Я увидел во сне рыбку и проснулся в твоих объятиях

Чёрная рыбёшка медленно проплывает под взглядом Сатору и не скрывается из поля зрения, а возвращается обратно, чтобы снова показаться во всей красе. Сатору касается раскрытой ладонью стекла, и пальцы, как в туман, уходят внутрь, оказываются в тёплой воде аквариума. Он расправляет лёгкие, выпуская пузырьки воздуха, и закручивается спиралью, устремляясь вверх за чёрной рыбкой. Плывёт недолго — его останавливают знакомые руки, перехватывая за талию, поворачивая, вовлекая в танец. Сугуру держит крепко и смеётся, счастливо щуря глаза. Его длинные тёмные волосы колышутся в воде, как водоросли, а одежды трепещут плавниками. Кажется, что воду в аквариуме подсвечивает яркое, лучистое солнце. Они всплывают вместе, в обнимку. Наверху уже ждёт пляж, тот самый. Но нет никакого задания, никакой ответственности. Людей тоже нет. Как будто бы вообще нигде, словно они остались вдвоём на всей планете. Они бросаются друг в друга песком, едят мороженое и целуются, пока не заболит голова. Сугуру гладит его по лицу и открывает рот, чтобы что-то сказать… Возвращаясь из сна в реальность, Сатору захлёбывается. Это первый счастливый сон с тех пор, как Сугуру повернулся к нему спиной и ушёл в толпу тех, кого так ненавидел. Нет, невозможно! От кошмаров может спасти только одно средство — если бы он снова уснул в одной кровати со своим соулмейтом. Но это что-то из разряда фантастики. И не той, в которой нужно бороться с помощью магии с проклятиями, а куда более невозможной. Сатору открывает глаза, не зная, чего ожидать. Комната незнакомая. Не его спальня в Техникуме и не собственная квартира, в которой он почти не бывает. И совершенно точно не отель, в котором он мог оказаться на задании. Ну и, конечно, он никогда не оставался на ночь с теми, с кем пробовал что-то вроде взаимовыгодных отношений, которые никогда не длились дольше одной ночи. Где, чёрт возьми, он оказался? Тем не менее это чья-то спальня — чистая и уютная. На низкой тумбочке рядом с футоном стоит фото двух девочек-подростков. Не сразу, но Сатору их узнаёт. Не то чтобы он занимался сталкингом, но однажды проверял соцсети одной из девочек. Кажется, Нанако. Из целей безопасности, разумеется, а не в попытке унять сжирающую изнутри тоску, прикоснувшись к чужой жизни. В панике, не имеющей никакого отношения к тому, что Сатору видел за годы пребывания в жестоком шаманском мире, он поворачивается. Это паника его личная, Годжо Сатору, а не сильнейшего шамана поколения, не сенсея, не шестиглазой аномалии и величайшего благословения. Перед ним лицо, которое он не видел восемь лет. Были фотографии, были даже видеозаписи, по которым Сатору понимал, что с годами юношеское очарование Сугуру сменилось взрослой мужской красотой, перед которой он всё так же безоружен. Но снова оказаться на расстоянии поцелуя? Сатору не был к этому готов. Черты Сугуру расслаблены, он не напряжён и не играет в лидера культа, поэтому выглядит моложе. Ему снится хороший сон. Естественно, ему снится хороший сон! Сатору ведь лежит рядом с ним, такова насмешка жестокой природы. Как Сатору здесь очутился? И главное — зачем? Ему казалось, что он дал понять своим преступным бездействием: я не могу тебя остановить, что бы от меня ни требовал закон, но и видеть тебя не могу тоже. И почему Сугуру спит? Или делает вид, что спит? Возможно, это какая-то хитроумная уловка, чтобы сбить с толку, запутать, погрузить в воспоминания, которые ранят до сих пор, ранят как в первый день, как в первый год. Видимо, почувствовав на себе взгляд, Сугуру просыпается тоже. Увидев Сатору, он мгновенно вскакивает с матраса, и требуется несколько секунд, чтобы маска всемогущего культиста встала на место. Но в простой хлопковой пижамой и с растрёпанными длинными волосами эффект несколько смазывается. Он выглядит так, как Сатору хотел бы его видеть каждое утро каждого оставшегося дня. Совсем не угрожающе. С другой стороны, сам Сатору вообще в одних трусах. Интересная будет битва. Сатору