Особенная

      Из палаты триста сорок доносился режущий уши хор аппаратов. Тэлли ходила из угла в угол, кусая костяшки пальцев и не сводя взгляда с двери, за которой только что скрылся очередной врач. Остальные пока не выходили.       — Почему так долго?! — не выдержала она и зарылась пальцами в волосы, оттягивая их. — Боги, Шэй, что там происходит?..       — Врачи разберутся и сразу же нам сообщат, — успокоила Тэлли подруга, немного нервно косясь на окружавших их смотрителей. Тэлли же, казалось, и вовсе не волновало, что ее могут снова запереть в комнате с мягкими стенами — все ее мысли крутились вокруг Зейна, оказавшегося в больнице без присмотра во время воздушной атаки, устроенной доктором Кейбл.       В этот момент дверь палаты наконец распахнулась, и врачи один за другим начали покидать ее. Некоторые бросали при этом сочувственные взгляды на резчиков, ожидающих в коридоре. Тэлли уже было бросилась к ним в поисках ответов, но одна фигура уже отделилась от потока и направлялась прямо к ней.       — Меня зовут доктор Витис, — представился он. — Нейрохирург. Боюсь, прогнозы неутешительные. Мы сделали все, что могли, но мозг пациента слишком сильно пострадал, не получив должного ухода после операции…       — Что вы имеете в виду? — в голосе Тэлли явно прозвучала угроза, и Шэй вцепилась в ее локоть мертвой хваткой, боясь, как бы та не разодрала горло доктору Витису своими модифицированными острыми когтями.       — В какой-то момент во время эвакуации мозг пациента начал отторгать новую ткань, — тон врача был профессионально-спокойным, что делало произносимые им слова еще более ужасающими. — Его иммунная система приняла новое вещество головного мозга за инфекцию и отреагировала соответствующим образом. К тому времени, как вы его обнаружили и позвали нас, повреждения уже стали необратимыми.       — Какие… повреждения? — голос Тэлли сорвался. Врач сжал губы в скорбную линию.       — Исчезли все те функции, которые мы пытались восстановить. Зейн поступил с перманентным тремором мышц и провалами в мышлении. Он просил также физически укрепить его насколько возможно. Он знал все риски и дал информированное согласие.       — Он… не может… двигаться? — у Тэлли потемнело в глазах, и теперь уже она сама сжимала руки Шэй железной хваткой.       — Двигаться, говорить, распознавать. Дышать, — на этом месте врач помедлил, бросив на Тэлли слегка виноватый взгляд. — Без аппаратуры он не жилец. А нам нужна эта койка для пострадавших при бомбардировке, и чем скорее, тем лучше.       У Тэлли подкосились ноги, и она бы упала, если бы Шэй не подхватила ее. В голове вертелись тысячи мыслей, сотни вариантов развития событий, но реальным был только один.       — Я хочу его увидеть.       — Тэлли, нет, — взволнованно зашептала Шэй ей на ухо. — Нам нужно уйти отсюда, ты не в себе и слишком опасна. Что, если ты убьешь кого-нибудь?       — Я в порядке, — Тэлли почти не соврала. Кроме давящей тяжести в груди, она больше ничего не чувствовала. — Мне нужно всего пять минут. Пять минут, Шэй-ла, и потом я оставлю его… умирать… — Тэлли буквально вытолкнула эти слова из глотки и, сглотнув, продолжила: — и уйду, чтобы остановить войну.       Шэй пристально посмотрела в ее глаза, а потом кивнула остальным, чтобы ее пропустили.       В палату они зашли втроем. В ней не было ничего кроме белых стен, тихо жужжащих и попискивающих мониторов и мертвенно-бледного Зейна, лежащего на идеально ровных простынях.       — Тэлли… — хриплый голос Тэкса ворвался в ее онемевшее сознание.       — Мне так жаль, — завершила Шэй его реплику, мягко кладя ладонь на ее напряженное плечо.       Тэлли машинально повернула голову на звук их голосов, скользнула по ним невидящим взглядом и вернула его на лежащего Зейна.       — Выйдите, — она даже не обратила внимание на каркающий звук, слетевший с ее губ. Центр ее вселенной целиком сосредоточился на Зейне.       — Тэлли-ва, ты уверена, что…       — Выйдите! — на этот раз голос был даже почти похож на ее собственный — приказной тон чрезвычайницы.       Друзья замялись, но все же один за другим потянулись на выход.       