Симпатичный парень из стаффа

Всё начиналось до безобразия просто. Удачный день, удачное предложение, удачная жизнь — скажете вы. По классике отмечу, что я предельно много работал ради своей цели, прилагал все усилия, не спал ночами и… да, воспользовался заманчивым предложением. Отец — не последняя шишка в Сеуле, мать вертится в индустрии развлечений, потом и меня по своим стопам отправили и вовремя зарекомендовали. И вот он я, Ким Тэхён, двадцать девять лет, главный менеджер крупнейшей развлекательной компании. Верчусь по работе целыми днями, путешествую, имею деньги, статус, связи и одного хорошенького… Ладно, обо всё по порядку. К Чонгуку меня приставили, когда он уже успел опериться и возыметь вес в индустрии. Поначалу все они напоминают слепых птенцов, а поработать я успел со многими. Сложно и сосчитать, сколько из них не справились уже на начальных этапах. Не стану сочинять — этот не показался мне особенным сразу. Огонь в глазах, необычайное рвение, исключительный талант — это всё оставьте в сказках. Он просто всегда был упрямым. Кажется, в певцов заделался просто из принципа, однажды поспорив с родителями, что сможет. На кону была спланированная от и до скучная жизнь, а ему хотелось приключений. Как он там говорит всё время? «Лучше сгореть, чем угаснуть». Умудрился даже набить себе фразу на кожу, и это в нашем-то консервативном обществе. Как знал — сразу метил на американскую публику. Всё он делал так — на тяге из чистого авантюризма. Никаких опасений, несуществующие риски, только вперёд. Я цокал языком, раздевая его и рассматривая тату, а он клеймил меня старым. Не спорю. Может, поэтому и зацепился за него так. Началось всё на злополучном вечернем шоу. Этот самовлюблённый остряк даже не говорил толком на английском, но лишней информации умудрился выдать столько, что мы всей командой устали охать и бить себя по лицу. — Всё дело в усердии, — с лёгкой и, надо сказать, обворожительной улыбкой отвечал Чонгук на вопрос о собственном успехе, абсолютно не думая о том, что ведущий его успехам вовсе не поражается. Тут вообще понять сложно — Чонгук настолько в себя верит или просто по-детски доверчивый. Я работал с ним тогда первый месяц, теперь мы состоим в отношениях третий год — я всё ещё его не пониманию. — Ты столько работаешь, — восхищается ведущий, — слушай, если не секрет, удаётся тебе совмешать такой безумный график с личной жизнью? Ты, кажется, практически живёшь в стенах компании. Кто-то ждёт тебя дома? Мы замираем все дружно, едва не хватаемся друг за друга в нервном напряжении. Такие сенсации из эфира не вырежут. Что сморозит — то и попадёт в конечную версию. Бояться есть чего — он хитро улыбается. Так притягательно, что я уже тогда понимаю — я к нему не равнодушен. Сложно вообще было не признать этот факт, учитывая, что я переживаю за Чонгука, как за человека. Я забываю о работе, чего не делал со времён средней школы. Так уж повелось — родился трудоголиком. Вот даже парня себе нашёл всё там же. Кстати о нём… Игриво прикусывает кольцо на нижней губе, выдерживает паузу, чтобы все могли представить себе самые смелые влажные фантазии с его участием. — Я и правда всегда на работе, — пожимает плечами Чонгук, и теперь я знаю — в крови у него в этот момент чистый адреналин. Он с приходом популярности умудрился не соблазниться доступностью увеселителей, даже кофе практически не пьёт, но заигрывания с публикой — вот он, его наркотик. — Благо в нашей компании полно симпатичных парней. Занавес. Мы всей командой стаффа кричим в голос, но я, кажется, громче всех, пока перед глазами мелькают миллионы заголовков. «Блистательная звезда корейской сцены признаётся в отношениях с мужчинами из стаффа». «Чон Чонгук обнародовал свою ориентацию на вечернем шоу». В тот момент я ещё верю, что в моей жизни нет ничего важнее работы. — Поздравляю тебя! — наигранно смеётся ведущий, наверно, осознавая смороженную глупость. — Симпатичные ребята на работе — это всегда приятно. С нами был Чон Чонгук! Спасибо за этот вечер и до скорых встреч, друзья! Музыка, дружеские объятия, снято. В момент мы в диком шоке обнимаемся и чуть ли не плачем. Ребята! Он сказал «ребята». Я истерически смеюсь и поднимаю в мыслях все свои знания языка. Это всё ещё звучит плохо, но настолько в его стиле, что никто не обратит внимание. Сегодня всей командой нужно напиться… Постойте. Он заглядывается на нас, тех самых «симпатичных ребят