***
Когда они смотрят на часы в следующий раз, они показывают уже половину второго. Сообща они решают укладываться спать, Чонгук дает Тэхёну возможность выбрать из кучи своих футболок одну себе, и в этот момент обоих посещает мысль о том, что через несколько минут им придется лечь в одну кровать. Речи о том, чтобы лечь в разных комнатах, даже не идет, и это им в голову приходит одновременно, от чего становится немного более неловко, чем было до этого. Они никогда не спали в разных комнатах до этого. Более того, никто никого не отсылал на пол, они всегда спали на одной кровати. Но в последний раз это было четыре года назад. Попросив сейчас один из них личное пространство, это было бы признанием того, что им неловко, следовательно, это задевает их чувства, что доказывало бы их чувства друг к другу. Каким образом эта цепочка сработала в голове у обоих — неизвестно. В доме, когда Тэхён выходит на цыпочках, чтобы умыться перед сном, уже тихо и темно, а за окном побережье накрыла летняя прозрачная ночь. В ванной перед зеркалом он долго умывается ледяной водой, чтобы смыть внезапно накрывшее волнение. Откуда оно вообще взялось? Это все тот же Чонгук, которого он знает, кажется, всю свою жизнь. Омега усилием воли уговаривает себя успокоиться, и это срабатывает на какое-то время. Он возвращается переодетый и умытый, когда раздетый Чонгук уже лежит в кровати, листая ленту в телефоне. Тогда волнение возвращается. Тусклый свет освещает его лицо, и Тэ, вынужденный надеть длинную футболку Чонгука, со светом скорости юркающий под плед, лишь бы альфа не увидел больше, чем надо, отмечает, что тот как-то за последнее время изменился. Не только внешне, но и поведением. Их взросление, естественно, произошло, не спросив и не предупредив, и теперь иногда омега не узнавал человека перед собой. За последние два года Чонгук очень возмужал, и хотя его лицо как будто бы и не изменилось, было что-то, чего Тэхён никак не мог себе объяснить, то, из-за чего он бывало долго его рассматривал, пока Чонгук не видел. Это ощущалось странно. Вся их дружба теперь ощущалась странно. Каждое движение, взгляд, прикосновение приобретало больше смысла, когда пытаешься уловить то, чего, кажется, нет, но чего очень бы хотелось. Теперь уже нельзя было идти по пляжу за руки, как это было, когда они были совсем маленькими. Нельзя было просто так взять и обнять Чонгука. Невидимая линия взросления разделяла их, Тэхён на неощутимом и необъяснимом уровне ощущал, что теперь так уже нельзя. Особенно теперь, когда Чонгук, уже окончивший школу и поступивший в университет, ощущался на порядок взрослее, чем до этого. Тэхён впервые увидел в нем молодого мужчину, и, возможно, именно это заставляло его чувствовать себя так противоречиво и неестественно сейчас. Теперь, когда они лежали, как когда-то в детстве, в одной кровати, это ощущалось странно и как будто даже неправильно. Теперь нельзя было дурачиться, потому что они уже взрослые альфа и омега, и будет неловко, если Тэхён, полуголый, начнет беситься с почти совсем голым Чонгуком. Что-то странное происходило в Тэхёне. В его чувствах по отношению к Чонгуку что-то менялось, но он еще не мог сказать, что именно. Он лишь чувствовал внезапную неловкость в темноте, когда альфа отложил телефон и точно не спал, но и не говорил с ним. Да и весь этот вечер был странным. Все было как раньше, но по-другому одновременно, и омега никак не мог сложить все пазлы воедино, чтобы понять, что именно. Он знал только, что в данный момент ему так неловко лежать в одной, пусть и достаточно большой, чтобы между ними оставалось достаточно приличного расстояния, кровати Чонгука, что