Бескрайнее

      — Я не хочу с тобой больше общаться.       «Почему настолько больно?»       Каждая ссора с Модди разбивала Пугода настолько сильно, что каждый раз приходилось делать вид, что все нормально. Модди просил прощения после, и Пугод просил прощения после, говоря что-то вроде: «хорошо, что мы это обсудили». Модди в ответ кивал. Завязывался неловкий диалог, впоследствии переходивший в какое-то глупое баловство. А потом все по новой. Ебаное колесо.       Модди — треклятая проблема. Неукротимая сила, оказывающая на других слишком большее влияние. Он говорит ужасные вещи, и Пугод, будучи слишком наивным, верит каждому его слову, внимает, и его сердце кровью истекает пораженное.       — Я не хочу с тобой общаться, ты слишком…       У Пугода что-то в душе ломалось. Уголки губ в дрожь.       Что-то ломалось болезненно, но он не может выдавить ничего из себя кроме сдержанного: «хватит», а Модди, не зная слова «нет», продолжает:       — Я не хочу отношений, где…       И Пугод желает закрыть себе уши, забиться в угол как маленький ребенок и разреветься от бессилия. Но он терпит, стоя перед Модди, который активно пытается растоптать остатки его самооценки. Он пропускает мимо ушей половину слов. Только стоящий в голове звон, горячее лицо, ком в горле и попытки не рассыпаться. И Модди — монстр настоящий, продолжает, продолжает: говорит отвратительные вещи, что Пугод, не имея сил выносить, на высоких тонах, в конце концов, не выдерживая, умоляет:       — Хватит, закрой рот.       И получается как-то слишком громко, истерично, что становится еще омерзительнее от самого себя.       — Хватит? — издевка, — это…       — Хватит! — и Пугод хочет уйти, никогда больше не пересекаться с этим человеком. Боль в груди широким росчерком.       — Я не все сказал, — Модди следует за ним, желая продолжить свою тираду, и Пугод от него одергивается, как от огня, когда его руку хватают.       — Иди нахуй, — чеканит, — и не смей приближаться ко мне.       И он правда уходит. Модди рот закрывает. На Модди его слова эффект производят. На его лице застывает разочарование вперемешку со злостью (Пугод впервые видел настолько злого Модди; в моменте страх закрался в душу).       И они не видятся потом:       Месяц.       Два.       Три.       Пугод знает, где Модди, что он делает — слышит от других, но видит в живую только спустя время. Пугод соврет, если скажет, что думал о Модди. Нет, это не так. Он не следовал клишированному правилу всех расставшихся пар. Ему было плевать. Он хотел бы думать, что ему плевать. Модди — вымысел, отношения — больная шутка, а Пугод — скучающий больной. И ему так легче. Здесь стоит, вероятно, посмеяться, ведь это и правда смешно, когда пытаешься играть с собственным сознанием, зная, что это глупость полнейшая.       Но у Пугода внутри после их последней ссоры что-то бесследно сломалось, и ему легче думать, что вообще ничего не было. Хочется верить, что его чувства жалкая мерзкая ложь, никого он не любит, и муки душевные — временное помутнение сознания, помешательство.       — Привет, — Модди здоровается с ним первый. Спустя три месяца. Практически не изменился. Такой же существующий.       — Привет, — приветствие растворяется где-то в галдеже других людей, с которыми Модди после приветствия продолжает активно общаться, отвернувшись от Пугода.       Пугод его рассматривает из-под пол шляпы. Три блядских месяца. На чужом лице все еще тень разочарования, а на бездонно черных глазах та же тяжелая поволока, с какой Модди на него смотрел, когда думал, что Пугод взгляда не замечает. Пугод замечал. Модди выжигал в нем дыру, и приходилось делать вид, что все в порядке — он совсем глупый.       В конце концов, посмотреть долго не получается — его втягивают в диалог. Сначала их шестеро, потом четверо, потом остаются втроем: он, Модди и Жираф. Ненавязчивое общение, почти приятное, Модди дурачится, не обращает на него внимания, также как и Пугод. (Исключая редкие взгляды, когда никто из них не видит). Они и к друг дружке обращаются, не игнорируют. И, вроде бы, уже все хорошо, но внутри тянет.       — Как ты? — отчего-то вдруг нежное беспокойство от Модди.       Остаются наедине.       — Нормально, — холодное от Пугода.       — Сильно переживал расставание? — вот так вот в лоб.       Пугод фыркает и отвечает желаемое:       — Нет.       Модди губы поджимает. Хмыкает, и его взгляд выражает нечто похожее на презрение.       — Понятно.       «Омерзительно», — думает Пугод.       — А ты как? — банальная вежливость.       — Нормально, — едкое.       И Пугоду даже обидно. Язык — главный враг МоддиЧата, потому что следить он за ним не умел, а дар убеждения и природная харизма делали в его руках слово оружием. И Пугоду снова больно. Доброта — фарс. «И разве это так сложно: просто общаться?».       Они прощаются, и Пугод избегает Модди последующий, четвертый, месяц, не желая с ним более контактировать.       Контактировать и не приходится. Он снова забывается, заводит пару новых знакомств, внезапных, каких-то очень глупых. Особенно глупое знакомство происходит с Балбесом, который в его жизнь врывается, выбив входную дверь ногой под громкий шансон, от которого кровь из ушей льется. И Пугод думает: «вау, он крут», а потом Балбес открывает рот. И шутки, совершенно идиотские, нелепые, вперемешку с отборным матом, звучат из его уст весьма хорошо, что Пугод на это ведется, как пятиклассница на дешевый флирт. Неожиданно для самого себя, он теплотой к новому знакомому проникается, хоть и чувствует себя в его компании неловко. Смехом с шуток Балбеса взрывается искренним, подыгрывает охотно, воспринимая любое слово всерьез. Наивность играла с ним шутку.       Замок в его душу все еще закрыт, но Пугоду приятно, что кто-то пришел посидеть под его дверь. И Балбес к нему в действительности приходит. Приносит себя, новые шутливые сценки, даже разочек цветы, сорванные с клумбы в Центре.       Пугод слишком наивен, чтобы заранее распознать такие очевидные знаки внимания. Осознание приходит, только когда его вдруг пытаются поцеловать. Он от неожиданности упирается руками в чужую грудь, не дав приблизиться. Балбес выдает что-то на подобии: «я настолько страшный?», и Пугоду приходится отшучиваться и позволить себя чмокнуть в щеку. Пугод наигранно морщится, а Балбес довольный.       С Балбесом рядом дышать становится легче. Взаимодействие с людьми перестало приносить исключительное разочарование и утомление, перерастая в действительно приятное общение. Вероятно, это белая полоса его жизни? Он забывает Модди, переключаясь на другой объект своего романтического интереса. И все происходит как-то быстро, Пугод даже не успевает этого осознать. И вот, снова цветы, уморительное свидание, и Пугода целуют. Теперь уже в губы, обхватив за обе щеки ладонями, несдержанно переходя на шею.       — Не сегодня, — и Пугод тянет его от себя за волосы. Балбес его слушается. В голове у Пугода отчего-то сумбур.       Белая полоса.       Но Модди в его жизнь возвращается, когда его отношениям с Балбесом стукнул месяц и двадцать один день (Пугод считал).       И стоит ему появиться на горизонте, как все идет наперекосяк. Нет, Модди не пытается его достать. Таскается с ними за компанию, прихватив с собой Жирафа, потому что втроем они шутят еще более отвратительно смешные шутки, от которых Пугод почти плачет. Балбес, в целом, человеком оказывается общительным, что в моменте Пугоду кажется, что не только с ним он был так обходителен, не только ему внимание подобное уделял. Но смотрит на Пугода с таким неприкрытым интересом, а в действиях его читается та особая осторожность, с какой обычно ухаживают за дамами. Правда, потом он снова шутит какую-то пошлость, и портит всю романтику.       Модди, к сожалению, не слепой, и Модди ненавязчивое романтическое напряжение между Балбесом и Пугодом замечает случайно. Пугод этот леденящий душу взгляд помнит, потому что так Модди смотрел в редкие моменты своей злости.       Пугод себя странным считал, и потому странный трепет от этого взгляда испытывает. Возможно, Пугод слишком себялюбивый и гордый, или наоборот настолько ищущий любви хоть от кого-то, что вот этот откровенно ревностный взгляд Модди заставляет его чувствовать себя как никогда нужным. То самое ощущение, которое он находил только в отношениях с Модди — ощущение чужого желания обладать им. Обладать, а не обхаживать как диковинную вещицу. Пугод не диковинный — хватит смотреть.       И Пугод бы забил на самом деле на эту единичную ситуацию, не разрешая себе находить в Модди снова что-то хорошее, чтобы не оторвать от сердца пластырь. Проще же убедить себя в обратном?       А потом он случайно застает животрепещущую картину, невовремя завернув в темный переулок в Центре вечером.       Балбес, крепко прижатый к стене, стоящий чуть ли не на носочках, изрядно раскрасневшийся от нехватки воздуха. Из-под носа кровь, рукав одежды порван. И Модди, стоящий напротив, удерживающий его за шею мертвой хваткой.       