из стаффа». Идёт к нам и… подмигивает мне. Мне? Мне скоро тридцать, я серьёзный работник на серьёзной должности, я имею деньги, статус, связи и… совсем скоро? Может быть? Он смотрит на меня, а я ничем не могу ему ответить. Пожалуй, тогда всё это и началось. — Я думал, ты устроился ко мне, потому что сразу втрескался, — спустя три года замечает Чонгук, сидя у меня на коленях и невыносимо ёрзая под свою же новую песню. Мы в отеле, теперь уже без вопросов в одном номере, я пью вино, потому что был тяжёлый день, он — высасывает моё терпение с каким-то изощрённым наслаждением. — Ты себя видел вообще вначале? — наигранно прыскаю я. О, да. Все мы его видели. Настоящий секс-символ, почётно удерживающийся на первых позициях списка самых красивых мужчин мира. Чонгук — уже своего рода имя нарицательное. Чонгук — это для многих Южная Корея. Несправедливо, да, но разве это остановишь? — Да пошёл ты! — дуется он, и я снова думаю — он всё же ребёнок, нежели змей-искуситель. Таким и должен быть — ему месяц назад только стукнуло двадцать один, и ладно что концепт-фото выставляют его альфа-самцом. Ну о чём вы? Он прямо напротив меня без макияжа и причёски, в простой домашней одежде, а в глазах до сих пор звёздочки сверкают. Он сексуальный, этого не скрыть, но приглядитесь. — Ты видел? Видел вообще? Тычет мне в лицо своим любимым выпуском глянцевого журнала. Он там в майке, чтобы тату на крепких руках были видны, обвешанный цепями, с приспущенным штанами — обязательно. На съёмочной площадке я не трогаю, но дома вечно поправляю. А он, как на зло, отдёргивает обратно, заявляет своё «ты ничего не понимаешь, скучный хён». Однажды додёргались так, что раздели его раньше времени, а потом вместе это недоразумение решали прямо на кухне. Теперь на съёмках смотрю на него и мучаюсь под давлением, а он знает всё и позирует словно для меня одного. Это его я считаю невинным? — Я эти фото утверждал, — напоминаю ему и получаю победоносную ухмылку. Обыграл. — Вот именно, — кивает мне, — а это отсылка к первым концептам. — Я это и придумал, — пытаюсь ворчать, но он меня затыкает поцелуем. Снова всё в его пользу. Так как всё это началось? Мы работали вместе полгода, и за всё это время умудрились не сдружиться. Я был уверен, что просто ему не интересен, да и не лез особо — зачем мне? Хорошие отношения с менеджером — это здорово, но я больше занимался бумагами и организационными моментами, а не таскался за ним по всем шоу и концертам. Я в принципе виделся с ним на редких обсуждениях расписания и только. Пока однажды его не пригласили на афтепати. Компания своих артистов в цепях не держит, но этого иногда стоит остужать. Он и сам не противился запретам на элитные тусовки. Не доверял себе, как я понял позже. Разве что на эту пойти нужно было — нам сказали, иначе сочтут за неуважение. А там уже и долгожданное «Тэхён, прошу», и «Тэхён, ты за ним точно уследишь», и, коронное, «Тэхён, я знаю, ты не любишь такое, но…». Но куда вы без меня, так ведь? Вот мы и стоим с Чонгуком у дверей, проходим весь контроль. Снова Америка, снова незнакомый для него язык и манеры, но только теперь он тушуется. Меркнет весь и немного уменьшается в своём пиджаке на голое тело. Иными словами выглядит на свой возраст и больше не давит меня своей наигранной аурой. Я даже успеваю самоутвердиться. — Неловко? — осторожно уточняю, когда мы идём по коридору с охранниками. По-корейски говорить в чужой среде приятно — мы словно в наушниках на шумной улице. Место всё ещё чужое, но звук создаёт интимную атмосферу. Кажется, кроме слабо знакомого менеджера никого у тебя в этой жизни ближе нет? Чонгук смотрит на меня испуганно, на тот момент даже не припоминает моё имя и, удивительно… молчит. Я поглаживаю его по спине и смотрю по-отцовски взволнованно. Он на меня косится с ещё большим испугом, но дальше свет, шум, мгновенно напирающая толпа. Всем так и хочется оторвать кусочек. Так и обступают, в руку тут же всовывают бокал шампанского, осыпают однообразными комплиментами, поздравлениями с победами, предложениями, которых он не понимает. Ему на тот момент восемнадцать — никаких больше иллюзий. С ним фотографируются, просят вместе выпить, знакомый фотограф щёлкает по торсу резинкой дизайнерских трусов… Я жду, что он засмеётся и ответит чем-то привычно безумным, но у него, кажется, заело — настолько неловко улыбается. Косится по сторонам, смешно сжимает третий бокал за