отчаянно пыталась не обращать внимания на то, как постепенно он к ней холодеет, ведь считала, что все пройдет. Но так или иначе, сейчас поздно об этом думать, остаётся лишь жалеть о том, что никто не любит Тентикалс хотя бы так, как это делал Нейт, если это можно было вообще назвать любовью. И смириться с тем, что это восьмое марта, на которое ей абсолютно плевать, ей праздновать не с кем. Воспоминания, крайне неприятные, но уже приевшиеся и вызывающие лишь привычное раздражение вместо какой-то более яркой реакции, слава Нептуну, быстро отступили. Сквидтрис кое-как поднялась с кровати и поспешила собираться на работу, ей не хотелось слишком глубоко погружаться в эти мысли и воспоминания, как глупая старшеклассница из какого-то сериала для подростков. Кальмар привела в порядок свою тщедушную желто-золотистую прическу, собрав их в низкий хвост, заколов небольшую челку крошечной заколкой в виде лимона. Потом она надела свое коричневое платье, естественно, решив никак особо не наряжаться на этот праздник, до которого ей нет никакого дела. — Сквиллоу права, оно и в правду выглядит, как мешок какой-то, — прогнусавила она, уже разглядывая себя в зеркале, вспоминая слова своей злейшей неприятельницы, которая как раз чморила ее на днях, как, в прочем, и всегда, — что ж, по крайней мере, в отличие от нее, я не одеваюсь как шлюха… Несмотря на небольшую апатию, последние слова она произнесла сквозь зубы и с натуральной злостью. Но, к счастью, из-за отсутствия настроения, да и из-за небольшой сонливости после пробуждения, и эти мысли достаточно быстро отступили, и она просто продолжила собираться на работу, как ни в чем не бывало. Она умылась и накрасила веки темно-синими тенями, естественно, по привычке, позавтракала пустой гречневой кашей и не торопясь вышла из дома. Головоногая невольно поерзала от внезапного холода, терпимого конечно, но все равно достаточно неприятного, окатившего все ее тело целиком, в том числе и под платьем, послав по ее нижним щупальцам волны противных колючих мурашек. Она заперла дверь, без удовольствия оглядываясь вокруг: прямо на жёлтом песке лежали полурастаявшие сугробы снега, что вместе с серыми лужами после дождя выглядело максимально неуютно и отталкивающе. Но что поделать, на работу идти надо, радует хоть, что день сегодня сокращённый. °•.°•.°•.°•.°•. Ресторан был уже открыт, на дверях висела табличка «Открыто», а внутри, судя по всему, уже вовсю шла жизнь — ясно, Сквидтрис в очередной раз ползла как Гэрри и опоздала. Радуясь, что в холле нет мистера Крабса, который бы точно наругал ее за опоздание (хотя, скорее всего, так и будет позже), она прошла за свое рабочее место, машинально ставя себе цель на день — пережить очередную смену. Однако, стоило Тентикалс открыть кассу, как сзади нее послышался оглушительный радостный вопль ее обоих соседей: — С ВОСЬМЫМ МАРТА, СКВИДТРИС! — кассирша крупно вздрогнула, негромко вскрикнула и лишь чудом сдержала нецензурное ругательство, моментально поворачивая голову в сторону голосов. Радостные губка и морская звезда выбежали из кухни и кинулись на свою недовольную соседку с объятиями. — Эм-м-м… Спасибо, но обязательно было так пугать? — холодно поблагодарила та, не зная, как ей ещё реагировать на это. Конечно, она прекрасно понимала, что ровным счётом ничего страшного нет в том, что ее поздравляют и будут поздравлять с восьмым марта, все-таки она женщина, однако… Теперь, после расставания, она не получает с этого особого удовольствия, а точнее — ей плевать на это. Она сама не понимает, почему, видимо, была слишком зависима от Нейта, и теперь чувствует себя без него пустым местом, и ее не радуют такие мелочи, как поздравления с женским праздником. Парни смотрели на свою соседку с неугасающей радостью в глазах, явно мысленно ликуя с того, что она их поблагодарила. Естественно, они не понимали, что у нее что-то произошло, ведь ее интонация почти всегда такая холодная и недовольная, чтобы не происходило, они к ней уже более чем привыкли. Они посмотрели друг на друга и кивнули, будто бы ментально о чем-то договорившись, и, вновь глянув на кальмара, заговорили все так же в два голоса: — У нас есть для тебя подарок! На этот раз Сквидтрис даже не ответила, всё ещё не зная, что сказать, посчитав, что будет лучше, если она просто подождёт и узнает, что это за подарок, который Боб уже доставал из своих квадратных штанов. Потом, чтобы это ни было, она их поблагодарит, а затем, дабы пробовать хоть как-то поднять себе настроение, будет читать книжку об изобразительном искусстве. Поварёнок тем временем достал из кармана нечто небольшое и прямоугольное, и у кассирши машинально возникла догадка, что это вручную нарисованная открытка. Спустя пару секунд оказалось, что оно так и есть. — Вот! Это ты и Нейт! — сияя гордостью, объяснил Спанч Боб, передавая ей открытку. Это имя машинально вызвало у Сквидтрис соответствующую реакцию: она аж вздрогнула, чувствуя, как живот неприятно скручивает, подскользнулась на ровном месте и чуть не упала. Она отвела на пару секунд взгляд на кухню, дабы не было видно, как она закатывает от злости глаза. — Мы сами рисовали! — не менее гордо сообщил Патрик, ставя руки на пояс, будто бы они с Бобом на пару минут перевоплотились в тех самых знаменитых художников, про которых Сквидтрис так любит читать. Тентикалс кое-как натянула что-то вроде улыбки, отчего ей стало очень больно, пытаясь не показать странного напряжения. Конечно, она понимает прекрасно, что это всего лишь открытка, но всё-таки… Лишнее упоминание бывшего теперь вызывало у нее крайне неприятную реакцию и дурные мысли и воспоминания, да, может, она ведёт себя как ребенок, но всё-таки не может ничего с собой поделать. Вот бы был кто-нибудь, кто поможет Сквидтрис избавиться от этих мыслей, настроиться на позитив хоть немного, перестать быть такой зависимой от того, чего не вернуть. Итак, не желая медлить, дабы не было видно этой дурацкой нерешительности, она заглянула внутрь нежно-пурпурной открытки, на которой было написаны поздравления с Восьмым марта. Там она увидела немного криво, но старательно нарисованную себя, играющую на кларнете, что держала в одном щупальце, а другим она что-то рисовала на большом прямоугольном холсте. Видимо, этим губка и звезда пытались сказать, что Сквидтрис — очень творческая личность, и рисует, и играет на музыкальных инструментах, причем может делать все это одновременно. Она невольно усмехнулась, несмотря на плохое настроение, и перевела взгляд на акулу-молота с черными лохматыми волосами, в круглых очках и в коричневом пиджаке с бирюзовым галстуком, ростом чуть ниже кальмара — Нейтан. На данном рисунке он смотрел на нее с восторгом, что, надо сказать, довольно редко происходило в реальности. Сквидтрис опять крупно дернулась, вновь чувствуя, как неприятно скручивает все внизу, пытаясь не представлять, как глупо выглядит она со стороны, что реагирует так на обычный невинный рисунок. Она закрыла поскорее открытку, не в силах и дальше на это смотреть, но, все ещё чтобы не вызвать подозрений у парней, положила ее в карман платья. — Спасибо… — ее голос был едва не холоднее обычного, холоднее льда, но она и в этот раз кое-как натянула улыбку. Парни опять переглянулись, все так же сияя гордыми улыбками, кажется, еле сдерживаясь от того, чтобы не взвизгнуть умиленно в два голоса. Они были очень рады за Сквидтрис и Нейта, естественно, не зная о том, что они расстались почти неделю назад — ей пока не очень хотелось об этом говорить. Очевидно, скоро ей придется, как 13-летней девочке, заводить личный дневник, чтобы делиться всеми своими переживаниями и мыслями там. Спанч Боб и Патрик убежали на кухню, чтобы, судя по всему, обсудить, какие они молодцы, что кальмар их в кои-то веки спокойно поблагодарила, а не послала к чертям морским, а заодно и то, какая Сквидтрис и Нейт милая, по их мнению, пара. Кассирша же осталась на своем рабочем месте, доставая наконец книгу, будучи всё ещё очень напряжённой, но все-таки радуясь в глубине души тому, что все эти поздравления позади, можно забыть об этом хотя бы на некоторое время. Или нет? Только головоногая погрузилась в книгу, почти полностью отвлекшись от неприятных мыслей, как услышала совсем рядом с собой тихий нерешительный голос: — Эм-м… Мисс Сквидтрис, они уже ушли на кухню? Головоногая, погруженная с головой в чтиво, не сразу