Раздражение

Джабба обожал закатывать вечеринки. Едва ли не каждую неделю во дворец нагоняли сотни разномастных танцовщиц и привозили тонны выпивки, а потом прибывало огромное количество гостей из конкурирующих кланов. Для Джаббы это было затратно, но так уж устроено хаттское общество — им просто необходимо постоянно показывать собратьям-хаттам, насколько они богаты и влиятельны. Заставить их всех завидовать, может быть даже удавиться от невероятной щедрости и подавляющего богатства хозяина вечеринки. Хотя подобных случаев в истории зафиксировано не было. Вместе с гостями прибывали и их ручные наемники, которым не оставалось ничего, кроме того, чтобы травить байки на радость друг другу и распивать всё то, что было свезено во Дворец. Фетт подобные развлечения не любил, однако положение одного из лучших и любимых придворных охотников Джаббы обязывало его присутствовать. Каждый раз хатт подзывал своих любимчиков, заставляя вновь и вновь повторять вслух список своих самых лучших трофеев и самых сильных жертв, убитых по приказу могущественного Джаббы. Само собой, Боба считал это верхом идиотизма, но раз уж хатт ему платит… В конце концов, наемники уже приспособились к такому распорядку, собираясь после стандартных расшаркиваний в отдельном крыле комплекса. Там, в окружении полуголых (а иногда совершенно голых) девок и бесконечного количества алкоголя они обсуждали последние новости Галактики, заключали пари, а иногда даже контракты. Бывало, случалась и стрельба, но зачинщиков обычно скармливали ручному ранкору, поэтому желающих бузить на светских раутах постепенно не осталось. А если очень надо, то все вопросы можно решить и в городе. Входя в огромный зал, Боба рефлекторно окинул его взглядом, изучая прибывших наемников, и был удивлен, заметив среди отъявленных головорезов и убийц и девушку по имени Шай. Эта надоедливая девчонка не так давно прибыла во дворец Джаббы и очень быстро заняла должность врача — латала неудачливых наемников, лечила танцовщиц, следила, чтобы рабы и рабыни не умирали слишком быстро от болезней и ран. Прекрасно обученный медик, харизматичная и красивая, на его взгляд, девушка, но было в ее движениях, действиях и взгляде что-то… знакомое. Боба всю жизнь находится в обществе наемников, и прекрасно осознавал, что такой взгляд — внимательный, считывающий — не может принадлежать обычному медику. Красивая и женственная в своей простенькой одежде, в сравнении с матёрыми наемниками она казалась хрупкой, но сама манера движений выдавала в ней опасного, а главное опытного, бойца. Это… интриговало. Шай будто бы почувствовала взгляд Фетта, тут же повернув к нему голову. Уголок губ еле приметно дернулся; скользнув по нему взглядом, девушка продолжила диалог с Босском. Судя по жестикуляции, речь шла об ножевых ранениях — очень уж выразительно взмахивала ладонью Шай. Фетт скривился и громко фыркнул (благо, шлем всё скрывает) и, демонстративно отвернувшись, направился к другой группе наемников, ошивающейся около бара. Шай его раздражала. Не так, как наемники, которые перехватывали жирные заказы — таких он просто убивал. Не так, как тупоголовые заказчики — с такими Фетт просто отказывался работать, пользуясь репутацией одного из самых опасных наемников Внешнего кольца. Она просто… раздражала. Она порождала множество вопросов и не позволяла найти на них ответы. Всегда держалась чуть отстраненно, соблюдая некоторую дистанцию, и будто бы постоянно наблюдала за Бобой из-под опущенных ресниц. И это при