***
457 год Какая же невыносимая скукота! Уроки по этикету в школе — это отдельный вид издевательства не только потому, что нудно и муторно, но еще и потому, что этот предмет вел мужчина и совсем не был снисходительным, считая свой предмет самым важным в школе для капп. Хотя какой там этикет, здесь учат, как правильно обхаживать хозяев, лишний раз напоминая их место. Само здание слишком выгодно отличалось от жилищных условий в резервации. Крепкие стены из оранжевого кирпича сохраняли тепло зимой и дарили прохладу жарким летом. Классы были оборудованы двухместными деревянными партами, стульями и досками, которыми чаще использовались в качестве полотна для проектора. — Надеюсь, к Земле снова подлетает огромный метеорит… — тихо простонал Чонгук. — Мгм, — вяло протянул Минхо, — а еще сорок минут. — Я никогда не пойду служить в дом, зачем мне это все? Скорей бы рисование… — Разговорчики! — гаркнул господин Хо. — Чон и Ли, где ваши глаза должны быть во время приема пищи господ? — На носках своей обуви, — ответил Чонгук, чуть преклонив голову. — Во-первых, встать, — под гневным взглядом преподавателя в пугливой тишине Чонгук поднялся на ноги и снова склонил голову. Руки он спрятал за спину и сжал кулаки, чтобы хоть так незаметно выказывать протест. Это унизительно, черт побери — не иметь возможности сказать слова против. — Ли! — так же, заполняя небольшой кабинет шорохами одежды, встал и Минхо. — Ваши глаза должны быть на столе господ, чтобы следить за их трапезой. Опустел бокал — наполнили, опустела тарелка — доложили, появился мусор — убрали. А не слушали своего преподавателя — остались после урока драить класс. — Простите, господин Хо, — не поднимая глаз начал Чонгук, как можно более учтиво, — у нас еще уроки после вашего. — Опоздаете, — с мерзкой улыбкой произнес мужчина. — Но нас накажут, господин Хо, — говорил одно, но внутри нарастало раздражение, которое в таком взрывоопасном возрасте все сложнее сдерживать. — Чем чаще вас будут наказывать, Чон, тем больше толку из вас выйдет. За опоздание на следующий урок им, конечно же, тоже влетело. Каппа, что вел историю музыки, подстроился под существующий режим и зарабатывал себе бонусы, будучи яростно строгим к себе подобным, поэтому Кан Сонхван был назначен директором этой самой школы с позволением жить в Пусане. Слишком очевидно и предсказуемо, что в резервации ему жизни бы не дали, а покорный и услужливый каппа, знающий свое место, ценное явление. И где им искать информацию о влиянии Мадонны на музыку конца двадцатого века эры Христа на пятнадцать страниц от руки? Инфо-точка в их поселении работала со сбоями, постоянно висла, а оболочка проводов опасно прохудилась, оголяя металл, поэтому взрослые к нему не подпускали. Да и все время занят был этот терминал. Коммуникаторы, что им выдали при поступлении в школу, не давали выход в глобальную сеть, а лишь позволяли получать задания, следить за успеваемостью, ну, хоть общаться можно было с одноклассниками по локальной связи… Ситуация казалась до побеления костяшек несправедливой. Наказание за ослушание может быть каким угодно: от уборки класса до позорного вылизывания всей территории школы, включая выгребные ямы уличных туалетов. Так и будет, как пить дать… Только перед этой фееричной карой решили еще поглумиться над подростками, якобы предоставляя возможность избежать участи. — Заебало, — сквозь зубы прошипел Чонгук, швыряя сумку под дерево на окраине поселения, — и че нам делать? — Сгонять в Пусан, — задумчиво произнес Минхо. Чонгук нахмурился, усмехнулся и расстегнул пуговицы на тугом вороте школьной рубашки фиолетового цвета, — что? Нет запрета на посещение города. — Нам четырнадцать! Если поймают без взрослых — нас скрутят, отправят в надзирательный комитет, выпишут предупреждение, а если штраф? У нас нет лишних юнитов. — Тогда предлагай! — обиделся Минхо. — Как вообще это