когда зацветет сирень

у даши в руках трясется заявление на отчисление, в подаренной на день рождения сумке надежно упрятана в ворохе тетрадей бутылка джина, и в глазах мутной пеленой стоят слезы. за дверью учебного офиса ждут лиза и маша — тревожно подпирают стену в ожидании подруги, не говоря друг другу ни слова. в метре от даши миловидная женщина лет сорока, чьего имени она даже не запомнила за два с половиной месяца учебы, смотрит сочувствующе-понимающе из-под сложенных домиком бровей. молча давит своей непрошенной обеспокоенностью. — может все же академ? — постукивает длинными пальцами с аккуратным маникюром по до блеска отполированной поверхности дубового стола, в котором отражается одиноко стоящий на подоконнике росток фикуса. даша сверлит взглядом серое отражение, не осмеливаясь поднять глаза. она шмыгает носом, крепче сжимает в руках лист бумаги, откидывается на спинку стула и все же поднимает красные глаза на женщину. резко и коротко мотает головой, мол, отстаньте уже. — дайте ручку. мажет чернилами по бумаге, вырисовывая каллиграфическую подпись под сегодняшним числом. слеза капает на длинный штрих, и он расплывается пятном по бумаге. прежде чем даша успеет размыть слезами весь текст, женщина вытягивает из-под влажной ладони бумагу и бережно накрывает чужую руку своей. — приказ об отчислении придет тебе на почту в течение двух дней. подпишешь и пришлешь мне, хорошо? — даша кивает, больше не поднимая взгляд, потому что знает — не выдержит. уже подходя к двери, готовая выйти и упасть в руки подруг, она слышит: «возвращайся в следующем году». даша не оборачивается, но зачем-то кивает, хоть знает, что больше никогда не переступит порог этого места. у даши — разбившиеся о скалы реальности мечты о карьере архитектора, скрученные от тревоги за будущее внутренности и все еще бутылка джина в перекинутой через плечо сумке. она надеется, что через час-другой барристер перестанет быть такой тяжелой ношей, оказавшись у нее в желудке. лиза с машей ловят ее с двух сторон прямо у двери и, не позволяя рухнуть на пол на глазах у старших курсов, тянут к туалету. там, под тихое дребезжание водопроводных труб и рыдания даши, запираются в просторной кабинке с окном вместо четвертой стены и усаживают пока-еще студентку первого курса на подоконник. — это просто пиздец, — скулит даша, пытаясь стереть слезы с лица. подруги ничего не говорят: лиза держит за руку, сжимая так сильно, словно даша вот-вот рассыпется, а маша гладит по плечу, нежно и почти невесомо вырисовывая бесконечные круги. даша концентрируется на тепле их ладоней, потому что уверена — это сейчас единственное, что способно удержать ее сознание в реальности. надевая пальто уже на улице, она даже не оборачивается на выкрашенное в пастельный желтый здание с колоннами под древний рим — с завитушками, значит ионический ордер, даша запомнила — и с позором сбегает. идет-идет-бежит по бульварам, оставив за спиной надежды на учебу в престижном университете и на лучшее будущее. она думает о том, как драматично и несчастно складывается ее жизнь, и чувствует себя наказанной: за то, как кричала на мать в попытке доказать правоту, за то, как наплевала на учебу в прошлом году, и за то, как вместо того, чтобы слушать свою голову, она решила хоть раз в жизни довериться сердцу. даша останавливается лишь когда понимает, что по привычке пришла туда, где ее ждут меньше всего. у даши — мать-нарцисс, ушедший из семьи отец-алкоголик и безработный горе-отчим. она поднимает голову, ища глазами третье от пожарной лестницы окно шестого этажа. смотрит в него долгие полминуты, пытаясь различить какие-то признаки жизни; надеется лишь десять секунд, что в окно выглянет мама, крикнет, чтобы не мокла под дождем, а то простудится, и позовет обедать. в окне все так же темно, и никто дашу не ждет. с отчимом ее мать познакомилась в начале июня, в день одного из дашиных экзаменов. в июле весь дом уже вонял его дешевым одеколоном, а в стирке то и дело оказывался то его носок, то трусы. в августе он уже жил с ними; устанавливал свои порядки, доводя дашу, каждой клеточкой тела жаждущей немного тишины и покоя в тесной двушке, до белой горячки своими «приготовь», «постирай», «погладь», «не сиди без дела», «ты же чья-то будущая жена». ссоры с ним заканчивались ссорами с матерью — отследить момент этого перехода с каждым разом становилось все труднее: вот он один, вот их уже двое, и вот мать стоит в ее комнате и машет руками, как мельница, указывая то на грязные кружки, то на гору одежды у кровати, а отчима и след простыл. за хамство мать наказывала молчанием. накричавшись вдоволь, уходила из комнаты, громко хлопая дверью, а затем делала вид, что даши не существует до тех пор, пока та не приползала на коленях мириться, потому что у нее кончились деньги. даша не была уверена, понимает ли мать, в чем из раза в раз заключается причина ее раскаяния, но пока унижение было равно достаточному количеству денег на такси, энергетики и электронки, ее мало волновало, что там думает ее мать. даша поняла еще в тринадцать, что разговаривать и пытаться решать проблемы на берегу — совершенно нерабочая схема, поэтому сжав всю волю в кулак, шла с извинениями на кухню, где мать курила свой тонкий парламент, запах которого вызывал у даши зуд на языке и желание промыть ноздри с мылом. выслушивала еще сотню прикрытых равнодушием оскорблений, впивалась ногтями в ладони, чтобы сдержать свой язык от ответных выпадов, с виноватым видом кивала и снова и снова обещала, что такого больше никогда не повторится. на следующий день на карте были положенные ей на месяц двадцать тысяч карманных. в октябре отчиму захотелось открыть бизнес, и мать вложила туда все их деньги до копейки. образование в рассрочку оплачивать стало некому. тогда даша еще думала, что найдет работу, возьмет кредит, если потребуется, и будет оплачивать все сама. в ноябре мать вытащила из дашиной куртки ключи от квартиры и сказала собирать вещи. — тебе уже есть восемнадцать, так что скатертью дорожка. раз считаешь, что самая умная, значит сможешь сама себя обеспечить. ночь даша провела в слезах на лестничной клетке, сидя на чемодане, чтобы не заболеть. следующие три ночи провела дома у маши, следующие четыре — у лизы. спустя неделю нашла работу в общепите, договорилась с родителями старого друга об аренде однушки на окраине и приняла решение отчислиться. даше восемнадцать, и все, что у нее есть, — разбитое корыто, зарождающаяся алкогольная зависимость и бутылка джина в насквозь промокшей под дождем сумке. *** с отчислением и без того серые будни теряют все больше красок. даша встает в половину седьмого с пульсирующей головной болью и