Пугод замирает, не смея выдавить из себя ни слова, но Модди, услышав его присутствие, оборачивается. И его взгляд куда выразительнее, чем в прошлый раз, потому что так смотрят люди готовые убивать.       Модди показательно разжимает руку на шее Балбеса. Тот сразу неловко встает ровно на свои две, хватаясь за воротник кофты, чтобы оттянуть в сторону и вдохнуть.       — Что тут происходит? — Пугоду приходится выдавить эту нелепость.       — Разговаривали, — голос Модди — железо по плоти.       Пугод замечает, как тот прячет меч обратно в ножны, а Балбес судорожно берет в руку тотем. К Пугоду на лицо вот-вот хочет залезть улыбка, и внутренне он улыбается.       — Обо мне? — спрашивает Пугод, вскинув голову вверх, когда Модди проходит мимо него. Честность настолько откровенная, что кровь огнем по венам.       Губы Модди тонкой полоской, взгляд опускает на Пугода. Но не отвечает. Смотрит с пару секунд.       И стоит Модди отойти, Пугод уже было хочет подойти к Балбесу, но чувствует хватку на своей руке и видит обеспокоенное, но все ещё озлобленное лицо Модди и бездонно черные глаза, выжигающие в нем дыру.       — Руки.       Модди сразу же отпускает, подходит ближе. Настолько ближе, что Пугод отшатывается на полшага назад. Его голос на несколько тонов понижается.       — Ты был прав, — Пугод невольно кидает взгляд на губы Модди — голодно, — я эгоист, — проникновенно, — и я не хочу делить тебя с кем-то еще.       «Ты был прав».       Пугод соврет, что не испытывает больше ничего к Модди. Пугод станет самым большим лжецом, если скажет, что Модди над ним влияния не имеет.       — Ебнутый, — шипит Балбес, когда они остаются только вдвоем. Пугод пожимает плечами, осматривая чужое лицо на повреждения. Модди разбил ему нос и, судя по тому, как еле-еле стоит Балбес — нанес еще и пару ударов по телу. Пугод ему не завидует, зная, как дерется Модди, и как он отрывается, стоит нажать на «спусковой крючок».       «Он меня чуть не убил», — продолжает ныть Балбес, когда они вдвоем оказываются дома у Пугода. Пугод вручает ему аптечку, позволяет остаться у себя на ночь.       Пугод не уверен, жалеет он об этом или нет, потому что утром к нему настойчиво лезут.       Просыпается с трудом от жуткого возбуждения, которое настигало его в редкие моменты (низкое либидо давало о себе знать). Дыхание на шее, рука, двусмысленно оглаживающая низ его живота, переходящая на бедра, а после на их внутреннюю сторону, в опасной близости от члена. Он неосознанно жмется спиной к Балбесу позади, жмурится, когда с него тянут нижнее белье, чтобы обхватить его член в руку и двинуть пару раз вверх-вниз. В голову почему-то лезут образы, что ему становится на секунду по-глупому противно от себя. Сон не уходит.       Рука Модди на его члене, его дыхание на шее. Властные движения и властный взгляд.       Пугод зажимается, скрещивает ноги.       «Не зажимайся», — низкий голос на ухо — фантомно. Пугод скулит вожделенно.       — Не… — голос Балбеса, неуверенно. Пугод сам ноги раздвигает, переворачиваясь на спину.       — Сильнее… — шепот, и на лице Балбеса непонимание.       Пугод в спине выгибается, подставляясь под движения, за простыню хватается. Руки под коленями, ноги его перекладывает на плечи собственнически. Членом между ягодиц, Пугод дышит шумно. У Модди глаза бездонные. Он наклоняется к нему. Шепотом обжигает. Пугод чувствует, как тянет мышцы. Фантомно. Неосязаемо.       Пугод свою руку поверх руки Балбеса на своем члене кладет, сжимает и двигает чуть быстрее. Глаза закрыты. Пугод воображает.       Модди двигает быстро, сильно, что Пугод скулит, скулит, срываясь на приглушённые стоны. Внутри тянет, хочет закончить. Звезды перед глазами, член кольцом рук зажимают сильно. «Проси».       — Пожалуйста, — сдавленно.       Ногтями по чужой руке скребёт. Балбес его целует. Стеснительно. Двигает в такт заданный Пугодом. Пугод отворачивается — поцелуй в щеку.       Глаза у Модди бездонные. Модди двигается в нем так, как ему нужно, и Пугод млеет, рассыпается, подставлясь под чужие толчки. Голову назад — истинный кайф.       «Можешь…» — голос растворяется. Пугод кончает. «Умница», — эфемерно.       Лицо Балбеса красное, немного смущенное. Он выдает что-то вроде: «жесть, ты такой…» (какой?), и замолкает, не зная, какое слово подобрать. Пугод фыркает и чистой рукой белье обратно натягивает, вставая с постели.       Балбес с квартиры исчезает, пока Пугод умывается. Впрочем, Пугод не против. Так даже проще.