провернуть? Папа не отпустит… — покусал губы Чонгук. — А если сядем на утренний болид, быстро сгоняем к ближайшей инфо-точке, качнем на коммуникаторы и на болиде, который привозит с ночных смен — приедем к третьему уроку. — Я об этом и говорю! Господин Ли войдет в положение, пойдем к нему сейчас, объясним, он точно-точно прикроет! — загорелся Минхо. — Этот предатель Кан охуеет, когда мы ему ткнем в лицо докладом! Все зубы себе скрошит, — захлопал в ладоши, смеясь. — Минхо, если нас поймают, я буду гнать на тебя, — рассмеялся в ответ Чонгук. — Твой папа, кстати, торчит моему юниты за две стрижки! Вот и заплатит за наш штраф. — Он отдаст, — сконфузился Минхо, — просто его кинули. До сих пор не хотят платить за тот заказ лепешек. Он тогда все наши юниты потратил на муку и настоящие яйца. А тетка эта не хочет платить. Они и приводили себя в порядок для сделки, в общем… — Как же это все заебало… — стиснул зубы Чонгук. — Ага, папы пробовали обращаться в комитеты по защите прав третьего пола, но договоров никаких не подписано, поэтому они только и могут, что напоминать о себе, обивая пороги. А тетка грозится, что подаст встречный иск за мелкий мусор в лепешках, типа, антисанитария, а если сможет доказать, что они сделали это специально, то могут и почку забрать или печень… — Уже и за это на разделочный стол? — скривился Чонгук. Сколько бы ни твердил ему Хосок, что чем тише живешь, тем спокойнее, но, к сожалению, это не так. Они всегда найдут причину, чтобы затравить ненавистных мутантов… И пока каппы молчат, конца этому не будет. — Как думаешь, Минхо, — развалился на траве и, разглядывая кучевые белые облака, спросил: — мы доживем до дня, когда нас перестанут считать мусором? — Смотря сколько надо до этого жить…***
Взрослые каппы подозрительно поглядывали на двух подростков в пассажирском болиде. В их резервации все друг друга знали, а на вопросы Чонгук и Минхо отвечали, что их в Пусан отправил директор школы, а там их встретят. С ним точно никто не будет связываться. Но это все равно вопрос времени, когда их побег дойдет до родителей. Им совершенно точно влетит, но все взрослые заняты, а это уже дело чести утереть нос всяким выскочкам, расстелившимся у ног режима. Поэтому пару подзатыльников с поучительной лекцией юные каппы вытерпят, но уже после успешной операции. Они сошли на первой остановке и расстроенно простонали, залюбовавшись линией горизонта, что разрезала синее небо и темный океан… Берег так и манил разуться и запустить ноги в теплый песок. Их редко брали в Пусан, а так хотелось погулять здесь, посидеть на пляже, поблуждать в глубине улиц, зайти в кафе с яркими вывесками, может, даже попробовать что-то настоящее, а не синтетическое. Мечты, конечно… — Надо идти, Чонгук, — дернул за рукав Минхо, — нам нужно успеть на обратный рейс. У нас мало времени… Опрометчиво было выходить на первой остановке, здесь только многоэтажки, небольшие магазинчики и начало частного сектора. Разве что школа, которая как раз разделяла домики и жилые массивы, могла их выручить… Они слышали, что в школах для мальчиков и девочек инфо-точки есть на каждых этажах и даже по несколько штук для удобства, другой вопрос, что они без школьной формы явно вызовут подозрения. Их одежда не так чтобы сильно отличалась: простые брюки и рубашки поверх футболок. Мальчики из небогатых семей тоже так одевались. А то, что они каппы, скрыть еще можно, далеко не все мальчики в четырнадцать обзаводятся вторичными половыми признаками. Чонгук и Минхо переглянулись, синхронно вздохнули, набираясь смелости и шагнули в сторону территории школы. Если быть совсем честным, то на словах это все выглядело куда проще, а сейчас, когда колени обмякли от тревоги, энтузиазма поубавилось. С другой стороны, выбор был небогат вариантами: или попытаться, или вернуться ни с чем, получив люлей от родителей и сверху наказание за отсутствие