отреагировала. Вздрогнув, она глянула налево и увидела своего начальника, прячущегося почему-то за дверью своего кабинета, выглядывая оттуда буквально едва ли не одними глазами. Его взгляд был каким-то немного нервным или даже смущённым, будто бы он стеснялся выйти в холл своего же ресторана. — Мистер Крабс, Вы чего? — непонятливо спросила Сквидтрис, приподнимая бровь, действительно не понимая, что означает такое странное поведение. Сначала соседи лишний раз напомнили ей о бывшем, а теперь ещё и начальник странно себя ведёт. — Они уже ушли на кухню? — повторил свой вопрос тот, делая голос чуть более настойчивым, тем самым давая подчиненой намек на то, чтобы не задавала лишних вопросов. — Ну да, — Тентикалс, всё ещё изрядно раздраженная, устремила свой взгляд на кухню, сама не зная зачем. Ее соседи хихикали и что-то шепотом, но бурно обсуждали, а, заметив ее взгляд, замерли с глупыми весёлыми улыбками. Она со вздохом повернула голову обратно, боясь даже думать, что они на самом деле там обсуждают. Получив наконец ответ, Крабс моментально изменился и в лице, и в поведении. Он широко улыбнулся и так уверенно вышел из кабинета, что кальмар опять вздрогнула, поражаясь такой резкой смене поведения. Однако теперь она, пусть ей и не особо это было интересно, поняла, что её начальник не особо хотел выходить из кабинета, пока она разговаривала со своими соседями. А вот почему — загадка. Юджин же встал около кассы и поставил клешни на пояс, явно собираясь что-то сказать, но не решаясь. Он немного потоптался у кассы, со все той же широкой улыбкой поглядывая на работницу, кое-как скрывая в своем взгляде обожание, надеясь, что это хоть немного походит на обычное любопытство. Он влюблен в нее уже почти что два года, влюблен так сильно, что самому порой страшно становится от чувства того, как потеют его клешни и кружится голова, а порой и небольшая дрожь приятно щекочет тело и порхают бабочки в животе, если он разговаривает с ней или незаметно любуется ей дольше двух минут. Порой даже кажется, что, если он не приложит достаточно усилий, его глаза против воли владельца изобразят форму сердечка. Но, к сожалению, признаться Сквидтрис в любви Крабс не имел возможности — у нее был Нейт. Единственная преграда, даже немного натянутые отношения начальника и подчиненной можно отбросить в сторону, ведь даже это не так сильно бы мешало ему рассказать ей о своих искренних чувствах. Безусловно, он обожает компанию своей подчиненной, она радует ему глаз, она — первая перед заработком денег причина, по которой он ходит на работу, ведь там он может любоваться ей, сколько его душе угодно. Главное — не допускать того, чтобы она это заметила… Но, даже несмотря на это, краб чувствует, как ему горько от осознания того, что занятая кальмар не ответит ему взаимностью. Так что он только и может, что любоваться ее прекрасным телом, таким худым, изящным и хрупким, что аж манит прижать к себе, ее золотистыми волосами, и слышать ее немного забавный и гнусавый, но даже несмотря на это такой родной ему голос. В любом случае, он пытается утешить себя мыслью о том, что если счастлива она — значит счастлив и он. А он не имеет права вмешиваться в ее личную жизнь, пытаться увести ее от Нейта или ещё что-то, даже если бы хотел. Он пытается почаще думать о том, что ее парень — это единственное, что ее радует в этой жизни, так что он не будет лишать ее этого счастья. Итак, надеясь, что, задумавшись, он разглядывал Сквидтрис совсем недолго (хотя на самом деле прошло примерно полторы минуты), Крабс машинально откашлялся и подошёл к ней поближе, чувствуя, как его ножки легонько подрагивают. Он заметил, что она изредка пялилась на него в нерешительности, не понимая, почему это он вдруг просто вышел из кабинета и встал рядом с ней, как дурачок. Это его немного засмущало, но тем не менее он всё ещё решительно был на кое-что настроен. Ракообразный должен поздравить головоногую с восьмым марта, а если говорить поточнее — обязан. Он и так делает это каждый год, но всегда неимоверно смущается, и этот раз не стал исключением. А особенно он стесняется поздравлять ее при ее соседях, ибо не может вынести их умиленных взглядов, пока он это делает. Поэтому он с таким волнением и в то же время весьма нетерпеливо ожидал, пока они уйдут хотя бы на кухню. — Мистер Крабс, эм… Вы хотите чего-то? — спросила наконец кассирша, всё ещё недоумевая с такого поведения, которое начало ее уже немного напрягать. Тогда Крабс собрался, кое-как сдержав глубокий вдох (ибо это точно выглядело бы со стороны, будто он решается на что-то нереальное), и более-менее решительно начал: — Сегодня… С-сегодня праздник у всей женской части нашего дружного рабочего коллектива! — он улыбнулся уже чуть неловче, надеясь, что шутка (если это можно таковым назвать) хоть немного вышла смешной, и что хотя бы у себя в голове вечно холодная Тентикалс посмеялась, — я… Просто хочу тебя поздравить, — он помолчал, посматривая в сторону, забыв от волнения свою «речь», чувствуя, как потеют в очередной раз его клешни, и добавил, ощущая себя максимально глупо: — поздравляю! Сквидтрис сама немного помолчала, само собой, отчётливо видя, что Крабс какой-то смущённый, раз использует такую тавтологию, чего обычно не делает. Но тем не менее, как и своих соседей, она посчитала своим долгом поблагодарить и его за поздравления. — Спасибо Вам, — тихо произнесла она, опуская взгляд, не зная, что ей ещё сказать. Кто бы ее ни поздравлял (кроме, разумеется, Нейта) — она уверена, что в глубине души ей будет на это все так же наплевать. Юджин опять улыбнулся, радуясь тому, что любимая женщина поблагодарила его. Воспользовавшись тем, что она опустила голову, он посмотрел на тыльную сторону своей клешни, где ранее написал то, что должен говорить в своем поздравлении, чтобы не забыть, ещё и учитывая то, что он смущается неимоверно. Только вот, из-за того, что он переволновался и вспотел, все чернила потекли вниз, и из всех размытых слов, написанных его и без того корявым почерком, Крабс кое-как разобрал только «Нейт». С его губ почему-то сорвался тихий вздох, он сам не понял, почему так, но поставил клешню обратно на пояс, нечаянно запачкав брюки чернилами, и заговорил, как ни в чем не бывало, вновь обращаясь к подчиненной: — Так, значит, мисс Триси… То есть, мисс Сквидтрис! Н-ну, в общем, как обычно, э-э… Всего тебе самого хорошего, чтоб улыбалась почаще, здоровья, н-ну… — он вдруг осознал, что резко забыл все то, что обычно желают тому, кого поздравляют, — чтобы Боб с Патриком пореже тебя бесили, ар-ар, и всего прочего. Я тебя очень люб… КХЭЭЭЭЭЭЭМ!!! — он опять раскашлялся, понимая, что чуть не сболтнул было лишнего, ощущая, как голова кружится, а бабочки в его животе порхают лишь активнее, — я очень ценю тебя… — и добавил, чувствуя, как его язык едва поворачивается произнести эти два слова: — как работницу!.. Он поджал губы и отвёл взгляд, уже не в силах скрывать смущение, надеясь, что ему только кажется, что он весь порозовел, а по бугорочкам сзади шеи тонкими струйками течет вниз пот. Но он ещё не закончил свое поздравление. — Ну и самое главное, — продолжил Крабс, как ни странно, чувствуя себя уже чуть увереннее — наверное, потому, что почти закончил со своими поздравлениями и вот-вот может вернуться в кабинет, чтобы оправиться от смущения, — счастья тебе с твоим Нейтом. Пышной свадьбы вам, роди ему молотоголовых кальмаров или головоногих акул, как получится, н-ну, э-э, разумеется, если вы этого сами захотите. Да-да, и ещё разик счастья. Он умолк, кое-как сдержав облегченный вздох, выжидая ее реакции. Сквидтрис опять невольно вздрогнула, в очередной раз чувствуя, как в животе у нее словно резко образуется черная дыра. Конечно, она не винила своих соседей и начальника за то, что они упоминают Нейта, она ведь им ещё не рассказывала, что они расстались, но все равно невыносимо напрягалась, слыша это имя. Конечно, совсем раскисать и плакать она не была готова, но тем не менее ей бы хотелось говорить об этом как можно реже. — Спасибо ещё раз, мистер Крабс, — тихо произнесла она, опять с большим трудом натягивая улыбку, дабы показать, будто бы она рада таким поздравлениям. Поскорее бы уже остаться наедине с собой, дабы успокоиться. Краб надеялся, что ему только кажется, что в глазах кальмара помимо привычного ей холода возникли странные беспокойные огоньки. Да и судя по ее тихому голосу