он готов провалиться сквозь землю. Это странно, когда восемнадцатилетний альфа и семнадцатилетний омега ложатся в одну кровать, даже если они лучшие друзья, но Тэ никак не мог себе объяснить, почему он чувствует себя так. Раньше это было так просто, как дышать. Они валились на кровать с разбегу, смеялись, дурачились и устраивали бои подушками, залезали в пододеяльники и прыгали по комнате, как дурные, пока дыхание совсем не сбивалось и они не валились в кровать снова, тихо смеясь и смотря друг на друга блестящими от детского счастья глазами. Сейчас почему-то так просто не получалось. Было неловко, Тэхён все выискивал правильные слова, боялся даже двигаться или дышать сейчас, и это было странно. Чонгук всегда был тем, с кем он чувствовал себя комфортно и свободно, но теперь что-то было не так. Как будто они делали что-то неправильное. Между ними что-то неуловимо менялось все это время. Но что? Омега, лежа в темноте, никак не мог понять, почему его дыхание никак не успокоится и почему ему так неловко. Он чувствовал себя так, словно они — это не они вовсе, и это было странно. Что-то странное виделось ему во взгляде Чонгука в последние дни, пусть он и не показывал, что замечает это. Тэхён заметил, что слишком много значения придает всему, что связано с альфой: его прикосновения, взгляды. Тэхён в своих чувствах путался, терялся, а порой, когда становилось трудно дышать, и вовсе паниковал, и все это случалось, когда он видел Чонгука. Особенно в последнее время, когда он заметил, как изменился альфа. Его плечи стали шире, черты лица грубее, мысли сложнее, так, что, омега чувствовал, как часто альфа молчит о том, что не может сказать. Он слишком часто думал о Чонгуке. Подозрительно часто. Настолько часто, что недавно допустил мысль о том, что альфа ему нравится. А потом появилось это странное, теплое, тянущее ощущение внизу его живота. Тогда стало тяжелее. Теперь во всем, что он делал, Тэхён искал подтекст, искал доказательство того, что он Чонгуку тоже нравится, втайне надеясь на это. Теперь, даже после умывания холодной водой перед сном, ему было жарко от того, что альфа, уже совсем взрослый, так близко. Тэхёну стыдно было признаться, но, если честно, хотелось, чтобы он был еще ближе, чем есть сейчас, и от этой мысли его щеки загорелись пламенем. Пока они как обычно играли в приставку и смотрели фильм, все было хорошо, но сейчас все это как будто бы приняло более интимный характер. — Так странно это все, — шепчет он в темноте. Осторожно, еле слышно, даже не зная, зачем. Может быть, Чонгук, как более старший, сможет объяснить ему произошедшую перемену? Может быть, Тэхён допускал, он признается? Или все это его домыслы? Это слишком тревожит его, чтобы молчать сейчас. — Почему в последнее время все как-то по-другому? — омега поворачивает голову к альфе, встречаясь с его глазами и по взгляду понимая, что не один он задается этим вопросом. Он замечает, как Чонгук мешкает и задумывается, прежде чем ответить. Ему кажется, или альфа смущен? — Хотел бы я знать, — альфа ерзает, укладываясь поудобнее. — Возможно, что все дело во взрослении? — его ладонь незаметно отправилась на поиски чужой. — Когда мы спали в одной кровати до этого, нам было по тринадцать лет. Ночью разговоры по душам всегда давались им легче. И сейчас Чонгуку стало казаться, что, даже если все пойдет не так, как ему бы хотелось, ночь все укроет и скроет. Ему стало казаться, что омега дышит так же тяжело, как он, и он не был уверен, действительно ли запах Тэхёна еле уловимо стал тяжелее. Не воображение ли это его играет шутки? Не может быть, чтобы воображаемый запах так дурманил, чтобы голова