доклада, а если еще и всплывет их прогул первых уроков, то можно вообще не возвращаться. Осталось надеяться, что расписания звонков у них совпадают, и они успеют провернуть все до конца урока, пока в коридорах пусто. По пути на глаза попадались наспех расклеенные желтые листовки. «Все люди заслуживают равные права и возможности» и подпись жирным черным шрифтом: «К — тоже человек». И пусть это только слова на кусочках бумаги, которую местами уже ободрали или замазали, но даже это обнадеживало, поселяло надежду, что, возможно, эта простая истина поселится в головах мужчин и женщин. Двухэтажное здание мышиного цвета буквой П обрамляло внутренний дворик. Небольшие кустарники под окнами, ядовито-зеленая трава — синтетическая, но все равно смотрелась симпатичнее глиняной корки. Над входом барельеф страдающего младенца, как напоминание всем учащимся, кого ненавидеть, заставил капп вздрогнуть. Под ним большими буквами название: Пусанская академия при надзирательном комитете Киотореи. Надо же было так попасть… Минхо уже было попятился назад, но Чонгук дернул ручку входной двери. Он взглянул на друга с укором — поздно отступать! На входе их встретило неожиданное препятствие в виде охраны: — Куда? — гаркнул толстый мужчина с красным лицом. — Мы. В… — замямлил Чонгук, — нам… — Подать документы о переводе из другой школы, — выпалил Минхо с огромными глазами и еще больше их выпучил, когда охранник недовольно цокнул и вернулся за свой стол. — Кабинет директора там за углом, — небрежно махнул рукой толстяк, усаживаясь поудобнее. Каппы только кивнули и засеменили, куда было сказано. Еще одна удача: инфо-точка стояла прямо у кабинета директора, но громкие выкрики из-за двери заставили замереть. Терминал сильно отличался от того, что стоял в их Главном доме. Явно новая модель: меньше по размеру, экран больше и ярче и располагался под углом для удобства, но принцип действия тот же. — Быстро… — шепнул Чонгук и запустил экран инфо-точки, которая включилась, блин, с коротким, но громким звуком. Каппы вздрогнули и задержали воздух, ожидая, что кто-нибудь выглянет из дверей, но там все еще кого-то истошно отчитывали. «Позоришь имя отца!» доносилось оттуда раскатистым воплем — «Двуликий бог! Тебя только перевели, а ты уже третий раз в этом кабинете! Я не посмотрю на твою громкую фамилию, Тэхен!» — Чонгук, услышав знакомое имя, навострил было уши, но мало ли Тэхенов в Киоторее… — Вот… Луиза Чиконе, родилась 16 августа в 1958. — Хули ты читаешь? Качай давай! — суетливо прошипел Минхо, выхватил коммуникатор, приложил к пластине терминала и нажал кнопку для выкачивания. Еще немного… Еще немного… Они справятся, успеют. Пожалуйста… — Есть! — пискнул Минхо, впихнул коммуникатор Чонгуку и потянул за руку прочь, потому как за дверью прогремело «Убирайся! Отстранен на неделю!» Скрип открывающейся двери они услышали, как только скрылись за углом и, усмирив разбушевавшееся дыхание, постарались спокойным шагом покинуть школу. Учтивое «спасибо» и «до свидания» охраннику и вот снова свежий воздух и сердца, что колотились в пятках, наконец возвращались к привычному ритму. Справились. — Если когда-нибудь ты снова подобьешь меня на что-то подобное, лучше сразу пристрели. Я не вынесу такого стресса больше, — звучно вздохнул Чонгук. — У мутантов не бывает стресса, — кривляясь, ответил Минхо. Явно изображая их преподавателя по этикету, — у мутантов бывает слишком много свободного времени, чтобы думать о таких страшных словах. — Пойдем отсюда, — Чонгук почувствовал себя в безопасности и, смеясь, расслабленно подтолкнул друга к выходу с территории. Из открытого окна на первом этаже правого крыла доносился бубнеж преподавателя. И Чонгук был бы не Чонгук, если бы не заинтересовался. Всегда было любопытно, как все устроено в школах для мальчиков и девочек, а тут такая возможность… Ну хоть одним глазком! Он замедлил шаг, сместив