непрекрающимся недосыпом, думая о том, чтобы купить после работы в круглосуточной аптеке за углом побольше снотворного и обезболивающего и смешать коктейль с клюквенной «деревенькой»; не смотрит на свое отражение в зеркале даже когда умывается — боится увидеть, в кого превратилась; больше не красится по утрам, потому что времени не остается даже на бутерброд с сыром; заваривает в термосе ядерный кофе на весь день: всего за две недели ей удалось вывести идеальный рецепт и привыкнуть к нему ровно настолько, чтобы из трясущихся рук не падала сумка, а сердце не пыталось выпрыгнуть из грудной клетки. к половине девятого утра даша уже оказывается на работе. монотонно готовит кофейню к открытию, прогоняет назойливых грубиянов, требующих сварить им капучино на банановом молоке за полчаса до открытия и угрожающих оставить негативный отзыв в приложении за твердое «нет» в их адрес, принимает поставки, стуча зубами от холода, потому что выбегает к грузовику в одной футболке и фартуке с логотипом заведения. умоляет вселенную не встретить за день бывших одногруппников, а еще лучше — вообще никого из знакомых. даша ненавидит кофе, его вкус и запах, он кажется ей настолько же омерзительным, насколько может быть разве что чашечка воды из-под швабры, которой она в отсутствие покупателей драит полы от следов их грязных ботинок. даша чувствует насмешку вселенной, когда все, что она видит вокруг себя в течение тринадцати часов — это кофе: молотый, зерновой, сваренный, пролитый на пол, приготовленный заново. хуже только то, что на этой работе она сама начала пить кофе, потому что иначе заснула бы прямо над кофемашиной. даша надеется, что от такого переизбытка кофеина в ее жизни, ее сердце в один день просто остановится. но сердце продолжает исправно стучать о ребра, зачастую принося только жгучую боль в груди. когда даша по ночам едет домой в одиночестве, ей кажется, что кости треснут от этих ударов — настолько ей холодно и пусто внутри. в слезах даша проводит добрую половину декабря, не различая дней. в двадцатых числах вспоминает о том, что вообще-то скоро праздник, и то, лишь когда управляющий просит приехать на работу на полчаса раньше, чтобы украсить кофейню. по губам расползается кривая усмешка при виде списка того, что нужно сделать. даша и не помнит уже, когда в последний раз у нее было новогоднее настроение. наверное, классе в восьмом — тогда жизнь в целом была получше. в кофейне она правда старается сделать все празднично. развешивает гирлянду, устанавливает небольшую елку в углу, усердно подбирает по цвету мишуру, цепляет шарики тут и там. когда приходит время открываться, ей хочется разреветься от того, как колхозно все получилось. оказывается, с желанием жить у нее потерялся и вкус. скоро новый год, семейный праздник, а у даши — ни настроения, ни денег на подарки, ни семьи. *** тридцать первого декабря, натирая кофемашину в отсутствие гостей, даша задумывается о том, что нужно бы как-то отпраздновать. на секунду она представляет, как круто они с лизой и машей посидят в эту ночь, сожгут бумажки с желаниями и напьются до чертиков, а потом пойдут гулять по ночной москве, пьяные найдут себе приключений (проблем), а потом, лет через десять, будут с теплом вспоминать, что творили в молодости. что-то внутри при мыслях об этом загорается, и кончики пальцев наэлектризовываются в предвкушении. впервые за полтора месяца даша чувствует такой эмоциональный подъем. идеальная картинка разбивается спустя полчаса, когда от лизы приходит сообщение о том, что они с семьей уезжают на дачу, а от маши, что она будет с парнем и его друзьями. вслед за этим в общем чате следует еще уйма извинений перед дашей и слов о том, что они даже не думали, что та захочет отмечать. все, что засветилось внутри, снова тухнет. дашина сменщица — арина, с которой они находятся в наиболее приятных отношениях из всех остальных ее коллег, — как обычно проницательно интересуется, не случилось ли у нее что-то, когда даша дрожащими пальцами отключает телефон и с совершенно пустым взглядом продолжает натирать кофемашину. в моменте она даже теряется. что ей нужно ответить, чтобы не выставить себя набитой дурой? она ведь сама себе все придумала, а потом расстроилась, что за двенадцать часов до нового года под ее планы никто не подстроился. — все нормально, — как-то скомкано бросает даша, даже не посмотрев на арину. почувствовав на себе ее внимательный взгляд, даша внезапно понимает, что она не контролирует то, как стена начинает падать всем своим весом на ее собственную и аринину головы. — просто я дура. весь декабрь наматывала сопли на кулак и не хотела ничего, кроме хоть одного спокойного дня. какой новый год, когда мне сил хватает, только чтобы доползти до квартиры и отрубиться? ну вот я и думала, что никакого нового года. — даша рассеянно взмахивает руками, роняя тряпку, и переводит загнанный взгляд на арину. в глазах напротив читается мало понимания, как и чего-либо еще. даша осознает, что арина совершенно не в курсе того, что происходит в ее жизни. знает только по их недолгим разговорам, что даша вынужденно живет «за три пизды», очень устает и хочет вздернуться из-за работы в общепите. — и что изменилось? очередной вопрос вырывает дашу из собственных мыслей. она понимает, что снова зависла на ровном месте, из-за чего заливается краской и с куда меньшим запалом, тихо и почти неразборчиво продолжает: — я захотела отметить. буквально только что. просто не учла, что такие вещи нужно обсуждать заранее. — она испускает тяжелый вздох, прежде чем продолжить. — оказалось, что единственные, с кем я могла и хотела встретиться сегодня, уже запланировали что-то свое. так что я, наверное, просто приеду вечером домой, напьюсь и лягу спать. как и каждый день последние полтора месяца. дашина грустная улыбка настолько вымучена, что арине становится очень обидно за нее. она понятия не имеет, что происходит в чужой голове — а там явно хаос, — но очень хорошо понимает, как много негатива даша испытывает. поэтому, не подумав даже минуты, предлагает самое очевидное, что можно вообще предложить в такой ситуации. — если хочешь, можешь поехать со мной к моим друзьям. у нас небольшая компания, семь человек, и если хочешь надраться, мы тебе точно организуем. — она весело дергает уголки губ в улыбке, наблюдая за дашиной реакцией. и у даши — вместе с тонной мыслей и сомнений, ежедневно давящих на виски, зарождающаяся надежда на хотя бы малую долю счастья в ее никчемной жизни. *** в квартире очень шумно, когда даша переступает порог, и это почти заставляет ее отступить, снова проехать через всю москву и, расплакавшись, свернуться калачиком в пустой постели. мягкий