***
Утром Уэнсдей проснулась от визгов Энид и даже не удивилась: слишком привыкла к такому будильнику. Правда, в этот раз крики были не из-за того, что ей нечего надеть, а явно по другому поводу. И Уэнсдей даже знала, по какому. — Уэнс, а ты разбираешься в языке цветов, да? — подрагивающим голосом спросила Энид, оглядывая розу, чей бутон был интересного цвета. — А что означают чёрные розы? Смерть? Уэнсдей убрала пряди, прилипшие к вспотевшей за время сна шее, сладко зевнула и на минутку даже забыла о том, что это она преподнесла Энид цветок. Валентинки ей показались слишком скучными, а так подарку можно было придать контекст, а не прямым текстом говорить, что ты чувствуешь. Энид почему-то совсем не оценила подарок. — Только одну заварушку пережили, уже другая… — Успокойся, глупышка Синклер, никто не желает тебе смерти, — раздражённым голосом отозвалась Уэнсдей и аккуратно взяла розу в ладонь. Она любила чёрный цвет, он отлично контрастировал с её бледной кожей и придавал ей ещё больше мертвецкий вид. — Если человек дарит чёрные розы, значит, получатель является сильной личностью и даритель восхищается им. Энид выдохнула от облегчения и убрала руку от груди, которую до этого прижимала к сердцу. Она уже не в розовом свитере, а в белом — в честь праздника, наверняка, чтобы отличаться от всех. Теперь Уэнсдей знала, какого оттенка дарить следующую розу, несмотря на её цветовую аллергию. Но сначала — розовая, до белой ещё добраться нужно. — Теперь ты спокойна, Синклер? — Не очень. А ты не хочешь сходить со мной на математику? С тобой было бы спокойнее. Вдруг, роза всё-таки значит смерть… — тревожно затараторила Энид, а Уэнсдей пыталась успокоить собственное сердцебиение. На словах «с тобой было бы спокойнее» она будто бы умерла, пока что метафорически. — Если пообещаешь не хватать меня за руку, если снова увидишь послание. Уэнсдей бы мечтала убрать отрицательную частицу из сказанного предложения, но иначе Энид заподозрит неладное.***
— Ох, мисс Аддамс, вы сегодня вместе с нами. — Я сегодня с Энид, — невозмутимо отозвалась Уэнсдей, и даже ни один мускул не дрогнул на её лице, хотя внутри она радовалась ещё часу в обществе Энид. Даже несмотря на то, что через пять минут она схватила её за руку и указала на ещё одну розу. Розовый, нежно-розовый — чтобы выразить свою симпатию. После чёрной розы получить розовую было гораздо приятнее. Об этом Уэнсдей тоже побеспокоилась, подумав, что первым подарком точно напугает Энид (так и случилось). Они присели за парту, и Энид специально отодвинулась подальше, чтобы не смущать Уэнсдей их близостью. Сейчас Уэнсдей мечтала лишь пододвинуть свой стул ближе к Энид, потому что её тянуло к ней. Тянуло так, что оставалось лишь смириться с этим и принять это. Энид же не замечала никаких перемен в поведении Уэнсдей, слишком поглощённая розой… и запиской? — Уэнс, тут ещё и записка! — не успев даже разложить учебники и тетради, воскликнула Энид, за что наткнулась на упрекающий взгляд преподавателя. «Цвет влюблённости. Символ начала чего-то светлого и сильного. Выражаю свои благородные намерения и восхищения, mio lupo», — было написано аккуратным, каллиграфическим почерком в маленькой записке. Уэнсдей не выражала никаких эмоций, как и обычно, зато Энид быстро испытала на себе весь спектр эмоций: от тревожности до непонимания и… умиления. До знакомства с Энид Уэнсдей даже не догадывалась, что вообще способна на эмоции. И поначалу это её бесило, очень бесило, мол, как это она и испытывает что-то, а потом она