«Adventure seeker on an empty street
Just an alley creeper, light on his feet A young fighter screaming, with no time for doubt
With the pain and anger can't see a way out
*Искатель приключений на пустынной улице,
Гуляющий по аллее легкой походкой.
Юный кричащий борец, не имеющий
времени на сомнения,
Разве ты не видишь выход сквозь пелену боли и гнева?»
Ветер тихо шелестит в ивовых ветвях. Светлячки, словно упавшие звёзды, перемигиваются в высокой траве, затянувшей часть надгробий. Альви преклоняет колени, нисколько не заботясь о том, что перепачкает великолепный светлый костюм, приобретённый у Фигаро «Многоликого». Только не сегодня, не этой ночью. Не в его привычках было задумываться о последствиях и оскорбленных чувствах всех тех, кому перешла дорогу их разношёрстная компания. Но то, что поведал им Рафаил про обряд Нечестивого Вознесения, заставило Альви не просто задуматься. Это знание стало являться ему в кошмарах, щедро сея в сердце страх быть пойманным в ловушку Касадора. А после того как вампирские отродья заявились в «Эльфийскую песнь», он и вовсе лишился сна. Больше его не застанут врасплох. Когда тебя загоняют в угол, границы между дозволенным и запретным рушатся под натиском безрассудной решимости – выживет тот, кто окажется сильнее и изворотливее. Либо в тебе проснётся этот азарт борьбы, либо ты станешь ничем, а враги устроят кровавое пиршество на твоих костях. Кания. Шепот голосов, что манили Альви с детства. Оставалось только откликнуться на их зов, принять наследие, что и так текло в его жилах. Но даже несмотря на дарованные Покровителем силы, он ощутил свою неприкрытую уязвимость, когда столкнулся с этой сволочью по имени Касадор лицом к лицу. Мефистофель не делает ставку на слабых и недостаточно дальновидных. Поэтому Альви блестяще разыграл гамбит. Это сражение он не забудет никогда, даже если захочет. Ни его, ни то, как кинжал Астариона снова и снова пронзал тело ненавистного садиста и тирана. Это была безоговорочная победа, но с каждым криком, срывавшимся с чужих губ, бард ощущал, как собственное сердце покрывается страшными ранами, пропуская через себя злость и чудовищные страдания, что он читал на лице того, за кого отдал свою душу. Он бы отдал её снова, чтобы избавить эльфа хотя бы от части воспоминаний, истекающими ядом осколками выплавившимися в его память. Астарион опускается на землю рядом с ним. Непривычно спокойный. Пожелавший быть искренним и от того кажущийся таким беззащитным. – Я хочу снова ощутить, каково это – быть живым. Свободным. Я хочу делать всё то, что жизнь может мне предложить. – Красные глаза горят во мраке, словно огни, вмещая в себя всё то, для чего не хватит никаких слов. – Я хочу тебя. Хочу заново научиться жить. Вместе. Их руки соприкасаются – так легко и естественно, словно нет ничего более правильного во Вселенной. Больше никакого страха, никаких тревог, что придётся примириться с разбитыми надеждами. Первые ноты чарующей мелодии – самой лиричной и пронзительной из всех, что ему когда-либо доводилось играть и слышать – начинают звучать в мыслях. – Я желаю того же. – Он позволяет себе наконец преодолеть один единственный разделяющий их шаг и сорваться в пристально вглядывающуюся в него бездну багрового зарева. – Я люблю тебя. Его сметает волной, и от этой бури нет спасения. Но он и не пытается сопротивляться. Поцелуй – словно бокал терпкого вина со специями – согревающий и кружащий голову. Ладони эльфа упираются ему в грудь, пока не опрокидывают Альви спиной на землю. Среди всех запахов он отчетливо воспринимает только один, сочетающий в себе бергамот, розмарин и бренди. Среди всего, что его окружает, замечает лишь одно существо. Они оба в равной мере были искушены и искусны во всём, что касалось обольщения. И тем сладостнее сейчас было переживать совершенно иные ощущения, не похожие даже на те, что они успели испытать за моменты близости, случившиеся с их первой встречи. Альви запускает пальцы в серебряные пряди, привлекая к себе эльфа, накрывая своими губами его, пока Астарион не овладевает инициативой. Острые клыки ранят нежную кожу, сильные руки оставляют на ней тёмные отметины. Пальцы барда соскальзывают на шею, стягивают мешающую рубашку и касаются плеч, словно выточенных из мрамора. Он смотрит на Астариона совершенно хмельным взглядом. Сердце вспуганной птицей загнанно бьётся в клетке рёбер. Так тяжело просто дышать, становясь единым целым с тем, кого вожделеет каждая частица его существа. Но главное – это видеть своего эльфа счастливым, алчущим его прикосновений, жадно вбирающего каждый приглушённый стон, каждое срывающееся с губ слово.***
– Ты действительно отдал за меня душу? – Вдруг тихо спрашивает Астарион, упираясь лбом ему в грудь. – Добровольно согласился на то, чтобы стать рабом? – Не думай об этом. Я со всем разберусь. – Как можно более ровным тоном постарался ответить бард. – Я совершил ужасную ошибку, едва не потеряв тебя. – Уголки губ дрогнули в горькой улыбке. – Пришлось импровизировать. – Это всё из-за той дроу? – Я не знал, простишь ли ты меня. – Альви устало прикрыл глаза. Руки, которые гладили испещренную дьявольскими шрамами спину, сначала замерли, а потом и вовсе опустились. Он сделал всё, что мог, и даже больше. Но истина всегда открывается, выходит, даже заключённая сделка не смогла его от этого уберечь. Наступившее молчание нарушил Астарион. – Ты мог остаться с Гейлом, он был готов предложить тебе нечто большее, нежели я. Но ты не пожелал быть счастливым не со мной. Я это... оценил. И даже тогда я и представить себе не мог, что ты зайдёшь настолько далеко. Рискнёшь всем ради призрачного шанса. – Астарион немного приподнял голову, смотря прямо в фиалковые глаза. – Раз ты сказал, что решишь эту проблему – я верю тебе. – Ты..? – Альви в изумлении осекается на полуслове. Ему простили эту ложь? «Ложь – отныне твои владения. Привыкай» – зазвучал в голове холодный, исполненный величия голос – «Не подведи меня». – Не будь слепцом. После всего, через что ты прошёл ради меня, я вижу, как много для тебя значу. Я люблю тебя, невозможное ты создание! И верни уже свои руки туда, где им полагается быть. На миг Альви кажется, что его глазами на Астариона смотрит Покровитель. Но вот его образ осыпается колючим ледяным крошевом, постепенно затихает в глубине сознания бархатный смех. Альви крепко обнимает эльфа, чувствуя, как под сомкнутыми веками начинает предательски щипать – слишком много всего произошло за сегодня, от чего его сердце успело обратиться в прах и заново обрести целостность. – Я хочу сыграть тебе кое-что, позволишь? – Он осторожно убирает с лица Астариона выбившуюся прядь и с нежностью проводит большим пальцем по его щеке. – Неужели ту самую балладу, которая должна была меня впечатлить? Ту, о которой ты думал, когда только встретил меня? – Астарион грациозно поднимается, но не спешит отстраняться, оставаясь у барда на бёдрах. – Полагаю, одной балладой дело не ограничится – мне всю жизнь теперь предстоит тебя впечатлять. – Мягко рассмеялся Альви, привставая на локтях. Они сидели спина к спине, и флейта сплетала звуки в чудесную мелодию, возносящуюся в небеса и сливающуюся с шелестом звёзд.