толчок в спину от арины ощущается как самая ненадежная причина передумать, однако он срабатывает. когда даша в последний раз была на чьей-то хате, на другом конце города, веселилась с едва знакомыми ей людьми и делала то, что на трезвую голову никогда бы не стала? ей вспоминается только шестнадцатый день рождения, то есть почти три года назад. — не стой столбом! — перекрикивает музыку и чужой смех арина, хватая дашу за запястье. — пойдем, я тебя со всеми познакомлю. даша безвольно тащится за коллегой-подругой, оглядываясь по пути. квартира, как рассказала арина по дороге сюда, принадлежит какой-то ее давней подруге, имени которой она не смогла запомнить. стены прихожей и коридора выглядят довольно безжизненно: на одном углу висят минималистичные настенные часы, на другом — пара фотографий, у одной из дверей стоит тумба с пустой вазой, — и на этом все. несмотря на необжитость квартиры, даша, проходя шаг за шагом, приходит в детский восторг. это, на контрасте с той конурой, в которой она пытается существовать, похоже на квартиру ее мечты: светлая, просторная, не захламленная всякой мелочью, как раньше всегда было у нее дома (количество маленьких декоративных бутылочек с песком и ракушками пару лет назад перевалило за пятьдесят, и они начали материализоваться на всех поверхностях в доме, как будто сами по себе почковались). неожиданно для самой даши, тревога и раздражение уступают место чему-то почти похожему на воодушевление. почти, потому что в уши все еще одновременно затекает слишком много резких звуков. комната, которая в итоге является их пунктом назначения, просторная и совсем не такая, как остальная часть квартиры. здесь по стенам развешены гирлянды, на потолок приклеены светодиоды, в углу новогодняя елка испускает такие вспышки, что стоило бы повесить табличку с предупреждением для эпилептиков. даша так и остается стоять в дверном проеме, пока арина, отпустив ее руку, идет обниматься с друзьями. те убавляют музыку и встречают ее так, словно не виделись десять лет. даша наблюдает, как арина крепко обнимает двух девушек — блондинку, похожую на ходячий стереотип с ее дутыми губами, некрасиво наращенными ресницами и абсолютно глупым взглядом, и брюнетку, чьего лица даша не может разглядеть под растрепанной пацанской прической, но зато прекрасно различает расползающиеся от пальцев вверх по под футболку татуировки на руках, —целуя их в щеки, после чего ее буквально выдергивает и вовлекает в короткий, но оттого не менее откровенный поцелуй какой-то парень. даша разглядывает его всего полмгновения, прежде чем ей становится до жути неловко. в комнате остаются еще трое — девушка с длинными русыми волосами и кривоватым носом и двое парней, один из которых цепляет дашу своим образом: широкие скейтерские брюки, свободная кофта-поло в крупную полоску, наушники «marshall» на шее и солнцезащитные очки. он выглядит, как ее идеал в тринадцать лет, как глоток свежего воздуха для маленькой, жаждущей остроты даши. она даже на секунду жалеет, что с пятнадцати больше не интересуется мальчиками. арина едва ли успевает как следует поздороваться с ними, когда девушка с татуировками обращает на дашу свое внимание. — а ты че там стоишь? как не родная, ей богу. она поднимается с кресла и с хриплым смехом идет прямо к даше. вблизи даша различает татуировки не только на руках, но и на всех открытых участках кожи. когда девушка оказывается в шаге от нее, молния, тянущаяся ото лба и перетекающая на шею — это все, на чем сосредоточено ее внимание. — виолетта. — она тянется для объятий, и даша запоздало понимает, что нужно обнять ее в ответ, но уже слишком поздно. — даша. как выясняется спустя четыре часа, после шести шотов настойки, упертой у чьего-то деда, попытки максима (того самого, идеального для даши шестилетней давности) ее поцеловать и боя курантов, для даши нынешней глоток свежего воздуха — это виолетта и ее абсолютное энергетическое превосходство над зажатой и неловкой дашей. когда они уходят вдвоем на кухню, чтобы покурить и дать ушам отдохнуть от басов русского рэпа, который включил макс, заставив дашу окончательно и бесповоротно задавить в себе влюбленный голос себя из прошлого, дашу не покидает ощущение, что ее душа уходит в пятки при каждом взгляде снизу вверх на виолетту, пытающуюся прикурить ей неслушающимися от выпитого пальцами. виолетта много говорит, несмотря на то, что заметно держится из последних сил: язык заплетается, сидеть прямо сравнимо по непосильности только с вышматом, а после каждой паузы в разговоре даша ждет, пока та заснет пьяным сном, упав лицом в пепельницу. но виолетта стойко преодолевает каждое из испытаний, говорит про работу в тату-салоне, про последний курс колледжа и заваливших ее на осенней пересдаче преподш, умудряется вскользь упомянуть трудные отношения с матерью и даже одну из своих бывших (сердце определенно не пропускает удар на первом упоминании, что это была именно девушка, ведь «это очень важно»). даша больше молчит, напрягая свой не менее пьяный мозг вдаваться в суть того, что без остановки мелет чужой пьяный язык, хотя ей очень хочется рассказать виолетте про свою мать и про свою последнюю больную влюбленность, после которой она боится отношений, как огня; в какой-то момент даже кончики пальцев начинают зудеть от желания поделиться, как тяжело ей было бросить свою мечту и как сильно ей страшно за свое будущее. но даша молчит, изредка поддерживая шутки и отвечая на вопросы, и в перерывах, когда выпадает из разговора, отгоняет от себя страх, который укореняется в грудной клетке все крепче с каждой минутой. виолетта — взрыв адреналина и энергии, чертов коктейль молотова, которым кинули в дашу без предупреждения. с ней настолько хорошо просто находиться рядом, что это граничит с физической болью. даша узнает это ощущение среди сотен других чувств за секунду, хотя в ее голове такая каша, что разобраться в себе она даже не пытается. все внутренности замирают и словно падают вниз, вдохнуть настолько тяжело, что проще этого вовсе не делать, а сердце отдается медленными гулкими ударами в висках, — и все это длится только до тех пор, пока даша удерживает свой взгляд на виолетте. ей это не нужно. не при первой встрече. поэтому она грубо затыкает шепот в своей голове, от которого затылок покрывается мурашками, твердящий ей только две фразы: «ты знаешь, что это» и «ты помнишь, чем это всегда заканчивается», и убеждает себя в том, что просто перепила. скорее всего, это действительно так. у даши — дыра в груди, которую она не может позволить себе заткнуть. *** на следующую тусовку с ариной и ее друзьями дашу приходится уговаривать. при чем не только самой арине, но