Любовь, дарованная морем

      Николай был в здании ратуши Ос Керво множество раз, старался не заснуть в его главном зале под стеклянным куполом на бессчетных заседаниях. И все же приемный зал выглядел сегодня совсем по-другому, и даже свет, струящийся сквозь витражи наверху, казался ярче.       Зал был построен в форме амфитеатра, с поднимающимися вверх ступенями, на которых стояли длинные, опоясывающие зал скамьи, которые в данный момент уже были заполнены знатнейшими представителями дворянства Равки. Делегации Равки и Фьерды проводили в зал одновременно, с северного и южного входа, чтобы не выказывать ни одной из стран предпочтения.       Агата знала это места от А до Я, бывая с родителями в этом месте в далеком детстве много раз. Она скосила взгляд на принца. Он был молодым, среднего для фьерданца роста. Глаза у него горели, и от всего облика веяло какой-то нервной энергетикой, но этого и стоило ожидать от неопытного лидера, когда ставки были так высоки. Брум, напротив, казался совершенно спокойным, несмотря на поражение, которое чуть не привело к мятежу среди его собственных бойцов. Для него это был шанс восстановить свою репутацию и снова оказаться у руля. Его окружали дрюскели.       — Притащили с собой своих волчат, — с некоторым удивлением заметил Николай.       — Хочет продемонстрировать, что он все еще вожак, — заявила Зоя, стоя позади своих правителей. — Должно быть, отбирал их очень тщательно. Просчитанный риск.       — Пожалуй, ему лучше перепроверить свои расчеты. Они все не сводят глаз с моей жены.       И кто бы стал их винить? Сила оживляла гришей. Она их питала, продлевала им жизнь. Лицо Агаты до сих пор сияло, несмотря на бледность. Локоны обрамляли ее густой волной цвета золота, завиваясь от сырого морского тумана. Кафтан, который она носила, оставался испачканным кровью фьерданцев. Она настояла на том, чтобы враги видели кровь своих друзей, знакомых, сослуживцев.       Король шрамов и кровавая Королева. Николаю, по крайней мере, хватило такта одеться соответствующе моменту.       Появление людей, вошедших следом за Брумом, стало для него ударом под дых. Его отец. Его мать. И человек, которого Николай тут же определил как Вадика Демидова.       — Он-вылитый старый король, — шепнула Агата, изумляясь схожести с эти старым подонком.       — Какая трагедия для обоих, — заметил в ответ Николай. Но видеть Демидова в сопровождении своих родителей было больно.       Николай давно подозревал, что фьерданцы, скорее всего, решат использовать его мать и отца – точнее, того человека, которого он когда-то считал отцом, – и керчийцы дали им такую возможность. И все же видеть их здесь было для него нелегким испытанием. Через весь зал он мог почувствовать презрение отца, увидеть его в горьких складках обрюзгшего лица. Мать казалась слабой и уставшей, и он невольно задумался, сама ли она согласилась прийти сюда сегодня и свидетельствовать против него или ее заставили. Наверное, это была наивная надежда для непутевого сына, отправившего своих родителей в изгнание. Она боялась встретиться с ним взглядом.       — Николай, я рядом, — шепнула Агата, сильно сжимая его ладонь. Она видела, как поникло его лицо, но не могла с этим ничего поделать.       — Я знаю, я знаю.       Николай не знал, на кого может положиться. У него были сторонники среди первых семей Равки, но многие выступали против его реформ. Большая часть знати Западной Равки были бы счастливы, если бы его свергли, особенно если при этом им удалось бы отделиться. Но после предательства фьерданцев и попытки вторжения он надеялся, что друзей среди них у него прибавится. Николай был популярен среди простых людей, но их здесь не было. И их голоса в этом зале веса не имели.       Огромная толпа народа заполнила площадь перед ратушей, и он мог слышать их отдаленные выкрики, пусть даже разобрать, о чем они кричат, было трудно из-за закрытых ставней. Его переполняла удивительная легкость. Сохранит или нет он равкианский трон, казалось несущественным теперь, когда он мог увидеть свою страну и свой народ свободными. Он не был знаком с Демидовым, но тот мог оказаться не самым худшим кандидатом.       Земенский посол выступил вперед.       — Обе страны подготовили свой перечень условий для заключения мира. Слово предоставляется Его Светлейшему Королевскому Величеству Николаю Ланцову, королю Равки.       Николаю с лихвой хватило этой помпезности, поэтому в своей речи он решил обойтись без нее.       — Я ознакомился с вашим списком условий, коммандер Брум. Они абсурдны. Думаю, это умышленный шаг, потому что вы не желаете заключать мир.       — А почему мы должны его желать? — парировал Брум. Похоже, он тоже решил не утруждать себя куртуазностью.       — Это было бы весьма разумным решением, учитывая, насколько разгромное поражение вы сегодня потерпели. — Николай повернулся к Агате. — Очень странно. Он знает, что они проиграли?       — Неужели вы так жаждете снова увидеть, как проливается кровь? — бордовый кафтан Агаты был тому подтверждением.       — Я жажду защитить суверенность Фьерды от ведьм и демонов, а также от тех, кто извращает и разрушает труды Джеля. Мы все стали свидетелями того, как вы превратились в монстра прямо на поле боя.       — Я – одновременно и человек, и монстр. Думаю, вам это тоже хорошо знакомо.       — А это создание, — Брум указал на Агату, — Кровавая ведьма, или каким еще воплощением скверны она стала. Ни у кого не должно быть такой силы.       Со скамей донесся ропот. Николаю хотелось надеяться, что одобрительный. «Я не окончательно потерял их». Какие бы сообщения о демонах ни доходили до его соотечественников, король, который стоял сейчас перед ними в начищенных до блеска сапогах и с золочеными эполетами, был до кончиков ногтей цивилизованным правителем.       — Вы можете разглагольствовать сколько угодно, — заявил Брум. — Но от этого не изменится ни то, что у вас почти нет армии, ни то, что перевес на нашей стороне.       — Простите мою бестактность, — вмешался Хайрем Шенк, керчийский посол, который когда-то распивал с князем Крыгиным его великолепное вино, а потом отказал Равке в помощи. — Но можете ли вы вообще говорить от имени Равки, Николай… кто бы вы ни были.       Зал дружно ахнул. Это был вовсе не тот вежливый намек на происхождение Николая, которого все ожидали. Это было неприкрытое оскорбление – месть за то, что Равка помогла земенцам сохранить их торговые пути и передала Керчии технологию, которая теперь ничего не стоила.       Но Николай лишь улыбнулся. Агата же напряглась.       — Я – тот человек, который все еще носит корону с двуглавым орлом, и тот демон, который только что разгромил врагов на поле боя. Обращайтесь, если снова понадобится освежить вашу память.       Но Брум уже ухватился за предложенный шанс.       — Мы отказываемся признавать этого бастарда, самозванного короля правителем Равки. Он не может выступать от имени своей страны, если не имеет никаких прав на ее трон.       — Может я смогу выступить от имени своей страны? — Агата поднялась с места, замечая какой эффект произвел на всех ее голос. Каждый помнил ее кровожадное лицо перед противниками, а ее сила пугала. Несмотря на то, что Агата была совсем не полноправной королевой, но она все же имела голос в перемирие своей страны и защите своего мужа.       — Ведьмам не давали слова, — прошипел Брум, корчась от неприязни. Она почувствовала, что он боялся ее, поэтому просто усмехнулась его напускной смелости.       — Может быть, и так, — улыбнулась Агата. — Но кто вы такой, чтобы говорить от лица Фьерды? Почему мы не слышим наследного принца вашей страны?       Последовала продолжительная пауза, во время, которой все взгляды обратились к принцу Расмусу. У принца был решительный, четко очерченный подбородок и удивительно полные губы.       Он пожал плечами.       — Кто будет править Равкой, решать равкианцам, — протянул он. — А я пришел сюда, чтобы заключить мир.       Лицо Брума залила нездоровая краснота.       — Я не позволю лишить свою страну права защищать свои границы и независимость лишь потому, что несколько наивных юнцов попали под действие чар проклятых ведьм. — Он ткнул пальцем в Агату. — Эта женщина не святая. Она ходячая скверна. И этот мужчина, — распалялся он, повернувшись к Николаю, — такой же нечистый. Дайте слово свергнутой королеве. Она – свидетель того, что он не королевской крови по происхождению.       Николай знал, что разговор рано или поздно свернет в эту сторону. И понял, что у него нет вариантов, едва увидев своих родителей, входящих в зал в компании нового претендента на престол. Затем вспомнил о Магнусе Опьере, который даже в одежде бродяги был полон достоинства, который проделал путь через две страны, чтобы попытаться спасти своего сына и город, полный невинных людей. Он был изобретателем, строителем.       — Нет необходимости подвергать королеву Татьяну столь тяжелому испытанию. Нужное вам подтверждение вы найдете в моем собственном признании. Я – незаконнорожденный. Я всегда знал об этом и ничуть этим не огорчен. Никогда не хотел быть Ланцовым.       — Что ты творишь? — Агата рассеяно захлопала глазами, неожидая таких громких слов от Николая. Он был тем человеком, который заслуживал трон больше всех. Он сражался за свою страну, жертвуя всем, а взамен получал это…       — То, что должен, моя королева, — ответил Николай.       — В Ланцовых течет кровь первых королей! — вскипел его отец. — Самого Яромира!       — Когда-то великий род необязательно сохранит свое величие. Именно один из Ланцовых не смог удержать Черного Еретика и допустил создание Теневого Каньона. Именно один из Ланцовых оставил управление Равкой на Дарклинга и Апрата и позволил своей стране и народу жить под их гнетом. Мне жаль, что я не могу претендовать на корону Равки, но я счастлив, что во мне нет крови Ланцовых.       — Николай… — вскрикнула Агата. Она хотела заткнуть его всеми силами, вырубить его, чтобы из его уст не вылетало слов, которые бы погубили Равку.       Он указал на Вадика Демидова.       — Но и у этого человека прав на трон Равки не больше, чем у меня. — Николай обвел взглядом амфитеатр, вложив в него все до капли влияние, которого он добился потом и кровью, в морях под именем Штурмхонда, на поле битвы как Николай Ланцов. Возможно, у него и не было настоящего имени, но вот побед за ним числилось немало. — Фьерда настояла на том, чтобы все знатные фамилии Равки собрались здесь сегодня. Так давайте предоставим им право решать, кто же будет править этой страной.       Николай подошел к окнам.       — Яромир, первый король, не относился к королевскому роду, пока не объединил враждующую знать Равки под своими знаменами. Для этого ему понадобилась помощь Санкт-Феликса. И сейчас лишь одному из нас под силу объединить эту страну и подарить ей мир. Солдату, заклинателю и святой.       Он распахнул ставни. Внутрь ворвался зимний ветер, и с ним вместе влетели крики людей, собравшихся внизу. «Санкта-Агата. Ребе Два Ватре». Святая Агата. Дочь Воды. Единственная, кому он мог доверить страну, за которую сражался и проливал кровь; единственная, кто мог наконец-то привести ее к миру и процветанию.       — Я склонюсь лишь перед одним правителем и лишь одного человека считаю достойным короновать сегодня. Век Ланцовых прошел. — Он опустился на одно колено. — Да начнется династия Радецких. Слава Кровавой королеве.       Слова застыли в молчании зала, как мухи в янтаре. Николай слышал бешеный стук своего сердца, крики людей на площади.       — Слава Кровавой королеве! Моя царица!       Еще чей-то голос крикнул:       — Королева морей!       Николай не разобрал, кто это был… Раевский? Радимов? Он донесся с левой стороны зала. А затем он и вовсе потерял счет голосам, потому что они слились в дружный хор, следуя один за другим, когда мужчины и женщины из знатнейших семей Равки выкрикивали имя Агаты.       Он понимал, что поддерживают ее не все. Были и гневные голоса, и те, кто уже выходил из зала, предвещая кучу проблем. Он также понимал, что не всем, кто сейчас преклонил колени, эта идея придется по вкусу и не вызовет сомнений. Многие из них начнут готовить переворот, не успев покинуть этот зал. Николай одним движением мог обречь на гибель и древнюю династию Ланцовых, и новорожденную – Радецких. Но он сомневался, что до этого дойдет. Знатные рода Равки не желали жить под управлением фьерданской марионетки.       — Николай, я тебя прикончу, — шепнула она.       Николай подмигнул.       — Давай. Скажи что-нибудь эпохальное.

***

      — Что скажете вы, Агата Ланцова? Неполноправная королева Равки?       Земенский посол обратился к ней с вопросом, а она понятия не имела, что на него ответить. В голове билась одна мысль: как только они с Николаем останутся вдвоем, она его придушит. Когда у него в голове созрел этот нелепый, совершенно безумный план?       Агата чувствовала, как взгляды всех присутствовавших в зале скрестились на ней. Слышала, как далеко внизу на центральной площади скандируют ее имя люди. Хорошо. Она была королевой и уж точно не могла считаться святой, но по-прежнему оставалась самой собой.       — Я - пропавшая, — заявила она. — И была пропавшей с детства. Согласитесь ли вы, чтобы та, кто провел большую часть времени в море, теперь полноправно правила? Согласитесь ли на такую королеву?       Вперед выступил Громов, генерал морской силы Равки. Она любила расспрашивать его об Истиноморе, которое он полностью объехал, побывав в разных уголках мира.       — Хорошо, что королева вернулась. Знает каждый участок морской силы. Я согласен на королеву.       Агата коротко кивнула, едва позволив себе малую толику благодарности. Она уже вся покрылась холодным потом, пряча дрожащие пальцы в ладони Николая, но вынудила себе продолжить.       — Я - проливная, гриш. — Она бросила острый взгляд на Брума. — Некоторые наши враги станут называть меня ведьмой. И некоторые наши сограждане их поддержат. Нужна ли вам королева-гриш?       — Это правда, — заговорил старый князь из Гревьякина, которого они с Николаем навещали несколько месяцев назад. Тогда она весь вечер чувствовала себя ужасно, а теперь радовалась, что ей удалось не заснуть и не показать своих отвратительных манер. — Некоторые станут презирать вас. Другие назовут святой. А я хочу лишь возделывать свою землю и знать, что мои дети в безопасности. Я присягу королеве-гришу, если это принесет мир.       И снова она кивнула, словно ничего другого и не ожидала, словно ее сердце не пыталось вырваться из груди, как певчая птичка из клетки. Агата замолкла. Она понимала, на какой риск идет сейчас, но ей не нужна была корона, ради которой пришлось бы промолчать. Она знала, какой след слухи о его происхождении оставили в душе Николая.       — Я ненавидела Равку всей душой, когда меня выкрали из своей же страны, из собственно дома, — заявила она. Слова давались ей с трудом. Воспоминания прошлого до сих пор кололи ее сердце. — Многие равкианские дети подверглись краже при правлении Александра Ланцова. Но повстречав одного дорогого мне человека, он вселил в меня надежду, что Равка не безнадежна, как казалась. Я увидела в этой стране свой дом, свое светлое будущее. Я буду сражаться за эту страну, чтобы матери укладывали своих детей спокойно спать, чтобы отцы возвращались к семье целыми и невредимыми, чтобы дети жили в мирное и светлое время!       Николай поднялся.       — Я говорю «да»! — воскликнул он, обращаясь к залу, и лицо его светилось надеждой и торжеством. — Мы принимаем королеву-пропажу, королеву-гриша, королеву Равки!       Никогда еще он не сиял так ярко и не казался таким величественным.       Равкианцы разразились приветственными криками, а на лицах фьерданских делегатов отразилось беспокойство.       Возможно, этого будет достаточно. Возможно. Этот момент был словно сделан из стекла, такой хрупкий, готовый разлететься на осколки от любого ее неосторожного движения.       — Если таково желание народа Равки, — медленно произнесла Агата, — я буду править страной всем, чем смогу.       Знать Равки уже начала интересоваться, когда будет проведена коронация и она начнет принимать прошения о выделении средств из казны, переделе земель и тому подобное. Но в конце концов зал приемов опустел, и Агата с Николаем остались вдвоем в гулкой пустоте под куполом. Агата прошествовала к окну, чтобы закрыть ставни, чтобы хоть немного заглушить чудовищно громкие крики толпы.       Затем повернулась к Николаю.       — Николай, ты безумец, — всплеснула Агата руками. — Какая из меня королева?       — Время от времени. Нахожу это весьма бодрящим. Но сейчас я, как никогда прежде, в здравом уме и твердой памяти, моя королева.       — Я не смогу, Николай. Ты – дипломат, манипулятор. А я…       — А ты?       — Я - убийца.       Агата устремила взгляд на свои руки, хоть они были чисты, но она все еще чувствовала как по ним скатывалась липкая мерзкая субстанция других людей. Она не контролировала себя под действием парема. Ей хотелось все больше и больше. Мозг ее заплыл от сильного воздействия наркотика.       — Корона никогда не предназначалась мне. Ты – дарована морем, гриш, а теперь, благодаря стараниям Нины и парему, еще и живая святая.       — Как ты можешь? — спросила она. — Как можешь вот так просто отказаться от трона, за который столько сражался?       — Дело в том, что я никогда не сражался за трон. Не за него. Битва всегда велась за эту забытую святыми страну. Дарклинг полагал, что является ключом к спасению Равки. Возможно, и я попал в ту же ловушку. Но еще не поздно все исправить.       Она покачала головой.       — Ничего не получится.       — Мы очаруем их, одного за другим, если придется, и ты приведешь Равку к миру и процветанию.       — Я не умею очаровывать.       — Я умею. У меня целый арсенал трюков, который я готов использовать во благо Равки.       — Один трюк ты уже использовал, — вздохнула Агата, пряча слабую улыбку за волосами. Николай озадаченно взглянул на нее. — Благодаря ему появился Доминик.       — Самый лучший мой трюк, — усмехнулся Николай, сжимая ее коленку в своей руке.       — Обещай мне, что поможешь.       — Непременно, моя королева, — Николай потянулся вперед.       Агата поцеловала, притянув его к себе, чувствуя покалывание щетины на его щеках, мягкость завитков его волос, прячущихся за ушами, и наконец, после всех этих бесконечных дней ожидания, его остроумный, блестящий, идеальный рот. Их окутала тишина, и в голове Агаты не осталось ни страхов, ни тревог, лишь ощущение его теплых губ.       Когда поцелуй закончился, он прижался лбом к ее лбу.       — Я люблю тебя, Агата.