//// Padam, Padam, Padam
Il arrive en courant derrière moi
Padam, Padam, Padam
Il me fait le coup du "Souviens-toi"
Padam, Padam, Padam
C'est un air qui me montre du doigt
Смердяков сидел в тёмном углу, укрывшись краешком толстой бархатной кулисы. Какой смысл имели кулисы без сцены, да ещё и такие огромные? Павел Фёдорович уставился за соседнюю кулису аршинах в пяти или шести от себя. —Выйдите-с. Я знаю, что вы за мной следите-с.–Почти прошептал Смердяков, пряча подмышки заледеневшие ладони. —Всё-то вы знаете-с, Павел Фёдорович. –Засмеялся бес, выплывая уверенными небыстрыми шагами из-за кулисы навстречу Смердякову, шагая по блестящим чёрно-белым плиткам своими начищенными сапогами. Он был весел, через шаг подпрыгивал. Улыбался, как всегда, почти безумно. Голубые глаза свои довольно щурил. Опустившись на колени, чтобы оказаться на одном уровне с Павлом Фёдоровичем, не изменившим позы, но боязливо отвёвшим взгляд в сторону, бес улыбнулся, легко похлопав того по коленке. —Ну посмотрите на меня-с, Павел Фёдорович, ну посмотрите же-с! Всё равно, зеркал здесь нет, посмотрите-с! –Почти пропел сладко бес. Смердяков вовсе прикрыл веки, мотая головой. —Стыдно? Знаю, что стыдно. А гадом ползучим при жизни было быть не стыдно, Павел Фёдорович? Не смущайтесь, я вас всё равно люблю-с, хоть гадом ползучим, хоть тварью смердячей. А давайте потанцуем с вами? Знаете-с сами, как я это дело обожаю-с. –Павел Фёдорович закрыл голову руками. —Не мучайте-с меня. Ради Бога, не мучайте-с...–Отчаянно захныкал он так измучанно, что голос срывался на истеричесий стенающий шёпот. —Ой, как вы заговорили-с, как заговорили-с! –Воскликнул, хлопая в ладоши, бес. —Как мне нравится, когда вы такой...такой страдалец, такой жалкий страдалец. Ну ради какого Бога-с, Павел Фёдорович? Думаете, если там его не было, то тут, значит, будет? Ах вы, ах вы, мой жалкий безбожник. –Бес протянул руку и нежно погладил Павла Фёдоровича по волосам, от чего тот вздрогнул и затаил дыхание. —Тут только вы и я. А если глазки свои синенькие пошире раскроете, так и вовсе поймёте, что только вы. Мы с вами — одно и то же. Начиная с того, что лицо у нас одинаковое, заканчивая тем, что вы меня выдумали. Да даже и не вы выдумали, страдалец мой, а обида ваша на себя же, вина ваша выдумала. Павел Фёдорович только приподнял брови в немом вопросе, как к его ногам и рукам изнеоткуда протянулись белые плотные нити, спешившие причинить боль тонкой коже, неделями и месяцами не впитывавшей солнечного света, сдавливая её. Обвив конечности, они поставили Павла Фёдоровича на ноги. Бес тоже немедленно поднялся и взял Смердякова за руки, выводя из угла огромного зала. Кожа его была мягкой и горячей, словно бархат. Руки же Павла Фёдоровича — сухой и ледяной. Он был похож на низенькое, высохшее дерево. В зале не было ничего, кроме красных бархатных кулис. Да и то, что должно было быть в нормальном зале, в этом месте отсутствовало. Хотя бы даже потолок. Вместо него висела густая чёрная неразвеивавшаяся дымка. Зато был бес. И было его здесь порою сильно в избытке. Лучше бы, пожалуй, был потолок. Из-за беса Павел Фёдорович и пальцем не мог пошевелить, чтобы за ним откуда-нибудь не наблюдали, даже при отсутствии мест, за которыми наблюдателю можно было прятаться. Непонятно было однако, какие чувства бес испытывал к своему пленнику. Его нежность казалась Павлу Фёдоровичу самым лживым и гадким, с чем он вообще мог столкнуться после смерти. Если бес даже и "любил", то любил ужасно извращённо и странно. Впрочем, согласно природе. В это странное понятие "любви" входило ежедневное заставление Смердякова танцевать самыми разными способами. Разумеется, насильственными. И разумеется, против воли Павла Фёдоровича. Но у него просто не было выбора. Он был беззащитен, измотан и напуган. —Скучаете-с ли вы по жизни, Павел Фёдорович? –Спросил бес, медленно раскачиваясь вместе со своим недобровольным партнёром по танцу, в такт музыке, судя по всему, звучащей у него в голове. Павел Фёдорович окончательно обмяк, поняв, что нити, хоть и резали кожу сильнее, но всё же держали, а это — главное. Самостоятельно стоять силы кончились. —Скучаете-с. Знаю, что скучаете-с. Бедолага вы мой. Надо было думать-с, прежде чем петлю на шейку надевать-с. А пред тем — думать, как барина своего убивать. –После этих слов, Павел Фёдорович почувствовал, как нити вдруг отпустили его руки и ноги. Смердяков упал на колени. Нити обвили его шею. Кожа начала кровоточить. Павел Фёдорович не сопротивлялся. Лишь смотрел со слезами на глазах на своего мучителя. —Знаете, почему-с здесь кулисы висят, Павел Фёдорович? А потому что это всё — сцена. Я актёр, а вы — зритель, потерявшийся между рядов и не сумевший найти своё место. Теперь вы сами стали частью этого спектакля. Спектакля одного актёра, который называется "Ваш личный ад", Павел Фёдорович! –Рассмеялся бес и с лёгкостью порвал нити на шее уже посиневшего Смердякова, после чего благоговейно поцеловал того в лоб и испарился, оставив после себя лишь холод и запах сладких духов.