ghost on the shore

Грэм сидит один на вершине крутого утёса, скрестив ноги в ботинках, на коленях балансирует альбом для рисования, а между пальцами лежит палочка древесного угля. Он делает зарисовки, ловко захватывая одинокий столб, выступающий из серой бурлящей воды. Маленьких белых чаек, которые неуверенно садятся на утёсы, он позже добавит мелом. Морскую пену и брызги тоже. День ясный, но он знает, что прибрежный туман опустится ранним вечером. Главное — скорость. Когда-то рисование было для Грэма не более чем приятным времяпрепровождением. Это помогало ему коротать долгие часы на борту кораблей и радовало его друзей и сослуживцев-офицеров. Гарри Гудсиру, в частности, так нравились его красочные акварели с морскими обитателями, что они вылавливали их и изучали во время их океанского путешествия. Теперь это был побег. Или, возможно, оружие в его арсенале. В узком туннеле его сосредоточенности все другие заботы переставали существовать, кроме объекта художественного внимания. Его аккомпанемент царапанью углём по бумаге — это волны, разбивающиеся о скалы на много футов ниже. Успокаивающее, постоянное напоминание о воде в движении. Это помогает ему не вспоминать зловещий скрип неподвижного льда, когда он лежал в лазарете, кожа на спине была в клочьях. Или, что ещё хуже, навязчивая безмолвная пустота Земли короля Уильяма, где он снова каждую ночь лежал лицом вниз, мучимый цингой и истекающий кровью из вновь открывшихся шрамов. Каждый раз Гарри был рядом, чтобы облегчить его страдания. Его нежные руки вытирали кровь и гной. Откидывали потные волосы Грэма с его лица и вытирал лоб. Он дремал на стуле рядом с больничной койкой на борту «Эребуса» и лежал напротив него, дрожа от холода в брезентовой палатке, где они осмеливались лишь проводить кончиками пальцев по впалым щекам друг друга. Даже во время их призрачного путешествия домой на «Энтерпрайзе», когда выжившие люди бродили по палубе, как призраки, Гарри застенчиво держал его за руку, пока он шел из лазарета в каюту. К тому времени, когда они вернулись в Лондон, взять Гарри за руку и последовать за ним в Шотландию было так же важно для его существования, как дышать. Шаги шуршат по траве прямо у него за спиной, и он всё равно не может не вздрогунть. Так тихо по сравнению с хрустом сланца под ногами. - Я так и думал, что найду тебя здесь,- говорит Гарри, тяжело дыша после долгой ходьбы, борясь со встречным ветром, до края обрывая. Грэм улыбался ему, но пока не отвлекается, важно, чтобы он закончил эти последние несколько деталей. Туманные облака ненадолго рассеются. - Это заняло всё утро, но наконец завершил своё последнее исследование. Я подумал, что ты, возможно, голоден,- он слышит, как Гарри роется в своей сумке, не обращая внимания на отсутствие ответа Грэма.- Я приготовил несколько сэндвичей из тех коричневых крабов, который мы вчера вытащили с пирса. Любопытные малыши, не правда ли? Я мог часами наблюдать, как они суетятся в своих вёдрах. Радостно болтая о своих последних открытиях в области ракообразных, Гарри опускается на траву рядом с ним. Ветер неистово треплет его растрёпанные кудри вокруг лица, а щёки и кончик носа порозовел от напряженной ходьбы от их коттеджа. Грэм заканчивает последний штрих чёрным в верхней части своего эскиза и рассеянно думает о том, что он никогда не рисовал Гарри. О том, что самый тёмный уголь был единственным способом передать соболиные завитки его вьющихся волос. Он думает, что Гарри согласился бы позировать ему. Сидеть за портретами — это долгое скучное занятие. Грэм хотел бы, чтобы ему было удобно. Сидит под тёплым солнцем на фоне сверкающего океана. Или возможно, в углу их маленького коттеджа, красиво выделяющегося на фоне тёмного дерева. Возможно, когда он жадно наблюдает, как длинные ресницы Гарри трепещут по его щеке, на нём нет ни единой одежды. - … Я собирался оставить одного или двух в аквариуме, чтобы ты мог их изобразить, но они… Грэм? Грэм моргает, манящие образы тают, и видит полностью одетого Гарри Гудсира, протягивающего сэндвич, нежное крабовое мясо угрожает вырваться за пределы толсто нарезанного хлеба с семенами. Он тщательно закрывает свой альбом для рисования, желая уберечь его от крошек. - Мне очень жаль, Гарри. Ты так много работаешь и так хорошо обо мне заботишься, а здесь я поглощен сравнительно тривиальными занятиями,- он принимает сэндвич и откусывает большой кусок, чтобы показать свою благодарность. Это восхитительно: свежий краб сочный и всё ещё имеет лёгкий морской привкус. Гарри улыбается, хотя в его тёмных глазах всё ещё сохраняется меланхолия, поселившаяся в них тогда, когда раны Грэма начали просачиваться сквозь его рубашку. - Они вовсе не тривиальны. У тебя такой талант, Грэм. И я знаю, что это помогает тебе… помогает тебе, когда… в такие трудные моменты...