***

      Случайно брошенное в ссоре, грубое, совершенно неожиданное «иди нахуй», которое впоследствии знаменовало начало затяжной тишины между ними двумя, у Модди в голове крутится до сих пор. Даже когда он смотрит в обманчиво приветливое лицо Пугода, даже когда они остаются наедине, общаясь на какие-то отвлеченные темы, будто ничего и не было. Они говорят о погоде, об общих знакомых, о небольших временных трудностях в жизни каждого, но улыбки натянуты, оба строят из себя равнодушных, будто действительно более ничего не чувствуют. Но напряжение в теле, сухость в горле и бешено бьющееся сердце. У Модди дрожью по пальцам, в желании вцепиться в рукоятку оружия и ринуться в бой. Энергия бьет ключом, и он спокойно усидеть рядом с Пугодом не может. Ходит вокруг да около, не осознавая даже, что именно он говорит, но стоит замолкнуть, и он смотрит на Пугода выжидающе долго, получая в ответ такой же ожидающий взгляд. Пугод голову наклоняет, смотрит с пару секунд и, снова отворачиваясь, перебирает вещи, раскладывая по своим местам, параллельно продолжая этот глупый диалог.       И так происходит до тех пор, пока не приходит время попрощаться. Нелепое: «давай, пока», и мерзотный осадок в душе. Все время Модди начинал разговоры, желая получить от Пугода нечто, что залатало бы дыру в его сердце, но понимание, что дыра в его сердце не проблема Пугода, и Пугод в принципе к этому отношения не имеет, растекается горечью на языке, вызывая в нем новый приступ ненависти. Модди корит себя за свои чувства, но меч в руке решает большую часть его проблем. Становится мнимо легче, но не надолго. Скоро он снова вернется к Пугоду, чтобы завести очередной бесполезный диалог.       «Я не хочу больше с тобой общаться».       Он помнит свои слова Пугоду, когда хотел задеть побольнее, чтобы затронуть в чужой душе хоть что-то. Терпеть он не мог маску невозмутимости на чужом лице, и он повторяет снова:       — Я не хочу с тобой больше общаться, ты… — выражение лица Пугода раздражает еще больше, — ты слишком асоциальный, требовательный и упрямый.       — Хватит, — криком по комнате, и Пугод показательно зажимает уши.       — Послушай меня хоть раз до конца, — Модди бесится.       — Хватит, закрой рот, — он жмурится.       А Модди края стола позади себя сжимает до скрипа, желая сломать ее нахуй.       — Пугод, — Пугод от него дергается в сторону, хочет уйти. Модди ловит его резким жестом за руку, — я не все сказал.       — Иди нахуй, — и руку вырывают. Пугод уходит первый, последний раз, не закрыв за собой дверь.       Модди хлопает ей, что отваливается дверной косяк.       Чужое безразличное выражение лица и грубое «иди нахуй» раной по сердцу. Как будто Пугоду действительно плевать, как будто он не был готов тратить ни секунды времени на него, на их отношения. Пугод не желал слушать, а Модди заебался разговаривать сам с собой.       — Забей, — отмахивался Жираф, — Пугод упрямый, перебесится и вернется.       Модди еще не говорил Жирафу, что это была последняя капля, и ни один из них не желает возвращаться. «Перебесится и вернется». Перебесился и не вернулся. Модди не уверен, что хотел бы, чтобы Пугод возвращался. В какой-то момент он думает, что да, так даже лучше, одному ему отлично, а потом срывается от чувства бессилия, от всепоглощающего чувства одиночества и ощущения собственной ничтожности.       — Конченый, — шипит на него Жираф, когда с характерным грохотом слетает тотем, а Модди опускает лук.       Модди фыркает. В пальцах дрожь.       А через три (или четыре?) месяца в его окружение вновь оказывается Пугод. Все такой же нелюдимый, с пустым безэмоциональным выражением лица, сменяющимися только на глупую широкую улыбку.       