и натянутой улыбке, ей просто хочется, чтобы разговор уже наконец закончился. «Видать, бедную напрягает мое смущённое поведение или внимание, — подумал он, невольно почесывая затылок грязной клешней, — надо бы уже заканчивать с поздравлениями, пожалуй». Сквидтрис, не зная, как ещё намекнуть Крабсу на то, что разговор окончен, просто уткнулась обратно в книгу. Внутри нее зарождалось очень неприятное горькое чувство будто бы некого разочарования, которое теперь никак не желало угасать. Чем больше ей об этом напоминали, тем хуже ей становилось. Частично из-за этого она и не хотела особо слышать в свой адрес так много поздравлений, да ещё и принимать подарки и слышать пожелания, которым, к сожалению, не суждено свершиться. Сквидтрис уже думала о том, как после смены придет наконец домой и будет отдыхать от своих же мыслей и переживаний, как вдруг… Ощутила, как Крабс аккуратно взял ее щупальце в свою клешню, поднес к губам и легонько чмокнул, как настоящий джентльмен. Головоногая аж подскочила и выронила книжку, лишь спустя пару секунд после поцелуя понимая, что только что произошло, и отдергивая щупальце, на котором всё ещё чувствовалось очень приятное тепло. Не от неприязни, а от внезапно поработившего ее смущения из-за такого жеста. Нейт никогда не целовал ее в щупальце, ну может быть от силы пару раз, когда они только начали встречаться, так что, она никак не ожидала такого от своего начальника. Тот очень надеялся, что ничего такого в его поступке нет. Он сам, признаться, не понимал, что это на него нашло, он даже не планировал этого, пока готовил свою поздравительную речь, но… Возможно, его сильные чувства сделали свое дело, и на некоторое время он перестал то ли в принципе контролировать себя, то ли просто смущаться. Тентикалс наклонилась поднять книжку, чувствуя, как полыхает ее лицо от такого обращения с собой. Она даже не знала, как ей реагировать, ей было чертовски непривычно, так что она просто осталась стоять с опущенной вниз головой, ожидая, пока смущение покинет ее. Крабс наконец сделал пару шагов назад, надеясь, что Сквидтрис не слишком сильно смущается, и что он всё-таки не зря это сделал. Он хотел извиниться, но что-то ему подсказывало, что своими извинениями он лишь больше разовьет эту тему, заставит ее задуматься об этом лишь глубже, так что решил просто промолчать. Быть может, он извинится перед ней потом, когда придёт в себя, но точно не сейчас. Он похлопал ее по плечу и собирался напомнить о том, что сегодня сокращённый день, как вдруг… Заметил в окне кухни две любопытные физиономии, пялющиеся на них во все глаза. Они слушали недо-диалог начальника и кассирши ещё с самого его начала, а, услышав «чмокающий» звук, так удивились, что не выдержали и наконец показались из-за своего «укрытия». Только вот, заметил их Юджин только сейчас. — Эй! Вы что тут, уши грели, как я поздравлял ее с восьмым марта?! — рявкнул он, мигом перевоплощаясь из обходительного ласкового джентльмена в строгого начальника. Он сделал как можно более суровый вид, пытаясь не думать о том, насколько долго эти двое их подслушивали. Что и ожидалось — парни опять умиленно захихикали в два голоса. Сквидтрис, не произнося ни слова, в очередной раз уткнулась в книгу, уже давно забыв, где остановилась, делая вид, что ее не колышит все происходящее. А точнее — будто бы она вообще не имеет к этому отношения. — Простите, мистер Крабс, просто вы со Сквидтрис так мило засмущались, — с робкой улыбкой объяснил Спанч Боб, не сводя с коллег глаз. Хоть губка и звезда и рады тому, что Сквидтрис встречается с Нейтом, а все же не могут не заметить, как порой влюбленно ее разглядывает мистер Крабс — даже на только что заработанные деньги он смотрит не с таким обожанием. Где-то на подсознательном уровне они даже понимают, что эти двое были бы прекрасной парой, поэтому ничего не говорят по этому поводу, а лишь умиляются, как дети. Крабс ощутил, что его клешни вспотели настолько, что с них аж течет ручьем его пот, и вся «шпаргалка» из-за этого просто взяла и смылась. От смущения не совсем понимая, что делает, он вытер обе клешни о рубашку, приводя ее в не самое чистое состояние, не обращая внимания на промелькнувшее в глазах беспозвоночных недоумение. — Кхм, ладно, что я хотел сказать? — спросил он, реально забыв об этом, — ах да! Мальчики, девочки! Вы же помните, что у вас сегодня сокращённая смена, счастливцы? Заканчиваем на час раньше! — Да, я помню, ура! — взвыл жёлтый паренёк, начиная радостно кружить по всей кухне в обнимку с лопаткой. — Ура! — так же счастливо взвыл Стар, будто бы он тоже тут работает, а стало быть, выходной и у него. — Ура… — без каких-либо эмоций промямлила притихшая Сквидтрис, мысленно ликуя хоть из-за чего-то хорошего за сегодня. Юджин бодро улыбнулся, показывая, что тоже рад, хотя это было не совсем так. Говоря прямо, он просто хотел провести со своей любимой как можно больше времени, как и обычно, но в то же время желал порадовать ее сокращённой сменой. «Пусть придет домой, играет себе на дудке своей да Нейта целует, — подумал он, пытаясь не придаваться опять зависти и грусти, а настроиться на более позитивные мысли, — жаль, что не меня, конечно…» Кое-как подавив опечаленный вздох, всё ещё умудряясь сохранять на лице более-менее радостную улыбку, он собирался было вернуться наконец в свой кабинет, однако в последний момент решил кое-что спросить у своей кассирши. Это точно поднимет ей настроение. Ну, по крайней мере, он был в этом уверен. — Кстати, Сквидтрис, — обратился Крабс к подчиненной, отпуская дверную ручку, всё ещё не замечая, в каком грязном состояния пребывает его клешня, — прости, совсем заболтал тебя, забыл самое главное спросить… — Что же? — кальмар повернула к нему голову и приподняла бровь, и не догадываясь, о чем он хочет спросить. Однако, она сама не понимала почему, но ей вновь сделалось как-то некомфортно, а точнее — возникло странное неприятное предчувствие. Будто бы после его вопроса ей станет лишь хуже. Ракообразный опять немного помедлил, почесал свою шею и оттянул рубашку, как очень часто делает, когда волнуется и потеет, и наконец спросил: — Ммм… Так что тебе подарил твой дорогой кавалер? Мне… Я… М-мне показалось, ты была бы рада об этом рассказать, но если не говори — не хочешь, ой, в смысле, не хочешь — не говори. Мне не особо интересно, я спросил просто из интереса и все. Его как парализовало, едва он осознал, что только что сказал, а точнее — какой порой бред он мелит, когда смущается. Бывает же такое, что мысли начинают путаться, когда перед глазами стоит объект твоего обожания, что порой даже думать ни о чем не хочется, кроме как о нем или о ней. «Вот я… Старый влюбленный дурак…» Сквидтрис вздрогнула в очередной чертов раз, чувствуя себя, ей-Богу, какой-то нервной паникершей, раз все время вздрагивает, слыша имя бывшего. Но в этот раз, кажется, ее довел окончательно такой открытый вопрос, заставивший ее в очередной раз почувствовать себя жалкой брошенкой-стервой. Она отчётливо ощущала, как внутри нее постепенно распространяется крайне неприятная горечь, ползущая от груди к глазам, отчего возникало желание начать потихоньку хлюпать носом. Она провела в своей голове совсем недолгие размышления и плюнула на все, решив уж просто рассказать друзьям о том, что у нее случилось — лишь бы не расплакаться прямо сейчас. Вряд ли ее смогут утешить, но все-таки, она не сомневалась в том, что ей станет легче. Тентикалс было, понятно дело, не очень легко такое рассказать, но каким-то волшебным образом она нашла в себе силы на это. Пытаясь не обращать внимания на любопытные и умиленные взгляды соседей, от которых ей становилось лишь хуже, и на почему-то взволнованный и даже немного нервный взгляд начальника, она вздохнула и без лишней прелюдии призналась: — Мы с Нейтом больше не встречаемся. Он бросил меня около недели назад и ничего не подарил мне на Восьмое марта. Не желая «любоваться» реакцией всех троих, она опустила взгляд вниз, рассматривая свое платье и выглядывающие из-под него тощие нижние щупальца. На удивление, ей и в правду стало чуть легче после того, как она наконец рассказала обо всем случившемся кому-то, кроме своего унылого отражения. Между всеми тремя повисла полная тишина — им было необходимо время обдумать сказанное, принять столь неожиданную новость. Боб и Патрик, как по команде, дружно захныкали и расплакались, будто