траекторию пути к окну, и потянулся ухом: — Полная аэродинамическая сила — сила, с которой набегающий воздушный поток воздействует на твердое тело, — Чонгук совсем затормозил и наклонил голову вбок, нахмурившись. Что это за предмет такой? — центр давления — точка приложения этой силы. — Э! Чего завис? — вытаращился Минхо. — Тщ-щ-щ, — Чонгук аккуратно переступил на дорожку через невысокий кустарник, приподнялся на цыпочках, заглянул в кабинет и обомлел. На объемной галлографической картинке высветились непонятные символы в ряд. Единственное, что он смог узнать, это знак равенства. — Итак, вот знакомая вам формула полной аэродинамической силы, но после того, как мы приручили К-излучение, эта формула претерпела некоторые изменения… — Это что за нищеброды к нам забрели? — насмешливо послышалось издалека. Чонгук испуганно обернулся и перепрыгнул куст, вернувшись на полянку. К ним приближалась компания из трех парней и одной девушки, точно старше них года на два или три. Их школьная форма темно-серого цвета, пиджак с воротником стойкой по фигуре и с горчичной окантовкой. На груди герб надзирательного комитета: младенец, ютящийся в большой ладони. Они ухожены, причесаны, выглядят красиво и дорого, но судя по насмешливым выражениям лиц, ожидать радушного приема не стоило. — Извините, что побеспокоили, мы уже уходим, — пролепетал Минхо, поклонился и дернул Чонгука за руку. — А ну стоять, — повысил голос парень, который шел впереди и, ускорив шаг, быстро настиг их. Симпатичный, но эту красоту слишком портила скабрезная ухмылка. — Мы не хотим проблем, — примирительно произнес Минхо, — мы уже уходим. Ай! — взвизгнул он, когда незнакомец грубо схватил его за ворот рубашки. — Отпустите его пожалуйста, господин, — согнулся в поклоне Чонгук, — мы извиняемся, что зашли сюда. Здесь очень красиво и нам захотелось посмотреть. Мы уже уходим. — Это не нищеброды, — радостно воскликнул другой парень, тыкая на коммуникатор в руках Чонгука, — смотри, знаки мутантской школы! Это мутанты! — О-о-о, — почти хором протянула компания, в предвкушении интересного продолжения. — Присматриваешь хозяина, мутант? Умно… — хищно оскалился главный. — Но ты мне не нравишься, — брезгливо одернул руку от Минхо и уставился вызывающим взглядом на Чонгука, — ты симпатичнее. — Спасибо за комплимент, господин, но нам правда нужно идти, — пятился назад Чонгук, глядя в полыхающие издевкой глаза. — Как ты смеешь смотреть мне в глаза, мутант? — с усмешкой произнес парень, хватаясь за край его рубашки. — Извините, — спрятал взгляд Чонгук, стараясь осторожно вытянуть кусочек ткани из захвата. — Ты мне нравишься еще больше, как тебя зовут? — Господин, я не ищу хозяина, я… Я не… Я не собираюсь работать прислугой, — как можно учтивее произнес Чонгук, еле сдерживаясь от грубости. Опоздать на обратный болид им никак нельзя, а лишняя дерзость не только нарушит их планы, но и создаст новые проблемы. — А кто тебя будет спрашивать, мутант? Скажут служить — будешь служить, скажут отлить крови — отольешь, скажут поделиться органами — поделишься, — притянув к себе ближе, парень хрипло произнес на ухо, — а если любопытный хозяин скажет подставить задницу — стянешь штаны и нагнешься как послушная сука, — удовлетворенный реакцией, он отстранился. Мутанта трясло от обиды и омерзения, но сказать ничего не смел, проглатывая горькое отравляющее унижение. — Понятно, — дрожащим голосом ответил Чонгук, — теперь мы можем идти? — Меня зовут Хан Джисон, — закусил губу парень, — умеешь петь? — Что? — вскинул взгляд Чонгук. — Петь… Песни, — ухмыльнулся Джисон под одобрительные смешки компании, — спой мне. Сейчас. — Но… — Пой, блядь, Чонгук, — моляще прошептал Минхо, который нервно прикидывал время до отъезда болида. Чонгуку выть хотелось от беспомощности — вот как себя чувствуют каппы среди богоизбранных? Взгляд метнулся к желтому пятнышку на доме через дорогу от школы. «К — тоже человек» — пронеслось в голове. Чонгук — тоже человек. Тоже человек! — Хорошо, — твердо произнес. Черты лица вдруг заострились. Чонгук об этом пожалеет, но потом… Сейчас же с головой накрывало разъедающее чувство несправедливости. Он прокашлялся, пока компания заговорщически переглядывалась в предвкушении представления. Чонгук прикрыл глаза, набрал воздуха и мелодично затянул песню на всем известный мотив:За горой, не зная страха, Хан Джисон садится на хуй…