ножку и в какой-то момент цепляется за мой пиджак. — Ты чего? — хмурюсь я, пока ещё исключительно в рабочих рамках за него переживая. Мы здесь всего час, а его уже шатает. — Не ел сегодня, — врёт он, а ещё через полчаса лепечет что-то про тренировки и недосып. Я всё ещё абсолютно его не знаю, да и плевать мне должно быть — есть другие люди, приставленные просто следить за его здоровьем. Я здесь исключительно для того, чтобы подливать сок в бокал и перехватывать все деловые предложения, чтобы звезда не дай бог не сморозила ничего лишнего. Но он цепляется за меня. За скучного хёна по имени, как там его? Взрослого серьёзного Ким Тэхёна, в костюме-тройке, абсолютно нелепом в разномастной толпе, с полуголым айдолом за спиной. — Мы можем уйти раньше, — сообщаю ему, поправляя его пиджак, чтобы полностью переключить внимание. — Сейчас? — с надеждой спрашивает слишком рано угодивший во всё это мальчик. Помню я, какой он был, и нет, я не влюбился, только подумал тогда — как же всё это рано. А сам тихо радуюсь своей достойной теневой деятельности. У меня работа, деньги, статус, я счаст… он даже не вспомнит моего имени. Сейчас, спустя три года, негласно прописался в моей квартире, облюбовал мои скучные вещи и имя выстанывает своим поставленным голоском по ночам, но… Ему было семнадцать на первом небольшом шоу, а я в семнадцать закончил школу экстерном. И кто из нас счастлив? Уже и не разберёшь. В тот вечер я увёл его с вечеринки как можно скорее. С трудом выдернул из цепких лап знаменитостей и потом уже не смог отстранить от себя в машине. Он оказался таким до безобразия маленьким, что мне становилось стыдно за все утверждённые мной фотосессии. В эру розовых рубашек и слезливых песен он, кажется, был гораздо счастливее. — Почему тебе было так трудно на той вечеринке? — спустя две недели спросил я, когда он позвал меня на ужин в знак благодарности. Две недели, задумайтесь! Я просто прислушался к его просьбе, а он четырнадцать дней придумывал, как меня за это отблаголарить. — Потому что я был не на сцене, — признался он, делая маленький глоток соджу. Морщится, сразу же перебивает вкус виноградом. — Там я никому по-настоящему не нравился. Я в душу к нему не лез, а он так этого требовал. Мы выпили тогда не мало и посреди ночи уехали к нему. Не переспали, просто общались. Точнее он говорил, а я молчал о том, что он мне, кажется, чертовски нравится. Прыгал вместе с ним по воспоминаниям, по переживаниям об оставшейся во всех смыслах далеко семье, о любимом псе, о страсти к музыке и глубочайшем одиночестве. Он не рассказывает об этом в песнях — он в принципе практически не пишет тексты. Берёт готовые стандартные истории о любви и больше увлекается звучанием и шоу. Сходит с ума по танцам и совершенствуется в этом до потери пульса, выводит на новый уровень и без того впечатляющий вокал, впрягается в работу над рэп-микстейпом, отдельно учится очаровывать.. — Это целое искусство, — восхищённо рассказывает он мне, и я, бывалый профессионал в индустрии, по-настоящему ему удивляюсь, — типа, этому правда можно научиться! — восклицает он, садясь напротив и демонстрируя мне свои ужимки. Я просто пьяно улыбаюсь. Какой же он… Фанаты идеализируют его до невозможности, но он ведь и правда искрений, да и лозунги эти на коже — вообще не пустой звук. Я влюбляюсь в него и молчу о том, что в любовь не верю в принципе. Куда уж мне? Серьёзный, взрослый, уверенный в себе… Я всё ещё сижу в своём элегантном, но до безумия скучном дизайнерском костюме. Ткани сдавливают меня так, что до сих пор не могу расслабить спину. Так бывает? Я словно перенял чёткие строгие линии, а этот парень в растянутой домашней футболке уже мне что-то танцует, и я, наверно, сошёл с ума, но уже ставлю в голове галочку — следующая концепция у него будет домашней и уютной. — Хён, — он останавливается на полуслове. Я участливо и пьяно улыбаюсь, не ощущая подвоха. «Да-да, говори что душе угодно, только не умолкай», — ты гей? Всё ещё по инерции улыбаюсь. Что-что ты сказал? Не поверишь, милый, я даже не в курсе. Да разве будет время разобраться? Я вот за тридцать лет такого не нашёл. Я состоял в некоторых связях, ты не подумай, но я… Серьёзный сотрудник серьёзной компании, у меня отличная работа, деньги, связи, но… понятия я не имею, кто мне нравится. Конечно, кроме тебя прямо сейчас. — Кажется, деткам пора спать, — бросаю сущую глупость и без сомнений встаю на