Взгляд голубых глаз, обрамлённый иссиня-черными кругами, казался ещё ярче, ещё пронзительнее. Ни один мускул ни дрогнул на смуглом лице полуэльфа, когда в сознание Астариона ворвалось чужое. Оно без проблем вырвало воспоминание минувших дней. Наказание, одиночество и страх, заставившие его быть покорным. Бард знал на что давить, но самое ужасное, делал это с таким лицом. Лицом, которое обычно видели враги, когда в чародейских руках загорался огонь, оголяя драконьего предка.
Астарион сдался, осыпал его проклятиями, но сдался, не в силах терпеть эту пытку. Принял астральную личинку, стал полуиллитидом, как и сам Лилейник. Эльф мог сколько угодно препираться, но ему нравились обретенные от личинок способности. Они распаляли его чувство превосходства над врагом, но становится свежевателем разума; подобное точно не входило в планы.
Лилейник ничего не сказал после. Ушёл, оставив Астариона с новой силой, а может и тем ещё проклятием, отправился дальше по своим делам в лагере. Эльф же почувствовал неприятный привкус от этого события. Хотелось повернуть время вспять и избежать этого любой ценой.
Ужин прошёл спокойно. На удивление. То, что Лилейник стал полуиллитидом видели и Шэдоухарт и Карлах, предложение Императора бард принял при них. А вот то, что Астарион согласился, им было неизвестно. И потому было странно, они заметили, точно заметили, но будто проигнорировали этот момент и спокойно разделяли тишину ужина. Сегодня без музыкального сопровождения от их прекрасного барда.
Астарион возвращался в свой уголок, когда почувствовал прикосновение к собственной руке. Он обернулся и увидел… вину? Именно эта эмоция сверкала в голубых глазах, слишком ярко, чтобы списать на обычную случайность. Бард просто протянул ему руку, приглашая пойти за ним. Почему-то Астарион был уверен, принуждать его не собираются. Бледная кожа была слишком контрастной на фоне чужой, смуглой, тронутой солнцем множественными веснушками. На губах Лилейника проскользнула лёгкая улыбка.
Он повёл его наверх, по каменной тропе, пока деревья не расступились, показывая небольшой выступ, где спокойно могли поместиться двое, смотря на всё с высоты. Немного романтично, но Астарион отметил, что расстояние было достаточным, чтобы их никто не слышал, а лагерь был как на ладони.
— Я… хотел бы извиниться, — начинает Лилейник, как только они садятся на землю. — Это было ужасно с мой стороны. Я бы сказал чудовищно.
— Ох, дорогуша-
— Я серьёзно, — к вине примешиваются сведенные к переноситься брови. — Я понимаю, почему ты отказывался, я сам сомневался, но против нас слишком большая сила. Я боюсь и потому согласился на предложение Императора.
Астарион не знал, что сказать. Он был удивлён таким откровением, и только на его языке появились слова, как Лилейник продолжил.
— Кто знает, сможем ли мы вообще победить? Сможем ли избавиться от личинок в голове? Может вообще подчиним Высший Мозг себе, — Лилейник усмехнулся и откинулся назад, опираясь на руки. — Если впереди меня ждёт смерть, я хочу показать ей, каким сильным я успел стать.
Улыбка сейчас выглядит, как насмешка над возможной судьбой. Лилейник поворачивается к Астариону, вина затмилась новым чувством, которое сплело в себе слишком много.
— И не только я, но и один прекрасный красавец, который слишком уж стал мне дорог.
Астарион перенял чужую улыбку и покачал головой. Ужасное событие этого дня плавно уходило в копилку других ужасных событий его жизни, потому что их затмевал он. Спорный и очень любопытный бард, который поступал очень странно и нелогично порой. Спотыкался на простых вещах, влезая в истории для пьяных вечеров в тавернах, но при этом проникая в стан потенциального противника так искусно, что порой Астарион не мог предугадать чужих мотивов. А ещё думал, не затесались ли где у Лилейника навыки плута или следопыта, не может же одна харизма творить такие чудеса?
— Если в следующий раз ты придёшь ко мне с предложеним завести шупальце другое-
— Поверь, какой бы отчаяной не была ситуация, своё личико я менять не готов. Твоё тоже.
Они рассмеялись. Конечно, они не знали, как повернётся судьба, но хоть какое-то чувство уверенности в завтрашнем дне было им необходимо.
Их разговор можно было считать оконченным, но никто не торопился покидать выступ. Астарион поднял взгляд на звёзды, вечные его спутники, пока личинка не дала возможность вновь гулять под солнцем. Лилейник опустил же голову на чужое плечо и забегал глазами ища знакомые созвездия. С его губ слетел какой-то тихий напев, медленный и очень тягучий, отдававший толикой тоски.
— Уже придумал, какую балладу ты сложишь о нашем приключении? — неожиданно вырвалось у Астариона посреди, кажется, припева.
— В одну балладу всё не уместится, так что я лучше дождусь конца истории и подумаю, как всё разделить на несколько произведений, — с капелькой профессионализма в словах ответил Лилейник.
— И сколько же баллад будет посвящено мне, м-м? — Астарион склонил голову, чтобы найти чужие глаза.
Лилейник поднял на него взгляд, и это был взгляд полный любви. Всё ещё непривычный, но на удивление греющий душу.
— Хоть каждая, — кажется, это было сказано серьёзно. —
Лунным светом окрашены волосы,
Клинок точный в руке аж горит,
Враги в страхе бегут, словно трусы,
А в тенях их дружок уж убит.
Лилейник пропевает только что сложенные наспех строки и делает движения руками, будто играет на своей скрипке. Что ж, такая импровизация Астариону очень по душе, и он ждёт продолжение, смотря с этим вопросом на барда. Лилейнику приходится быстро бегать глазами по окружению, словно в разгар жаркого боя, складывать слова в строки для песни. Упоминая все кровавые подробности расправ с такой поэтической ноткой, что это похоже не на кроваю резню, а чудесное представление при дворе о заслугах королевской особы на войне.
Астарион останавливает барда лёгким поцелуем. Это роскошь для него, что-то недосягаемое, желанное и такое близкое. Лилейник тут же замолкает и пару раз хлопает глазами, слишком яркими с этими иллитидскими следами, весь профессионализм артиста куда-то быстро исчезает.
— Ты знаешь, что я люблю тебя даже несмотря на эти мерзкие иллитилские отметки? — протягивает Астарион, смакуя вкус чужих губ.
Лилейник замирает. Кажется, это первый раз на его памяти, когда Астарион сказал, что любит его. Нет, эльф конечно же выражал свою любовь, но словами, с подобной интонацией и в подобной ситуации? Это не притворство, не игра, это настоящие слова о
настоящих чувствах.
— Я тоже тебя люблю, — подхватывает бард и притягивает Астариона к себе для ещё одного быстрого поцелуя. — Знаешь, даже если мы не избавимся от этих «меток» иссиня-чёрный чертовски тебе идёт.
— Ах, дорогуша~
Они дают себе ещё несколько совместных мгновений этой ночи и всё же возвращаются в лагерь. Их ждёт завтрашний день и дела, которые нужно решить.