Дверь за резчиками закрылась, и Тэлли осталась в палате одна, не считая Зейна, практически слившегося с белой простыней. В тишине комнаты негромко, но назойливо попискивали аппараты, трубки и провода от которых тянулись к голове и телу Зейна. Он лежал абсолютно неподвижно, даже грудная клетка, казалось, не поднималась в такт дыханию, но Тэлли была чрезвычайницей и, приглядевшись, могла заметить легкое размеренное биение венки на шее — прямо рядом с трубкой, подающей кислород через трахею.       — Зейн… — на негнущихся ногах Тэлли шагнула к нему, упираясь коленями в койку. Она больше не доверяла своим ногам, — не после того, как они подогнулись в коридоре от известий о состоянии Зейна, отказываясь ее поддерживать.       Да сейчас она и сама отказывалась поддерживать себя.       Тэлли нерешительно дотронулась до ладони Зейна самыми кончиками пальцев. Рука была бледной и холодной, как у трупа. В горле снова образовался ком. Прочистив горло, резчица поняла, что не может отпустить его, не может уйти спасать мир, пока не попросит прощения. Продолжая невесомо поглаживать безжизненные пальцы, Тэлли выдавила:       — Прости меня… — стук. Это в груди Тэлли сердце упало вниз мертвым острым осколком, болезненно рассекая внутренности. Но это было ничто по сравнению с тем, что Зейну пришлось пережить из-за нее. Сглотнув, она продолжила: — Ты пострадал из-за меня… Я отправила тебя сюда, довела собственноручно, чтобы ты изменился, стал таким, каким я хотела тебя видеть. А потом я оставила тебя одного, и тебе пришлось пережить операцию в одиночку, и налет… Налет тоже произошел из-за меня! — Тэлли стукнула кулаком по стене, в глазах помутнело, но не от боли, а от осознания того, что она все — абсолютно все, — делала неправильно.       Она поднесла руку к лицу Зейна, не чувствуя ни боли, ни того, как покалывают наноустройства, уже приступившие к регенерации. Оставляя багровый след, очертила костяшками пальцев заострившуюся скулу и пухлую нижнюю губу, в которой еще недавно теплилась жизнь и которую она с таким трепетом целовала на обрыве. Она отбросила от себя воспоминания о своем дальнейшем мерзком поведении и сосредоточилась на чувствах, что ощущала в тот момент.       — Я люблю тебя, — Тэлли произнесла эти слова тихо, но четко, ясно осознавая, что это на самом деле так. Если бы она переборола себя раньше, если бы смогла заставить свой мозг работать по-другому, как делала до этого, Зейн бы не лежал сейчас, бледный, изможденный, еле дышащий, не ждал бы своей смерти, когда его отключат от аппарата, чтобы дать возможность спастись тем, кто еще может выжить. Она все еще видела все его несовершенства, но больше они не имели для нее значения. Она отдала бы всю красоту мира, всю свою чрезвычайность, лишь бы вечно держать его за теплую трепещущую ладонь и чувствовать, как она сжимает ее в ответ.       Наклонившись, Тэлли прижалась к бледным холодным губам Зейна своими, вкладывая всю любовь, оставляя ее с ним. Пусть забирает, забирает с собой все до капли, ей теперь это ни к чему. Ей отчаянно не хватало воздуха. В ушах звенело, перед глазами стоял туман, и казалось, будто она сейчас умрет прямо здесь, рядом с ним. Но кто тогда спасет тысячи невинных жизней?..       Ничего не видя и не слыша, практически наощупь Тэлли выскочила из палаты, пронеслась мимо друзей прямо к выходу, не замечая, что ее щеки бурным потоком омывают слезы, не осознавая, что непрерывный писк звучит не только в ее ушах, но и раздается на весь этаж.       Дежурный врач вбежал в палату и ошарашенно уставился на мониторы, показатели на которых бешено скакали, показывая растущую мозговую активность. Клетки мозга генерировали себе подобные с невероятной скоростью, присущей лишь созданным человеческими руками наноустройствам. Но ни одно известное человечеству наноустройство не могло починить то, что осталось от этого юноши.       Врач не мог пошевелиться, со священным трепетом наблюдая за чудом, вершащимся буквально на его глазах. Он не закричал, не вызвал коллег по интерфейсу, лишь жадно впитывал в себя каждый невероятный момент исцеления, которому он стал очевидцем.       До тех пор, пока Зейн не открыл глаза.