становилась тяжелой. Он пожалел, что не видит лица Тэхёна сейчас — так было бы понятнее, что испытывает омега и что он может делать. Ладонь альфы, медленно продвигающаяся по разделяющему их одеялу, наощупь находит чужую, меньше и нежнее, и Тэхён, отпустивший взгляд, словно пытающийся скрыть чувства, вздрагивает, в испуге его поднимая. Ему не могло показаться, что Чонгук взял за руку, и он точно знает, что это не так, как раньше. Слишком многое между ними поменялось, чтобы это было как раньше. — Извини, — альфа, не так понявший взгляд омеги, тут же отдергивает руку и поворачивается на спину, глядя в потолок. Его грудь часто и тяжело поднимается, а сердце словно ушло в пятки — он понял неправильно. Нужно срочно исправить положение, пока не получилось так, что он все испортил. — Давай сделаем вид, что этого не было? Я могу пойти спать в гостевую, — Тэхён чувствует, как к горлу подкатывает комок. Ну уж нет, если он сейчас заплачет, пусть даже при Чонгуке, самом родном человеке из всех, это будет провал. Но он же точно взял его за руку и совершенно точно не так, как раньше. Чонгук уже встает с кровати, когда омега удерживает его за запястье. Сейчас или никогда. — А если я не хочу? — Тэхён жмурится, когда это спрашивает. Его уши закладывает в ожидании ответа, и он не открывает глаза до тех пор, пока альфа не накрывает его руку более уверенно снова. Ему кажется, что проходит вечность перед тем, как его рука оказывается в тепле чужой. Его сердце бешено колотится, словно хочет вырваться из тела, когда он ощущает, что альфа двигается ближе. — Если ты не хочешь, — тихо шепчет Чонгук, — мы можем не забывать. Все будет как ты хочешь, — Тэхён, кажется, задыхается, когда поворачивает к альфе голову, заставляет себя открыть глаза и встречается взглядом с альфьим светящимся огоньками. — Мы можем? — Тэхён даже не до конца понимает, о чем спрашивает, но, когда альфа кивает, мягко улыбаясь и второй рукой гладя его щеку, становится легче, хотя не менее неловко. — Все, что ты захочешь, — и омега впервые понимает, что он слышал это обожание в голове альфы так часто, что сейчас уже и не вспомнить все те случаи, когда он говорил с ним так. И как он вообще мог сомневаться? Но даже сейчас, ощущая руку Чонгука на своей, он не верит в реальность происходящего, и ему приходится закрыть глаза на мгновение, чтобы успокоить дыхание. — Если бы ты выиграл, каким бы было твое желание? — открывая глаза, спрашивает омега. Лицо Чонгука освещается льющимся из окна светом луны, и Тэхён не может перестать разглядывать его, замечая, как темнеет взгляд альфы после его вопроса. Омега не успевает понять, как оказывается в чужих объятиях, и их разделяет теперь лишь плед. Он чувствует, как крепкие руки альфы обнимают его, осторожно, словно он боится сломать, а потом разряд по всему телу — альфа целует его шею в сгиб. Из Тэхёна вырывается стон, и он, испуганный своей реакцией и тем, что может разбудить спящих в доме, закрывает его своей рукой, пока Чонгук зацеловывает всю его шею. Каждый поцелуй, каждый тяжелый выдох альфы отдается вниз его живота, где скапливается жар. Тэхён в какой-то момент находит ногу Чонгука между своей, а потом чувствует, как широкая ладонь альфы пробирается под его футболку, гладя спину, и тогда его бедра сами двигаются навстречу, потираясь о бедро альфы. Он теряется в ощущениях, доверяя Чонгуку делать все, что тот захочет. Тэхёну требуется приложить немало усилий, чтобы помнить, что это все тот же Чонгук, потому что сейчас он ощущался совсем иначе. Прикосновения были другие, изучающие, и ему становилось жарко от того, когда он подушечками пальцев ощущал перекатывающиеся