Сестра моя

Горташа было слишком много в их жизнях. Он поселился в болтовне Гласс, его запахом пропиталась её одежда, в комнате, когда-то принадлежавшей лишь Гласс и Орин, теперь появлялись «безделушки» от него. Горташ сопровождал Гласс в убийствах, помогал с выбором жертв и чудо, что ещё в храм с ней не явился. В жизни Гласс не осталось места для Орин. Она слышала насмешки дворецкого за спиной, видела покровительственную ухмылку Горташа, чувствовала как между ней и любимой сестрой растёт стена и ничего не могла сделать. И без того холодная, теперь сестра и вовсе забыла про её существование. Забыла про все те совместные вечера, про разделенную кровь, про болтовню в ожидании ритуалов. Иногда Орин казалось, что всего этого не было, а просто приснилось ей, как снилась иногда живая мать. И когда Гласс объявила, что ночевать иногда будет в «своем» доме, то Орин сразу поняла, кто заронил эту идею в её голову. Горькая злоба скопилась на языке, пока Гласс собиралась. Так… Спокойно. Словно ничего не происходило. Орин покачала головой: — Это все бейнит, да? Разве ты не слышишь, как его слова отравляют тебя? Сестра моя… — Тихо. Проще будет, если он сможет сразу приходить ко мне, а не ждать, пока я получу послание и уйду из храма. Проклятье, Скелеритас! Хватит ныть! Я не покидаю храм на совсем, я просто получила новую комнату. И Орин, возьми те книги, поможешь с перетаскиванием, раз этот совсем бесполезен. Злобная горечь тлела внутри. Всегда так. Старшая сестра, главная сестра, любимая сестра. Все будет как прикажет она, даже если это противоречит желаниям Отца! Неправильно, до того неправильно. Орин невидящим взглядом оглядела комнату. И это все останется пустовать! С того момента, как Горташ все испортил, Орин выгнали отсюда. О, как ликовал дворецкий, это надо было слышать! «Госпожа повзрослела и перестала тратить время на недостойных»! Знал бы глупец, на кого она променяла родную кровь, одну из вернейших слуг Отца! В отчаянной попытке достучаться, Орин приблизилась: — Сестра… — Да вы оба издеваетесь? Я не изменю своего решения, что тут непонятного? Либо помоги, либо пошла вон. Орин осталась. По-другому быть не могло. Ее «дом» находился совсем рядом с Верхним Городом. Орин смотрела на все исподлобья, надувшись, в пустой надежде, что Гласс заметит и всё будет как раньше. Сестра, закатив глаза, закинет руку на плечо, силой притягивая к себе. Орин в такие моменты чуть не падала: и от силы, с которой Гласс её хватала, и от счастья. Они вместе. Все как говорил дедушка. Но Гласс лишь отвернулась, и в который раз в разум закралась греховная мысль, не ошибся ли дедушка. Лгать он не мог, нет, кто угодно, но не он. Если раньше Орин не обращала внимания на все вокруг, то сейчас мир пропитался ее ненавистью. Бело-красной, сочящейся злобой и обидой. Дом Гласс из просто здания превратился в гнойник, который нужно было удалить. Может, это исцелило бы все, исцелило бы слепоту Гласс и кипящую ревность Орин. Но сестра, упрямая в своём безумии, не позволяла Орин помочь. — Какое милое гнездышко. — Желчь лилась с языка. Гласс бросила раздраженный взгляд через плечо, но промолчала. Орин хотелось проверить, когда сестра наконец разозлится, вцепится когтями, покажет, что она истинная дочь Баала. И разумеется Гласс продолжала оставаться до омерзительного равнодушной. Внутри было так уютно, никакого камня или бассейнов крови, нет. Совершенно нормально. Все, как нравится Горташу. Орин не сомневалась, что это его влияние. Она видела отвращение в чёрных глазах из-за обычных развлечений. Слышала как в его голосе шипело раздражение, ведь как мог простой смертный понять всю прелесть служения Баалу? Даже остальные в культе, смотревшие на Орин и Гласс с обожанием и преклонением, не понимали. Они убивали бездумно, не пытались сделать смерть красивой. Орин провела пальцами по деревянному столу, пока Гласс возилась с вещами. Дерево показалось раздражающе тёплым. — Горташ скоро будет, подождёшь здесь, к нему не выходи. И превратись уже обратно, что тебе все говорить надо? Горташ, Горташ, Горташ. Всегда он, везде он! Лишь смертный, но почему сестра говорит о нём?! — Вечно только о нём и думаешь! Ещё даже не настоящий тиран, но горд, словно он дитя Бейна, не меньше. Гласс бросила предупреждающий взгляд, но Орин не обратила внимания. Горташ забирал её сестру, заманивал в свои сети, заставляя забыть о настоящей семье. Почему он? Почему именно он? — Он врет тебе, послушай же! Дедушка… Баал дал Гласс не только силу, но и скорость. Орин беспомощно пискнула, когда сестра схватила её за шею и повалила на стол. Голова загудела, из глаз посыпались искры. На секунду обе замерли, глядя в лица друг