All the gold and the guns and the girls (couldn't get you off)

Часы бьют. «Баллистер?» «Ммм?» «Я люблю тебя.» Он хихикает, тихо и мягко, зажимая рот руками, что бы никто их не услышал, даже если двери заперты, окна закрыты, а одеяло кажется огромной крепостью, отделяющий их от всего мира. «Глупенький.» Он проводит своими шершавыми руками по его лицу, смахивая непослушные кудри подальше, что бы увидеть светящиеся голубые глаза, наполненные искорками дорого вина и бесконечно обожания. Он улыбается, улыбается так, как улыбается только ему, плавно изогнув свои сухие губы, к которым хочется прижаться, и наполняется этим привкусом кисловатого пота и пыли, подхваченной где-то по дороге от бара до института. «Я люблю тебя» фыркает Амброзиус, игриво приподнимая уголки рта, показывая свои белоснежные зубы, блестящие в объективах тысяч камер, но всегда принадлежащие только ему. «Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя…» «Ты пьян» Заявляет Баллистер, прислоняя палец к его губам, и вновь хихикая. «Ты чертовски пьян, Амброзиус Голденлоин. Что же подумают люди?» «Кому не похуй?» «Ну же, Амброзиус, не сквернословь. Рыцарям негоже сквернословить.» И он щиплет его за бока, обеими руками одновременно, так что чертовски больно, и щекотно, от чего невозможно сдержать визг и смех, бурлящий тепловатой кашицей внутри, и клокочущей у него в горле. Он гогочет, хрипя и давясь слюной, так как Бал его научил, по живому, по настоящему. «Прекрати! Прекрати!» Бал не прекращает, издеваясь над ним до того момента, пока ему не удастся вырваться из его плена, завалившись на край кровати, и чуть не падая, стараясь успокоиться. Он икает оставшимися смешками, прежде чем перевернутся лицом к нему, и прижаться так близко, что кончики носов касались друг друга. «Это все виски» шепчет он, позволяя себе обхватить верхнюю губу Баллистера, придвигаясь ближе. Он отвечает охотно, сжимая его спальную рубашку и без каких либо зазрений совести мычит. Они спутывают языки в непонятные, невнятные узлы, слишком неопытные что бы даже понять что что-то не так, и неохотно отрываются через минуту, хватая ртами воздух. «Да вы настоящий член, сэр.» «Тебе-» бормочет Амброзиус, перекатываясь ближе, и без спросу впиваясь губами в его мягкую ямку между его ключицами, выступающими сквозь тонкую кожу. Он задерживается здесь, просто потому что ему нравится это место, и просто потому что ему можно, но затем разочаровано отпускает, что бы договорить. «Тебе нравится что я такой. Извращенец.» Баллистер морщится, пытаясь скрыть свою стыдливую улыбку где-то среди морщинок и румянца. Он так любит строить из себя взрослого, как будто он намного старше Амброзиуса, как будто это не он научил его вылазить из окна, как будто это не его вина. «Как ты можешь быть настолько младше, и при этом настолько похотливей меня?» Он пожимает плечами, съезжая вниз, на колени Баллистера, специально, потому что хочет в очередной раз услышать как собьется его дыхание, когда локоны будут щекотать внутреннюю часть его бедер. «Но тебе нра-ви-тся!» Шепчет он нараспев, приподнимаясь на локтях, что бы их губы вновь встретились. Проходит мгновение, и ещё, и ещё, и ещё, прежде чем в глазах потемнеет от недостатка кислорода. «Я люблю тебя.» «И я люблю тебя» бормочет в ответ Баллистер, целуя, целуя, целуя его, за мочкой уха, и ниже, на шею, оставляя следы которые придется скрывать ненавистными водолазками и невнятными шутками, потому что завтра у него интервью, а он совершенно не хочет туда идти, но сегодня Баллистер целует его, и это достаточно. «Люблю, люблю, люблю, люблю…» Амброзиус всасывает в себя воздух, тяжёлый, горячий, наполненный тихим шептанием и вопросами, как будто Баллистеру ещё нужно спрашивать, как будто он смеет отказать. И руки Баллистера, покрытые мозолями и заусеницам, слабо цепляющиеся за кожу ползают по нему, захватывая всего его, все его тело, вниз, там, где можно только ему. Часы бьют.