Они помнят

      Меркурий помнил.       Он помнил, какой Венера была раньше. Более доброй, более спокойной, более… синей. В её глазах виднелись искорки искреннего счастья, воодушевления, в ней бушевала энергия. Ей хотелось познать этот мир, простор вселенной, всего и вся. Делиться любовью с окружающими, заставить улыбаться каждого, обнять и успокоить. Ему было всë равно, как планета относилась к нему самому, она считала, что каждый заслуживает всего хорошего и понимания.       Ах, а её красота! Меркурий мог целые венерианские сутки разглядывать его внешность, находя каждый раз новые детали, что только подчëркивали изящество и уникальность второй от Солнца планеты. То, с какой он с лëгкостью поправлял свои пушистые волосы, с блеском переливающиеся на звëздном полотне, заставляло трепетать ядро и не сводить глаз. Его руки были одновременно такими сильными и аккуратными, походка всегда ровной и гордой.       И тогда Венера ловила этот внимательный взгляд и подмигивала в ответ, а Меркурий мог лишь краснеть и отворачиваться, слыша приглушëнное хихиканье от того.       Венера всë понимал.       Это было очевидно, из-за чего Меркурий не мог расслабиться рядом с ним — слишком смущался. Но, казалось, тот отвечал взаимностью. Иначе как можно было объяснить его всю такую же добродушную, но игривую улыбку, обращëнную именно к Меркурию? Как можно было объяснить такие нежные и тëплые объятия, из которых не хотелось вылезать, а лишь прижаться как можно сильнее к телу напротив и смаковать столь приятно-трепетающее чувство, что только нарастало где-то в животе? Как можно было объяснить нескрываемую влюблëнность в полуприкрытых голубых глазах? Как можно было объяснить тот самый внезапный короткий поцелуй в щëку?       Меркурий не мог поверить, что это правда, что самая красивая планета в Солнечной системе обратила внимание именно на него — самую маленькую, миниатюрную планету, которая скорее походила на спутник, но никак на полноценную планету.       И как же было приятно, когда синяя планета заступалась за Меркурия перед Прото-Землëй, ведь именно он и считал первого слабаком, дав уничижительное прозвище «пискля». Знал ведь на что давить, где комплексы, считывал как открытую книгу, прирождëнный манипулятор. Меркурий не мог ничего поделать со своим голосом, несмотря на то, что он такого же возраста, что и большинство планет из системы, внешние изменения проходили у него долго и муторно.       Венера прятала его за своей спиной и ругался с Прото, а Меркурию лишь оставалось затаить дыхание и молчать, позволяя второму от Солнца в который раз защитить честь первого. А после повернуться, присесть на корточки — ох, Меркурий это обожал, ведь именно в такие моменты их лица так близки друг к другу — и спросить про самочувствие. Тому оставалось лишь поблагодарить за спасение и поддаться вперëд, обнимая за шею. Венера не мог не обнять в ответ и чмокнуть в висок.       Меркурий не решался сказать это вслух, официально. Он чего-то боялся, ему казалось, что после признания он обременит себя чем-то страшным и тяжëлым, что будет давить на его плечи, как большой астероид. Он внушал себе, что просто боится отказа, хотя где-то глубоко в подсознании понимал, что отказа и быть не может.       Тянул время, как комета хвост, продолжал эти странные недоотношения. Но как и у кометы хвост исчезнет, так и наступит переломный момент, поменяющий всë.       В ту минуту Меркурий ощущал, как опускал что-то из рук, как от него что-то убегало, но он просто стоял на месте и смотрел на некогда синюю планету, что сейчас сидела на коленях, корчилась, плакала. Грубо сжав волосы, чтобы хоть куда-то выплеснуть боль, протяжно скулила, трясла головой. Пару клочков сгоревших волос оторвались и левитали рядом, и с каждой секундой становилось яснее, что конкретно произошло.       По спине первого пробежался холодок страха — единственный холод, который он был способен ощутить. Ошарашенно смотрел на Венеру, страдающую от внезапной вспышки Солнца, которая попала прямо в неё.       Пушистые волнистые волосы синего цвета в один момент превратились в жëсткие, растрëпанные кисло-жëлтого и красного цвета. Даже отсюда, со своей орбиты, Меркурий чуял запах гари, отчего в животе неприятно скрутило.       Он не мог пошевелиться, он не знал, что делать. Видеть плачущую Венеру было очень тяжело, а ещё тяжелее — подойти и успокоить. Но вот когда Венера повернул к нему голову, не нарочно показав заплаканные глаза и изуродованное лицо, Меркурия как будто тоже ошпарило солнечной вспышкой. И его ноги повели его прочь, оставляя Венеру совсем одного. Страх сковал разум, он не хотел ни о чëм думать, а только оказаться подальше от плача второго, который, как показалось, стал протяжнее.       Он корил себя за этот поступок, совершëнный под влиянием эмоций и страхом ответственности. Ведь только спустя много времени он переварил это и осознал, что боялся ответственности, которую мог понести, вступив в отношения с Венерой. Боялся ответственности за слова, которые он мог произнести во время того инцидента. И глупая его головушка решила, что лучшим решением будет бездействие.       Хотелось выпасть в чëрную дыру, лишь бы отделаться от гнетущего чувства совести. Меркурий что тогда, что и сейчас ощущал себя моральным уродом за совершённый поступок. Эта картина перед его глазами осталась с ним навсегда, как бы он не старался отпустить ситуацию.       Шрам зажил, сожжëнные жëлто-красные волосы остались, и вместе с ними поменялся характер. Венера стал как будто вторым Прото-Землëй, потеряв свою синеватую красоту и добродушность. Иначе как можно объяснить столь агрессивное поведение по отношению именно к Меркурию? Как можно объяснить желание накричать и даже побить его, словно изливая обиду? Как можно объяснить прозвище «пискля», перенятую от уже мëртвого Прото-Земли? Как можно объяснить резкую пропажу любви в глазах Венеры, заместо которой виднелась горечь?       Меркурий смирился с упущенной возможностью выстроить счастливые отношения с Венерой. Ведь теперь перед ним совсем другая Венера. Разлюбил ли он его?       Нет, он всë с таким же обожанием разглядывал каждую черту внешности, находил что-то необъяснимо красивое в его новом облике: в волосах, в глазах, в поведении. От Венеры всë также исходила энергия уверенности, он всë также силëн и непоколебим.       Но теперь сталкиваясь с ним взглядом нет никакого кокетливого подмигивания, а лишь тяжëлый взор бардовых глаз, в которых читались немые обвинения и зазлоба.       И Меркурий понимал, почему так.       Ведь Венера всë помнил.