Диалоги тет-а-тет

Из гостиной доносится оглушающая музыка, бьёт точно по раскалённому мозгу. Голова начинает болеть, и Паша даже радуется, когда Перфилова вдруг слезает с дивана, застёгивает платье и прячет в сумочку снятый лифчик. — Малыш, я совсем забыла, мне надо черепашку сестры выгулять, — мурчит Танюха, поправляя короткую юбку. — Не скучай тут. Паша не вслушивается. Вечеринка конкретно для него уже закончилась. Закопаться в одеяло по уши и отрубиться — это его вполне устраивает. Его качает, и это напоминает сон на круизном лайнере, на котором они отдыхали с родителями после удачной сдачи экзаменов в девятом классе. Встать сил нет, а заснуть не получается — перегруженный впечатлениями мозг никак не может угомониться. Он считает до пятидесяти, потом до ста, и в тот момент, когда сон вроде как начинает подступать, на Вершинина вдруг наваливается тяжёлое тело. Паша вслепую бьёт тело локтём. — Ссука!.. Я чего пришёл-то, — это Горелов. Судя по голосу, очень пьяный, но всё ещё бодрый как псина. — Да бля, почему… тряпки эти, — Паша чувствует, как руки Лёхи шарят по одеялу, стараясь найти дорогу внутрь. Им это всё-таки удаётся, и Вершинина хватают за плечо. — Ха. Где моя блондиночка? — Дебил, — Паша встряхивает плечом, но руки не пропадают. — Ушла твоя Перфилова. — Я типа знаю, — Лёха пьяно смеётся. — Я типа договорился. — До чего ты договорился? — раздражённо стонет Вершинин, выглядывая из-под одеяла. Может, хоть так до него дойдёт. — Ты хотел Танюху. Она тут пробыла пять минут, потом ушла. Скорее всего, её даже в квартире уже нет. — Ебааать, вот моя блондиночка, — тянет Горелов, когда перед глазами появляется растрёпанная голова Паши. Горячие руки берут Вершинина за щёки, оглаживают лицо, потом пропадают, а в следующий момент уже принимаются стягивать с Паши одеяло. — Отвали. Дай поспать, — Паша слабо отталкивает друга. Пока ничего из ряда вон выходящего не происходит — у Лёхи часто появляется желание шутить дурацкие гейские шутки именно по пьяни. И именно с Вершининым — видимо, Горелов уверен, что Паша точно не обидится и не врежет ему за это по наглой роже. — Не до твоих приколов сейчас, вот совсем. — Это не приколы, братан, — Лёха вдруг звучит серьёзно. — Я тебя типа реально люблю. — Чего? — Паша даже приподнимается и отползает подальше от Горелова, прижимаясь к спинке дивана. Это уже что-то новенькое. — Да я это… Пиздец, стоит у меня на тебя, короче, — чтобы доказать всю серьёзность своих слов, Лёха возится с молнией на джинсах. — Ща покажу. — Лёха, прекрати. Лёха! Ты допился, — Паша придаёт голосу побольше строгости. Не помогает: Горелов уже снял джинсы и отправил их на пол неточным броском. Его боксеры спереди действительно топорщатся. Паша старается не смотреть, и в комнате темно — проникает только освещение с улицы — но Паша всё равно видит. Нужно как-то успокоить этого ловеласа. Вершинин пытается встать, чтобы добраться до кухни и принести что-нибудь — льда, воды, ещё выпивки — он ещё не решил, но Горелов крепко хватает его за руку. — Нихуя, — Лёха кладёт свободную руку на сердце. Откуда-то в его голосе появляется злость и отчаяние. Будто они на уроке литературы, и он кривляется у доски, слишком эмоционально рассказывая стихотворение о неразделённой любви. — Я, это, почему с тёлками постоянно муфлонил? Ссал спалиться, — он убирает руку с груди и тянется к бедру Паши. — Я же тебя ещё со школы мечтал… — Хватит! — Вершинин чуть ли не отскакивает, чтобы уйти от прикосновения. Самое обидное, что Лехё наутро не будет ни стыдно, ни неловко, даже если он всю эту хуйню запомнит. А Паше как дальше жить? Он романтик, и такие сердечные слова, хоть и немного похабные, уже не забудутся. — Тебе протрезветь надо. К счастью, в ванной никто не заперся. Паша выгоняет из санузла спавшего на коврике очкарика и включает воду в душе. — Залезай. Тебе правда надо, — Вершинин с тяжёлым вздохом садится на бортик ванны. Ему бы самому тоже не помешало. — Надо… Мне тебя, — Лёха смотрит на него сверху, покачиваясь. Правда, стоять долго у него не выходит, и Горелов