Модди сначала плевать. По крайней мере, он себя в этом убеждает. До тех пор, пока не замечает Пугода с этим идиотом Балбесом, которого он знал от друзей своих друзей. И было бы ему дальше плевать, если бы Пугод не сиял рядом с ним, как новогодняя елка, и если бы Балбес не вел себя заигрывающе с Пугодом, который, судя по выражению его лица, вообще ни разу не выкупал, что с ним, блять, флиртуют. Причем откровенно дерьмово, дешево и пошло.       Модди на Жирафа оборачивается. Тот лишь плечами пожимает. Все понял с одного только взгляда.       — Ну, Пугод ш-       — Нет, — затыкает его Модди, вставая со своего места, чтобы не видеть это безобразие, — имеет право, мы давно не в отношениях.       Жираф снова плечами пожимает. Ему вообще до колокольни на отношения Модди и Пугода. Он давно перестал понимать, что между ними происходит.       «Имеет право, мы давно не в отношениях».       — О, Модди, — радостное лицо Балбеса, — тебе тоже сюда?       Уж слишком идеальное стечение обстоятельств. Судьба благоволит.       Модди руки в карманы сует, смотря на Балбеса сверху-вниз. В Центре уже зажгли фонари, улочки подопустели, а магазины понемногу закрывались.       — Ага, сюда, — быстро отвечает Модди, подходя к Балбесу в два шага, — а ты здесь какими судьбами?       Модди осматривает улицу в поисках идеального места.       — Да я здесь-       И не дожидаясь ответа, бьет Балбеса под дых, цепляя сразу же за плечо, уводя в дальний переулок, куда почти не падал свет и не ходили люди.       Удар по лицу, брызжет кровь. Из ножен скользит меч. Рука на шею, затылком к стене. Балбес на носочки неловко привстает, цепляясь за руку Модди.       — Модди, — кряхтит, — ты ебнулся?       Под носом побежала свежая кровь, стекая в рот железным привкусом.       Модди вопрос мимо ушей пропускает. По закону жанра, вопрос это риторический, а потому внимания нестоящий.       — Что у тебя с Пугодом? — вопрос вот так вот в лоб, и Балбес бледнеет, видимо смекая, что Модди вообще-то бывший Пугода.       Кажись, узнай он это раньше, не подошёл бы к Пугоду ни на шаг, но плоды собственной глупости приходится пожинать. Позарился на диковину — готовься платить. Даже если платить придется наличным.       — Н-ничего, — в голосе дрожь, — м-мы друзья с ним.       Рука на шее сжимается сильнее, а голос Модди совершенно противоречит его выражению и намерениям.       — Правда? — наигранно наивно. Незеритовый блеск меча в опасной близости к нему сверкает. Балбес с трудом сглатывает под крепкой хваткой Модди.       — Да, да, конечно, Модди, мы просто друзья, — пытается выдавить подобие улыбки. Руки в защитном жесте приподнимает, мол «я вообще не при делах».       И как же ему, блять, везет, потому что Модди уже готов замахнуться мечом, но слышится знакомый голос.       — Что тут происходит?

Пугод, солнышко, сладкий мой, спасибо тебе, благослови господь бог.

      Между ними происходит какой-то диалог, который Балбес мимо ушей пропускает, потому что, во-первых, не его это дело, а во-вторых, жить хотелось сильно. И Модди, к его невообразимому счастью, уходит. На лице Пугода ни капли беспокойства, но он встревожен. За плечо аккуратно трогает:       — В порядке?       Балбес ему до дома еще читает тираду о том, как его хотели убить. Пугода, в общем-то, это не напрягает, потому что голову заняли совершенно другие мысли. Наверное, это неправильно, думать о ком-то другом, будучи в отношениях?

***

      Если бы я сказал, что люблю тебя, какой был бы твой ответ?       Тишина немногословна.       Но многозначна.