бы были расстроены куда сильнее, чем Сквидтрис, и крепко обнялись, явно утешая друг друга. Хорошо, что они к ней не полезли с объятиями, подумала она мимолетом. Крабс же не мог прийти в себя куда дольше, чем эти двое. Он физиологически ощутил, как рушится эта невидимая, но крепкая бетонная стена между ним и Сквидтрис, и препятствующая более открытому выражению его чувств. Ему словно открылась масса новых возможностей, новый мир, полный долгожданных надежд. Он не мог поверить, что это свершилось. — А почему вы расстались? — поинтересовался поварёнок, вытирая слезинки со своего длинного носа, от накала эмоций не понимая, что такой вопрос слишком личный. — Из-за ерунды какой-то, — кассирша отвернулась от собеседников, невольно стискивая зубы, чувствуя, как ее в очередной раз переполняет необъятное раздражение и отчаяние. Причина и в правду было неописуемо глупой, но какой именно — ей пока что было очень тяжело рассказывать, — не хочу говорить… Кое-как собравшись с мыслями, более-менее придя в себя от радости и приятного, волнительного предвкушения новых возможностей, Юджин наконец взглянул на эту ситуацию с другой стороны, и ему стало жалко Сквидтрис. Теперь, кажется, он понял, почему она кислее и холоднее обычного — ее бросили под самый праздник. Конечно, он не в праве вмешиваться в их отношения, да и не знает, из-за чего конкретно они расстались, но все же… Слова «из-за какой-то ерунды» немного его напрягли, ему знакомо это понятие. Кое-какая дама бросила его в самом начале их отношений из-за того, что он слишком бурно реагировал на ее раздувания, да ещё и назвала его слабым, хотя, признаться, чуть не убила его. Это был первый раз, когда ему разбили сердце, но он всё ещё отчётливо помнит все свои эмоции. Он был ужасно зол из-за того, что акула-молот бросил свою девушку, ладно по нормальной причине, но если из-за ерунды… Ещё и сделал ее несчастной, будто бы не видел, что он — единственное, что было в ее жизни хорошего. А если говорить поточнее — судя по тому, что он даже не подарил ей подарка, он не только бросил ее, но и в принципе решил уйти из ее жизни. «Вот чертила очкастый! Как можно было бросить такую прекрасную женщину?! — подумал Крабс, кое-как держась, чтобы не схватиться за глаза, — даже не подарил ничего, как будто бы она полностью перестала для него существовать… Не удивлюсь, если даже не поздравил! Выходи за меня, Триси, я тебя никогда не брошу…» Он прикусил язык, дабы не сказать этого вслух. Он понял одно — у него наконец-то есть шанс попробовать поухаживать за любимой кассиршей, ведь теперь она свободна, а вместе с этим… И утешить ее после болезненного расставания. Пора бы вернуться обратно в кабинет и как следует над этим подумать. Но пока что Юджин должен сказать Сквидтрис хотя бы пару ласковых слов, дабы она сразу поняла, что ему на нее не плевать. Обнимать он ее, наверное, не будет (ещё и учитывая то, что он весь вспотел), ведь знает, как она реагирует на вторжение в ее личное пространство, но вот подбодрить ее словами он обязан. Ну, по крайней мере, попытается. — Н-ну, эм… Надеюсь, ты скоро придёшь в себя, мисс Сквидтрис, — произнес он, хлопая по ее тощему покатому плечику своей огромной клешней, так, что она невольно качнулась вперёд. Заметив краем глаз взгляды ее соседей, из грустных резко ставших почему-то весьма любопытными, он, решив не вызывать у них подозрений своим добрым поведением (а заодно и этого умиленного хихиканья, которое иначе засмущает его лишь больше), он убрал клешню и добавил уже чуть строже: — и-и-и… Сможешь вернуться к работе! Его резко окатил жгучий неприятный стыд, от которого аж заболели скулы. Он, признаться, не особо хотел добавлять в конце эту неуместную фразу, которая точно заставит кассиршу лишний раз думать о том, что она нужна ему только ради денег, но выбора не было — он ужасно смущался и боялся нечаянно продемонстрировать ей свою привязанность, поэтому просто продолжал играть роль строгого начальника. Ничего, в скором времени она поймет, как же на самом деле он ее обожает. Получив в ответ невнятное неохотное «спасибо», удостоверившись, что все же был услышан, Крабс решил ничего больше не говорить, дабы не казаться навязчивым, а наконец вернуться к себе. Он ещё раз похлопал Сквидтрис по плечу, надеясь, что смог вложить в этот жест хотя бы небольшую часть своей заботы и сочувствия, и направился в свой кабинет. °•.°•.°•.°•.°•. Время сегодня пролетело достаточно быстро, возможно, так оно казалось от осознания того, что сегодня сокращённый день, пускай всего лишь и на один час. К счастью, погода немного улучшилась. На улице вот всё ещё оставались те лужи и почти полностью растаявшие сугробы, делая жёлтый песок каким-то грязно-бурым и вязким, что аж смотреть на него было неприятно, однако вот небо из серого приобрело более белый и нежный цвет, а на горизонте висели солнечно-желтые цветочки. Возможно даже температура немного поднялась, но это не точно. Кассирша как можно глубже погрузилась в чтение своей книги, надеясь тем самым отвлечься от противных мыслей, связанных с Восьмым марта, а точнее — с ее бывшим. Но, как назло, именно сегодня обычно нетерпеливые и даже немного злые посетители словно бы резко стали добрыми и вежливыми (в основном это были женщины, ибо мистер Крабс заставил себя немного пощедрить и сделать им в честь праздника небольшую скидку), а если говорить точнее — все как один, естественно, не зная, что у нее случилось, поздравляли ее с Восьмым марта. Ей оставалось их только благодарить, у нее не было иного выбора, только вот неприятные мысли и триггеры словно бы росли все больше с каждым поздравлением. Теперь она лишь глубже погружалась в свои загоны, будучи даже больше не в силах от них отвлечься, ибо они заполонили ее голову целиком и полностью. Под начало перерыва головоногая чувствовала себя, мягко говоря, неважно — думаю, даже не стоит повторять, почему. Ее нервы были уже на пределе, будто бы специально кем-то потрепаны, а не исключительно из-за ее же навязчивых мыслей. И вновь поселилась у нее в груди та неприятная горечь, от которой едва не слезились глаза, а нижние щупальца подгибались. — Сквидтрис, ты что, плачешь? — вдруг услышала Сквидтрис позади себя писклявый голос своего жёлтого соседа, очень обеспокоенный. Она повернула к нему голову и заглянула ему в лицо. Он и впрямь был очень обеспокоен, неловко поджимая лопатку к груди, и Тентикалс поняла, что ее, скорее всего, застали за несдержанным всхлипом — негативные эмоции уже рвались наружу. Но она не хотела больше откровенничать, по крайней мере, точно не сейчас. Иначе она точно сорвётся, как с цепи. — Не твое дело, губка Боб! — почти рявкнула она, сжимая от злости щупальца в кулаках, машинально вытирая свои глаза, хотя даже не была уверена, действительно ли на них навернулись слезы. В глубине души они понимала, что даже если поваренок ее раздражает неимоверно, сейчас он ничего такого не сделал, а просто спокойно задал вопрос, так что она бы могла и не орать на него, но… Она была уже на пределе, так что, даже если бы хотела, не могла удержаться от желания сорвать свою злость хоть на ком-нибудь, и хоть самую малость. Она отвернула голову обратно, а парень замолчал. Кажется, он понял, что зря спросил у нее об этом, ведь ей и в правду нехорошо и она не хочет ни с кем разговаривать. — Прости, — тихо извинился он, опуская взгляд к плите, и она услышала шипящий звук, означающий, что он вернулся к работе (вопрос, правда, какие заказы он там готовит, если идёт перерыв, но ее это не особо парило). Кальмар решила промолчать, садясь на дно лодки и в очередной раз утыкаясь в книгу, где она из-за пережитого за целый (почти) день стресса не прочитала и семи страниц. Конечно, пользуясь перерывом, она смело могла отойти на улицу или в туалет, чтобы там дать наконец волю слезам и хоть немного успокоиться, но… Не стала этого делать — понимала, что и так ведёт себя, как последняя размазня, особенно последнюю неделю. Сквидтрис сидела и читала про тонкости экспрессионизма, ее любимого стиля в искусстве, и, надо сказать, это всё-таки смогло немного поднять ей настроение. Она понимала, что по окончанию смены, а быть может, и перерыва, она опять погрузится в неприятные мысли, но пыталась не думать об этом сейчас, пока у нее есть такая возможность, а просто наслаждаться временным спокойствием. Как вдруг… Невнятный гул голосов, привычный, а