видит проклятую энергию Сугуру, напряженную, натянутую как струна, готовую в любую секунду сорваться. Один на один их силы не равны, разумеется, но неизвестно, что именно Сугуру задумал. К тому же, они на его территории. Но вместо атаки Сугуру растягивает губы в незнакомой, словно бы даже неприличной улыбке. Если бы Сугуру состроил такую физиономию в шестнадцать, у Сатору случился бы инфаркт. Но им давно не шестнадцать, и Сатору с горем пополам научился своё сердце беречь. — Чем мои скромные покои заслужили визит самого Годжо Сатору? Кровь вскипает мгновенно, Сатору тоже встаёт. Издевается, значит, хочет сделать больно. Как будто мало было между ними боли, как будто мало ночных кошмаров приснилось им обоим за долгие девять лет разлуки. — У меня нет желания играть в эти игры. Чего ты хочешь? — Игры? О, Сатору, но мы же играем по твоим правилам, раз ты нашёл меня и смог проникнуть в спальню, обойдя все защиты. — Проникнуть?! Ты заманил меня сюда каким-то образом и пытаешься убедить в том, что я сам пришёл? Абсолютная бессмыслица. Разве что Сугуру решил свести его с ума, заставив сомневаться во всём на свете? Тогда неплохая заявка на успех. Наносная уверенность на лице Сугуру смягчается. — Сатору, уверяю, что пожелай я нашего прямого противостояния, то выбрал бы куда более изящный и честный способ тебя об этом оповестить. Моё уважение к тебе осталось прежним. Сатору продолжает внутренне кричать и не может перестать разглядывать, впиваясь незащищенным взглядом в мельчайшие детали. Не может не замечать, что в чертах Сугуру появилась несвойственная ему прежде экспрессия. Раньше Сугуру часто вежливо улыбался и также часто хмурился, хотя имелась в его арсенале и особенная улыбка, беззащитная и открытая, всегда адресованная только одному человеку, только Сатору, такая, что абсолютно преображала его лицо. Теперь же он напоминает актёра, который отлично играет свою роль, выдавая эмоцию за эмоцией, но не проживает ни одну из них. Неужели даже сейчас? — Что ты помнишь последним? — спрашивает Сугуру, проверяя что-то в телефоне. Дату? Последние новости? — Помню, как лёг спать в Техникуме, — отвечает Сатору за неимением идей, что ещё можно сделать. Ну не убьёт же он Сугуру прямо сейчас. — А ты? — Как лёг спать у себя в кровати… — Он отрывается от экрана. — Ладно. Что-то странное вчера происходило? Какие-то стычки с проклятиями? Сатору чешет голову. — Да нет вроде. Я водил Мегуми есть панкейки. А, ты же не знаешь, кто такой… — Я знаю, кто такой Мегуми Зенин. — Фушигуро, — поправляет Сатору. — А у тебя? Какие-нибудь необычные злодейства? — Ничего такого… Глаза Сугуру расширяются, и он опускается на футон, подогнув под себя босую ногу. — Что? — Девочки вчера сделали мне подарок. Сказали, что заранее хотят подготовить сюрприз на День Святого Валентина. Точно, праздник. В этом году Сатору совсем про него позабыл. Обычно он дарил всем студентам по коробке дорогих конфет, но неделю назад случилась некрасивая ссора с Хакари, и Сатору совсем поник. После этого разговора к нему подошла Кирара и сказала, что выцарапает ему глаза, если «Кин-тян» ещё раз расстроится из-за него. Возможно, эти дети лучше понимают, что важно, а что не очень. — Подозреваю, что это была не поделка с надписью глиттером «самому лучшему папе». Сугуру долго не отвечает, и Сатору раздражает, что в эти секунды он знает меньше своего оппонента. — Это было проклятие особого уровня, которое манипулировало реальностью, — говорит Сугуру ровным и пугающе бесстрастным голосом. Куда внезапно подевалась вся его театральность? — И ты его поглотил? — Нет, Сатору, поставил под стекло, чтобы любоваться. Конечно я его поглотил. Молчание затягивается. До Сатору не сразу доходит, в чём Сугуру только что признался. А когда доходит, он чувствует… что-то очень большое и всепоглощающее. — То есть ты получил способность менять реальность и первым делом не убил всех людишек, а пожелал увидеть меня в своей кровати. Как мило, Сугуру, — говорит Сатору. В голосе, впрочем, как