***

      Пугод отношения с Модди считал одно время своей фатальной ошибкой. Пугод ненавидел себя за ошибки — он не должен ошибаться. Ему срок короткий отведен. Но он ошибается. Снова и снова.       Пугод думает о Модди слишком много. Пугод думает о Модди, когда его мысли заняты работой, когда Пугод разговаривает с другими людьми, когда его обнимает и целует Балбес.       У Балбеса руки худые, теплые, глаза светлые, а голос громкий. У Модди руки грубые, горячие, глаза черные, а голос всегда спокойный.       Пугод мечтает о первом снеге в середине июля. Пугод мечтает о звездах на темном небе, пока слепит глаза о яркое солнце. Пугод мечтает о бескрайнем океане, стоя на пирсе.       Очередная фатальная ошибка.       — О, какие люди, — громкий голос Жирафа сквозь музыку, и Пугод чуть морщится. Здание, где когда-то располагалось казино, где он проработал дилером почти год, внутри кажется еще больше, чем снаружи. Пугод сначала даже теряется от количества людей вокруг, один раз даже упустив в толпе Балбеса, который его и пригласил на все это недоразумение.       — Меня пригласили компанией посидеть, — голос Балбеса громким басом по маленькой кухне Пугода; этот злополучный вечер, — не хочешь?       Пугод от книги отрывется, оставляя палец между страниц.       — Большая компания? — уточняет.       — Не очень, ты знаком со всеми.       — А где? — Пугоду шумные мероприятия не по душе.       — Да там… — неслышно буркает Балбес.       Пугод любил делать ошибки, и отношения с Модди — его главная ошибка.       По лицу Модди удивление, когда он замечает Пугода. По лицу Модди раздражение, когда рядом с Пугодом он замечает Балбеса. Пугод улавливает этот короткий взгляд. Сначала по нему самому, а потом по Балбесу.       Балбес Модди старательно игнорирует, пытаясь, по ощущениями, слиться со стенами.       — О, ты тоже здесь, — обманчиво весело произносит Модди, будто только его заметил.       — И ты здесь, вот это встреча, — голос Балбеса дрожит, руки неловко теребят кончик красного галстука.       У Пугода на лице маска серьезности. Он здоровается с остальными, не обращая внимания на эти переглядки между его нынешним и бывшим.       «Бывшим».       Ядом по языку, иглой под сердце.       Модди такой базовый бывший — мелькает в голове у Пугода, когда напряжение, сквозящее от Модди, начали замечать и остальные члены компании, пытаясь снизить градус неловкости еще более неловкими действиями. Пугоду плевать на царящую неловкость. В него вдруг закралась больная самоуверенность от осознания, насколько сильно Модди бесится от того, что Пугод не с ним.       «Ты был прав: я эгоист».       Модди эгоистичен. Модди алчен. Модди ненавидит делиться тем, что уже считает своим. Модди нравится быть эгоистичным и алчным. Это его — высеченно на подкорке.       Они играют в бильярд — Пугод отказывается — Модди играет две партии. Хочет третью, но Балбес ему отказывает. Пытается утащить Пугода в бар, подальше от Модди, но у Пугода в руках уже бокал пина колады, а взгляд прикован к Модди. Алкоголь сладостью по горлу, градусом в кровь. Глаза по грубым рукам, по тонкому кию в грубых руках. Модди играет лениво, но с привычным огнем в глазах. Пугод наблюдает за ним из полутени, стоя где-то позади компании, но стоит Модди сделать хороший ход, как тот, будто заранее зная, где Пугод стоит, поворачивает к нему голову, одаривает не читаемым взглядом, после вновь возвращаясь к игре.       Пугод ухмыляется. Балбес приносит ему еще один бокал коктейля, присаживаясь рядом. Рука его ползет самонадеянно по чужой талии, хочет поцеловать в щеку, но Пугод отворачивается от него, не отрывая взгляда от игры. На фоне звучат голоса, но все будто проходит мимо.       «И я не хочу делить тебя с кем-то еще».       В голове набатом.       Холодный стакан с коктейлем обжигает его пальцы. Взгляд по чужой фигуре: крепкие бедра под тканью брюк, широкая спина со шрамами. Пугод помнит каждый блядский шрам и ищет их каждый раз на чужом теле. Ворот рубашки на горло давит. Модди делает ход, Модди побеждает. Его глаза сразу ищут Пугода. А Пугод ищет причины.       Руки на кофту Балбеса, сдавливают, тянут на себя. Пугод выдыхает — губы на губы. Целует сам, настойчиво, глубоко, зная, что Модди смотрит. И Модди смотрит.       Модди смотрит, и кий бы в руках его треснул.       У Модди в голове всплывают слова Жирафа, которые он произнести не позволил.       Он целует его.       Модди побеждает только в партии бильярда.       Пугод отрывается, дышит тяжело — Модди видит, как вздымается его грудь. Губы припухшие, красные. Он смеется, переводит взгляд на Модди, не замечая копошения Балбеса рядом. Модди глаза прикрывает.       Сердце рвется на части, а маска безразличия готова треснуть. Ох, она уже давно трещит по швам — когда закончен будет фарс?       Разочарование, как удар по голове, вышибает из него всё, абсолютно всё.       Модди будет последним лжецом, если скажет, что хочет Пугодом только обладать. Модди будет последним лжецом, если скажет, что им движет только ревность.       Пугод нелюдимый, наивный и, вместе с тем, глубоко чувствующий. Больше, чем диковина, больше, чем неприступная крепость, покорив которую, идут за следующей.       Модди себя за все плохое готов пристрелить.       И кий отставляет в сторону, кидает короткое, сдавленое «скоро вернусь». Жираф перенимает место в следующую партию, приглашая все ещё ошарашенного Балбеса. На них внимание теперь обращает вся компания, до этого настолько увлеченная разговорами и дурачеством, что никто не заметил этот страстный поцелуй на задних рядах. Балбес, впрочем, соглашается, а Пугод исчезает вслед за Модди.       Пугод готов идти ва-банк, ставить все, ошибаться, даже если на выходе будет невыносимо больно.

