Ревность

Войдя в студию, Миша нервно осмотрелся. Оценив обстановку, прикинул все возможные варианты, оценил свои шансы не отхватить люлей не по делу. И поспешил покинуть студию от греха подальше, пока присутствующие его не заметили. На выходе из студии он чуть не врезался в Попова. — Миш, что случилось? — Сергей удержал его на ногах. — Куда торопишься? — Всё то же самое. Лучше переждать в безопасном месте. — Понятно, — Сергей обреченно вздохнул. — И кто на этот раз? — Можешь сходить спросить. — Ну уж нет. Третьим тупым углом в их треугольнике я быть не хочу. Постояв еще недолго, Миша с Сергеем решили прогуляться, пока в студии всё не стихнет.

***

— Ну допустим, — Владимир взглянул на идеальный порядок в студии, в котором не помогут разобраться и поллитра. — А по какому поводу санкции? На этот раз. — Какие санкции? — невозмутимо ответил Виталий. — Я тебя не понимаю. — Пока что я тебя не понимаю. Ты сам-то уверен, что понимаешь, где и что лежит, и как это что-то безопасно извлечь. А струны, мне показалось, вообще что-то очень личное. Но в упор не понимаю, что… Не получив хоть какой-то комментарий по этому поводу, Холстинин прошелся по студии, попытался придумать причину самостоятельно. Заглянув в шкаф и увидев, как там на полках занят каждый уголок, как на коробках неидеально подходящих по форме и размеру, туго намотаны провода и всё это засунуто в этот самый шкаф, Владимир предположил, что проступок должен быть глобальным. Особенно тронули перетянутые на его гитарах струны. И Владимир постарался бы понять всё, но не басовые струны на электрогитаре. — Виталь, ты хотя бы намекни, за что? — Что «За что?» Сам же все уши прожужжал, что в студии бардак, работать в таких условиях невозможно, а со мной без мата разговаривать. И что найти ничего невозможно. — Я не уверен, что и так здесь можно хоть что-то найти. В коробках обмотанных проводами. — Почему же? Всё подписано, — Виталий расположился на диване. — И провода не «валяются где попало, как сети рыбака». — Допустим. А это за что? — Владимир взял одну из своих гитар. — Грановского я помню по фото в сетях, с Большаковым — не общаюсь и это взаимно, я точно не во вкусе Попова, а для Житнякова я стар и очень стар. За фантазии Макса я не отвечаю, но подозреваю, что и там меня нет. А за свои фантазии я оправдываться смысла не вижу потому, что ты и так про них всё знаешь. Как в упор не понимаю, ради чего ты так заморочился. — Сам же сказал, что после ухода Кипелова за порядком никто не следит, а мы цензурную русскую речь позабыли. — Прямо так и сказал? — Владимир поставил гитару к стене, снова заглянул в шкаф. — Кипелов — это аргумент. Серьезная солидная причина. Но это когда было-то? Да и не было там ничего такого. — Какого? — Такого, — Холстинин продемонстрировал Виталию свою гитару с басовыми струнами. — Это садо-мазо какое-то. И я вот в толк не возьму, с чего вдруг ты вообще про него вспомнил, да еще и так. — Так ты же и вспомнил. А мы с тех пор студию меняли не помню сколько раз, и за порядком следим, Макс особенно. К чему вот ты его вот просто так вспомнил? Может, встречаешься с ним тайно, или переписываешься. — Желаешь изучить мою переписку? — невозмутимо ответил Владимир, расположившись в кресле и стягивая струны с гитары. — Приходи вечером, почитаем вместе. За одно узнаешь, с кем и где я встречаюсь. — И я должен тебе поверить? — Ну как вариант. Заодно объяснишь, как намек на уборку может заставить приревновать к фонарному столбу. В прошлый раз хотя бы Маврин был, это я хоть как-то понял. Или всё же есть другие причины, о которых я не знаю? — Не знаю. Ну ты точно с ним общаешься! — Значит, всё же читал, — Владимир достал свои струны. — Не знаю зачем, но в упор не представляю, чего такого ты в принципе мог там вычитать? У нас даже по музыке никаких личных договорённостей нет, не говоря о большем. Да сам же читал. — Ну читал. Чего ты вообще с ним общаешься? — Так, вроде, не запрещено. Я и тебе не запрещаю. И даже проверять твои переписки у меня нет ни интереса, ни желания. Тебя-то кто на это надоумил? — Никто. — Понятно. Своих не сдаешь. В студии повисла тишина. Едва слышно открылась дверь и кто-то заглянул. Владимир краем глаза заметил Мишу, но пытаться хоть как-то реагировать и останавливать не стал. Дополнительные подозреваемые, способные хоть как-то развить фантазию Виталия в его выдуманной истории, сейчас Владимиру не нужны. — Ладно, — выдал Виталий после долгого размышления. — Разбросаю всё, как было. — Как было, тоже не надо. Надо, чтобы было удобно. Всем. И струны на остальных гитарах, пожалуйста, поменяй сам. — И всё? — Виталий удивлённо посмотрел на гитариста. — Тебе мало что ли? Я до сих пор не понимаю, как ты ухитрился всё это сотворить. Я про гитары. А уборку переделывать, думаю, всем вместе придётся. — Угу. Макс точно в шоке будет. Чтобы не шокировать барабанщика и не получить уже заслуженный нагоняй за самоуправство, Виталий попытался вспомнить, куда он упаковал все запасные тарелки, пластики и прочие детали и инструменты для их сборки. Для этого пришлось заново вынести весь шкаф и раскидать всё. Холстинину в этот момент показалось, что до уборки было чище. А ему — Холстинину надо поменьше слушать причитания Кипелова относительно бардака в его студии, и получше следить за порядком на своём рабочем месте. За этим разбором и поисками их и застал Удалов. Благо, что к этому моменту всё было найдено, и Максим сделал вид, что поверил в историю про внеплановую, но так необходимую уборку. Неизвестно, что он подумал, заметив одну из гитар Холстинина с басовыми струнами, но сообщил, что все свои вещи и инструменты он приберёт сам так, как считает нужным. Больше его удивили то только коробки обмотанные проводами. Вскоре вернулись Сергей и Михаил. Оценив масштаб погрома, предположили, что могло дойти до драки, но следов этой драки ни на ком не обнаружилось. В процессе коллективной уборки был обнаружен второй, примерно так же заполненный, шкаф, и Дубинину снова пришлось придумывать объяснение, как и почему так могло произойти, и почему он так психанул. — Ну там я могу понять, — Сергей кивнул в сторону гитар Холстинина. — А мне за что? — Погорячился, — отозвался Виталий из-за баррикады коробок. — Оставь, вечером перетяну. — Уверен? — Да. Закрыли тему. — Как знаешь, думал у тебя поинтереснее планы на вечер. — Только после исправительных работ, — напомнил о себе Владимир, расположившийся на диване и наблюдающий за процессом.