под кожей альфы мышцы. — Я хочу поцеловать тебя, — задыхаясь, говорит альфа. Он останавливается, но его рука под футболкой Тэ двигается, гладя. И как же альфе тяжело не накинуться на омегу, когда его запах становится таким четким для него, что голова кружится. — Ты ведь уже, — словно опьяненный, отвечает Тэхён, не сразу понимая, о чем Чонгук говорит. — Нет, ты не понял, — альфа ведет носом по шее омеги. Его запах, пусть и еле заметный, но только для него такой ощутимый, дает понять, что Тэхён возбужден не меньше. — Я хочу сделать это по-взрослому, — он ведет поцелуями от шеи к губам, но не касается их. Последняя стена, которую нужно разрушить. Катастрофа, которую они должны вызвать сами. — Я ни разу, — Тэхён тушуется, напрягаясь. — Я ни разу до этого не целовался, — он даже представить не может, чтобы они сейчас это сделали, пусть и очень, до жжения в губах, хочется, чтобы это произошло. — Я тоже, — в губы ему шепчет альфа. — Можем научиться вместе, — он слегка ведет губами по чужим, а Тэхён плавится, жмурится и идет навстречу, впечатываясь в чужие сильнее и впервые ощущая их теплоту и влажность. И только тогда он понимает, как хотел этого. Омега обнимает лицо альфы руками, стонет, и Чонгук, не в силах удержаться, толкается языком в чужие сомкнутые губы. Ему нужен весь Тэхён прямо сейчас. Его голова идет кругом от того, какой омега хрупкий и нежный, но как он идет ему навстречу, позволяя трогать и целовать. Тэхён неумело толкается своим языком навстречу чужому, такому же неумелому, чувствует, как ладонь альфы спускается по спине все ниже, позволяя себе сжать одну из мягких половинок, и тогда омега стонет в поцелуй. Чонгук рычит, изменяя их положение, укладывая Тэхёна на спину и нависая над ним. — Блять, Тэ, — он утыкается своим лбом в чужой, тяжело дыша. — Я хочу сделать кое-что, если ты не против, — Чонгук прерывисто целует его губы. Он сам никогда подобное не делал, но инстинкты и знания, данные ему великим гуглом, помогают ориентироваться. Хочется быть еще ближе к омеге, хотя кажется, что ближе некуда. — Скажи, если станет слишком, и я остановлюсь, — альфа не уверен, что сам верит в эти слова. — Не останавливайся, — Тэхён знает, что может ему довериться, и делает это, поддаваясь на все и утопая в ласке, которой его одаривает альфа. Омега чувствует запах альфы, усилившийся, и тогда сзади у него становится непривычно мокро. Чонгук, ощущающий это, тихо, но достаточно слышно для Тэхёна, рычит, от чего омега обмякает под ним и просит больше. Остановиться сейчас кажется уже невозможным. Как можно остановиться, когда омега такой податливый под ним позволяет делать все, что ему захочется? Он целует его снова и помогает выпутаться из пледа, а потом и снять футболку, чтобы целовать грудь и плечи. Тэхён стонет громче, когда альфа берет в рот один из его сосков, и тогда альфа на мгновение прерывается, чтобы сказать: — Будь тише, сладость, — и снова целует грудь. То, что им стоит быть тише из-за полного людей дома, распаляет их обоих лишь сильнее, когда альфа спускается вниз настолько, что омега своим членом ощущает его, немного больше и шире, такой же напряженный. Он целует его губы снова, потираясь о чужое тело, и Тэхён выгибается навстречу. Омега забывается и обнимает альфу за шею, притягивая ближе и постанывая в поцелуй, из-за чего альфа снова рычит. Он в мгновение срывает с парня и с себя белье и укладывает одну из рук Тэ на их члены, а потом, помогая своей, двигается вниз и вверх. — Тебе нравится? — шепчет альфа, тяжело дыша. Тэхён чувствует напряжение и жар, утопает в поцелуях Чонгука и ощущает, как тело раскаляется до предела, а наслаждение