Пока герой песни хлопал глазами, убеждаясь, что не ослышался, Чонгук схватил Минхо за рукав и дернул к воротам со всех ног. Они выбежали с территории школы и помчались к берегу, где пассажирский болид уже открыл двери. Еще немного… Легкие горели, дыхание сбивалось, но ноги несли как можно быстрее. Чужой топот долбил по мозгам, будто бегут они рядом с ними. Чонгук грудью вперед подавался, стараясь ускориться. Тропка вдоль длинной многоэтажки — финишная прямая. Последний рывок. — Стоять, тварь! — рука больно дернула за волосы и уронила на горячий асфальт. Дикий, взбешенный взгляд заслонил солнце, а тяжесть чужого тела на животе не давала вздохнуть, заставляя жадно глотать воздух, — не смей дышать на меня, мутант, — ладонь грубо повернула голову Чонгука и придавила, — а сейчас ты извинишься как следует, вон за тем углом, — Джисон качнул головой в сторону темного двора и расплылся в довольной улыбке, заметив искру страха и безысходности в чужих глазах. Чонгук зажмурился, когда услышал звук разгоняющегося болида и захныкал. — Лучше убей… — загнанно прошептал Чонгук. — Зачем? — картинно нахмурился Джисон, зажимая пальцами челюсть, — ты мне скажешь свое имя и резервацию, я тебя забронирую и буду воспитывать, когда ты поступишь на службу в наш дом. А пока… Мы с тобой сходим за угол, где ты хорошенько извинишься. Дам тебе бесплатный урок. — Лучше убей, — тверже произнес Чонгук и зашипел от звонкой пощечины. — Смерть — слишком легкое наказание для мутантов, я считаю. Мутанты в моей семье за каждый проступок получают удар электрошокером. Чем сильнее проступок, тем выше заряд. За все время умерло только два или три мутанта. Поэтому, думаю, ты быстро поймешь, что можно, а что нельзя. Так, как тебя зовут? — Еще одна пощечина обожгла нежную кожу, во рту разлился металлический привкус, но Чонгук отчаянно сжимал губы, откровенно расклеившись от страха и унижения. Слезы катились градом, пропадая в волосах и капая на пыльную дорожку. — Не ной. Имя! — рявкнул в самое ухо Джисон. — Э! — Тяжесть резко исчезла, и лишь по силуэтам в обрамлении утренних лучей, Чонгук сквозь пелену слез смог разглядеть, как Джисона кто-то встряхнул за грудки. Кто-то в форме той же школы. — Совсем охуел? — Руки убрал, — попытался высвободиться из чужого захвата, но безуспешно, — это мутант, блядь, отпусти! — А тебе что мутант, что девчонка, что ребенок… — темный силуэт сильно оттолкнул Джисона, заставляя того ловить равновесие, нелепо размахивая руками. — Не пробовал на равных бычить? — А если он листовки расклеивает? — ухмыльнулся Джисон. — Он ребенок совсем. — Разуй глаза, он — мутант, господин будущий главный надзиратель, — неприятно усмехнулся Джисон, одергивая задравшийся пиджак, — тебе повезло родиться в семье чуть более влиятельной, поэтому, — театрально поклонился и поднял руки в сдающемся жесте, — при такой расстановке сил я не смею вам перечить… Пока… — Джисон нахально хмыкнул, когда заметил у своих ног коммуникатор со знаками мутантской школы. Он со всей яростью и рычанием ударил пяткой по прибору, который, конечно разлетелся на детальки на глазах у присевшего Чонгука. Может, и правда было бы лучше, если бы его убили? Лицо скривилось перед новой порцией рыданий, которую, однако, остановила рука, возникшая перед лицом. Чонгук с подозрением посмотрел на ладонь и отпрянул, смутившись. Он поднялся сам, отряхнулся, буркнул «спасибо» и