и виолетте, выклянчившей дашин номер у подруги. даша, измотанная сменами с утра до ночи, чувствует себя слишком амебной, чтобы идти в клуб в своей единственный выходной. она стойко отбивается от всех аргументов «за» арины на работе, параллельно строча аргументы «против» не менее упертой виолетте в телеграмме. на самом деле, ее хватает всего на два дня. виолетта, так отчаянно жаждущая дашиной компании, разжигает интерес, который даша пыталась потушить (потопить) своими непрекрающимися ночными истериками практически каждый день после празднования нового года. тщетно, как можно догадаться. пока красится — второй раз за два месяца самостоятельной жизни, — говорит себе, что просто хочет чувствовать себя подстать локации; когда надевает короткую юбку и топ, утверждает, что и выглядеть должна соответствующе; проводя перед зеркалом еще добрые полчаса, придирчиво себя рассматривая, объясняет это тем, что боится не пройти фейс-контроль. когда виолетта встречает ее на кольцевой ветке метро с глазами по пять копеек и одним только «ахуеть», дашу словно окатывает холодной водой, и становится сложнее держать в голове, для чего же она все-таки так старалась. они проезжают вместе четыре станции, и, как бы она ни противилась, даше чертовски мало. она чувствует себя немного свободнее по сравнению с их прошлой встречей, рассказывает ви (виолетта просит дашу впредь называть ее так, когда ту обрывает на первых двух буквах ее имени резко затормозивший поезд. даша только рада: полное имя кажется ей ужасно долгим и сложным в быстром выговаривании, хоть и по-королевски красивым) про работу, упомянает о том, что отчислилась еще в ноябре, хоть и уклоняется от ответов на расспросы, жалуется на то, как сложно оказалось жить у мкада, вдали от «цивилизации». шутит, смеется и чувствует себя почти спокойно. было бы еще лучше, если бы душа не уходила в пятки при каждом неосторожном, задевающем ее плечо или кисть движении ви. на пересадке на зеленую ветку их встречают арина, максим и лера, говорят, что дима, давид и соня приедут позже. они перегруппировываются, что не может не расстраивать дашу, оказавшуюся сзади девочек вместе с максом. он выглядит так же стильно, как и на новый год, но больше не вызывает у даши интереса, только легкое раздражение. он пытается разговорить ее всю дорогу до клуба, но, получая сухие односложные ответы, спустя две станции метро и пару пешеходных переходов успокаивается. настроение идти в клуб пропадает окончательно, когда они подходят. даше становится некомфортно при виде огромной очереди у входа. в очередной раз она жалеет о том, что поддалась на уговоры, уже внутри, когда приходится протискиваться к бару сквозь несуразно двигающиеся тела. когда виолетта хватает ее за руку, чтобы не потерять в толпе, возможно, ей становится легче, но все внимание сфокусировано по большей части на том, чтобы не упасть от сильных толчков то в бок, то в спину, поэтому даша не зацикливается. и потом она решает продолжить не зацикливаться, когда опрокидывает четвертый шот сладкой настойки, и та больше не обжигает язык и горло, а только растекается теплой волной в желудке и груди. рука виолетты ощущается самым необходимым в ее руке, и даша не смогла бы выразить словами благодарность за то, что ви не отпустила ее ни на минуту с тех пор, как они вошли. на танцполе дашу ведет сильнее, чем от травки на выпускном: она не знает, как двигается ее тело, но она к этому непричастна. виолетта постоянно придерживает ее за талию, касается плеча или просто стоит близко-близко, смотрит в дашины расфокусированные глаза. даша даже не задумывается, когда вовлекает ее в бессмысленные движения, подразумевающие танец. ей хочется сгореть в чужих руках, забыться и просто получить дозу тепла, которого до скрипа зубов и хруста костей не хватает. думать нет сил, времени и желания. виолетте очень нравится такая даша. свободная, раскрепощенная и порабощенная своими искренними желаниями. она с энтузиазмом качает головой в такт битам, крутит дашу, придерживая в районе ребер и думает о том, чтобы просто увести ее такую из клуба подальше, например, к себе домой. к счастью, ей хватает достоинства, чтобы наслаждаться тем, что ей позволено здесь и сейчас. на самом деле, трезвая даша нравится ей ничуть не меньше, если не больше. она чувствует невидимую стену, в которую упиралась лбом каждый раз, когда писала даше последние две недели в попытке выманить ее сегодня из дома, и хочет ее пробить — своеобразный спортивный интерес. когда даша обнимает ее за шею, пьяно улыбаясь и качая бедрами, ви кажется, что она вот-вот это сделает. спустя час или полтора, успев выпить с ариной на брудершафт, уронить сонин лонгайленд, оттоптать давиду с димой ноги в попытке станцевать польку под старый трек моргенштерна и наобниматься с виолеттой, получив от нее больше, чем рассчитывала, для даши этого всего становится слишком много. паника начинает засасывать быстрее, чем даша успевает передавить это в себе, как и всегда. — я выйду на улицу, — кричит она ребятам, даже не удостоверившись в том, что ее услышали. преодолеть три этажа по лестнице кажется невозможным, но желание вдохнуть что-то кроме спертого воздуха и дыма из дым-машины оказывается сильнее. даша выбегает во двор раздетая, пытается набрать полные легкие морозного воздуха и заходится в приступе ужасного кашля. вслед за ним почти моментально приходит головная боль, как будто виски искололи гвоздями. даша сгибается и хватается за коленки, чтобы не упасть от того, как ей плохо. она с трудом поднимает глаза и сквозь мутную пелену выступивших слез оглядывает пространство двора. успокоившись, что вместе с ней на улице человек пять от силы, она просто старается перевести дух. слишком сконцентрированная на восстановлении дыхания, она не замечает, как к ней подходят, пока не чувствует внезапно окутавшее ее тепло. она переводит взгляд покрасневших глаз чуть правее и натыкается на обеспокоенное лицо виолетты, придерживающей свою куртку на дашиных плечах. — спасибо, — хрипит она, все еще не в силах разогнуться. — что случилось? виолетта присаживается перед дашей на корточки, бережно заправляет лезущие в рот и в глаза длинные пряди за уши и смотрит терпеливо-выжидающе. — такое… бывает. мне просто нужно немного подышать. — ты уверена? — лицо ви слишком близко, и в груди снова распускается то неприятное чувство, когда она бегает глазами по дашиному лицу в поисках чего-то, что выдаст попытку скрыть масштаб проблемы. даша едва заметно кивает и позволяет отвести себя на лавочку, спрятанную под козырьком соседней стены. ви придерживает ее под руку до тех пор, пока не удостоверится в дашиной способности передвигаться без