потому почти неслышный уху, как бы странно это не звучало, разрезал громкий голос — гнусавый, как у самой Сквидтрис, но неприятный и надменный, и до боли ей знакомый: — Привет, Триси! Кассирша едва не подскочила, чувствуя, как сердце словно пропускает пару ударов, а потом медленно падает в живот. Прекрасно понимая, кто это, она машинально подняла голову, но тут же опустила ее обратно, надеясь, что если игнорировать это, то оно уйдет, а она тем временем попробует как-нибудь незаметно «сбежать». Но было уже поздно. В холле оказалась кальмар с короткими, стоявшими вверх черными волосами и небольшим пучком сзади, с большой черной монобровью и в немного непристойной одежде: черном коротком топике, поверх которого была открытая фиолетовая кофта, и такой же фиолетовой короткой юбке. Ещё и с черным чокером на шее. В нос Сквидтрис сразу же ударил запах каких-то ядреных духов, а этот высокомерный взгляд, под которым порой так и хочется просто провалиться сквозь землю, прожигал будто бы каждую клеточку тела насквозь. Она подняла голову, понимая, что не имеет больше смысла делать вид, будто бы она не заметила эту стерву. — С Восьмым марта, Триси! — ядовито улыбнулась Сквиллоу, медленно, но уверенно приближаясь к своей «подруге», — скажи-ка, а что тебе Нейт подарил? Надеюсь, нормальную одежду, а не этот мешок из-под картошки? Тентикалс молчала, она была не в том настроении, чтобы пробовать придумывать язвы в ответ, поэтому лишь скрестила щупальца на груди. Пыталась тем самым показать, что ей плевать на Фэнсинсонс. Хотя, признаться, та горечь в груди лишь усилилась, а сердце забилось чуть чаще — она и так была уже на самом пределе и кое-как держалась, чтобы не сорваться. Но в то же время, отчаянно пыталась казаться спокойной, дабы Сквиллоу побыстрее от нее отвалила. Иными словами, ее буквально убивало то, что она терпит и не может дать волю чувствам, и все это копится внутри нее. — Ах да, точно, совсем из головы вылетело, — притворно растерянно продолжала та, облокачиваясь на лодку — при каждой их встрече у нее словно придуманы наперед все ее мерзкие реплики, — он же тебя наконец додумался бросить. Сквидтрис опять промолчала, невольно поджимая губы, опять утыкаясь в книжку, продолжая делать вид, что ей плевать. Глаза на удивление перестали пока слезиться, но вот неприятное ощущение в груди никуда не делось. У нее уже начинало слегка пульсировать в висках, но она держалась — понимала, что если сорвётся, Сквиллоу будет издеваться над ней лишь активнее. — Как же хорошо, что больше не найдется такого дурака, который на тебя позарится, — заметила маэстресса, обводя взглядом весь ресторан, задерживая его на пару секунд почему-то на двери в кабинет Юджина, — мы с тобой хоть и похожи внешне, но я явно куда привлекательнее, особенно моя монобровь, и одеваюсь нормально! А ещё у меня, в отличие от тебя, не такой вечно кислый недовольный характер, как у 10-летней обиженной на весь мир девчонки. Не сомневаюсь, что Нейт и бросил тебя как раз из-за твоего постоянного нытья, он вряд ли встречал ещё таких истеричек и уродок. Тентикалс и на этот раз не ответила, чувствуя, как на пару секунд у нее сбивается дыхание — настолько силен был накал негативных эмоций. В ее голове теперь как эхом отдавались последние слова. Она и так не могла выбросить у себя из головы подобные мысли, а эта тварь ее ещё и убеждает ее в этом. Ей даже не казалось это обычным газлайтингом, теперь она не сомневалась в том, что это правда. — Ты язык проглотила от осознания своей ничтожности? — Сквиллоу вновь ядовито улыбнулась, явно гордясь собой за свои слова и за то, что в очередной раз доводит Сквидтрис до ужасного состояния, — я уж думала, ты никогда не поймёшь, какая ты на самом деле жалкая! Это стало последней каплей. Кассирша почти что физически ощутила, как вся накопившаяся внутри злость и грусть рвется наружу, а из ее ушей и вовсе идёт пар. На них уже посматривали с явным беспокойством некоторые посетители, а Боб вообще даже был в небольшом шоке и явно собирался что-то сказать, но почти уверенно поднявшаяся из-за своего места Сквидтрис жестом ему показала, что пусть молчит, ибо она сама разберётся. — Катись к чертям морским, шлюха! — рявкнула она неописуемо зло, едва не вскипая, стискивая зубы от ненависти к этой дуре, еле сдерживаясь, чтобы не огреть ее кассой, — и монобровь у тебя уродская! Явно не ожидавшая такого Сквиллоу аж вздрогнула и отшатнулась, как и несколько невольно слушающих весь разговор посетителей. Кассирша же отчётливо услышала тихий и короткий испуганный визг соседа сзади себя, и оглушительный грохот в кабинете начальника — очевидно, она заорала это так громко, что от испуга и неожиданности он свалился со своего кресла на пол. Взгляд маэстрессы, ненадолго умолкнувшей от столь сильного недоумения, помимо удивления тоже приобрел заметные злые нотки — она просто неимоверно злится, когда кто-то называет ее шлюхой или говорит, что у нее уродская монобровь. Конечно, это разозлит кого угодно, но вот только она реагирует на это особенно бурно. Она сжала щупальца в кулаках, судя по всему, перебарывая желание ударить Тентикалс, но сдержалась, решив, что лучшим вариантом будет продолжать издеваться над ней морально. Тварь. — С чего вдруг тебе дар речи вернулся? И где это ты столько смелости набралась? — спросила она, несмотря на свое нарывающееся поведение, отходя постепенно подальше — понимала, что ее могут вот-вот ударить, а драться и портить тем самым свой авторитет ей не хочется, — или у тебя месячные? Но, к сожалению, больше Сквидтрис не знала, что ответить — переполняющая ее злость была слишком сильна, у нее и слов не находилось. На глазах опять постепенно начинали наворачиваться слезы, наполненные отчаянием, грустью и гневом. Теперь она поняла, что как бы не позволяла ей гордость, как бы ей и без того не было стыдно из-за своего поведения, ей нужно как можно быстрее уединиться и прийти в себя. Не говоря ни слова, светловолосая головоногая кассирша резко переступила через лодку и яростно зашагала в сторону кухни, чтобы оттуда через пожарный ход попасть на улицу. Она пыталась не переходить на бег, дабы и дальше не продолжать быть объектом насмешек, но и на этот раз не избежала этого. — Давай, иди поплачь, а у меня дела, — уже холодно, но все так же ядовито произнесла Сквиллоу, поправляя кофту, разворачиваясь к выходу, — плакса! — бросила она напоследок, надеясь, что Сквидтрис ее слышит. Злости кассирши уже не было предела, а это оскорбление лишь больше не только ее рассердило, но и тронуло за самооценку — она поняла, что действительно плакса. Оказавшись на кухне, она, полностью проигнорировав беспокойный взгляд губки, прошла через черный вход на улицу. Оказавшись на свежем воздухе, кальмар ощутила, как в лицо ей бьёт прохладный и лёгкий, но противный ветерок — с нотками недавнего дождя. Ветерок дул прямо на Сквидтрис, и в правду легко, но неприятно, заставляя передергиваться и ощущать себя лишь хуже. Ещё и эта пасмурность вгоняет в депрессию… Тентикалс и не заметила, как ее щупальце само собой тянется к карману платья — за сигаретами «Камбалонд стрит». Курит она не прямо уж часто, но, чего нельзя не заметить — в последнее время куда чаще обычного. Возможно, на протяжение прошедших семи дней она выкуривала по две-три сигареты каждый второй день, но она даже и не задумывалась о том, что это может навредить ее здоровью, точнее, пыталась не думать. Она действовала по принципу, если это можно таковым назвать — «хочется курить — кури». По привычке игнорируя надписи большими буквами «КУРЕНИЕ УБИВАЕТ» и «РАК ЖАБР», Сквидтрис, чувствуя, как дрожат ее щупальца, достала зажигалку и зажгла сигарету. Последний раз резко выдохнув, надеясь, что ей полегчает, она поднесла сигарету к губам и сделала первую затяжку. Выдохнув серо-белый, не особо густой дым, головоногая ощутила першение в горле и коротко раскашлялась, но спустя секунду могла чувствовать, как приятное мягкое, пусть и лёгкое тепло распространяется от груди до макушки, а все плохие мысли словно бы плавно берут и блекнут. Моментально все слезинки, едва навернувшиеся на глаза, будто бы высохли или «влились» обратно, и она с облегчением поняла, что сегодня обойдется без слез и истерики. Сигарета была немаленькая, но выкурилась очень быстро, и моментально полетела в мусорный бак. Не раздумывая почти ни секунды, прекрасно помня о