присел собирать остатки коммуникатора в сумку. — Чонгук? — заставило напрячься. Чонгуку совсем не хотелось разговаривать и нарываться на новые неприятности, — Чонгук, это ты? — еще больше сковало, заставляя замереть. — Я — Тэхен. Помнишь меня? Полет на луну. Я тебе еще накопитель с фильмом о Луне передавал потом, — каппа коротко кивнул, продолжая складывать обломки. Тэхен обошел эпицентр маленького бедствия, присел на корточки и тоже начал собирать мелкие детали. — Где твои взрослые? — В резервации, — хрипло ответил Чонгук. — Как ты здесь оказался? Что-то случилось? У тебя проблемы? — как можно спокойнее произнес Тэхен, взял чужую ладонь и ссыпал туда собранную мелочь, — Чонгук… У тебя кровь, — пальцем указывая на уголок рта. — Я знаю, — поднимаясь, ответил Чонгук, — надо привыкать, да? — вскинул дерзкий взгляд, так не хотелось показывать слабость, но приходилось держаться из последних сил. Тэхен замялся, потому что переубеждать глупо. Все понимают, в каком мире они живут. — Твоих рук дело? — взглядом стрельнул на желтые листовки, Чонгук, кусая губы, мотнул головой в отрицании. — Нас из-за этого перевели в Пусан. Отец будет разбираться, поэтому жди в гости, — попытался улыбнуться Тэхен. — Думаешь, я побегу сдавать своих? — разочарованно улыбнулся Чонгук. — Я не знаю, кто это расклеивает, но, если бы знал, то взял бы пачку и расклеил бы на каждом углу, — зло прошипел Чонгук и отошел на шаг. Оглядевшись, он только сейчас понял, что Минхо нигде нет. Видимо, успел на болид, а Чонгук остался совсем один. Да как же задавить это желание реветь? Так мотает от обиды и страха. Вот что ему делать? Он сильно-сильно зажмурился, но сдавленный всхлип вырвался все же. — Мне конец. — Если ты расскажешь, что случилось, я попробую помочь, — Тэхен отвел Чонгука в сторону. Людей на улице практически не было, но мало ли кто может проявить активную гражданскую позицию. — Один говнюк заставил убираться, мы опоздали, второй говнюк заставил делать доклад, а где его взять? Если не сделаем, нам вообще пизда… — истерично, со слезами понеслось из Чонгука. — Инфо-точка у нас одна и еле работает. Мы сбежали сюда, скачали инфу, хотели успеть к третьему уроку, а тут эти, — махнул в сторону школы и вытер мокрые щеки, — я опоздал на болид, и меня ждет полный пиздец за прогул, за сломанный коммуникатор, за побег в Пусан. И еще доклада нет. Все зря! Все зря! Как вы это делаете? А? — завыл Чонгук. — Эй! — Тэхен коснулся плеча. — Тихо-тихо, успокойся. Привлечешь внимание, точно загремишь за прогулку без взрослых! Слушай меня! Мы сейчас пойдем ко мне… — Домой к главному надзирателю? — вытаращился заплаканными глазами Чонгук, шмыгая носом. — Издеваешься? — Папа в Главном доме, мама еще не переехала. Успокойся, пожалуйста! — пришлось прикрикнуть. — Подождешь снаружи, я возьму свой старый планшет, качну, что тебе надо. Сядешь в мою капсулу, забьешь точку на карте, доедешь до резервации, а потом отправишь капсулу назад. Это не болид, но совершенно точно быстрее и безопаснее, чем пешком. — Зачем это тебе? — сдвинул брови Чонгук, утирая слезы манжетами. — Не знаю, — пожал плечами Тэхен, — какая разница, кто в беде?***
Чонгук робко приоткрыл дверь в класс и попросил разрешения войти. Он прилично опоздал, но преподаватель по кулинарии хоть и был строг, но на пустом месте не лютовал. — Причина опоздания? — холодно спросил каппа, но мгновенно схлынула строгость, когда он заметил ссадину. — Что с твоей губой? — Упал… Ударился, точнее. Можно войти? — Ты подрался, Чонгук? С кем ты подрался? — округлил глаза преподаватель. Чонгук что-то мямлил несвязно, поэтому ему просто позволили пройти на свое место. Бледный Минхо смотрел побитой собакой, но открыть рот на уроке так и не решился. Вообще, все ученики любили занятия по кулинарии — единственная редкая возможность увидеть настоящие овощи, крупы, даже мясо. Чаще всего это