он ни старался, нет фирменной усмешки. Звучит скорее грустно. Видели бы эту сцену его студенты. Жалкий, влюблённый, отвергнутый дурак, который спустя девять лет еще на что-то надеется. Кираре точно было бы что сказать. И совершенно заслуженно. Во взгляде Сугуру расплывается топкий омут, незнакомый Сатору по прошлой жизни, и от этой сладкой темноты подкашиваются колени. Сугуру вскидывает подбородок и смотрит жадно. Таким Сатору его не помнит. И если это тоже притворство, то пусть. — Может, это было пробное желание, — почти шепчет Сугуру своим чарующим голосом, слегка изменившимся за годы. — А теперь я убью всех на твоих глазах. Звучит обещанием, но отчего-то не массового убийства, а вещей куда более интимных. Как будто Сугуру говорит: я сожгу этот мир дотла, а потом буду любить тебя на его пепелище до изнеможения. Вот только Сугуру никогда этого не предлагал. Даже тогда, в семнадцать, когда самое время сбегать от всех авторитетов вместе со своим соулмейтом. Сейчас — тем более. Слишком большая ответственность лежит на них обоих, чтобы позволить слепой любви говорить, как поступать. Но огонь в глазах быстро гаснет, и Сугуру груснеет. — Что тебе снилось, Сатору? — спрашивает он, глядя в окно. — Аквариум. Море. Окинава. А тебе? — Мне снилось, что ты перешёл на мою сторону. — Ха, я видел это во сне тысячу раз. Но для меня это был не слишком приятный исход событий. Во взгляде Сугуру мелькает что-то сложное, неопределённое. Зависть? — За эти годы ты ни разу мне не приснился. Прежде Сатору думал, что это он проклят своими снами, бесконечным напоминанием о том, что могло быть, но нет, на самом деле проклят был Сугуру, которого жестокая связь лишила даже этой капли близости. Против собственного желания Сатору чувствует, что расслабляется в присутствии Сугуру. Садится рядом и почти кренится в его сторону. Не может оставаться напряжённым наедине с соулмейтом. Так задумано природой. И это может стоить ему головы. Сугуру делает вид, что флиртует, но именно что делает вид. Сугуру умён, Сугуру хитёр и знает Сатору как свои пять пальцев. Сколько раз они так сидели на одной кровати и, кажется, что стоит потянуться рукой, можно, как во сне, провалиться в воспоминания. Как и полагается, со дня их встречи и до тех пор, пока они не уснули на одном диване за просмотром скучного фильма, Сатору снились кошмары. В тот день он познакомился не только с Сугуру, но не сомневался ни секунды. Даже если бы самой концепции соулмейтов не существовало, они были бы родственными душами. Тогда Сатору сказал какую-то глупость, Сугуру довольно резко и остроумно ответил, и Сатору рассмеялся. Да так и продолжил смеяться, хотя было не до смеха, откровенно говоря. Тем не менее они нашли путь друг к другу, и когда могли, засыпали вместе: в Техникуме, на заданиях, куда бы их ни закинуло. Рассказывали друг другу сны, как обычно делятся сюжетами прочитанных книг или просмотренных фильмов. День был продолжением ночи, а ночь — продолжением дня. Всё изменилось после смерти Рико. Их стали отправлять на разные задания, и проводить ночи вместе стало сложнее. А потом привычка пропала, даже когда они оба оставались в Техникуме. Это были кошмары, да, но между их кроватями была стена и пара метров. Ничего критичного. А вот потом… Когда Сугуру ушёл, начался настоящий ад. Сатору душили кошмары. Иногда новые, иногда повторяющиеся. Каждую проклятую ночь. Он убивал Сугуру и умирал от его руки сам. Беспощадно уничтожал сотни людей и шаманов, включая своих учеников, ради Сугуру, просто чтобы увидеть его улыбку. Просыпался, всё ещё чувствуя на руках кровь близких людей, и никак не мог нацепить привычную клоунскую маску на лицо. Однажды Мегуми позвонил ему, чтобы попросить новые кроссовки взамен тех, что стали малы, а он не смог взять трубку, потому что явственно видел, как, захлёбываясь смехом, перерезал мальчику горло на глазах его сестры. Потом купил десять пар самых дорогих кроссовок, что смог найти. Но он хотя бы видел Сугуру. Видел каждую ночь. Как будто