том, сколько идёт перерыв, Сквидтрис не медля зажгла и закурила следующую сигарету. Однако, едва затянувшись, она услышала позади себя взволнованный любопытный голос: — Мисс Сквидтрис…? Кальмар чуть не подавилась, почему-то никак не ожидая, что ее может кто-нибудь побеспокоить, будто бы забыла на некоторое время о существовании кого-либо кроме нее. Не раздумывая, она обернулась в сторону голоса, машинально выдыхая дым, благо, в этот раз его было не особо много. — Ой! Ар-р-ргх, тысяча чертей, что ты творишь! — выругался стоящий у дверей Крабс, начиная кашлять, отмахиваясь от дыма, который, благо, достаточно быстро рассеивался. Но вот прекратить кашлять он мог с трудом — у него сильная аллергия на эту дрянь, просто ужасная, если говорить откровенно. — Ох, простите, мистер Крабс, — холодно извинилась Сквидтрис, ей было немного стыдно и неловко с того, что она нечаянно выдохнула курильный дым прямо в лицо начальнику, но с другой стороны она пребывала сейчас в таком настроении, что поняла, что в глубине души ей наплевать на это. Она не желала и дальше быть обруганной, да и сама понимала, что не очень хорошо поступила, так что просто отвернулась, ни грамма не задумываясь о том, что ему нужно. Он же, в свою очередь не особо желая, чтобы из-за дурацкого ветра весь дым летел на него, обошел свою подчинённую с другой стороны, чтобы на него ничего не попадало. Он смотрел на нее снизу вверх и был немного даже удивлен тому, какая она высокая и худенькая. И… Красивая. Конечно, можно не сомневаться в том, что Юджин не особо хочет, чтобы возлюбленная курила, но в то же время он не мог не заметить, что ее поза во время курения придает ей лишь больше изящности и некого загадочного шарма. Да и, честно говоря, видно по ней, что это ее успокаивает. Так что, пусть уж покурит, но немного. — Что-то хотели? — спросила наконец Сквидтрис спустя несколько секунд молчания, кидая Крабсу немного непонятливый взгляд, приподнимая левую бровь. Она как-то нейтрально относилась к его компании, всё же он ничего не сделал ей сегодня, но всё-таки… Кажется, она сейчас в таком настроении, что не особо хочет видеть кого-либо рядом с собой. Юджин не сразу ответил, немного помолчав, будто бы обдумывая ответ. Он отвёл взгляд вниз, явно не решаясь заговорить, но тут же вновь устремив его на работницу. — Это правда, что мальчик сказал? — поинтересовался он и на ее недоуменный взгляд со все той же приподнятой бровью добавил: — тебя опять достает Сквиллоу? Сквидтрис раскрыла глаза чуть шире, услышав подобный вопрос. Конечно, она не сомневалась, что поварёнок расскажет обо всем своему начальнику, но всё-таки было что-то такое, что заставило ее удивиться. Может быть, то, что тот решил спросить у нее об этом напрямую? — Ну да, — прогнусавила она, делая ещё одну затяжку, чувствуя, как быстро работают ее мысли от прилившего к голове никотина, — и что с того? Вам-то какое дело? Несмотря на немного улучшенное курением настроение, неприятные напоминания вызывали всю ту же реакцию — приглушенную, но не исчезнувшую полностью. Это не вызывало новый прилив негативных эмоций, но здорово напрягало, давая понять, что ничего хорошего от этого не жди. Внутри Тентикалс зажглась диллема — нажаловаться крабу на все произошедшее, раз уж он сам об этом заговорил, или послать его куда подальше, сказав, что это абсолютно не его дело. Но она решила хотя бы немного подождать, что он скажет ей. Крабс немного замялся, не зная, как решиться сказать кассирше о том, что он, узнав от Спанч Боба, что случилось, прибыл в ужасное негодование и теперь хотел просто как-нибудь утешить ее, сказать ей что-то ободряющее. А ещё он ужасно жалел о том, что когда он покинул кабинет, Сквиллоу уже ушла, а то он очень уж хотел бы лично вышвырнуть ее из ресторана, предварительно оштрафовав, даже несмотря на женский день. А лучше — кинуть в мусорный бак. Осознав, что он уже достаточно продолжительное время просто стоит и молчит, ракообразный откашлялся и наконец заговорил: — Не слушай ее, ты же понимаешь, что ей просто нечем заняться, вот она и донимает тебя. Он не пристально, но достаточно внимательно смотрел ей в глаза, надеясь прочитать ее эмоции и понять, смог ли он хоть немного ее подбодрить. Кассирша будто бы над чем-то задумалась, пряча свои эмоции под холодной маской своего вечно кислого лица, отчего было почти нереально понять, о чем она думает. Она вновь сделала затяжку, очевидно, чтобы думать и соорудить ответ побыстрее. — О, я знаю это, мистер Крабс, — произнесла Сквидтрис, и Юджин, к своему непониманию и небольшому беспокойству, уловил в ее голосе странный сарказм — не злой или язвительный, как это бывает у нее обычно, а какой-то… Немного грустный? — я знаю, что этой шл… Что этой стерве нечем заняться, и она который год развлекает себя тем, что издевается надо мной. А сегодня у нее вообще был особый повод, сами понимаете. — Вот видишь! Не обращай на нее внимания, — посоветовал немного неуверенно Крабс, хотя, стоит признаться, не был уверен в том, правильно ли он поступил, что сказал это. Советы по типу «плюнь и не обращай внимания» временами вообще не утешают, и он это прекрасно понимает, но просто-напросто не знал, что ему ещё сказать. Не будет же он прямо сейчас, пока она в таком настроении, пробовать уверить ее в том, что она самая прекрасная, самая привлекательная и даже милая, несмотря ни на что, и что кое-кто (пусть сама догадывается, кто именно) не может без нее жить. Да и силы духа у него на это не хватило бы. Кальмар бросила крабу откровенно недовольный взгляд, и он понял, что и в правду зря посоветовал просто не обращать внимания. Он неловко хихикнул и оттянул ткань рубашки, молча ожидая, когда она продолжит говорить. — Но… Как бы то ни было, — произнесла она, в очередной раз затягиваясь, но на сей раз ее голос приобрел откровенную горечь или даже небольшую грусть, не прикрытую сарказмом, — признайтесь, Вы же понимаете, что она говорит про меня правду — я на самом деле уродка и плакса. Она покончила со второй сигаретой и, не совсем отдавая себе отчёт о том, что делает, потянулась за третьей. Ракообразный аж замер на некоторое время, обдумывая слова подчиненной. Конечно, он и так видит, что самооценка у нее временами так и скачет, но всё-таки… Не ожидал того, что она скажет открытыми словами, что на самом деле о себе думает. Он кое-как удержался от того, чтобы не опустить в порыве грусти глаза — что может быть хуже, когда твоя прекрасная возлюбленная говорит о себе такие вещи? Да ещё и так смело… Лучше бы она сорвала свою злость на нем, оскорбила, если потребуется, даже ударила — что угодно, лишь бы не унижала саму себя. Ладно, кого он обманывает, он бы бы не очень рад, если бы любимая женщина его ударила. Разве что по груди плеточкой… Кхм, ладно. Но в любом случае, даже это лучше, чем факт того, что она считает себя уродкой и плаксой из-за какой-то стервы, которой нечем заняться. Чуть позже Крабс заметил, что Сквидтрис поднесла к губам следующую сигарету. Если он не ошибается, эта уже третья по счету. Несмотря на то, что думал он на данный момент совсем о другом, он понял, что такими темпами кассирша может сильно навредить своему здоровью, и решил, что она уже достаточно покурила, и самое время ее остановить. — Мисс Сквидтрис, выплюнь сигарету, — весьма строго велел он, ставя клешни в боки, но самолично отнимать у нее сигареты не полез — надеялся, что она одумается сама, — от тебя поди скоро будет нести этой дрянью на весь Красти Краб! Тентикалс повернула к нему голову, вновь приподнимая бровь и кривя губы, тем самым выражая свое явное недовольство. Ее все ещё ужасно бесило то, что начальник сует свой нос не в свое дело, а теперь ещё и запрещает ей курить, будто бы она курит у него в кабинете, а не на улице. Но, несмотря ни на что, спорить Сквидтрис не стала. Раздраженно вздохнув и даже закатив глаза, она вынула едва начатую сигарету изо рта, потушила об стенку мусорного бака и выбросила туда же — благо, она уже более-менее успокоилась, и курить ей больше не требовалось, и она сделала это, лишь бы Юджин просто отстал от нее поскорее. Краб окинул кальмара строгим и внимательным взглядом, будто бы боясь, что она опять закурит, но она замерла, лишь пялясь вдаль своим коронным недовольным взглядом. Тогда он понял, что можно продолжить разговор. — Сквидтрис, что у тебя вообще за мысли? — спросил он, строго хмурясь, продолжая