друга. Орин беспомощно цеплялась за чужую руку, Гласс наблюдала. Пальцы сдавливали горло, не давая вдохнуть. Орин прошептала одними губами: — Сестра… Легкие горели от недостатка воздуха, но Гласс продолжала наблюдать с хищной ухмылкой. Её низкий голос звучал, казалось, со всех сторон и у Орин в голове в первую очередь: — Значит, он так и не бросил свою затею с пропихиванием тебя ко мне? Старый идиот. Слушай внимательно, сестрица. Пальцы сдавили горло чуть сильнее, перед глазами заплясали огненные пятна, но золотые глаза горели даже когда мир потемнел. Орин извернулась, пытаясь вытащить кинжал и в ту же секунду её руку прижали к столу ещё сильнее. Гласс говорила спокойно, наслаждаясь болью Орин: — Можешь на это не надеяться. Ты всего лишь внучка, я же… ты меня слышишь, сестра? Хватит пытаться указывать мне что делать и с кем водиться. Или же… Тяжесть с руки исчезла и Орин сразу же потянулась за кинжалом. Но стоило её пальцам ощутить холод рукояти, как Гласс поцеловала её. Грубо и болезненно, о другой любви в их храме и не знали. Она навалилась на Орин всей тяжестью, выдавливая остатки воздуха из лёгких. Та вцепилась в кинжал, но за это когти впились в её горло. Орин замычала, сама не зная, от боли или удовольствия, но тут же губу обожгло болью. Вторую руку Орин, забыв обо всех запретах, положила на плечо сестры, словно когда-то могла её удержать. Ниточка кровавой слюны протянулась меж их губами, когда Гласс отстранилась. Орин тяжело дышала, её тело пылало от желания. Убить или быть убитой — есть ли разница? Главное, чтобы смерть была связана с сестрой, с Глассред, с ней. — Знаешь своё место. Хорошо. А теперь брысь с глаз, и передай Саревоку, что большее вы с ним не получите. Орин села, дрожа. Губы распухли и на языке расцветал металл собственной крови. Она осторожно коснулась губ и тут же покачала головой. Нет… Нет! Сестра не может так поступить с ней! Не сейчас, не после этого! Гласс бросила раздраженный взгляд, возясь с вещами так, словно ничего не случилось: — Тебе повторить? Раньше ты была посообразительнее. Да как она может?! Орин тоже отродье Баала, тоже носит в себе Его кровь! Так как Гласс смеет обращаться с ней хуже, чем с иными неофитами? Дедушка… Саревок много говорил об Орин. Одной из любимейших потомков Баала, отмеченная и хранимая им, и Он желал, чтобы двое самых Его прекрасных отпрысков были вместе! Но Гласс предпочитала слушать речи Горташа. Его имя вырвалось коротким, злым рыком. Орин слезла со стола: — Это он отравил твой разум. Он, он! Как ты можешь быть так слепа?! — Она покачала головой, желая отрезать Гласс язык за все слова, что она говорила Горташу, а не Орин или же Отцу. Сестра холодно процедила: — Уходи, Орин. Всё с тобой ясно. Она вышла из комнаты и через секунду послышалась бодрая болтовня с Горташем. Орин ударила по столу в бессильной ярости. Она всегда была тенью Гласс, второй половинкой, но сестра так легко её променяла, и на кого? На кого?! Кипящая злоба пылала в венах, хотелось забыть о приказе и ворваться к ним, перерезать глотку Горташу, а там… Гласс, конечно же, будет злиться. Будет убивать Орин долго, как сама Орин возилась с иными жертвами. За дверью Гласс рассмеялась очередной фразе. Орин молча воткнула меч в стол. Вот так же лезвие должно погрузиться в её плоть, пронзить насквозь, чтобы кровь лилась, чтобы все слышали стоны боли, чтобы… Чтобы… — Ред, насчёт той идеи… — Пойдём наверх. Там и поговорим. Вслед за ножом оставались тёмные борозды на светлом дереве. Горташ даже называл Гласс неправильно, но она позволяла ему. Преступно. Преступно и возмутительно, но только дедушка видел, насколько опасна эта связь. Он говорил Орин, что Горташ занял её место и она не слушала, но теперь поняла. Разумеется, дедушка был прав. Он всегда прав. Орин с животным криком швырнула мешок с вещами на пол. Те разлетелись по комнате: пара книг, кинжалы — ничего, что стоило бы хранить Избранной Баала. Орин уже думала уйти из этого фальшивого домишки, как взгляд привлёк знакомый блеск. Она присела и осторожно потянулась. Дрожь била тело, словно сестра в любой момент могла оказаться за плечом. Тиара. Церемониальная тиара. Гласс, должно быть, взяла её по ошибке. За эти годы так и не удалось переделать под крупную, рогатую голову, так что один из символов Отца просто пылился. Чего ещё ожидать. Орин повертела тиару в пальцах, а затем нервно облизнула губы. Сестра не увидит, слишком занята заглядываем в рот Горташу. А сама Орин… Она огляделась в поисках зеркала, но тут же решила обойтись. И боязливо, ожидая кары Отца в любую секунду, надела тиару. Зажмурилась, считая удары сердца. После пятого открыла глаза и наконец осознала. Как раз.