никакой разлуки на самом деле и не было. Это случилось спустя три года после расставания. Прежде Сатору удавалось уговорить себя, что однажды пройдёт. Три года потребовалось, чтобы убедиться окончательно — не пройдёт. Никогда. Если он проживёт тридцать лет или сорок пять, или докряхтит до ста. Если умрёт и переродится проклятием. Болеть не перестанет никогда. Спустя три года он собрался и вышел из дома, но остановился посреди улицы с открытой дверцей машины. Что он собирался сказать? Упасть на колени и рыдать, умоляя вернуться и перестать убивать людей? Воззвать к логике и предложить что-то взамен безумного плана по уничтожение человества? Предложить себя, слепо понадеявшись, что Сугуру так же плохо? Перейти на другую сторону, отринув свои идеалы только потому, что сердце жгло невыплаканными слезами по потерянному соулмейту? Нет, у него не было право на слабость. Не было тогда и нет сейчас. Сугуру переводит взгляд от окна и смотрит на него так, как будто невыносимо хочет коснуться. Ну пожалуйста, мысленно просит Сатору, протяни руку. Из-за двери слышится девичий голос: — Мастер Гето, мастер Гето, спускайтесь завтракать. Мы кучу всего наготовили! Конечно же, они не одни в доме. Сатору в панике начинает искать пути отхода. В принципе он может телепортироваться. Или не может? Мало ли что Сугуру накрутил вокруг своего жилища. Боже, какой бред! Он, словно попавшийся на горячем любовник, готов прыгать с балкона Сугуру Гето, культиста и массового убийцы. Сугуру смотрит за его метаниями со странной нежностью и предлагает: — Ты можешь остаться на завтрак. Если хочешь, конечно. Девочки будут только рады. — Ты не помешаешь мне уйти? — удивляется Сатору. Хотя и сам он пока ничего не предпринял, а ведь должен был. — А ты хочешь остаться? — Мне кажется, мы говорим о разном. — Как раз-таки мы говорим об одном. — Ладно, надеюсь, у вас есть нормальная еда, а не только какая-нибудь полезная хренотень. Сатору уже почти хватается за дверную ручку, но Сугуру преграждает ему дорогу. — При всём уважении, Сатору, я стараюсь быть хорошим опекуном своим девочкам, поэтому предлагаю тебе перед завтраком одеться. — Можешь не скрывать, что просто хочешь оставить лучшие виды только для себя. Усмехнувшись, Сугуру выдаёт ему спортивные штаны и белую футболку. Надо же, Сатору уже было подумал, что в гардеробе Сугуру одни монашеские одеяния. Но кое-чего не хватает. Сатору бросает взгляд на тумбочку, но там, естественно, не оказывается ни повязки, ни очков. — Могу предложить тебе солнцезащитные очки. Стёкла, правда, послабее, чем тебе нужны. Или… могу помочь завязать глаза поясом. Уже от одного этого предложения у Сатору темнеет перед глазами. Он представляет, как Сугуру будет накладывать ему на лицо плотные ленты пояса, невесомо касаясь кожи, и наклоняться совсем близко, возможно даже, шепнёт что-то грязное на ухо. — Обойдусь. Стыдобища. Девять лет назад он нашёл бы как сострить и заставить Сугуру рассмеяться, а то и смутиться в ответ. Но за завтраком Сатору жалеет, что отказался. Глаза устают довольно быстро. Дом обвешан защитной вязью, а сам Сугуру пульсирует поглощёнными проклятиями, как рождественская ёлка. Девочки тоже не так просты, как казались на фотографиях. Вчетвером они сидят за котацу, и это до нелепости по-домашнему, по-семейному даже. Сатору ест вафли в форме не слишком ровных сердец и смотрит больше себе в тарелку, чувствуя на себе взгляд Сугуру. Пытается завязать разговор, но общей темы не находится. — Вы больше не в ссоре? — спрашивает Нанако. — Нанако! — одёргивает её сестра. — Чего? Интересно же! — Нам многое нужно обсудить, — дипломатично отвечает Сугуру и смотрит на Сатору так, словно обсуждать собирается исключительно в горизонтальной плоскости. Да откуда в нём столько искусительства появилось? На ком он тренировался? Даже ревность появляется из давно забытых глубин. Однако когда они реально начинают обсуждение, разговор быстро заходит куда-то не туда. — Слышал, в следующем году ты хочешь взять под крылышко ещё одну