том, что за прошедший с ее появления во дворце Джаббы месяц она успела передружиться со всеми танцовщицами, и регулярно бегала на чай с конфетками то к одной новой подружке, то к другой! Первое время Фетт даже полагал, что Шай — агент, подосланный его убить, но после того, как она лихо заштопала ему простреленную в дуэли ногу, мнение наемника о медичке слегка изменилось. Но при этом Шай на любые вопросы отвечала уклончиво и в каждом ее слове чувствовалось то ли двойное, то ли вовсе тройное дно. А Фетт, не привыкший к подобному отношению и не слишком искусный в дуэлях словесных (в отличие от всех прочих дуэлей), внутренне закипал при каждой встрече. Особенно, когда он замечал, что с другими мужчинами (и конечно же женщинами!) Шай вела себя совершенно не так. Проскакивали дурацкие мысли: «Почему она позволяет другим прикасаться к себе?! Как смеет улыбаться этим шабуирам?!» — но Фетт старательно их давил. И раздражался, когда замечал, как в медотсек в очередной раз тащат очередного раненого наемника. А главное, он сам не слишком понимал, почему это так его раздражает. Конечно, резол’наре полностью уравнивают мужчину и женщину, но она, всё же, не мандалорианка. А еще очень ценный кадр, поэтому разобраться по мандалорским законам не получится. Джабба будет недоволен, если его ручной наемник пристрелит его же ручного медика. Пока Фетт пробирался к бару через толпы вдрызг пьяных пиратов, девушка успела закончить разговор, направившись к другому концу бара. «И какого хатта нужно этой трезвеннице?» — с каким-то непередаваемым ощущением надменной презрительности и при этом насмешки подумал Фетт. Она ведь вообще не пьет ничего крепче чая и сока! И Боба не мог понять, откуда он знает этот факт, как и тот, что Шай предпочитает сок иглогруши, а из сладостей любит засахаренные кусочки шууры. Наверное, его наблюдательность сыграла злую шутку, и сохранила эти детали в памяти. Даже мысль об этом начинала его раздражать. Но еще сильнее больше раздражало то, что многие наемники откровенно пускали слюни на молоденькую и красивую докторшу. Кто-то старался на каждом задании схватить очередной бластерный выстрел, чтобы оказаться на операционном столе молодой красотки, кто-то таскал ей букеты цветов, а кто-то хвастался подвигами и просто свистел вслед. Такие горе-ухажеры раздражали Фетта, хотя бы тем, что с точки зрения мандалорского Кодекса подобное поведение для воина — как минимум позор. К тому же, не стоит слишком уж поднимать эго надменной медсестрички такими настойчивыми проявлениями внимания. Что, мало, что ли, у хатта шлюх, готовых отдаться наемникам почти что даром? Почему она? Раздражает! Босск, появившись как всегда неожиданно, взгромоздился на соседний стул. — Ф-ф-фетт. — Босск, — в той же манере отозвался Боба. — Как ус-с-спехи с тем импер-р-цем? — прошипел ящер. Высунув язык, он мерзко и неспешно повел им в воздухе. — Прекрасно, — скупо отозвался Фетт, отмахнувшись от нескольких заинтересовавшихся им танцовщиц. — Слыш-ш-шал, ты улож-жил два вз-з-звода штурмовиков, — усмехнулся Босск. — Я бы пос-с-с-слуш-ш-шал историю из пер-р-рвых уст, Фетт. Много с-с-слухов… Фетт хотел было послать его подальше в дюны, но потом задумчиво хмыкнул и качнул шлемом. — Рассказ за рассказ, Босск. Чего от тебя хотела медичка? — А, тоже на неё глас-с-с-с положил? — Босск ехидно зашипел. — Своеобразная ос-с-с-соба, нас-с-с-стоящая с-с-с-стерва… Хотела ус-с-с-снать кое-что о трандош-ш-шанс-с-ской анатомии. Приш-ш-ш-шлос-с-с-сь помочь… Трандошанин