Пляши зелье в огненном котле —
Звонкий лепет тлеет на золе.
Птица певчая поворотит на юг,
Жду как к мне вернётся милый друг.
Йеннифер проснулась и тут же чихнула: запылившиеся листы книги щекотали нос. Она огляделась, собирая воедино память и сознание. Она тут уже давно, она не помнит, как тут оказалась, она не знает, где находится. Хорошо было только то, что место являлось библиотекой. Йеннифер наклонила голову, всматриваясь в редкий текст. Буквы, неуверенно прятавшиеся под слоями времени, постепенно выходили из своих пылевых домиков и складывались в слова. Йеннифер приходилось напрягать зрение, но отвлекаться казалось не очень умным, да и невежливым, когда к ней так робко идут навстречу. Но честное упорство и, возможно, искреннее любопытство в самом краешке радужки сделали своё дело, и слова всё увереннее появлялись перед ней, рассказывая свою старую, написанную неизвестным, историю. Это было стихотворение. Йеннифер облизала губы и позволила себе дерзость: провела пальцем по новой строке перед тем как перевернуть страницу. Но там уже ничего не было. Она перевернула ещё несколько листов, потом поспешила обратно, но — ничего. Уже виденные ею строки были единственным содержанием того тяжеленного старого тома бумаги, который она держала в руках. Дыхание на секунду спёрло, но, прикрыв глаза, Йеннифер быстро взяла себя в руки. Если её пленили, то варианта было три, и лишь один из них — плачевный. Но если нет… Что было в стихе? Вспомнить не получалось, но Йеннифер никак не могла заставить себя открыть глаза. Она уже почти разозлилась на саму себя! Девчонка, ей столько лет, а она боится, что попала в магическое место! Как вдруг скрипнули шаги. Кто-то грузный, переваливаясь с ноги на ногу, едва дыша хриплым звуком, двигался за её спиной. Стоп было либо две, либо шедший перемещал их в таком порядке, что создавалась иллюзия походки очень уставшего и едва осознающего себя человека. И если шаги казались всё так же равноудалёнными, то сипы и хлюпы — нет. Они приближались до тех пор, пока у Йеннифер не затряслись колени. А ведь она даже не опробовала свою магию — нашлась придворная советница, повелительница всего сокрытого глазу, стихи ей читать было интересней! Всемогущая Мелитэле, ей так никогда в жизни не было страшно. Что это за забытое миром хранилище и кто здесь с ней. Пальцы потно прижимались друг к другу, и расслабить их, отпустить книгу не удавалось. Паника, забытая век назад, непривычно по-свойски скребла горло. Помогите ей. Кто-нибудь помогите. Кто угодно. Послышался задушенный клёкот, стрекотание зашуршало кругом, перещёлк ломаных костей зачастил стук за стуком. Как будто стая больных птиц попала под падающий тополь, или старая сосна покосилась, роняя гнёзда с ещё не умеющими летать птенцами. Йеннифер зажмурилась, но слёзы от этого только покатились вниз, щекоча кожу. Шум затих. Тыльная сторона ладоней ощутила тепло, а шею остудило дыхание. Йеннифер стала молится. Она не знала ни одного песнопения, ни одного призыва, какими служители храмов воспевают своих богов. Не знала или не помнила, к кому следует обращаться за помощью, к кому — за удачей, к кому — по любви, а к кому — о защите. Она в богов-то не очень верила: слишком часто она знала в лицо тех, кто так себя называл. И кому она сдалась со своим неверием? Только если… Дане Меабдх? Воздух за плечом кашлянул, словно подавился. Йеннифер попрощалась с жизнью и уже было собралась с утроенной силой взывать к Королеве Полей, как кашель зашёлся словами: — Не сто́ит, — прохрипел, выговаривая слоги медленно, и слышно было, как сопли катаются в глотке. — Не стои-кх-т… звать её сюда… Страх, который Йеннифер в то