держать клешни на боках, — ты вовсе не уродка, у тебя… Самая обыкновенная внешность, и нет в ней ничего уродского, сама посуди, — конечно, он постеснялся говорить ей о том, какая она на самом деле красотка, но и делать вид, что согласен с ее словами, не хотел, — а что же насчёт плаксы… Признаю, ты и правда иногда немного киснешь, но это же не повод называть себя плаксой! Все мы плачем, я знаю, это может прозвучать сентиментально или слащаво, особенно от меня, но всё-таки… Надо порой поплакать, чтобы стало лучше, разве нет? Он положил клешню ей на плечо, мягко его похлопывая, надеясь, что ну уж такие-то слова смогли её наконец подбодрить, и что она поняла, что не права, говоря так о себе. Тентикалс продолжала пялить вдаль, как ни в чем не бывало, однако по ее мимике, ставшей немного напряжённой, да и поджатым губам стало ясно, что ей не очень понравились такие слова. Она опять раздражённо вздохнула, и у Юджина возникло ощущение, что зря он это сказал. — Знаете что, мистер Крабс, — начала Сквидтрис достаточно спокойно, однако ее голос предательски дрогнул на последнем слове, отчего стало понятно, что внутри нее потихоньку закипает не раздражение, а уже натуральная злость, — я не понимаю, с чего Вы вдруг решили поднять мне самооценку, но… — Триси, только не психуй, Нептуна ради, — нервно попросил Крабс, опять оттягивая ткань рубашки, понимая, что кассирша и впрямь на грани. Но было поздно. Она резко повернулась к нему, слегка наклонила голову, чтобы быть с ним на одном уровне, схватила зачем-то за щёки и рявкнула так зло, что он аж зажмурился, как ребенок, на которого кричит строгая учительница: — Но мне лучше знать, что я из себя представляю! Будьте так добры перестать лезть в чужое дело, да ещё и пробовать меня переубедить! Вас это не касается, Вам понятно?! Простите, что ору на Вас, но серьезно! Она отпустила пухлые щёки начальника, отвернулась и будто бы облегчённо вдохнула и выдохнула, явно устав от собственных злых криков, даже не интересуюсь, что тот скажет ей в ответ на такое достаточно смелое поведение. Мистер Крабс кое-как пришел в себя, чувствуя, как взлохматились его реснички, а волосы на груди встали дыбом. Ему было немного неловко с того, что своей искренней заботой он добился лишь того, что на него наорали, но ещё больше его мучало другое — осознание того, что не смог утешить Сквидтрис. «Наверное, мне стоит подобрать другое время для утешения… — подумал он, наблюдая за злой подчиненной, что теперь стояла и аж изредка пыхтела от злости, как паровоз, — точно! Я приглашу мою девочку прогуляться сегодня после смены, подарю ей каких-нибудь цветов и конфет, и поговорю с ней в более приятной обстановке, чем сейчас. Ещё разик попробую убедить ее в том, что она красавица и вовсе не плакса, что должна забыть Нейта и перестать слушать Сквиллоу…» Придя к этому неожиданному, но очень интересному и уверенному решению, краб откашлялся и вновь обратился к головоногой, тщательно подбирая каждое слово: — Окех, я понял тебя, Сквидтрис. Прости, что сую нос не в свое дело, я правда виноват… Больше не буду, — добавил он уже чуть неувереннее, невольно заламывая клешни, ведь последняя фраза бала неправдой — он обязательно ввяжется, если у кассирши ещё что-то случится, ведь не хочет, чтобы она страдала. — Спасибо, поверю Вам на слово, — отозвалась Сквидтрис уже не зло, но по-прежнему с лёгким раздражением, и сквозь зубы. Понятно тем самым становилось, что успокоилась она ненадолго. Юджин улыбнулся ей, дабы хоть сейчас подбодрить и дать понять, что все хорошо, и, к своему удивлению, получил улыбку в ответ, пусть и немного натянутую. — Слушай, Сквидтрис, — продолжил Крабс, смягчив свою интонацию, дабы намекнуть, что тема разговора сейчас сменится, — как тебе предложение погулять сегодня после смены? После этого он ожидал чего угодно: того, что кассирша смутится и вежливо откажется, или, может, напротив, вспылит лишь больше, или, что было бы просто чудом, быстро согласится, но… Только не того, что она как-то непонятливо сощурит глаза, взглянет на своего начальника с натуральным недоумением во взгляде и спросит: — С кем? Юджин аж замер, будто бы не сразу понимая, в чем вопрос, уж больно он был неожиданным. Очевидно, Триси сейчас с головой находится в своих мыслях и не сразу понимает намеки, а может, виноват он сам из-за того, что не уточнил. Как ни странно, такой внезапный и, будем говорить откровенно, немного глупый вопрос смутил Крабса лишь сильнее — ведь теперь ему надо уточнить прямыми словами, что он на самом деле имел в виду. — Н-ну-у-у-у-у-у… — затянул он, отводя взгляд, невольно и неосознанно кладя клешни на свои щеки, будто бы пробуя машинально спрятать розовый румянец, ощущая, как во рту становится чуть суше, а дыхание аж сбивается — ему было непозволительно трудно сказать это, — как бы, а-эм… я имел в виду, со мной, ар-ар. Он так и не поднял взгляд обратно на подчиненную, будто бы не имел физической возможности, отчаянно надеясь, что не выглядит глупо. Он ведь со всей душой к кальмару, быть может, он более-менее легко перенесет возможный отказ, но только не то, если вдруг его предложение покажется ей нелепым. Даже если она не скажет ему этого напрямую, он все равно поймет по ее мимике. Сквидтрис же погрузилась в небольшие раздумья. Она и в прямь была ужасно удивлена, а потом и смущена — действительно, почему мистер Крабс вдруг предлагает ей прогуляться? Обычно она гуляет одна, Нейтан крайне редко предлагал ей прогуляться — в основном они просто ходили вместе до облюбованного им геймерского клуба, который в двух шагах от его дома, либо же он посылал ее в магазин ему за абсентом. Они почти не проводили вместе на улице больше четырех минут, иными словами. Машинально головоногая хотела отказаться, но что-то не дало ей этого сделать. Даже несмотря на слегка приподнятое настроение, измученную стрессом голову все же посещали мысли о том, что хуже быть ей уже просто-напросто не может быть. Ее бросил парень под самый праздник, да еще и из-за полнейшей ерунды, а потом еще и очередной и точно не последний раз прелюдно оскорбила ее неприятельница. По крайней мере, она была так пессимистично настроена именно сейчас, если бы прошло чуть больше времени, она бы явно успокоилась и размышляла по другому. Но сейчас ей было невыносимо тоскливо, и думала она сердцем, а не головой, как бы банально или слащаво это не звучало. Почему бы не рискнуть и не согласиться на прогулку? Вдруг Тентикалс полегчает. Только вот… надо уговорить Юджина, чтобы, без необходимости, не вел разговоры о работе, о деньгах, и не шутил свои дурацкие шутки про пиратов, которые только ему кажутся смешными. — Ну давайте, — немного неловко, но не нерешительно согласилась она, почесывая свой затылок, надеясь, что не пожалеет об этом — ведет себя ее начальник вроде адекватно, даже пробует поддержать, пусть она сама этого и не особо хочет, так что смотрит она на него на данный момент нормально и без неприязни, — только, пожалуйста, давайте договоримся: не говорите мне ничего о работе и о деньгах, и… шутки про пиратов не шутите. Краб поднял взгляд и невольно натянул довольную улыбку, сохраняя более-менее спокойный вид, хотя в душе ликовал и был готов хоть радостно прыгать на месте, как маленький крабик. Его возлюбленная все же согласилась на прогулку! Он обязан воспользоваться таким шансом… Правда, был немного расстроен тем, что ему запретили шутить шутки про пиратов, ведь он уже машинально запланировал разрядить ими обстановку, если потребуется, однако ради такой возможности был вполне готов потерпеть. — Я очень рад, что ты согласилась! — выпалил он, будучи все-таки не в состоянии скрыть ликование в голосе, да и по блеску в его глазах было отчетливо видно, как же он счастлив согласию, — во сколько тебе удобно? В этот раз Сквидтрис думала чуть поменьше, однако по ее взгляду все равно было понятно, что такой вопрос ее заинтересовал. — А может… — начала она, когда в голову ей пришла интересная идея, — лучше завтра вечером? У меня голова уж больно болит, и вообще, признаться, нет настроения. Тем более, завтра суббота. Она и в правду была неуверенна, что сможет сегодня гулять. Все, чего ей хотелось после сегодняшней смены — это просто придти домой и провести время в свое удовольствие — почитать или помузицировать, может посмотреть свой любимый канал «Муз-Рыбу», неважно, а потом — спать, спать