накатывает волнами, заставляя выгибаться в спине, подставляя грудь под поцелуи. Их руки вымазаны в смешавшейся смазке, двигаются вместе, и от этого становится только жарче, а запахи как будто смешиваются. — Да, да, да, — омега чувствует, как внизу его живота жар распространяется по всему телу, неумело толкается языком навстречу чужому в попытках стать еще ближе к альфе, когда его бедра неконтролируемо двигаются вперед. — Чонгук-а, — омега тихо хнычет, когда тепло, скопившееся в его теле, пытается вырваться. — Что-то странное, — он утыкается лбом в широкое плечо альфы, когда тот усиливает хватку и движения рук становятся быстрее. Омега на мгновение слышит хлюпающие звуки, ощущает жар щек и отдается в руки альфе. Тэхён тянется за поцелуем, хнычет, и когда их языки сплетаются, Чонгук чувствует, как член омеги пульсирует, прежде чем из него выливается сперма, горячая и липкая. Он доводит дрожащего от первого оргазма омегу до конца, валится на спину и быстро водит рукой по своему члену, изливаясь на свой живот. Чонгук, улыбаясь, поворачивает голову к омеге, приближаясь и целуя его, жмурящегося от наслаждения и такого красивого. Катастрофа все-таки произошла.Part 1
13 февраля 2024 г. в 22:35
Примечания:
Знаете, как это бывает - щелк! и в голове идея, теплая, уютная, неожиданная. Возвращающая меня в прошлое, такое далекое, но в последнее время желанное. Это мой подарок на 14 февраля Вам, моим читателям, тем, кто до сих пор помнит, тем, кто пришел впервые, тем, кто придет уже после. Любви Вам, булочки *-*
— Ну, как обстановка? — Тэхён тянется рукой в тарелку, только что прибывшую на руке Чонгука в комнату, где они спрятались от бегающей по дому малышни — их младших сестер и братьев. Он тут же отправляет себе в рот кучу сухарей, собираясь похрустеть. — Мои любимые! — омега прикрывает глаза, отмечая про себя, что Чонгук всегда знает, что ему нравится.
К этому моменту прошло уже около трех часов с тех пор, как они не спускались вниз, где их родители, встретившиеся впервые за долгое время, устроили по этому поводу приятный вечер с вином и едой. Чонгука не было около получаса, и Тэ даже думал уже спускаться вниз.
— Скорее всего вы останетесь с ночевкой, — докладывает усаживающийся на кровать рядом с другом и довольный до покалывания в пальцах Чонгук. Он видит, как Тэхён подтанцовывает, слыша о ночевке, и смеется. Они так давно не устраивали такие вечера, что сейчас волнение охватило обоих — раньше такие ночи с ночевками были лучшим, что с ними случалось. Они выбирались на крышу дома, смотрели на побережье и звезды, обсуждали инопланетян и много смеялись. Сейчас, невольно это вспоминая, оба ощущали тепло в груди. Последняя их ночевка была, должно быть, около четырех лет назад.
— Было тяжело? — хрустя, спрашивает Тэхён.
— О, да. Твоя мама задавала кучу неудобных вопросов, говорила, каким взрослым я стал, а твой отец заценил мою фигуру, — Тэхён вынужден согласиться со своим отцом, фигура Чонгука, занимавшегося баскетболом, явно стала лучше. Настолько лучше, что омега весь вечер замечал, что залипает на его теле. Широкие плечи, узкие бедра, мышцы на руках и ногах — все это вынуждало задержать взгляд на обладателе тела.
— Он прав, — омега пожал плечами в знак констатации факта и согласия, но Чонгук заметил, что его щеки налились красным. Сердце альфы пропустило удар перед тем, как забиться быстрее.
— А еще твоя мама и моя строят планы на тебя и меня. Вроде как женитьбы, — как ни в чем ни бывало сказал парень, перебирая в магазине приложений на приставке новые игры, но ожидая реакции Тэхёна. Омега в свою очередь закашивается и выпучивает глаза, ожидая продолжения.