угрозы причинить себе вред. — ты так резко убежала. я сначала подумала, что тебя тошнит. — она присаживается рядом и ежится от холода. на вопросительный взгляд она лишь отмахивается, мол, сиди, все в порядке. — что-то вроде того. там просто было слишком душно, — уклончиво говорит даша, сверля глазами кучку снега, которую тормошит носком своего ботинка. виолетта молчит пару мгновений, явно анализируя ее ответ на наличие лжи, после чего принимает более расслабленную позу, что даша воспринимает как удовлетворение ее ответом. — расскажешь, почему так не хотела ехать сегодня? даша пожимает плечами: — не знаю. просто устала на работе, я же тебе уже говорила. — прежде, чем успевает прикусить свой пьяный язык, она спрашивает: — а почему ты так хотела, чтобы я поехала? даша не знает, чего пугается больше: того, что задала этот вопрос или того, что она может услышать в ответ. у пьяной и у трезвой даши есть одно непеременное сходство — они обе надумывают наперед в таких масштабах, что ванга позавидовала бы. виолетта тоже пожимает плечами: — ты прикольная. — ее слова вызывают у даши маленькую стеснительную улыбку, а вместе с тем и облегчение. — почему бы и нет? чем больше, тем веселее, разве не так? — наверное, ты права. даша, все еще скромно улыбаясь, поворачивает голову и встречает внимательный, заставляющий хотеть вывернуть душу наизнанку взгляд. голова тяжелая от выпитого и от последствий накрывшей паники, картинка перед глазами все еще плывет, и желание снова почувствовать объятия виолетты обусловлены исключительно аффектом. ви молча изучает дашины черты, впитывает ее расслабленный образ, воспроизводит в голове дашу в клубе, и ее внутренности сворачиваются в узел от того, в каком восторге она от девушки перед собой. ей хочется получить больше, все, что даша сможет ей дать. ее взгляд падает на потрескавшиеся на морозе пухлые губы с едва заметным бордовым оттенком стершейся помады. виолетта почти не сомневается, когда тянется лицом ближе к даше. ее губы ощущаются такими же мягкими, какими выглядят. поцелуй аккуратный и чуть ли не детский, на пробу. виолетта лишь цепляет своими губами чужую нижнюю, ожидая реакцию на свою выходку. даша не дышит, мыслительный процесс в ее голове настолько сумбурный и быстрый, что она ничего не может выцепить из этого круговорота. виолетта пугается, что сделала хуйню, и начинает отстраняться, подбирая наиболее подходящее оправдание; даша пугается, что момент вот-вот будет упущен, и решает разобраться со своей головой позже. она обхватывает ладонью чужую щеку и льнет ближе, возобновляя поцелуй. губы виолетты на вкус, как настойка из бара, и даша улыбается этой мелочи. ее снова кроет, когда чужая рука оказывается чуть выше обтянутой в капрон коленки и едва ощутимо сжимает, пока зубы прикусывают нижнюю губу. она шумно выдыхает, когда ви проходится языком по укусу, и приоткрывает губы, предоставляя ей больший простор для действий. все происходит так медленно и аккуратно, словно даша — фарфоровая кукла. ви мягко касается своим языком чужого, и даша словно в момент трезвеет. она вскакивает с лавки, как ошпаренная, и смотрит на виолетту, как олень на приближающуюся фуру. виолетта смотрит не менее напуганно, но от того, что не понимает, что произошло. даша вытирает рот тыльной стороной ладони и делает неуверенный шаг назад. сердце колотится где-то в горле, не давая вдохнуть. — даш? — ви встает следом за ней и протягивает руки в попытке успокоить, но даша останавливает ее. — извини… я не… не могу. она слышит обрывки полных непонимания фраз за собой, когда срывается с места и уносит ноги куда подальше, лишь бы больше никогда не чувствовать себя настолько уязвимой. «какая же я безмозглая» — повторяет из раза в раз, трясущимися руками скидывая куртку виолетты в клубе, вызывая такси задубевшими пальцами и нервно закуривая через два поворота от клуба, подальше от чужих глаз. виолетта за ней не бежит, и даша не знает, чего в ней больше: расстройства или облегчения. к даше проявили внимание, а она в ответ сделала то же, что и всегда: сбежала как последняя трусиха, лелея свой страх быть брошенной. в конечном итоге, у нее, как и всегда, — вагон и маленькая тележка сомнений, сковывающая тело боль и разрастающаяся вина за все, что она натворила в своей жизни. что угодно, кроме готовности что-то менять. *** виолетта не находит себе места. что она сделала не так? один пьяный поцелуй не может иметь настолько разрушительные последствия. конечно, если вы не в браке. а она не в браке; даша, вроде бы, тоже. тогда почему ее сообщения висят в чате без ответа уже почти две недели? почему даша убежала? с каждым днем вопросов становится все больше, а каждый новый ответ, который генерирует виолетта, абсурднее предыдущего. она даже пытается уломать арину связать ее с дашей — передать трубку или сказать адрес их работы. арина упрямо отвечает каждый раз что-то в стиле «ей не до тебя» или «я не похожа на почтового голубя, разбирайтесь сами» и бросает трубку или выходит из сети. единственный человек, который мог бы помочь виолетте разобраться, оказывается той еще гадюкой. в какой-то момент мысль о том, чтобы нанять хакера, способного вычислить геопозицию дашиного телефона, становится не такой уж смехотворной. виолетта не уверена, почему ее так волнует даша. ей просто скучно, любопытно и тоскливо. она с большим сожалением думает о том, что нужно было воспользоваться возможностью и узнать дашин адрес или хоть что-нибудь о ней, кроме расплывчатых фактов из жизни. к своему стыду она даже фамилию не знает. да и откуда, если они виделись всего дважды? для виолетты эти мысли как жужжащий над ухом комар. пытаешься прихлопнуть — и бьешь сам себя. но они по крайней мере не мешают ей продолжать работать, выпивать с димой и жить свою обычную, полную красок жизнь. в отличие от даши. она просит арину выйти вместо нее на три смены после случившегося, обещая потом все объяснить и заплатить ей за эту маленькую услугу. арина матерится как сапожник, негодует, но в итоге сдается, когда даша, бело-зеленая с серыми мешками под глазами, присылает ей кружок около унитаза. арина ведется на эту уловку, и говорит даше, чтобы та купила полисорб и пила больше воды. дашу действительно тошнит. она не вылезает из ванной первые сутки, выворачивая желудок. второй день она проводит в кровати, утопая одновременно в жалости и ненависти к себе. телефон исправно пиликает каждые полчаса, и ей даже не нужно смотреть на него, чтобы понимать, кто пишет, поэтому она включает авиарежим и засыпает, обняв подушку. желание провалиться сквозь землю немного отступает к концу третьего дня. даша вылезает из кровати, когда голод становится