После

      Иногда плохие дни приходят раньше, чем они успевают проснуться — Арчи уже научился их угадывать. Он распахивает глаза в темноту и ничего не видит, но чувствует движение рядом с собой. Шан не просыпается, но ноги у него то и дело подергиваются, как будто он за кем-то или от кого-то бежит, а руки до хруста сжимаются в кулаки. Арчи на ощупь находит его лицо и осторожно гладит, гладит, пока Шан наконец не просыпается. Под пальцами каждый раз чувствуется одна и та же гримаса — закушенные губы, сдвинутые брови, рассеченный морщиной лоб. В этих снах Шан возвращается в их недавнее прошлое и пытается исправить то, что исправить уже нельзя.       В плохие дни Шан почти не говорит, только бродит вокруг домика, выкуривая одну сигарету за другой, или подолгу сидит у их маленькой печки и смотрит на огонь через окошко в дверце. В оранжевых отблесках его застывшее лицо похоже на посмертную маску.       Арчи просто старается быть рядом. Он не знает таких слов, которые помогли бы забыть плохое, поэтому говорит просто:       — Я люблю тебя.       Шан отрывает взгляд от огня, кивает и протягивает руку, касается самыми кончиками пальцев. Все это молча, но Арчи достаточно хорошо его знает, чтобы понимать смысл.       «Я тебя тоже».

***

      Вторые сутки льет дождь, и Шан не уходит в город. Арчи понимает, что это только предлог — когда это Шана могла остановить плохая погода? — но ничего не говорит и тихо радуется.       Вместо сборов в дорогу Шан жарит картошку и посыпает ее крупной солью. Они едят ее, сидя на полу у печки и завернувшись в одно на двоих одеяло. Снаружи шумит дождь.

***

      После вынужденной голодовки Арчи долго не может набрать свой прежний вес. Он никогда не отличался мощным сложением, а сейчас совсем истончился и выпирающие ключицы, позвонки и лопатки грозятся проткнуть кожу изнутри.       Шану с трудом удаются две вещи — касаться Арчи очень осторожно и не сжирать себя чувством вины за то, что он виноват в этой прозрачной худобе. Он с ним это сделал. Если первое Шану еще удается, то второе гораздо сложнее из-за того, что сам Арчи на него не злится.       Шан прижимается губами к его шее, под линией роста волос — совсем слабо, но этого хватает, чтобы Арчи вздрогнул и подался ближе. Шан усмехается:       — Такой чувствительный…       — Это плохо? — тут же спрашивает Арчи. Виновато, как будто вот-вот начнет извиняться.       Его плечи под ладонями Шана ощутимо каменеют. Секунды три Шан не отвечает, только злится, ужасно злится на тех, кто внушил Арчи, его Арчи, такую гору комплексов, страхов, всей этой нелюбви. А потом тепло выдыхает в шею под ухом.       — Нет, конечно, нет. Ты весь как… музыкальный инструмент. Гитара или даже скрипка. У которого много настроек и… от каждой он звучит по-разному.       Шан не видит лица Арчи, но ему кажется, что он улыбается, пока слабо, но все больше веря в то, что это говорят про него. Арчи совсем расслабляется, удобнее откидывается Шану на плечо, и можно дальше ловить губами, руками, всем телом утреннюю теплоту кожи.

***

      Долгие прогулки по Свалке быстро становятся для Арчи привычкой. Когда Шан уходит пополнить запасы и проведать жителей убежища, то оставаться в доме трудно и пройденные километры помогают ждать. Теперь Арчи почти все время ждет.       Он садится передохнуть на поваленное дерево, вдыхая запах нагретой сырой земли, и не сразу понимает, что видит перед собой, а когда понимает, то скатывается с бревна на эту самую землю, ничуть не заботясь о чистоте джинсов.       Из темных комьев выглядывает тонкий зеленый стебель с двумя округлыми листиками. Он совсем крошечный, с половину мизинца, но Арчи уверен, что это не та жесткая бесцветная поросль, которая обычно растет на Свалке. Его знаний в ботанике не хватает, чтобы определить вид ростка, но это явно что-то культурное. Через минуту Арчи уже бежит к дому Карима.       Сложно не задерживать взгляд на темных пятнах там, где кровь въелась в пол, но Арчи старается, торопливо обшаривая ящики в углу, где когда-то была кухня. Пакетики с семенами он находит почти сразу — полупустые, неподписанные, но это и не важно. Они есть. Арчи прячет их во внутренний карман, как величайшее из сокровищ.       К приходу Шана он успевает составить список необходимого. Шан задумчиво разглядывает мятый листок, а Арчи заглядывает ему через плечо, проверяя, не забыл ли он что-нибудь. Пара пособий по растениеводству, торфяные таблетки, подкормка…       — Думаешь, это сработает? — наконец спрашивает Шан. — Здесь ничего не растет уже много лет…       — Не знаю, — признается Арчи. — Но можно попробовать — в этом и смысл экспериментов. А свободного времени у меня теперь очень много…