испугалась — что же это значит, если она только по отношению к одной Энид испытывала чувства? Сейчас Уэнсдей исполнена решительности, потому что больше она не боялась. — Если бы сегодня не был день святого Валентина, то я бы точно подумала, что в меня влюбился психопат. — Праздник не отметает такую возможность. — Уэнс, дай помечтать о тайном поклоннике… или поклоннице, причём со знанием итальянского языка. Итальянки такие горячие, мне точно повезло, — мечтательно лепетала Энид, обмахиваясь запиской, как веером. Наверняка, в голове уже рисовала картинки свадьбы с итальянской поклонницей. А вот Уэнсдей подавилась воздухом. Эх, знала бы Энид, что она только что назвала Уэнсдей горячей.***
Уэнсдей не любила современные технологии, не пользовалась телефонами, ноутбуками и остальными гаджетами, разве что только в случае смертельной угрозы или уж очень чрезвычайной ситуации. Даже для работ по учёбе она предпочитала рыться в библиотеке. Но Энид — та самая чрезвычайная ситуация, что не могла прожить без телефона и заставила Уэнсдей завести его. С тех пор Энид во время уроков слала ей глупые стикеры и видео, втихомолку изменяла наименования малочисленных контактов (Мортиша Аддамс оказалась горячая штучка), ставила на обои плюшевых мишек и даже умудрилась переключить телефон на китайский язык вместо английского. Уэнсдей даже не удивлялась очередным её проделкам, лишь в тайне от неё любовалась её милой смущённой, но довольной улыбке. Иногда Энид всё-таки писала по делу, представляете? Вот в это поверить было уже проблематичнее. Энид снова роза… снова записка… снова с прозвищем итальянским мне кажется что это итальянка ну знаешь почерк слишком красивый для парня Уэнсдей А может, Аякс специально для тебя обучился каллиграфии. Энид ооо это точно не аякс Энид прислала фотографию, в которой было написано: «Ревную тебя, mio lupo. Поверь, Аякс не стоит тебя и твоих слёз». Уэнсдей фыркнула, вспомнив об милом, но бесящим Аяксе. Другого написать она не могла: уж слишком раздражал её этот парнишка, что вечно крутился возле Энид и заставлял её всхлипывать по ночам. Больше Уэнсдей такого не допустит. Она позаботиться о своей волчице. Уэнсдей Зелёные розы? Энид ты за моей спиной? как ты угадала? или ты гадалка или ясновидящая??? я столько всего не знала о тебе уэнс Уэнсдей Зелёными розами можно заявить о ревности. Никакого мошенничества, только эрудированность. Энид ты на языке цветов шаришь как на родном и на итальянском тоже кстати… Дальше тема беседы, к счастью, сменилась на новую, и Энид не стала дальше развивать тем с итальянским. Слишком рано. Энид должна узнать обо всём не раньше вечера, чтобы Уэнсдей успела всё устроить.***
Уэнсдей стояла на балконе. Ветер трепал её косички и ими же хлестал по щекам, глаза давно покраснели, но она упрямо ждала появления Энид. Скоро она закончит дружеские посиделки с Йоко и придёт в их общую комнату, и там обнаружит лепестки роз, ведущие на балкон. Вероятность того, что она испугается и убежит звать старших, высока. Уэнсдей бы, понятное дело, не испугалась, но вот Вещь переживал за психику Энид. «Не напугай её». — А ты ей скажи, чтобы не пугалась, — шикнула на него Уэнсдей, продолжая вертеть в руках бутон розы и поправлять лепестки. Оранжевые с тёмно-красной окаёмкой и солнечно-жёлтой сердцевиной. Идеальные цветы, чтобы описать её чувства к Энид. «Я её встречу, но не обещаю, что она не испугается», — отозвался обидевшийся Вещь и, перебирая пальцами, перебрался из балкона в комнаты. Как раз во время: уже послышался