невыносимым, завтракает-ужинает, прибирает квартиру и снова засыпает. на четвертый день аринина акция «помоги ущербным» заканчивается, и ей приходится ехать на работу. там ее уже ждет подруга, и даша с порога понимает, что ей уже все доложили. — отравилась, да? виолетта тебе в рот вместе с языком сунула тухлое яйцо? — шипит арина, как только даша подходит к стойке. — формально, она толком и язык сунуть не успела, — парирует как можно более невозмутимо, всеми силами стараясь не выдать свою панику от надвигающегося разговора. — ты мне поязви! — только факты, ничего более. арина тяжело дышит через раздутые в гневе ноздри, глаза горят яростью десяти техасских быков. даша даже задумывается, а не прилетит ей в какой-то момент в нос или в глаз. — моя подруга сходит с ума из-за тебя! тебе что, десять? никто не собирается играть с тобой в кошки-мышки! — она почти срывается на крик, но даша переводит взгляд с арины на людей в зале и обратно, и тогда она немного притихает. — какого хуя тебе от нее надо? хочешь поиграться, привязать к себе, а потом кинуть? — я никого не просила целовать меня. это она полезла. лично мне ничего не нужно было от нее! почему бы тебе не позадавать те же вопросы виолетте? — даша корчится, пока говорит, старается обороняться, но этот разговор становится слишком неприятным. — да что с тобой не так? ты ведешь себя, как малолетка, у которой отобрали конфету! что это, блять, за игра в обиженку? нижняя губа начинает подрагивать, и даша отчетливо чувствует, что вот-вот не сможет остановить свою истерику. — со мной все не так, ладно? мне не нужно, чтобы какая-нибудь виолетта бросила меня через месяц, потому что на горизонте замаячила ее бывшая или у нее появился кто-то поинтереснее. я сыта этим по горло, окей? когда арина замечает слезы, борящиеся с ресницами в попытке покатиться по щекам, ее первая реакция — желание обнять дашу. после до нее доходит абсурдность дашиных слов. — что значит «бросила»? это был всего один поцелуй на пьяную голову. — она хмурит брови, пытаясь понять, что виолетта умолчала. — какая разница, один, два или сотня? я в любом случае не тот человек не в то время. или она. какая разница?! — даша запрокидывает голову, но слеза все равно скатывается по левой щеке, а за ней другие начинают проливаться крупными каплями. арина хватает ее за руку и уводит в подсобку. быстро закрывается на перерыв, наливает в стакан воды и возвращается к даше, которая уже сидит скрюченная в три погибели и трясется как осиновый лист. ей требуется какое-то время, чтобы успокоиться и вытереть потекшую тушь со всего лица. арина паникует, если не сказать больше. она совсем не ждала такого, когда высказывала даше все. они снимают с двери табличку «перерыв», молчат с полчаса и в итоге даша сдается. ей становится стыдно за то, что она устроила, и меньшее, что она может сделать, — рассказать все, как есть. она тихо начинает рассказывать про девочку в девятом классе, которая не просто разбила даше сердце, а полностью уничтожила как ее, так и ее самоуважение; про то, как три года после нее даша закрывалась при любой проявленной к ней симпатии и как боялась снова привязываться; про свою мать и про то, почему сейчас живет на окраине. ее речь нестройная, с перерывами на попытки сдержать новые волны слез, но картинка в арининой голове начинает вырисовываться. когда даша прекращает говорить, арина думает только об одном. — так тебе нравится виолетта? даша грустно усмехается в ответ. — не знаю. я больше не могу отследить этот момент. к тому же мы совсем не знаем друг друга, как я могу утверждать? — она устало трет щеки руками. — просто рядом с ви у меня появляется чувство, что внутри все замирает, понимаешь? и я помню это чувство еще с той девочкой. это может очень плохо кончиться. — я не понимаю. — арина качает головой, не отрывая взгляда от изрядно подуставшей даши. — виолетта же не та девочка. почему ты не хочешь дать вам шанс? ваше общение не обязательно должно привести к отношениям или влюбленности, и это нормально. просто хорошие эмоции в копилку, нет? даша прикрывает глаза. объяснить свою логику иногда сложно даже себе самой, что уж говорить о другом человеке. — я просто боюсь, что получу от этого больше плохих эмоций. в прочем, я уже. а мне и так их хватает, понимаешь? и именно так они сходятся на том, что арина поможет даше держаться на расстоянии столько времени, сколько ей потребуется, а взамен даша обещает перестать смотреть на виолетту как на ужасную страшилку и постараться увидеть в этом только возможность получить кайф. у даши с плеч сваливается целый эверест. *** к четырнадцатому февраля даша испытывает смешанные эмоции. ее никогда всерьез не поздравляли с этим праздником, и отношений как таковых у нее тоже не было, так что отмечать было не с кем. не сказать, что она в целом когда-то видела в этом какой-то праздник, но на душе все равно становилось тревожно каждый раз, когда она видела девушек с цветами или подарочными пакетиками. в этом году она практически ничего не чувствует, кроме пустоты внутри. она думает о виолетте и о том, чтобы наконец написать ей — даша чувствует себя практически готовой к этому. арина видит смутное настроение подруги и отпускает ее с работы в семь. — я справлюсь без тебя, все хорошо. если что случится, позвоню алене, она выйдет на пару часов мне на помощь. — ты уверена? я могу остаться, вообще без проблем. — на тебе лица нет. иди отдыхай. — и она буквально выталкивает дашу на улицу. даша вдыхает холодный воздух и смотрит на снегопад, пока застегивает куртку и наматывает на голову шарф. — привет, — раздается справа от нее. даша подпрыгивает на месте, пугаясь голоса в пустом переулке. она оборачивается и подпрыгивает еще раз, вызывая у виолетты смешок. — это тебе. ви протягивает небольшой букет голубых цветов, и даша в ступоре принимает его, не произнося ни слова. разглядывает бутоны, под опредленным углом напоминающие шишки. — гиацинты, — уточняет виолетта, видя чужое замешательство. — нравится? даша в ответ резковато кивает и прочищает горло. — ви, я… — всего один вечер, пожалуйста. если тебе что-то не понравится, сразу уйдешь, хорошо? даша снова кивает, и улыбка виолетты такая яркая, что ей хочется улыбнуться в ответ. виолетта ведет ее по сугробам через скрытые от глаз переулки и дворы, не задавая лишних вопросов. рассказывает про последнюю тусовку с ребятами и как бы невзначай говорит, что немного расстроилась, что даша не пришла. они обе понимают, что дашу никто просто не позвал. впрочем, она бы и не согласилась. даша перебивает, когда ви начинает делиться новостями из колледжа. — ви. — м? — она останавливается, смотря на дашу своими преданными, чуть