опускается на колени на помятый коврик и кладёт усталую голову на Пашины колени. Его волосы блестят и пахнут шоколадом — видимо, кто-то из девчонок облил Лёху ликёром. — Что ты несешь, — Вершинин цокает языком и закатывает глаза. Наклоняется, подцепляет футболку Лёхи, стараясь спасти несчастный элемент одежды от намокания. Но потом плюёт и оставляет её на Горелове: тот может не так понять, а сухая одежда для друга, так и быть, у Паши найдётся. — У тебя ноги охуенные, — хрипит Лёха, крепко обнимая его колени, и зарывается лицом в джинсы. — Как у модели. — Идиот, — Паша упирается руками в его плечи, стараясь оторвать прилипшего Горелова от себя. На это уходит много усилий — Лёха в качалку ходит чаще чем на пары — но в итоге удаётся. Чтобы не потерять прогресс, Вершинин быстро встаёт, поднимает за собой пьяное тело и толкает его под ледяную воду. Лёха орёт матом, приземлившись прямо в холодную лужу. Машет руками — на пол летят бутылочки с шампунями и кремами Пашиной матери. — Сука! Выруби воду! Паша отсчитывает ещё секунду и закрывает кран. Лёха протирает лицо и отплёвывается от остатков воды. Выглядит он дико, серые глаза мечутся по ванной, ища кого-нибудь, на кого можно выплеснуть всю ярость. Но в комнате никого кроме Паши нет. — Очухался? — Вершинин протягивает ему полотенце. — Ну так, — Горелов прочищает горло и снова вытирает лицо. — Я чё, натворил чё-то? — Ну так, — повторяет за ним Паша и пожимает плечами. Лёха снимает сырую футболку и обтирается, как следует выжимает волосы, оставляя на полотенце запах Бейлиса. — Фу, я как мокроблядник, — делится Горелов, поправляя мокрую резинку боксеров. — Пойдём, я тебе сухое что-нибудь поищу, — Паша отворачивается и отпирает замок. В дверь как раз начинают ломиться гости вечеринки, желающие посетить санузел. Лёха нихера не стесняется. Идёт по коридору, гордо демонстрируя девушкам подтянутое тело. Паша расслабляется: кажется, друга действительно отпустило. Сейчас бы радоваться, только почему ему наоборот обидно? Они располагаются на диване как можно дальше друг от друга. Лёха отключается мгновенно. Паша ещё какое-то время прокручивает в голове прошедшие полчаса. Странно же! И делает мысленную заметку поговорить об этом с Настей — Лёхиной девушкой в прошлом и лучшей подругой в настоящем. Она точно должна что-то знать. Пробуждение утром напоминает пробуждение ночью — только головокружение сильнее, во рту суше, а в квартире тишина. Зато на Пашу точно так же нападает Горелов. — Ты что, опять надраться успел… — шепчет Вершинин, еле разлепляя губы. Вокруг так ярко, что глаза не хотят открываться. — Да я трезвый! — во все лёгкие начинает Лёха, но увидев, как друг морщится от громкого звука, продолжает тише. — Я трезвый. Ну, насколько возможно. Это, я извиниться хотел за вчерашнее. — Ты с Настюхой расстался недавно, я всё понимаю… Проехали, — Паша пытается уткнуться в диванную подушку и досмотреть сон, но ему снова не дают. — Не проехали, — Лёха удерживает его за плечи и не даёт отвернуться. — Я ж правду говорил. На трезвую голову просто не выходит. — Пиздец, — Вершинин нервно смеётся и закрывает лицо руками. — Пашка? — Горелов звучит — что невероятно — испуганно. — Не, это прекрасно и всё такое. Давай только не с похмелья это обсудим. Лёха скорее всего кивает — Паша не смотрит — а потом встаёт и уходит, прикрыв дверь. Из-за стены доносятся приглушённые голоса, звон посуды и шум воды. Пить хочется до невозможности. Вершинин заставляет себя встать и дойти до кухни. Настя протягивает ему минералку без лишних вопросов. — Жрать хочу, — ноет Горелов, роясь в телефоне. — Пиццу все будут? — Помолчите пожалуйста, голова раскалывается, — шипит Гоша откуда-то с пола. — А ну-ка сам заткнись, пидор, — рявкает в ответ Лёха. — Сам ты пидор. — Чё сказал? Да я тебе щас… — Лёха по привычке заносит кулак для удара, но осекается, замечая взгляд Паши. — В смысле, и чё, что пидор? Чё тебе геи вообще сделали, очконавт? — Ничего, — Гоша отворачивается, поняв, что спорить с Гореловым бесполезно. — Вот именно. Ну, пиццу все будут?