оборвался на полуслове, сжавшись в полной готовности к действию — краем глаза он заметил, что почти незаметным движением Фетт положил ладонь на рукоять неразлучного бластера. Обычно за этим следовал выстрел, но пальцы Бобы только легонько погладили отполированный годами пластик. Мандо смотрел на стойку перед собой, но Босск прекрасно знал о боковых камерах его шлема и о том, сколько в него натолкано систем. — Вс-с-сего лиш-ш-шь с-с-строение гортани. Наш-ш-ши виды одинаково уязвимы для рассекающего удара в горло. Рука вернулась на стойку, к стакану, который Фетт задумчиво покатал по отполированной годами стойке. Босск усмехнулся. — Дж-ж-жанго должен был говор-р-ить о жен-н-нщинах, — вкрадчиво прошипел ящер, — и о том, что воин не дол-л-лжен позволять гормонам с-с-собой управлять. — Это не гормоны, — буркнул Боба, немного расслабившись. — Не люблю не понимать. А эту стерву я не понимаю. — Конечно ж-ж-же вс-с-се так, — произнес трандошанин, разразившись серией сухих шипящих вдохов, служащих ящеру аналогом смеха. — Хочешь возразить? — угрожающе отчеканил мандо. — Нет, — тихо прорычал Босск. — Но я знал твоего отца, Фетт, и знал тебя ещ-щ-щ-ще с рож-ж-ждения. Не с-с-с-с-стоит пытатьс-с-с-ся обманывать хотя бы меня. Человеческие с-с-с-самки уродливые, редко бывают привлекательными, но эта хорош-ш-ша, дос-с-с-стойный экземпляр вашего вида. — Вот лекции о красоте шлюх от трандошанца мне не хватало! — огрызнулся Фетт. Тот снова зашипел-засмеялся. — Муж-ж-ж-жчина час-с-с-сто нас-с-с-сывает шлюх-х-х-хой ту, которая не дала. Фетт очень медленно повернул к нему голову и трандошанец как-то быстро понял, что если он не заткнется прямо сейчас — то Фетта не остановит даже то, что любых драчунов на вечеринках Джаббы скармливают ранроку. — Ну да что мы вс-с-с-се о ерунде какой-то… Рас-с-с-скажи про импер-р-р-рца! — Пошел на попятную ящер и махнул бармену. — А ты налей нам ещ-щ-ще!.. Фетт медленно выдохнул и таки стянул с бритой головы шлем. Выпивка у Джаббы была хороша, крепкая, но не слишком бьющая по мозгам, если знать свою меру. Рассказ получился коротким, но выразительным, трандошанин одобрительно засвистел и сам похвастался украденным звездолетом, который он успел толкнуть на черном рынке. Вечер набирал обороты, Фетт отвлекся от мыслей о раздражающей Шай. Но ненадолго. Через пару минут внимание Бобы привлек шум за спиной трандошанца. Снова звездой была эта Шай, только вот сейчас находилась она посреди кучки абсолютно пьяных викваев, которых наемник раньше не встречал. Один из пиратов лежал на полу, прижатый сапогом девушки, с вывернутой за спину рукой, остальные же только громко орали, и уже вспомнили про свое оружие. Она нашла приключения на свою задницу, и даже это раздражало Фетта. Эта пьянь неделями не видела женщин, и, может быть, Шай даже заслужила то, что пираты могут с ней сотворить… Да только это противоречит его Кодексу… И почему-то даже одна мысль о том, что кто-то посторонний смеет притронуться к Шай приводила его в такое бешенство, что прежнее легкое раздражение не шло ни в какое сравнение с этим гневом. С обреченным вздохом Фетт опрокинул в себя остатки напитка и рывком накинул шлем. — Вызови стражу, на всякий случай, — бросил он невозмутимому бармену. — Я с-с-с-сделаю на тебя с-с-с-ставку, — профыркал Босск, даже не намереваясь двигаться. Тви’лек-бармен понимающе кивнул, просто нажал скрытую под стойкой кнопку, и продолжил обслуживать клиентов. Боба же направился к заварушке. Викваи обступили девушку