ли не влюбленными глазами, и у даши внутри все снова переворачивается. — арина сказала тебе, где я работаю? — даша старается звучать мягче, но сталь все равно слышится в голосе. — ну, фактически, она сказала мне, где она сама работает… — виолетта виновато улыбается и разводит руками. даша позволяет себе смешок, не отягощенный чувствами. — прости. я знаю, что ты переживала после того, как… ну, в клубе. я не должна была так себя вести. — оу. — виолетта заметно теряется. — ничего страшного. в плане, да, мне было не очень приятно, но арина довольно жестко дала мне понять, что у тебя была причина так себя вести. поэтому не бери в голову. даша кивает и несмело подходит ближе к ви, беря ее под руку. — так куда мы идем? — на картинг. даша переводит удивленный взгляд на виолетту, разглядывает ее профиль, а затем смеется. — это свидание или…? — сквозь смех интересуется она, думая о том, что ожидала чего угодно, но только не гонок на машинках. — я подумала, что если ты не захочешь, чтобы это было свиданием, то просто будешь потом вспоминать, как весело нам было, когда я тебя уделала на картодроме. ну, и если что, не будет неловко. — посмотрим, кто кого «уделает». — даша азартно щурится и прибавляет ходу. — не тормози, если не хочешь пропустить свое поражение. *** к весне это становится настоящей традицией: виолетта встречает дашу по средам или субботам с работы с цветами (васильки, каллы, белые лилии, крокусы, белые гиацинты и еще огромное количество названий, которые даше не удалось запомнить), скромно целует в щеку в качестве приветствия и ведет куда-нибудь. в первую среду марта это был квест, во вторую субботу — океанариум, а в эту среду — чайная (виолетта была удивлена, когда узнала, что даша ненавидит кофе, и чуть не обделалась, планируя скромную прогулку с кофе по парку). в субботу в начале апреля даша чуть ли не подпрыгивает от нетерпения. она осознает, что вляпалась по уши, но ей так хорошо, что думать о плохом не остается времени. — так… как у вас с вилкой? — отвлеченно спрашивает арина, протирая чашки. даша непроизвольно улыбается. — все отлично. она не рассказывала? арина смотрит на нее, и ее лицо выражает такое глубокое облегчение, что даше становится немного не по себе от того, что она заставила так за себя переживать. — я очень рада за вас. и горжусь тобой. даша едва заметно краснеет и улыбается еще шире. — можешь считать, что ты прощена, — хитро щурится она и высовывает язык. арина в который раз удивляется, как вечно хмурая и подавленная даша превратилась в маленького беззаботного ребенка. — за что это? — за четырнадцатое февраля. арина громко смеется, и притягивает дашу в объятия. над входной дверью звенит колокольчик, и они одновременно оборачиваются на вошедшего. виолетта улыбается довольно, как кошка, наблюдая за лучшей подругой и девушкой, в которую влюблена. — ты рано, — говорит даша, бросая взгляд на часы. кофейня пустая, и она позволяет себе выбежать в зал, чтобы обнять ви. — ты такая красивая, — шепчет виолетта, сжимая дашу в объятиях и вдыхая запах ее яблочного шампуня. даша краснеет и отстраняется с улыбкой. виолетта вручает ей букет и выглядит немного нервно. — все хорошо? — даша разглядывает виолетту, практически не уделив внимания цветам. — да… да. я просто задумалась. даша улыбается, переводя взгляд на цветы. — спасибо. у тебя закончились идеи или…? — она мягко смеется, проводя кончиками пальцев по красным лепесткам бутонов роз. — это… — виолетта выглядит растерянно, но, к счастью для нее, арина на другом конце зала прокашливается. — голубки, вы вообще-то тут не одни. даша заливается краской, но виолетта не обращает внимания на детали, смеется и бежит к подруге, чтобы обнять и ее тоже. внимание даши слишком занято букетом, и она не слышит, как арина тихо переговаривается с подругой. — красные розы? серьезно? она же даже не понимает, что это все значит! — да тише ты! она поймет, — ви хмурится, поглядывая на дашу. — тебе придется научиться выражать свои чувства словами. — арина недовольно скрещивает руки на груди, тоже переводя взгляд на дашу. — скажи ей. сколько можно ходить вокруг да около? — я не могу! — жалобно скулит виолетта. — она должна догадаться. — вы идиотки… — о чем вы тут шепчетесь? — весело спрашивает даша, подходя к виолетте со спины. она снимает фартук и распускает волосы, облегченно вздыхая. от пучков постоянно болит голова. — ты готова? — виолетта слишком явно переводит тему разговора, но не говорить же ей о том, что она не может найти способ предложить даше встречаться. даша этого, кажется, не замечает. — да, пошли. она чмокает арину в щеку на прощание, накидывает пальто и выходит с виолеттой из кофейни. — так ты расскажешь, что вы обсуждали? — не раньше, чем ты расскажешь мне, почему сбежала тогда из клуба. даша усмехается, но огонек в глазах заметно тухнет. виолетта замечает это и мысленно дает себе подзатыльник. она уже открывает рот, чтобы извиниться, но даша начинает говорить быстрее. — это долгий разговор. можем поехать к тебе, если ты не против. — оу, я не имела в виду… я не требую от тебя никаких объяснений! — ви машет руками, оправдываясь. — нет, ты права, мне давно пора объясниться. *** квартира виолетты такая же, какой даша ее помнит с нового года. разве что теперь в окна попадает солнечный свет, и даша может различить куда больше деталей. например, маленькие записки с делами, которые нужно сделать, прицепленные к мебели по всей квартире. ви приносит ей стакан вишневого сока, пока даша с любопытством осматривается в спальне. над столом висят черно-белые рисунки со схематичным изображением женских тел и пейзажей; над кроватью приклеены потрепанные временем постеры нирваны и блинк-182; подоконник уставлен множеством маленьких комнатных растений. она замечает книгу «флориография» на прикроватной тумбочке и делает в голове пометку почитать про нее позже. они неловко садятся на кровати друг напротив друга, соприкасаясь коленками. даша делает глубокий вдох, готовясь к сложному разговору. — даже не знаю, с чего правильнее начать, — усмехается она, проводя рукой по волосам. виолетта внимательно смотрит на нее. — тогда, в клубе, я очень испугалась. мы виделись всего дважды, а я уже надумала себе бог знает что. и когда ты меня поцеловала, я поняла, что это станет точкой невозврата. поэтому проще было сбежать и не выходить с тобой на связь, чтобы убить, так сказать, проблему в зародыше. даша поднимает глаза на ви, выискивая в ее лице неприязнь или что-то, что даст понять, что виолетта отвернется от нее. но она видит только обеспокоенность и нежность, и это почти заставляет расплакаться. виолетта ничего не говорит, когда даша, держась из последних