были картинки или муляжи, но все же появлялись на уроке продукты в единичном экземпляре. Кто-то даже успевал лизнуть украдкой что-то и потом все хвастался, что пробовал настоящую морковку или свеклу. — Прости меня, — шепнул Минхо по пути домой, — я так испугался… Я больше никогда тебя не брошу, я тебе обещаю! — заглядывал преданными глазами друг. Видно, что сожалел, но Чонгук себе честно признавался, что сам понятия не имеет, как поступил бы на его месте. — Как ты выкрутился? — Мне помогли, — буркнул все еще обиженный Чонугк. — Кто? — Неважно. Короче, слушай сюда, — затараторил Чонгук, завидев вдалеке папу, чья поза сулила взбучку похлеще той, что устроил ему Джисон, — до поездки в Пусан рассказываем все, как было. Далее, мы нашли инфо-точку в магазине… — В каком? — Неважно. Скажем, что далеко не отходили от остановки. Сели на болид и вернулись в школу. — Но тебя не было на обратном болиде, — застонал Минхо, приближаясь к фигурам взрослых. Его папы тоже ждали сына со скрещенными руками и нахмуренными лицами. — Был! Слышишь? Я был на обратном болиде, все… Если останешься жив, до завтра. Пока… До дома дошли молча. Чонгук, краснея ушами, рассказал свою версию. Хосок стоял, накрыв лицо ладонью, наказывая молчанием. В гнетущей обстановке Чонгук не смел поднять глаза. Он сам прекрасно знал, что будет именно так: взгляд разочарованный, болезненный, безвольно висящие руки по швам и очередная попытка вразумить: — Чонгук… — устало начал Хосок. — Папа, я все знаю, — тихо-тихо говорил, оправдываясь, — знаю, но как бы ты поступил? — Отправил взрослого! — повысил голос. — Столько капп ездит в Пусан каждый день, неужели не мог попросить кого-то? Чонгук, ты хоть понимаешь вообще, в каком мире ты живешь? Понимаешь? — завопил всегда спокойный каппа. — Тебя забрали бы и все! Ищи-свищи! А в итоге — сам виноват! И никто бы не помог, Чонгук! Услышь меня! Я… — глаза защипало, и Хосок надавил на них ладонями, стиснув зубы. — Ты один у меня. Я не переживу. Серьезно, Чонгук, я воткну себе ножницы в шею, если с тобой что-то случится. — Папа, — пораженно прошептал Чонгук и кинулся в объятия, — все же хорошо, не говори так! Все хорошо, — заскулил, извиняясь, — прости, прости. Хосок сжимал сына, цепляясь, будто отпусти он его, и Чонгук растворится. Отцовские слезы пропитали ткань рубашки на плече и сейчас так стыдно за их беспечность. Так страшно вспоминать все то, что пришлось сегодня пережить, но про все это пришлось умолчать. Хватит их родителям переживаний за одну только вылазку без взрослых. — Убираешь в доме и вокруг каждый день — две недели, — скрипучим голосом озвучил участь Хосок, все еще обнимая сына. — Хоть всю жизнь, папа. Прости меня… Я больше не буду. — В городе живут слишком разные люди, — чуть успокоившись зашептал Хосок, — есть сочувствующие, есть равнодушные, но есть те, кто нас люто ненавидит и таких много… Они не посмотрят на твой возраст, вывернут все так, что останешься крайним. А если под нож?.. — Я понял, папа, понял, прости, — каялся Чонгук, — я очень тебя люблю. — И я тоже тебя люблю, Чонгук, — Хосок отстранил от себя сына и, сжав пальцы на его плечах, произнес: — Я не собираюсь жить без тебя, слышишь? — и снова затянул в объятия своего непутевого ребенка, ни словом не соврал. Случись с ним что, Хосок потеряет смысл жизни, он весь ради него. — Пап, — осторожно начал Чонгук, — там так красиво. Океан… Такой… Он такой… — Юнги на следующей неделе поедет за тканями, — шмыгнул носом Хосок, — хочешь, поедем с ним? Чонгук выдохнул, еще крепче обняв папу и зажмурился. Ему стало еще больше стыдно за свою импульсивность. У него самый лучший папа в мире, и он ни за что больше не заставит его так переживать. Наверное… В голове крутились слова: сочувствующие, равнодушные и те, которых он и сам уже повстречал. Тэхен, получается, сочувствующий? Тяжело ему будет на должности главного надзирателя.