ноги. Что это на меня нашла? Я и он? Сидит на полу, потупившись. Наверно, злится. Я это понимаю ещё спустя месяц, потому что он начинает действовать. Подкалывает меня каждую секунду и откровенно пристаёт, вот только делает это так, словно я должен первым сдаться и упасть к его ногам. Что ж, я… У меня были хоть какие-то шансы? За подкатами пошли подарки. Я успешный, состоятельный мужчина, но он… дарил мне какие-то причудливые цветы, парфюм на свой вкус и кричащие украшения. Я упорно молчал, и тогда он стал бегать по случайным свиданиям. Получил выговор за неосторожность, впервые сорвался и гневно хлопнул дверью кабинета директора. Тогда я впервые увидел его слёзы. Не те, что проливались в тёмных репетиционных залах, когда от изнеможения ломит всё тело, а диеты высушивают до прозрачности. Не те, что льются на концертах от искренности и величия моментов. Даже не те, что «сегодня мамин день рождения, я так скучаю, хён». Я вообще не припомню, когда в последний раз кто-то плакал из-за меня. А этот молча стоит у окна в коридоре. Высокий, широкий, как шкаф, в своих дезайнерских шмотках, с модными длинными локонами на голове. Мне, чёрт возьми, хочется его обнять. — И почему не обнял?! — возмущается Чонгук уже многим позже, когда мы перед работой вместе готовим завтрак и собираемся приехать в компанию на одной машине. Я буду за рулём, и пусть только попробуют сказать мне что-то на пропускном пункте. Я серьёзный сотрудник, а не ветренная звезда. Я глупостей никаких не совершаю. — Ты же видел, что я из-за тебя так маялся! — восклицает он, в отместку крадя из моей тарелки завтрак, потому что у меня вкуснее. Конечно, видел, сладкий, но я же… Вы помните? Успешный, взрослый, серьёзный… Куда мне до твоих слёз? — Зацикленный ты, — озвучивает он уже вечером, в который раз поражая своей пронзительностью. — Тебе всё-таки нужно пробовать писать тексты, — снова не отрываюсь от работы я, хотя он полуголый лежит в моей постели. Лежит под моими руками, читает меня со всей присущей прилежностью и требует чего-то взамен. Как вышло так, что самовлюблённый золотой мальчик злится на мою холодность, из кожи вон лезет ради моего внимания и в первых пробах текста заявляет, что взрослые тоже ведут себя глупо? Он и в индустрию сунулся отчасти ради моря внимания, но почему я его так хорошо понимаю? — Неискренность — вот он, порок, — читает не совсем ещё складно. Тычет в меня пальцем из-за стекла, а я краснею. Зацелованный славой мальчишка в дизайнерской шапке. Руки в тату, о которых он уже жалеет, одежда на теле уже какого-то совершенно нового стиля, на губах новых прокол, а в глазах всё так же светит. Обличает меня? Я же так в своей стойкости уверен. Я же всё в этой жизни понимаю. Симпатичный парень из стаффа — вот я кто. Любой из нас рано или поздно задумывался — мы столько работаем в тени, а он просто сверкает лицом. Его обожают, а мы остаёмся никем. Но ответ на деле всё время на поверхности. Я собираю его руки над головой и прижимая к своей постели. Тривиальный жест, так и кричит о желании обуздать. Он и об этом скажет в своих текстах. Я их все кропотливо слушаю и в музыке его, обязан признать, забываю о работе. Я рассматриваю его, начиная с увитых импульсивными тату рук. Целу́ю надписи — вот настолько я банален. Он улыбается, но не чувствует никакой власти надо мной. Он меня, кажется, просто любит. Не могу оторваться и больше не спрашиваю, почему он, а не я. Я бы не смог так, а его обожают за искренность. За ним ездят по целому миру, вслушиваются в его голос, вырывающийся за пределы стадионов, смотрят его ночные эфиры из любой точки земного шара. Я лежу в разворошённой нами постели и больше не ругаю его за импульсы. Он ведёт эфир, вертя камерой забавы ради, и читает вопросы о том, в чьей квартире любимая звезда ночует. Он улыбается только, молчит, но всецело доверяет. Его за это и любят. А я закапываюсь в тёплую подушку с ароматом его парфюма, размякаю без давления моего фирменного пиджака. Рядом с ним я ничего не стоящий симпатичный парень из стаффа. Смешно даже, как быстро моя напыщенная жизнь обнуляется, а я при этом только блаженно улыбаюсь. Мне досталась блистательная звезда, и мне по жизни впервые настолько приятно от одной только мысли. На днях мы заберём к себе его пса. Я обнимаю Чонгука и перед сном представляю, как он будет играться с собакой, а я смотреть, разглядывать его, радуясь тому, что просто сумел влюбиться.