мгновение испытала, был так огромен, что не получалось его до конца ощутить. В голове как появился туман, и снова закряхтели, загрохотали звуки, теперь, однако, немного куцые. Кого она собиралась звать? Ах, да, Дану Меабдх, Повелительницу Жизни, Лифию, древнюю богиню, которой- — Нет! — Голос завопил унылой высокой нотой. Шум теперь был явен: это крылья ворон шлёпали воздух, набирая высоту. — Не смей! — Он снова потянул, и стало слышно, что дыхания ему не хватает. — Не смей… Йеннифер вцепилась в книгу так, что у той, кажется, порвались листы. Что было в том стихе? О чём он был? О ком? О том- — …кто сер-цу мил и доро-гх. Глаза открылись быстрее, чем Йеннифер могла одуматься. Перед ней висело бледное лицо измождённой женщины, волосы которой свисали грязными прядями, нет, чёрными слипшимися перьями. Женщина открывала рот, и в нём не было зубов, и улыбку было разглядеть почти невозможно, но глаза её блестели слепыми радужками удовлетворения. — Ка-кх-ова гупость… Зачем п-ркх-ришла?.. Теперь… оставайс-аркх! — Рот исказился кривой линией, и снова со всех сторон закаркали, застучали срежещущими голосами птицы. — Мне дом милее. Как здесь написано, — прошептала Йеннифер. Женщина засмеялась: — Ты мне в-ркё-шь! Голова закачалась из стороны в сторону, повторяя всё то же на разные лады, пока внезапно не остановилась и не заговорила почти обычно. — Ты же помнишь, что пришла за силой? — вкрадчиво, слегка заглатывая буквы, сказала она. — За знанием о ней? Йеннифер сглотнула. Она этого не помнила, но сказать, что не неё это не было похожим — не могла. — Я ошибалась. Женщина моргнула. — Я хочу домой. «К очагу, что согреет в метель, и к окну, где свежо в жаркий день.» Карканье в этот раз прозвучало только изо рта напротив, но больше — ничего. Женщина её не прерывала. — Здесь написано, — Йеннифер побежала глаза по строкам, — Вот, написано: «Ждать меня не напрасно тому, кто любим, Я вернусь до вчера, где я сердцем храним, Скоротаю один вечерок И останусь на вечный на срок». Йеннифер взглянула в вороньи глаза напротив и вспомнила. Это была Ворона-Мать. Никем доселе не виденное существо, считавшееся уже давно выдумкой. Рот усмехнулся совсем по-человечески, и Йеннифер подумалось, что, может быть, глаза у Вороны-Матери всё-таки зрячие. Плечо привычно потяжелело, и когти вжали ткань в кожу: ворон нахохлился, устраиваясь. — Йеннифер? — проговорил рот, широко распахнувшись. — Йеннифер, — раздалось со всех сторон разом. — Йеннифер, просыпайся, — Трисс глядела чуть взволнованно, и рука на лице была просто тёплой и шершавой. — Йеннифер, что ты тут удумала? Ты когда последний раз спала? Прокралась в мою библиотеку, зарылась в книги, и нет бы меня позвать, я ж половину этого маразма наизусть знаю, бля. — Трисс сделала страшное лицо, изображая, как это умно с её стороны учить книги на память. — Живая вообще? Йеннифер не отвечала. Она действительно не сказала Трисс, что возьмёт кое-какую книгу из её коллекции. Но иначе всё закончилось бы тем… О чём Йеннифер не может сейчас вспомнить, иначе раскраснеется, и это всё ж таки случится. Трисс продолжала смотреть в упор, но уже несколько не так тревожно. За окном каркнул толстый ворон и, отряхнувшись, улетел. — Трисс… Я тебе сказать кое-что хочу. — Йеннифер потупила взгляд. Трисс вопросительно хмыкнула. — Вот… ты мне говорила, что любишь меня, да? Стой, не лезь! Ответь. Трисс хмыкнула ещё раз, теперь с довольством. — Люблю. Сильно люблю. Иногда целые сутки люблю. — Она положила ладонь на бедро Йеннифер и погладила, чуть цепляя ногтями юбку. — Ну, вот, я тебя тоже люблю… Трисс, подожди, нет! Юбка задралась быстро, но язык во рту оказался и того раньше.