привычный крик «Уэнс, я пришла!», который хоть и отвлекал Уэнсдей от романа, но грел сердце. Надо же, какая же она влюблённая… И что с ней только следала её волчица? Уэнсдей бережно расправляла лепестки, наслаждаясь прекрасным пылающе-оранжевым цветом. Обычно она предпочитала чёрный, учитывая её цветовую аллергию, иногда красный и бордовый — как кровь, куда без неё. Тайно ото всех любила розовый, спасибо свитерам и маникюру Энид. Но сейчас она любила оранжевый — спасибо розам, что так прекрасно олицетворяли её чувства. — Уэнс? — Я здесь, — тихо прошептала Уэнсдей, не отрываясь от розы. По полу просеменил Вещь, ругаясь на то, что здесь очень пыльно и как она вообще здесь умудрялась играть на виолончели. Энид уже успела сменить белый свитер на привычный — и горячо любимый Уэнсдей — розовый, и в голове Уэнсдей снова прокрались мысли о том, чтобы Энид её согрела, у неё же кровь горячая, объятия вкупе со свитером должны быть тёплыми. Энид мало что понимала и ещё больше запуталась, когда Уэнсдей протянула ей огненно-оранжевую розу. Символ пылких чувств и энтузиазма, которым Уэнсдей была более чем наполнена, спасибо вечно позитивной Энид. Их дарили, если хотели заявить о том, что даритель пьян от чувств получателю. И какая же это правда! — Я не хотела дарить красные розы и говорить так «я тебя люблю», хоть и люблю красный, — начала говорит Уэнсдей и чуть было не отвлеклась на Вещь, что коверкал её слова и хихикал, но вдохнула морозного воздуха и продолжила: — Поэтому принимай оранжевую розу, ведь я пьяна от чувств к тебе. Впервые говорить о своих чувств было легко, и слова даже сами летели изо рта. Что это, если не влияние открытой и эмоциональной Энид? Закончив речь, Уэнсдей наткнулась взглядом на хмурые брови Энид. — Мне что, сказать mio lupo, чтобы до тебя дошло, что тайная поклонница итальянка это я? — раздражённо фыркнула Уэнсдей. — Лучше сказать amore mio. Я же любовь твоя, верно? — Догадалась, что это я? — Уэнсдей фыркнула, наверняка, они с Йоко обе гуглили милые прозвища на итальянском. И, кстати, она всё ещё не получила реакции на признание в любви. — Сопоставила факты, — всё также мило и смущённо улыбнулась Энид. — Я твой почерк видела мало, но его легко запомнить: красивый очень. Язык цветов ты знаешь. И именно ты сказала про итальянский, лично я бы его спутала с испанским. Энид продолжала говорить о том, как догадалась о том, что тайная итальянская поклонница это именно Уэнсдей и никто больше неё, и с каждым словом всё больше приближалась к Уэнсдей. Пока в конечном итоге она не оказалось очень близко и, наклонившись к уху той, прошептала: — Ну и ещё ты не особо противилась моим словам о горячих итальянках. Уэнсдей от неловкости дёрнула плечом. Энид вела себя уверенно и держала ситуацию в своих руках, пока Уэнсдей сгорала от нетерпения и желания получить реакцию на её признание. — Почему не ящик с валентинками? Я тебе что, зря на него намекала. — Слишком банально, — парировала Уэнсдей. — А про Аякса зачем говорила? — Чтобы отвести подозрения от себя. — Моя ж ты смышлённая, — хихикнула Энид и теперь наклонилась к губам Уэнсдей. — Можно? Уэнсдей не выдержала и первой накрыла губы Энид своими. Мягко, нежно и невинно — понадобилась бы белая роза, но и поцелуев Энид хватало. Руки оказались на тонкой девичей талии и пробрались под свитер, и, о чёрт, Энид действительно тёплая. Чёртова горячая кровь оборотней. Теперь Уэнсдей думала обо всём, но точно не о невинности. — Tu sei il mio tesoro, Синклер. — Ты тоже моё сокровище, Аддамс.