***

      — Люблю тебя, — шепот.       Пугод сглатывает, ища глазами глаза Модди. Модди его за руки к себе тянет.       Пугод задыхается. Ему улыбаются, и он непроизвольно повторяет улыбку.       В горле застывает «я тебя тоже люблю».       Тишина многозначна.

***

      — Ты был прав.       Голос Пугода эхом по кафелю. Серые глянцевые стены уборной — подходящий антураж.       — И в чем же? — голос Модди холоден, и по коже Пугода бегут мурашки. Он стоит недвижим перед зеркалом, склонившись над раковиной, и Пугод непроизвольно рассматривает издалека его руки. На них заметные вены и старые шрамы.       — Во всем.       Сдается.       Модди на него оборачивается. С кончиков кудрявых волос стекает вода. Глаза чуть красные — капилляры лопнули. Пугод на месте мнется — не смеет подойти ближе.       Взгляд Модди по телу — Пугода пробирает. Он отворачивается, глаза секундно к потолку, и слышится усмешка. Фарс продолжается.       — Глубоко сосешь?       Фарс продолжается.       Пугод слюну сглатывает. По пальцам идет мелкая дрожь. Он подходит к Модди вплотную, вскидывает голову вверх, и на тон ниже произносит, промолчав несколько тяжелых секунд.       — Здесь есть свободные кабинки.       Предлагает.       На лице Модди короткая кривая ухмылка. Он стирает воду с лица рукавом, смотря на Пугода. Глаза в глаза неотрывно.       — Ему ты тоже… — начинает Модди.       — Нет, — Пугод обрывает.       Модди ответ удовлетворяет. Пугод его за руку все же тянет. Ведомый собственным безрассудным желанием.       Модди стоит не двигаясь, позволяя Пугоду расстегивать его штаны. Звякает пряжка ремня — лицо ничего не выражает. Расходится ширинка. Пугод действительно хочет.       Опускается на колени, тянет брюки вниз. Взгляд Модди по нему, и у Пугода ресницы дрожат. Излюбленная манера: взять в руку, коротко двинуть, головка в рот. Модди позволяет себе возбуждаться, а Пугод позволяет себя использовать. Рука в волосы зарывается, Пугод берет чуть глубже.       «Глубоко сосешь?»       Да.       Пугоду нравилось.       Выдыхает шумно через нос, пропуская чужой член дальше в горло. Упирается руками в бедра Модди, на затылок давят, заставляя взять еще глубже. Пугод мычит, посылая вибрации по органу. Он позволил себе выпить три бокала алкоголя, чтобы его увело, он позволил себе поцеловать Балбеса на глазах у Модди, он позволил себе пойти за Модди, флиртовать с ним одними глазами и парой фраз, позволил себе опуститься перед ним на колени, чтобы еще раз почувствовать, как безумно он влюблен в бездонные черные глаза Модди, в крепкие мозолистые руки Модди, в спокойный тон голоса Модди, в его привычку врать, недоговаривать и говорить лишнего.       Пугод пропускает член в горло, чувствует, как орган скользит по задней стенке, и глаза чуть слезятся от того, как хочется подавиться, прокашляться. Покорно принимает на всю длину.       Пугод кидает взгляд вверх из-под ресниц на безразличное выражение лица Модди. В голове пустота, на сердце трепет. Его за волосы держат. Пугод разрешает. Разрешает зарыться в них пальцами, потянуть в сторону, выпуская член, поднимая чужую голову.       На припухшие красные губы Пугода лезет улыбка. Он смеется, прикрывает глаза, видя, чувствуя, как Модди его рассматривает. Блядь.       — Противно? — в голосе вызов.       — Нет, — Модди неестественно честный, тянет его с колен за руку, руки у Модди горячие, а от прикосновений словно током прошибает, — я скучал по твоему лицу.       — Милое? — пьяный бред.       Пугод встает с колен и чуть ли не падает. Модди за подбородок ловит, заставляя на себя посмотреть.       — Очень, — такой же пьяный бред.       Пугод выдыхает через рот, опуская голову.       Пугод соврет, если скажет, что не скучал. Пугод скучал безумно. Заставлял себя смотреть в чужие светлые глаза, думая о бездонно черных.       