девчонку из гадюшника Зенинов. Да не просто девчонку, а их главное позорище после Тоджи. Похоже, Сатору переоценил дипломатичность Сугуру. — Думаю, что не буду прислушиваться к твоим педагогическим советам. — А зря. Своей семье я могу доверить жизнь, а у тебя, я слышал, большие разногласия с двумя талантливыми первокурсниками. — У тебя отличный слух, Сугуру, — холодно говорит Сатору, сжимая палочки. Ладно, Маки, но как он узнал про Хакари с Кирарой? И не просто узнал, а прекрасно понимает, что это самый больной вопрос. Если бы всё зависело только от Сатору, он дал бы способностям ребят раскрыться в полной мере. — Ну не расстраивайся так, Сатору, — говорит Сугуру, как будто не только может менять реальность, но и мысли читает. — Уверен, ты отличный сенсей. И мог бы стать ещё лучше, если бы не пришлось слушать выживших из ума маразматиков. — Но пришлось бы слушать тебя? — Так вот какого ты мнения обо мне… Как грустно. Судя по голосу, Сугуру это скорее забавляет. Он продолжает: — Если ребята вдруг по какой-то причине останутся без твоего внимания, я буду очень рад принять их в свою семью. — Даже думать не смей о том, чтобы приближаться к моим ученикам. — А то что? — спрашивает Сугуру, возвращая хитрую ухмылку. Интересно, насколько хорошо Мимико и Нанако знают своего наставника. Настоящего Гето Сугуру. — Ты сомневаешься, что я смогу сделать всё, что потребуется? — подначивает Сатору. Он хочет сказать «ты сомневаешься, что я смогу убить тебя?», но не может угрожать Сугуру убийством в присутствии девочек, которым тот заменил отца. — Я никогда в жизни не сомневался в тебе, — отвечает Сугуру, прикладывая ладонь к груди. — В нашем последнем разговоре ты говорил иначе. — Тогда я был не в ладах со своими эмоциями. Нанако громко и ужасно невежливо вздыхает. Они и правда слишком увлеклись друг другом. Впрочем, так было всегда. Другим людям, даже Сёко, рядом с ними было сложно. Мимико тычет сестру локтем в бок и выразительно показывает на дверь, пытаясь объяснить, что взрослых пора оставить наедине. — Мы, короче, пошли в кино, там сегодня фотозона с сердечками, — говорит Нанако. — Посуду сами мойте. — Хорошо вам провести время, — желает Сугуру. Сатору не знает, что сказать: увидимся? берегите папу? приятно было познакомиться? Какие существуют правила для общения с дочерьми своего бывшего, который стал массовым убийцей и сектантом? — Охренительные вафли, — выбирает он максимально нейтральное. Мимико кланяется, а Нанако хмыкает. После этого обе девочки уходят. В едином порыве они подсаживаются ближе друг к другу, и Сугуру кладёт руку на стол, как будто спрашивает разрешения коснуться. — Мне понравился сегодняшний сон, — говорит он с горьким и отчаянным сожалением. — Я был бы бесконечно счастлив, будь всё так просто, как там. — Теперь — именно так просто. Ты ведь можешь не убивать всех людей, ты можешь просто избавиться от проклятий. На этом всё закончится. «На этом всё закончится, и мы будем вместе», — хочет сказать Сатору, но это и так понятно. Сугуру грустно смеется. Он кладёт голову на руку, как будто очень устал, и смотрит на Сатору искоса. — Но с чего бы мне это делать? Зачем оставлять в живых этих ничтожных существ? — Зачем? — Сатору вспоминает выражение лица Сугуру, когда тот признался, что не видел его во снах всё это время. — Потому что я попросил, Сугуру. — И ты готов перестать быть сильнейшим? — Ты спросил, что первее — моя сила или моё имя? Ни то, ни другое. Не статус главы клана, не особый уровень, не Шесть Глаз, не Бесконечность. Я гораздо больше, и ты это знаешь. Ты единственный знаешь. Сугуру продолжает смотреть, не отрываясь и почти не моргая. — Что скажешь? — уточняет Сатору. И Сугуру улыбается. Той самой беззащитной и открытой улыбкой, которую Сатору сегодня вспоминал. Предназначенной только одному человеку. Тому, кто своей головой на соседней подушке оберегает от любых кошмаров. — Девочки хотели попробовать крепы в одном местечке. В меню есть вариант с двойной порцией сиропа и взбитых сливок.