— И?
— Что значит «и»? — Чонгук повторяет интонацию Тэхёна нарочито удивленно.
— Ну, что ты ответил? — не то чтобы Тэхёну было очень интересно, но да.
— Я сказал, что буду смиренно ждать назначенной ими даты, — альфа пожимает плечами. Он ожидает реакции Тэхёна, но кроме озадаченного и явно смущенного лица не видит ничего, поэтому решает сменить тему. Между ними в последнее время и так было слишком много неловкости, чтобы сейчас нагнетать. — Сынён почти догнал меня, кстати, когда я поднимался сюда. В следующий раз идешь ты.
— Не-ет, — мучительно тянет Тэ. — Ты знаешь, что я не вернусь оттуда живым. Они наверняка накинутся на меня, особенно твоя мама, — их родители сейчас, судя по часам, уже должны быть настолько пьяны, что это бы наверняка произошло, если бы Тэхён спустился вниз. Его наверняка ожидают все эти стандартные вопросы, через которые уже прошел Чонгук, вроде «Тэ, ну что, уже решил, куда будешь поступать после школы?» и самый главный вопрос «Нашел уже себе альфу?», «Тебе нравится Чонгук?». Он не готов к этому испытанию. Вряд ли он сможет скрыть правду, если его спросят открыто. Повезет, если выпившая мама не заметит, но вероятность слишком мала.
Им с Чонгуком, его лучшим другом детства, альфой, уже достаточно лет для того, чтобы взрослые задавали подобные вопросы. Честно говоря, кто вообще не бывал в подобной ситуации? Стоит ли объяснять, насколько омеге неудобно отвечать на эти вопросы? Учитывая, что семнадцатилетнему Тэхёну их задают при каждом удобном и неудобном случае? Стандартный набор вопросов об учебе и любви как будто генетически заложен в людей, а функция их озвучивания работает с той самой секунды, как тебе исполняется семнадцать.
Особенно опасно, если у тебя есть лучший с детства друг альфа, которого тебе прочат в мужья с самого детства. Особенно опасно, когда все случается так, как того все хотят, и ты правда влюбляешься в друга детства, забывая это признать и отказываясь это делать. Но об этом чуть позже. Сейчас лучше сделать вид, что это ни коим образом Тэхёна не задело.
— В таком случае — решим по старой схеме, — пожимая плечами, отвечает Чонгук, который абсолютно всегда выигрывал в «камень-ножницы-бумага». Тэхён не уверен, талант это или мухлеж, но, сколько он себя помнит, Чонгук всегда выигрывал у него, объясняя это жизненным опытом, хотя был старше всего на год.
— Ну уж нет, на этот раз я не поведусь, Чонгук, — альфа краем глаза наблюдает за суровым омегой, ухмыляясь. Если Тэ называет его полным именем, значит, он абсолютно серьезен, это Чонгук за долгие годы их знакомства усвоил на высший балл. Омега усаживается перед ним, на этот раз, судя по всему, будучи серьезно настроенным, что альфа чувствует даже по запаху — он стал более жестким.
Запах Тэхёна еще не закрепился, но Чонгук точно может сказать, что он знает, чем пахнет омега — мягкий, нежный жасмин. Он знает даже то, как запах изменяется с его настроением. Есть ли вообще что-то, чего альфа о нем не знает? В этом Чонгук не уверен, потому что он помнит все, что с Тэхёном связано. Они росли вместе с детства, знают друг друга от и до. Нет того, что Чонгук мог бы о Тэхёне не знать.