Модди штаны обратно застёгивает, игнорируя. Модди большим пальцем по его губам ведет. У Пугода взгляд томный. Он Модди сам обнимает, на шею практически вешаясь. Оба возбужденные, Пугод чувствует как собственный член давит на ширинку штанов. Рассыпается. Он голоден до прикосновений.       — Ты был прав, — голос дрожью.       — И в чем же? — фарс.       — Я жаден.       Модди его лицо гладит полюбовно, ощупывая, будто Пугод из его рук вот-вот исчезнет. Словно это все его дурацкий пошлый сон.       — Мне нужно внимание, чтобы почувствовать себя хотя бы на секунду чего-то стоящим. Я несовершенен.       Мерзкая правда.       — Настолько, что плевать от кого это внимание? — и теперь Пугод слышит в его голосе разочарование, злость и обиду.       «Тяжело пережил расставание?»       «Нет».       На языке горько.       Он мечтает о бескрайнем океане, стоя на пирсе.       Слезы непрошеные.       — Мне, — он прикрывает глаза тыльной стороной ладони, губы кривятся, шепчет на грани, — мне не плевать, — повторяет, — мне не плевать, Модди…       — Уверен? — Пугод не выдерживает холода в его голосе. Все возвращается на круги своя. Ебаное колесо.       Ебаное колесо.       По спине бежит холодный пот, и рубашка к коже липнет, Пугод выдыхает через рот, пытаясь подавить эмоции. Но подавить не получается.       Больно, больно, больно, больно...       — Хватит, — он отходит чуть назад, упираясь в дверь кабинки, — хватит давить на меня.       Модди руки его отпускает.       — Я не-       — Ты — да, — Пугод стирает с щек непрошенные слезы, — каждый ебаный раз, ты пытаешься достать из меня что-то, сам не зная, что ты хочешь, — всхлип приглушенно, Пугоду стыдно за слабость, — хватит лезть мне в душу, мне, — он делает вдох. Смелости не хватало, — мне больно от этого, — неслышно.       Модди челюсть сжимает, и Пугод чувствует, как сквозит от него напряжением. Собственное тело бесконтрольно поддавалось эмоциям. Модди хочет открыть рот — не смей — но Пугод прерывает.       — Не говори ничего, если это не правда.       Одна неправда.       — Как будто мне не больно, — Модди пытается строить безразличие, сказать, будто это полная глупость, очередная неправда.       Пугод забывает как дышать. Лучше бы это была неправда.       — Ты не готов слушать меня, ты уходишь, как только тебе что-то не нравится, ты уходишь, наплевав на все мои старания, ты меняешь меня, продолжая делать вид, что я пустое место, будто я ничего не значу для тебя, — он делает короткую паузу, и лед в его голосе тает, — мне страшно, страшно, что все что я думал — ложь, что наши отношения — сплошной фарс, шутка, и я один, один, кто действительно любит, любит по-настоящему, не ради внимания.       «Любит».       Пугод замечает, как блестят глаза Модди.       — Скажи хоть раз, хотя бы раз, что ты тоже меня любишь, — его голос ломается. На вкус — железо.       У Пугода лицо горит. Он хочет сбежать, спрятаться, забиться в угол, как маленький ребенок, чтобы не чувствовать эту кучу эмоций. Ему страшно. Страшно от собственных чувств, страшно от чувств Модди, и легче никогда ничего не чувствовать, чем захлебываться от их переизбытка. Лучше бы это была неправда.       Но кому лучше — тишина многозначна.       Пугод мечтает захлебнуться в бескрайнем океане.       Его рука на щеку Модди — нежность. Сглатывает. Большим пальцем чужие слезы стирает. Его слушают.       Впервые он не чувствует, что ошибается. Слова сами собой наружу рвутся.       — Я люблю тебя.       Модди глаза прикрывает — выдох. Короткая улыбка — совсем глупая. Он накрывает руку Пугода собственной, подносит к губам. Целует. Ласково, заботливо.       — Я тебя тоже.       Пугод смеется. В груди что-то рвалось — до слез сильно, невыносимо.