***

      Иногда Арчи подолгу смотрит в одну точку, будто задумавшись, но никакой точки на самом деле нет. Шан замечает это, и внутри каждый раз ворочается что-то похожее на страх. Ему кажется, что он уже видел такой взгляд у Гаума — видел, но не сумел распознать опасность вовремя. Поэтому он спрашивает:       — Ты все еще ты?       — Да, — Арчи улыбается и глаза у него самые обычные. — Я все еще я.

***

      Арчи сидит на табуретке, поджав под себя ноги, и смотрит, как Шан выкладывает на стол то, что принес из города. Все самое простое и нужное, а сверху большая пачка шоколадного печенья, потому что радость — это тоже очень важно. Последним из рюкзака выныривает помятый альбомный лист.       — Что это?       На нем всего два слова, написанные большими корявыми буквами.       «Привет Арчи!».       — Это от Ирис, — объясняет Шан. — Она так долго его писала, что все остальное письмо здесь, — касается пальцами виска. — И от нее, и от Норы… От всех.       Пока закипает чайник, Шан успевает пересказать все новости. Ирис учится нормально писать, Нора завязала знакомства во всех местных секонд хэндах и теперь одевается только в яркое и пестрое, как новогодняя елка, а близнецы все еще боятся выходить на улицу и устраивают короткие вылазки рано утром или поздно вечером.       Шан задумчиво смотрит на письмо Ирис.       — Слушай… Арчи — это сокращение от Артура или от… Арчибальда?       Арчи от возмущения чуть не проливает горячий чай.       — Я что, похож на Арчибальда?!       Наверное, ржать как кони, давясь крошками от печенья — не очень романтично. Но это точно входит в список лучших на свете вещей.

***

      Шан просыпается ночью из-за того, что место рядом с ним пустует и уже успело остыть. Спать вдвоем на узкой постели неудобно, а вдобавок у Арчи есть дурацкая привычка ворочаться и упираться ему в бок локтем или коленом. Совершенно дурацкая, но без этого Шану почему-то сложнее заснуть.       Арчи стоит у стола, прикрывая одной рукой луч карманного фонарика, и что-то быстро-быстро записывает другой. Из одежды на нем ничего, и от этого он будто светится в темноте комнаты. На худой мальчишеской спине выступают бугорки позвонков. Шан лежит несколько секунд, наблюдая за Арчи и пытаясь уловить его настроение — кажется, все в порядке.       — Ты чего вскочил?       Арчи вздрагивает, разворачивается и долю секунды смотрит куда-то мимо, словно его выдернули из собственных мыслей. Наконец, он смущенно улыбается и смахивает с лица отросшие волосы.       — Так, идея пришла. Ты спи, я сейчас.       Снова склоняется над столом и пишет. Шан прислушивается к завываниям ветра снаружи, смотрит на босые ноги Арчи и то, как он поджимает явно мерзнущие пальцы. Это зрелище ему не нравится.       — Тридцать секунд, — вздыхает Шан. — Или мне придется тащить тебя под одеяло силой.       Арчи торопливо кивает и ускоряется — рука с карандашом так и летает, по стене мечется ее черная тень. Шан мысленно отсчитывает секунды. На двадцать девятой Арчи откидывает карандаш, победно улыбается и бежит к постели. Ныряет под одеяло, прижимается, и ступни у него ожидаемо ледяные. Шану остается только греть их и негромко ворчать, пока Арчи вертится, устраиваясь поудобнее, то и дело пихая его коленями. Совершенно дурацкая привычка. Но без нее почему-то сложнее заснуть.