сил, рассказывает, как ее променяли на парня, смешали ее чувства с дерьмом и заставили поверить, что она ничего не стоит. делится тем, как боится полюбить и снова оказаться в одиночестве. даша не чувствует жалости, только поддержку, когда ви берет ее за руку и садится рядом в изголовье кровати. сдержать слезы не удается, когда даша переходит к рассказу о том, как мать наказывала молчанием и, по большому счету, никогда не любила, и тогда виолетта сгребает ее в объятия. она гладит дашу по волосам, пока та захлебывается слезами, целует в макушку и шепчет что-то о том, как она восхищена дашей, какая она сильная и как виолетта ей гордится. даша крепче прижимается к чужому боку и окончательно отпускает себя. они просто лежат, обнимаясь, еще несколько часов, пока не стемнеет. даша дремлет на плече виолетты, пока та перебирает ее волосы и слушает чужое ровное дыхание. все, чего ей хочется — это поцеловать дашу и рассказать ей о том, как сильно она влюблена. — расскажи, о чем вы говорили с ариной. ты мне обещала, — бормочет даша хриплым то ли от слез, то ли ото сна голосом, задевая губами шею виолетты. это заставляет ее задохнуться. — не сегодня. отдыхай. — виолетта шепчет, чувствуя, что ее голос точно будет дрожать. — тогда расскажи мне про книгу. — даша кивает в сторону тумбочки. виолетта внутри истерически смеется и сходит с ума от паники. — она про язык цветов. даша молчит какое-то время, и ви надеется, что та уснула. — что означают васильки? — я не могу, — виолетта шепчет еще тише, чем до этого, и жмурится от стыда. ей хочется провалиться под землю, исчезнуть из этого мира, чтобы даша никогда не вспомнила об этом позоре. — пожалуйста, — даша тоже шепчет, почти надрывно, и ее рука сжимает чужие ребра крепче. виолетта шумно сглатывает. — они означают «не смею выразить тебе свои чувства». даша улыбается, ви чувствует это кожей. по рукам бегут мурашки. — а крокусы? — даш… — виолетта хнычет, как маленькая. даша в ответ кладет руку ей на солнечное сплетение, чувствуя мощные удары под пальцами. — скажи. — «ты подарила мне незабываемые моменты». виолетта готова умереть от неловкости. даша двигает головой, и ее губы оказываются прижаты к изгибу шеи. сердце в груди ухает и замирает, и ви точно знает, что даша это почувствовала. — каллы? виолетта больше не сопротивляется. — «ты великолепна». — гиацинты? — голубые — «не сомневаюсь в том, что ты мне подходишь», а белые — «я очарована навсегда». дашина улыбка такая широкая и счастливая, что ви чувствует себя немного лучше. она снова начинает перебирать чужие волосы, чтобы занять чем-то свои руки. — что насчет белых лилий? — они означают искренность. даша невесомо целует ее в чувствительное место у основания шеи, и виолетта чувствует слишком много одновременно, настолько, что готова расплакаться. она чувствует еще один поцелуй в яростно пульсирующую венку и всхлипывает. даша целует увереннее, и виолетта издает самый близкий к скулежу звук, который только способна воспроизвести. чужие губы, почти не отрываясь, перетекают на челюсть, вынуждая виолетту откинуть голову, предоставляя больший простор для действий. — и что же означают красные розы? — шепчет даша, прикусывая чувствительную кожу. — «мне кажется, я в тебя влюбилась», — выпаливает виолетта, ерзая под дашей. — а какие цветы означают взаимность? — тебе действительно интересно или ты просто не хочешь по-нормальному поцеловать меня? даша тихо смеется и, опираясь на руку, нависает над виолеттой. она перекидывает волосы через левое плечо и смотрит на раскрасневшуюся и тяжело дышащую девушку под собой, наслаждаясь тем, какой эффект произвела, прежде чем наклониться к ви и дать ей то, в чем она нуждается. они целуются медленно, но в этом поцелуе столько чувственности, что они обе дрожат, сходя с ума. виолетта обхватывает дашу обеими руками за шею, притягивая ближе, вплетается пальцами в мягкие волосы на затылке, тянет за них, вызывая гортанный стон у даши, и та отстраняется на мгновение, чтобы привстать и перекинуть ногу через бедра виолетты. поцелуй возобновляется и приобретает куда больший напор. даша кусает чужие губы, сплетается с ви языками, сжимает ее короткие волосы в кулаке, пока сама виолетта тянет дашину футболку вверх, чтобы коснуться горячей кожи на талии. даша над ней дрожит и сильнее прижимается к чужому телу, желая срастись с виолеттой в одно целое. когда они отлипают друг от друга, тяжело дышащие и красные, с широкими улыбками, смотря друг другу в глаза, то думают об одном и том же: как сильно им повезло. — я боялась, что никогда больше не смогу тебя поцеловать, — хрипло признается виолетта, кладя ладонь на дашину горящую щеку. она прижимается к ней, прикрывая глаза и пытаясь отдышаться. — я тоже. — ты такая красивая, — шепчет виолетта, и даша тихо смеется в ответ. — ты это уже говорила сегодня. ви закатывает глаза и легонько надавливает второй рукой даше на спину, чтобы та легла ей на грудь. — останешься у меня? — да, — на выдохе произносит даша и чуть приподнимается, чтобы снова поцеловать виолетту. *** всю неделю даша ждет, когда в магазинах появятся букеты сирени. кто бы мог подумать, что она начинает цвести только к середине апреля, и то, если повезет? даша никогда не обращала на это внимание. в понедельник после работы она бежит в цветочный магазин, перепроверяя значения цветов на трех сайтах одновременно и нервно кусая подушечки пальцев по пути. у уставшей и помятой женщины за прилавком она просит букет розовой сирени, и та смотрит на нее, как на умственно-отсталую, но все равно собирает. даша появляется на пороге виолетты спустя час, запыхавшаяся, и чувствует, как отнимается рука под тяжестью букета. ви встречает ее удивленная и сонная, но ее глаза загораются, когда она видит букет. даша протискивается в квартиру и кладет букет на небольшой столик в прихожей, чтобы притянуть виолетту к себе для поцелуя. у обеих перехватывает дыхание, и кажется, что к такому невозможно привыкнуть. — это тебе, — остранившись, говорит даша и указывает на букет. — что означает розовая сирень? — виолетта не может оторвать взгляд от даши, не может насытиться тем, что ее чувства взаимны. даша смеется. — а я-то думала, что ты гуру. — она быстро целует ви в губы, обнимая ее за шею. — признание в любви. виолетта молча вглядывается в чужое лицо полминуты, а потом шмыгает носом, и две слезинки одновременно скатываются по щекам. даша стирает влажные дорожки большими пальцами, озадаченная такой реакцией. прежде, чем она успевает спросить, виолетта прижимается к ней, крепко обнимая. — спасибо. за то, что ты есть. и, возможно, об этом слишком рано говорить, но даша убеждена в том, что это и есть любовь.