- он замолкает, глядя на свою еду. Грэм может только кивнуть, думая о том, как Гарри обнимал его, когда он плакал и хватал ртом воздух менее двух ночей назад. Некоторое время они молча сидят, глядя на море, задумчиво жуя рядом друг с другом, пока от обоих сэндвичей не остаётся лишь несколько крошек на их одежде. Гарри стряхивает семена со своего шарфа. - Как дела сегодня?- спрашивает он, хотя Грэм знает, что он имеет в виду не краба. Словно по сигналу, рубцовая ткань на верхней части спины внезапно заболела. Он с гримасой выпрямляется и тут же сожалеет, что целый день сгорбился над альбомом для рисования. Более тёплая, маленькая рука накрывает его руку, лежащую в холодной траве. Ему больше нечего скрывать от Гарри. - Когда мы вернёмся в коттедж, я смогу нанести на них немного мази,- мягко предлагает Гарри. Грэм старается не кривить рот. Он никогда не сможет сказать Гарри, что мазь, которую он старательно смешивает для него, к сожалению, мало помогает, когда рубцы затягиваются и болят. - Думаю, ваших рук на моей спине будет достаточно, чтобы взбодрить меня, доктор,- вместо этого говорит он. Гарри извивается в траве с придыханием «о», и розовый румянец, вызванный холодным ветром, становится глубже в тени. Прошло несколько месяцев с тех пор, как Гарри уговорил его говорить так откровенно, но Грэм всё ещё наслаждается властью, которую он имеет над этим человеком, будучи более откровенным, чем когда-либо осмеливался, пока они были в море. Несмотря на очевидное удовольствие от нежной провокации Грэма, Гарри выпрямляет выражение лица и, кажется, собирается с силами. Как будто готовится к операции, которая причинит глубокую боль всем участникам. - Грэм… я думал, что у нас есть больше времени. Но… я видел, что этим утром пришо письмо из военно-морского флота. А. Грэм покусывает внутреннюю сторону щеки, слыша, как в голосе Гарри прокрадывается дрожь. Он думает о нераскрытом конверте на каминной полке и крепко переплетает их пальцы, где они спрятаны в траве. - Джеймс предупредил меня в своём последнем сообщении, что оно скоро придёт. Мы знали, что это произойдёт,- говорит он, глядя на их соединённые руки. Там, где его испачканный углём большой палец медленно тёрся о бледную кожу Гарри, оставляя после себя тёмное пятно. Фицджеймс регулярно писал Грэму во время затянувшегося выздоровления в Лондоне. Он сообщил, что Крозье взял на себя обязательство оградить как можно больше членов своей уменьшившейся команды от ненасытной пасти военно-морского флота. Он огрызался, когда Адмиралтейство предложило вернуть их в Географическую службу для ещё одного арктического похода. В сообщениях Фицджеймса не была озвучена истина о том, что половинное жалованье может продержаться так долго. Гарри придвигается ближе, пока их колени не соприкасаются. Его бедро, обтянутое шерстью, излучает тепло в бедре Грэма. Грэму холодно после дневного рисования на утёсе, и он чувствует, что прижимается к теплу Гарри, пока их лбы почти не соприкасаются. От Гарри пахнет любимым лавандовым мылом, которое они покупают каждые выходные на рынке в Сент-Эндрюсе. Его кожа покрыта коричневыми веснушками от летних прогулок по побережью и от того времени, когда они лежали раздетыми на уединённом клочке серого песка. Грэм думает, что, когда они вернутся, он будет целовать Гарри, пока тот не задохнётся, прижавшись к дубовой стене коридора, так напоминающей его каюту на «Эребусе». Нет, упрекает он себя. Они никогда бы не были так свободны в своих чувствах на «Эребусе». Или «Энтерпрайзе». Он снова смотрит на воду, на столб, одиноко стоящий на фоне волн. Чтобы его попросили бросить это всё. - Ты примешь это назначение, куда бы оно тебя ни привело?