полукругом, кое-кто даже сумел достать пистолет из кобуры (а когда в существе больше спирта, чем крови, даже это действие превращается в целый квест), что-то там орали про то, как, в каких позах и в каком количестве с ней сделают, угрожали расправой… В ответ Шай дернула руку лежащего пирата, выворачивая сустав еще сильнее и заставляя его орать от боли, и выдала такую тираду на смеси хаттского и мандо’а, что Бобе оставалось только удивиться ее лингвистическим познаниям. И всё же она одна, без оружия, а значит такую толпу не остановит. Подойдя, Фетт выкрутил вокодер шлема и рванул свой пистолет, приставив его к затылку особо рьяного пирата с весьма извращенной сексуальной фантазией. — Ты в доме Джаббы, о’сик, — произнес закипающий Боба. — Заткни пасть и иди дальше пить, иначе твоих дружков выкинут отсюда вместе с твоим боссом. Завидев знаменитого наемника, дружки-викваи немного притихли. Но у этого-то на затылке глаз не было, он не видел своего противника. — Слыш, ты, импово отродье… — заплетающимся языком выкрикнул он и попытался развернуться для удара, но прекрасно обученный мандо был во сто крат быстрее обычного пьяного пирата. В конце движения виквая ждал направленный в челюсть удар бронированной перчаткой, от которого он полетел на пол к своему дружку, прижатому стройной ножкой Шай. — Заткни пасть, я сказал! — прорычал Боба. — Хочешь, чтобы эти шабуиры стали кормом для ранкора? Шай, воспользовавшись тем, что викваи отвлеклись на подошедшего Фетта, отточенным движением выдернула оружие из кобуры поверженного ею пирата, нацелившись одному из его дружков точно в грудь. Бластер в руке не дрожал. — Ну и, чего стоим? — Чуть насмешливо бросила она пиратам, кивая в сторону Бобы. — Не злите любимого мандалорца Джаббы! Пираты, кажется, вполне себе протрезвели, стояли переглядываясь, и вполне вероятно — осознавая, что они творили и как, в целом, им повезло. В конце концов, они подобрали с пола своих поскуливающих товарищей, и как пнутые, вшивые шавки быстро скрылись. Охрана как всегда не успела появиться вовремя, и ранкор, увы, остался голодным. — Я бы и сама справилась, — девушка осмотрела трофейный бластер, парой движений разобрала его, выдернула батарею и выбросила под ноги мандо. — Дешевка, причем ржавая. — Разумеется, — отвернулся Боба. — Просто не переношу неблагодарных придурков. — Угу, конечно. Насмешка в ее голосе вызвала такую вспышку раздражения, что Фетт резко повернулся к девушке, едва подавив рефлекторное желание засадить несколько выстрелов в голову обидчика. Учитывая ее навыки и очевидную боевую подготовку, его Кодекс вполне позволяет разобраться с Шай, как с равной. То есть, на языке бластера и бескада. Окружающие ощутимо напряглись и снова развернулись к предполагаемому зрелищу, и даже Босск почти незаметно оправил свою винтовку и чуть развернулся на своем стуле, чтобы иметь возможность выстрелить при необходимости. — Ты хочешь что-то сказать?! — прорычал Фетт, держа руку у бедра. Только вот на Шай его боевая поза не возымела совершенно никакого эффекта. Неожиданно девушка улыбнулась, как пушистая и ласковая лот-кошка, ее щечки округлились, а глаза превратились в две маленьких щелки. Шаг вперед… — Спасибо, Боба, — ее ладонь слегка коснулась бескарового нагрудника, а теплый шепот прозвучал… На удивление искренне для такой прожженной стервы. — Мне приятно, что ты решил за меня вступиться. — Раздражаешь, Шай, — отозвался мандалорец, но сам почувствовал, насколько непривычно теплым получился тон.