и еще раз спать. Только не забыть перед этим принять таблетку от головы и попить успокаивающего чая с ромашкой. Юджин немного растерялся и даже слегка расстроился, он не думал, что после долгожданного согласия дотерпит до завтра, он уже, можно сказать, настроился на сегодня. Однако быстро успокоился, поняв, что так будет только удобнее обоим, ведь у нее теперь есть время прийти в себя, а у него — как-то подготовиться к этому так называемому свиданию. — Ну как скажешь, завтра так завтра, — произнес он, согласно кивая, полностью смирившись с тем, что они пойдут гулять уже завтра, — не против, если зайду за тобой в четыре? — Не против, — спокойно отозвалась Сквидтрис, в очередной раз пялясь вдаль, будто бы вновь погружаясь в свои мысли. А какие именно — известно только ей одной. Крабс снова улыбнулся, что уж и говорить, он был ужасно рад и в предвкушении. Наконец-то его любимая кассирша согласилась с ним погулять, теперь он обязан утешить ее и поддержать, чтобы ей поскорее стало лучше, и чтобы она поняла, что небезразлична ему. Кажется, он не сможет уснуть сегодня ночью от такого приятного волнения и мыслей о том, что любимая будет хотя бы почаще улыбаться, особенно ему лично. Хотя, последнее это уж его мечты — ему будет вполне достаточно того, чтобы она в принципе улыбалась почаще. — Отлично тогда! — воскликнул он, мягко хлопнув ее по плечу, надеясь так же, что ей немного лучше, — ну, я пойду к себе, — добавил он уже чуть спокойнее, поняв, что разговор действительно стоит уже закончить, тем более раз Сквидтрис этого хочет, судя по ее поведению, немного сквованому, — ты тоже не забудь вернуться на свое рабочее место по окончанию перерыва! Уяснила? Тентикалс посмотрела ему мельком в глаза, но он не смог прочитать по ее лицу, о чем она думает, потому что она моментально от него отвернулась. Судя по всему, была все ещё погружена в свои мысли. — Так точно, капитан, — тихо прогнусавила она, помещая щупальца в карманы платья, но тут же вынула их, едва нащупав там временно забытую ей открытку. По ее телу аж прошла небольшая дрожь, будто она дотронулась до раскаленного утюга, но, благо, успешно сделала вид, что это от холода. Краб нешироко улыбнулся, проводил кальмара внимательным взглядом и собирался уже вернуться в здание, но остановился, взявшись за дверную ручку (я не знаю как это назвать), едва ещё кое-что вспомнил. — Кстати, чуть не забыл сказать… — начал он неким загадочным тоном, надеясь хоть немного заинтриговать явно заскучавшую подчиненную, — знаешь, что я сделаю со Сквиллоу, если она еще хоть раз будет бесить тебя и отвлекать от работы? Сквидтрис вздрогнула (какой уже раз за день???), едва услышала имя своей неприятельницы — она, слава Нептуну, уж и думать о ней почти забыла, и сейчас ее имя вызывает у нее крайне неприятные чувства. К счастью, курение сделало свое дело, и никаких новых приступов злости и самоненависти кальмар пока не ощутила. Да и такой вопрос, если уж говорить на чистоту, очень ее заинтересовал, какой бы холодной она не выглядела. — Что же? — спросила она, тяня интонацию вниз, дабы сделать её менее вопросительной и не было заметно небольшого любопытства в ее голосе. Крабс даже отпустил ручку, дабы принять воинственную позу — ножки по ширине плеч, а клешни на пояс, тем самым показывая, что настроен он серьезно. Хотя, признаться, по большей части он планировал сейчас лишь поднять кассирше настроение. — Я ее оштрафую за ее поганый язык! — заявил он невероятно строго, со смешным скрипучим звуком грозя пальцем прямо в воздух, аж слегка нахмурившись от раздражения. Кассирша не сразу ответила, на пару мгновений почему-то устремив взгляд в сторону, после чего из ее глаз исчез какой-либо интерес касательно этого. Кажется, в них даже возникло небольшое раздражение. — Я и не сомневалась, — уже с натуральным холодом ответила она, будучи не очень довольна таким ответом. Маэстресса довольно богата, так что, если так подумать, заплатить штраф за оскорбление рабочего персонала, каким бы большим он не был, будет для нее не проблемой. А ещё, кассиршу раздражало то, что ее начальник в очередной раз думает только о деньгах, если уж говорить откровенно. А Юджин, будто бы ожидал такого ответа и уже подготовил свою следующую реплику, со все тем же суровым лицом и грозящим пальцем сообщил, как ни в чем не бывало: — …и кину в мусорный бак. Сквидтрис и в этот раз не сразу ответила, однако теперь ее взгляд приобрел отчётливое удивление — будто бы она ожидала чего угодно, но только не такого заявления. В ее голове невольно всплыла эта картина, и в ту же секунду она ощутила, как уголки губ ползут вверх. Не в силах выбросить у себя из головы эту картину, а особенно — выражение лица Сквиллоу и то, как мистер Крабс в своей воинственной позе грозит ей пальцем и просит заплатить миллион долларов за «ее поганый язык», Сквидтрис закрыла лицо щупальцами и залилась тихим, но очень несдержанным хихиканьем. — Гхе… Гхе-гхе-гхе! Спасибо, сэр, — произнесла она сквозь хихиканье, продолжая закрывать лицо, радуясь в глубине души, что перестала курить — иначе бы точно подавилась дымом от внезапного смеха. Ракообразный был безумно счастлив слышать ее смех, такой редкий и красивый, немного смешной, что у него у самого аж настроение поднялось. Но ещё больше он был рад осознанию тому, что смог наконец поднять ей настроение такой шуткой. В которой, конечно же, была доля правды. Да и вообще, чего уж таить, что такими словами он уже пробовал как-то незаметно и совсем слегка к ней подкатить, а точнее — намекнуть на симпатию. Как бы не было ей смешно, а потом она явно задумается над его словами. Он сам невольно улыбнулся, успев почувствовать себя едва ли не самым счастливым крабом. Кажется, теперь-то, на такой веселой ноте, точно стоило окончить разговор. Юджин весело хмыкнул и вновь взялся за дверную ручку, но тут внезапно услышал голос своей подчиненной: — Мистер Крабс, эм… Извините конечно, — начала Сквидтрис, смотря то ему в глаза, то куда-то ниже — так неловко, будто бы это и не она сейчас так весело хихикала. Кажется, она безумно хотела что-то сказать, но не могла на это решиться. — Да-да-с? — тут же отозвался Крабс, не убирая клешни с двери, но устремив на работницу вопрошающий взгляд. Его самого немного смутило ее поведение, она явно была чему-то смущена, но он решил молча подождать, что она хочет ему сказать. Сквидтрис невольно кашлянула, ещё немного помедлила и наконец продолжила: — У вас рубашка грязная. Она вся, эм, в чернилах. Краб молча похлопал глазами, будто бы не сразу осознал сказанное, после чего моментально устремил глазища на свою рубашку, пробуя найти чернильные пятна, ещё пока не успев понять или вспомнить, откуда им на нем быть. — Где, где??? — затараторил он, невольно покрутившись на месте. — Да вот тут вот! — Сквидтрис, привычно раздраженная такой глупостью, подскочила к Крабсу и ткнула щупальцем ему чуть ниже правых ребер, прямиком на уже давно засохшие пятна чернил. Крабс подскочил и издал невольный смешок от этого лёгкого щекотного тыка, машинально отстраняя от себя щупальце кассирши, будучи очень смущён таким внезапным вторжением в его личное пространство. Но, что уж скрывать — от этого мимолётного щекотного прикосновения по его телу аж пробежалась небольшие мурашки, как бы ему хотелось, чтобы Сквидтрис трогала его не только там… — А… Извините, — головоногая тоже смутилась и отошла от начальника, не понимая, что на нее нашло. Очевидно, так повлияло на нее слишком сильно улучшенное настроение, а может и его резко прорезавшаяся глупость и то, что он не сразу заметил это пятно. Кое-как отойдя от смущения, поняв наконец, откуда эти пятна, Юджин ощутил новый небольшой прилив неловкости или даже стыда. Однако, показывать своей неловкости перед возлюбленной он не очень хотел, поэтому решил делать вид, что ничего страшного нет. — Ох черт! Спасибо, что сказала, мисс Сквидтрис, я и не заметил, — поблагодарил он, зачем-то кивая ей, надеясь, что хоть сейчас не выглядит глупо. Он сжал клешни в кулаках, перебарывая желание взглянуть на них и увидеть те самые чернильные пятна. Но в этот раз Сквидтрис не ответила, лишь отмахнувшись, мол, да ладно Вам, хотя внутри у нее все горело от неловкости происходящего. Крабс решил не смущать больше ни ее, ни себя, поэтому просто кивнул ей и вернулся поскорей к себе, покуда его не выдал перед ней розоватый цвет его щёчек.