Его любимая сторона кровати — правая, он любит деревянные зубные щетки, а когда читает — хмурится. Он часто долго не может уснуть из-за нескончаемого потока мыслей, и поэтому звонит Чонгуку, рассказывая абсолютно абсурдные вещи, из-за которых альфа хохочет. Тэхён любит лето и грозу, а еще ему нравится море — там он собирает множество камушков и ракушек. Он любит покупать журналы, вырезать из них фото и вешать на свою доску, которую так любит рассматривать альфа. Омега смешно щурится на солнце, а еще до сих пор не умеет кататься на велосипеде и плавать.
Все эти и множество других мелочей вызывают в Чонгуке бурю — его сердце гулко бьется под кожей, когда он лишь видит Тэхёна, и так уже на протяжении двух лет. Это дается тяжело, особенно тяжело было, когда только началось и шестнадцатилетний Чонгук понял, что испытывает к омеге что-то большее, чем нежность дружбы.
Это произошло, когда омега брызнул в него водой тем жарким днем, заливисто хохоча и убегая прочь, пока альфа, на мгновение замерев, осознал. Он любит Тэхёна. Любит так сильно, что в тот день его щеки горели до самой ночи, и только он один знал, что это не из-за палящего солнца.
Он любит в нем все. Он любит каждую сторону Тэхёна. Ту сумасшедшую, когда омега дурачится, лезет с щекоткой и визжит, когда альфа нападает с ней на него. Ту спокойную, когда они смотрят вместе фильм, и омега кладет свое плечо на его. Даже обозленную на весь мир сторону, когда происходит что-то несправедливое, и омега горько плачет от досады. Он любит, когда омега злится, если ему не удается выиграть очередной раунд гонки, в которые они так любят играть вместе на приставке. Он любит, когда омега, мечтая и лежа в высокой траве, рассказывает ему, не скрывая, все до одной мысли, глупые и серьезные. Он любит все. Нежность омежьей кожи, которую он так редко ощущает, но что становится для него подарком. Переливы из медового в темно-коричневый в его красивых глазах на солнце, выцветшие и ставшие совсем светлыми вьющиеся волосы. Каждую родинку. Пухлые губы, которые хочется укусить.
Чувства Чонгука, растущие с каждым днем, лишь укрепляются, а сказать о них хочется все сильнее, но он молчит. Молчит, по классике опасаясь, что потеряет дорогую ему связь с омегой, и потому скрывает, как может, свою любовь, втайне надеясь на то, что омега однажды признается ему сам. Хотя, конечно, это слишком смелые мечты, и альфа понимает, что надежды на это однажды принесут ему в миллионы раз больше боли, чем он ощущает сейчас, когда понимает, что им вместе не быть. Такая дружба не может перерасти во что-то большее — это слишком серьезно и может сломать их построенную за долгие годы связь. А потерять ее для них обоих — недопустимо.
Тяжелее стало, когда Чонгук стал ощущать проявляющийся запах омеги. Он и не думал, что физически можно настолько сильно хотеть кого-то поцеловать и сделать что-то большее. Ему казалось, что все эти рассказы про физическую тягу альфы и омеги друг к другу — сказки, что в жизни так не бывает, но с наступлением семнадцатилетия Тэ Чонгук понял. Не сказки. И не шутки. О таком не шутят.
Ему очень хотелось утянуть омегу в свои руки, обнять и впечататься губами в его, мягкие, всегда блестящие и наверняка мягкие. Очень хочется показать ничего не подозревающему Тэхёну свои чувства прикосновениями, словами, поцелуями. Хочется обнять и никогда не отпускать. На физическом уровне вместе с половым созреванием это оказалось настоящим испытанием, поэтому сейчас альфа не уверен, что предстоящая ночевка — хорошая идея, хотя раньше он обожал это.
Еще тяжелее становится, когда начинаешь замечать смущенные омежьи взгляды на себя, понимая, что, кажется, происходит неизбежное, и это ваша первая любовь, а может и не она, потому что, к сожалению, прочитать чужие мысли никак нельзя, и из-за этого приходится молчать. Дружба — вещь очень хрупкая, если в ней появляется место чувству более сильному. Сломать построенную годами дружбу страшно, и от того вы, догадываясь, но не позволяя себе поверить в догадки, молчите о своих желаниях.