- тихо спрашивает Гарри, поднимая голову, пока Грэм не поворачивается, чтобы встретиться с ним взглядом. Да, думает он. Потому что я в море с одиннадцати лет, и мне легче ориентироваться на борту корабля, чем на суше. Нет. Потому что… потому что… о… Его молчание, должно быть, говорит само за себя, потому что Гарри начинает говорить так торопливо, как будто он ожидал именно этого события. - Потому что если ты это сделаешь, я пойду с тобой. Как корабельный хирург. Это держало бы нас вместе, и о, я знаю, что, Грэм, будет тяжело снова прятаться. Но оно того стоило. Быть рядом с тобой… Грэм открывает рот, чтобы протестовать, но обнаруживает, что может только подавиться чудовищностью своих чувств. Его храбрый Гарри готов последовать за ним обратно в неизвестность. Его Гарри, единственная причина, по которой он и горстка его команды выбрались с этого богом забытого сланца живыми, если не по-настоящему целыми. Который перевязывал гноящиеся раны Грэма и отвлекал его от страданий красочными историями о его шотландском воспитании. Кто гладил его по волосам, чтобы успокоить его настолько, чтобы он заснул. Который пообещал показать ему дикую красоту Шотландии, если бы только Грэм мог пройти ещё немного: «Мы могли бы снять коттедж у моря, если хотите, лейтенант. Представьте, место, где мы будем одни...», «Я читал, что на Гебридских островах гнездятся беркуты. Разве это не было бы интересно увидеть?», «Я слышал, что охота на оленей в Хайленде не имеет себе равных, я знаю, что эта ваша большая страсть, лейтенант...». Под ним трава затвердевает, превращаясь в неподатливый камень. Прохладный морской бриз становится резким. Его шрамы сочатся влагой по спине. Они все умирают, Гудсир умирает… - О Господи, Гарри...- задыхается Грэм, барахтаясь. Тёплая рука на его руке крепко сжимает его, и нежный, натренированный голос Гарри снова удерживает его на месте. - Я здесь, Грэм. Мы вернулись в Англию. Всё хорошо. Подавленный, Грэм слепо тянется к другой руке Гарри и прижимает их обе к своей груди. Он наклоняет голову, чтобы запечатлеть долгий поцелуй на холодных костяшках пальцев. - Гарри,- задыхаясь, шепчет он в тёплое пространство между ними, утопая в глубине собственных чувств.- Этого не может быть. Я скорее брошусь с этих утёсов, чем снова подвергну тебя опасности. Гарри слегка отстраняется от того места, где они сгрудились, и что-то вспыхивает в тёплой глубине его глаз. Его голос твёрд, когда он говоорит. - Коммандер Гор. Я не мог… я не стал бы… привязывать вас к берегу больше, чем я мог бы сдержать набегающий прилив,- он делает паузу, сглатывает.- Пожалуйста, пойми. Мне не пугает не риск для моей собственной жизни. Мне невыносима мысль о том, что ты исчезнешь где-то, за чем я не смогу последовать. Они молча смотрят друг на друга. Ветер всё ещё развивает чернильные кудри Гарри вокруг его лица, словно густой дым. Он такой красивый, беспомощно думает Грэм, такой красивый. Он снова пытается возразить. - Назначение может послать меня куда угодно, Гарри. А если я откажусь, моя карьера… - Я не расстанусь с тобой,- тихо настаивает Гарри. В его тоне звучит решимость, как будто Адмиралтейство причастно к их шепоту, и хочет, чтобы они услышали.- Грэм, я… я просто не хочу. Куда ты пойдешь, туда и я. Если ты останешься, я останусь,- он смотрит на их соединённые руки, словно устыдившись своей серьёзности.- Последние месяцы были сном, от которого я не хочу просыпаться. Грэм думает о том, как сказать Гарри, что он, на самом деле, был единственным, что удерживало его от существования в вечном кошмаре. Но он не может выразить словами нечто настолько огромное, как не смог бы заплыть в черную арктическую воду и собирать замороженные ракушки с морского дна. Что он может сделать вместо этого, так это заключить Гарри в объятия и поцеловать его. Обхватить его красивое лицо обеими руками и зарыться пальцами в эти мягкие черные кудри, которые он часто умоляет Гарри не стричь коротко. Нос Гарри холодный там, где он прижимается к его щеке, но рот обжигающе горячий и влажный и так сладко раскрывается для его языка. Он мог бы уложить их обоих на траву и защитить тело Гарри от холода своим, более крупным. Но он хочет закончить это в томном тепле их постели, где никакой холодный ветер не сможет пробежать по их обнажённым телам. Гарри дрожит рядом с ним, когда он говорит о своих желаниях, задыхаясь: «О боже, да. Грэм, пожалуйста». Затем проворно. Как кошка, он вырывается их их тёплых объятий и встаёт на ноги. С удивительной силой Гарри берёт Грэма за руки и поднимает его с травы. Они поспешно собирают свои вещи и оставляют столб стоять одиноким часовым стоять на берегу. Завтра Грэм закончит свой набросок, это так же верно, как то, что конверт на каминной полке остается нераспечатанным до конца дня. Гарри ведёт их обратно в их маленький коттедж. Грэм может только переплести их пальцы, крепко держаться и следовать за Гарри домой.