Поднимаясь по лестнице несколько минут назад, ему было очень тяжело не допускать даже мысли о том, что ему хочется сделать с Тэхёном ночью, когда все на свете уснет, и останутся лишь они одни. И как об этом не думать, когда это их первая за долгое время ночевка? Его мысли возвращались к тянущемуся ему навстречу в темноте Тэхёну, а руки почти ощущали, как обнимают и забираются под футболку, прикасаясь к медовой, уже загоревшей на солнце этим летом коже. Закрывая глаза перед тем, как войти в комнату и выдыхая, он видел, как омега изгибается под его поцелуями на шее, груди, животе, и сейчас это здорово отягощало его задачу дышать ровно. Так, чтобы омега ни за что не догадался о таящихся в нем чувствах.
— И что ты предлагаешь? — выгибая бровь, спрашивает альфа, заставляя себя вылезти из кокона мыслей. Не думать в этот момент насколько омега красив в неоново-розовом свете комнаты очень тяжело. Главное не моргать часто, потому что тогда он будет видеть изгибающегося под ним омегу слишком отчетливо. Его чувства закончатся катастрофой. Чонгук знает. Но, по крайней мере, если Тэхён не будет в это втянут, катастрофа случится лишь для него. Она случится этой ночью, когда ему придется пойти в холодный душ, чтобы успокоить часто бьющееся сердце.
— Давай сыграем три гонки — на ком будет больше побед, тот и идет вниз, — предложение вполне справедливое. В этом они хотя бы наравне. И если бы Тэхён не был бы так красив, если бы до этого чувства Чонгука не раскалились до предела, возможно, так бы оно и было.
— Может, сыграем лучше на желание? — альфа, внезапно ощутив себя увереннее, чем он был до этого, зная, что омега наверняка поведется на подобное, подумал, что это хорошая идея. Это будет его шансом, если ему удастся выиграть. Если же нет — это будет знаком.
— Воу, Чонгук-а, ты решил играть серьезнее? — альфа замечает в парне напротив что-то странное, и как будто меняется его запах, но он не понимает, как именно. Он словно видит больше, чем желание выиграть, и ему почти кажется, что в этот момент между ними пробегает электричество. То, с каким вызовом смотрит на него омега, распаляет альфу. Если бы он не знал Тэ, сказал бы, что омегу посетили подобные его мысли, но этого не может быть (или он не хочет в это верить), тем более, что уже спустя мгновение заинтересованный в победе омега поудобнее устраивается с джойстиком в руках. В его глазах огонек азарта, и тогда начинается первый раунд.
Чонгук, настроенный не менее серьезно, обходит Тэхёна в два счета, ведя гонку. Он остается спокойным внешне, когда первым пересекает финишную черту, но, видя, как загорается на победу Тэхён, загорается внутри. Омега, распаленный желанием победить — слишком горячо для того, чтобы Чонгук не признал это хотя бы в своей голове.
Признаться, он знает, каким будет его желание, если он выиграет, но он не уверен, что сможет попросить об этом. Пересечь эту черту сложно и страшно, потому что, если в ответ на его желание о поцелуе, Тэхён хлопнет дверью, все будет кончено. В этих рассеянных мыслях об их сплетающихся телах он проигрывает вторую гонку. Они мешают ему сосредоточиться и на третьей гонке. Особенно тяжело становится, когда омега касается его колена своим. Тогда Чонгук понимает, что гонка проиграна. Так оно и оказывается. Чертово половое созревание.
Тэхён ликует, смеется, подтанцовывает и показывает проигравшему альфе язык, когда тот, улыбаясь, уходит вниз за дополнительной тарелкой вкусностей, а, возвращаясь, предлагает посмотреть что-нибудь, и омега, довольно набрасываясь на фрукты, соглашается.