Невепрь вас принес

- Папа, а откуда я взялся? Эгмонт улыбается, глядя на прильнувшего к нему Ричарда. - А я, а я? - Айрис, конечно, не отстает от брата. - Откуда я взялась? Извечный детский вопрос. Чаще его задают матери, но... Эгмонт гасит рвущийся сквозь улыбку вздох. То ли дети уже сами поняли, что Мирабеллу об этом спрашивать бесполезно, то ли пришли к отцу, потому что чувствуют правду? Конечно, эту правду им знать еще рано. Но лгать, глядя в эти ясные, горящие любопытством глаза, он не может, поэтому говорит главное здесь и сейчас. - Невепрь вас принес. - Невепрь? - глаза Айрис распахиваются чуть ли не на пол-лица, а Ричард смотрит на сестру, словно хочет сказать: "Вот, а я говорил!" - Невепрь нас нашел в лесу и принёс? - уточняет Айрис. - Ну что ты! Конечно не в лесу! Невепрь же литтен! Он с камнями разговаривает! - Ричард смотрит на отца и не сразу решается высказать следующую догадку: - Мы были камнями, Невепрь услышал, что мы хотим стать живыми, и принес нас тебе, да, папа? Эгмонт всё же вздыхает, обнимая детей. Прижимает их к себе, мимолетно думая, не ощутят ли они случайно трепет еще одной новой жизни в его теле. Конечно, времени прошло слишком мало, еще даже живот расти не начал, но разве можно применять человеческие законы к тому, что принёс Невепрь! - Нет, Дикон, вы не были камнями, - Эгмонт снова улыбается. - Невепрь подарил мне вас, но чтобы вы появились на свет, мне пришлось самому стать камнем, - Айрис рядом испуганно ахает, и Эгмонт поспешно добавляет: - Ненадолго. - Это больно? - тихо спрашивает проникшийся Дикон. - Нет, Дикон. Камням не бывает больно, даже когда они дают трещины или рассыпаются на камни поменьше. А я должен был, - он усмехается, ероша светлые кудри сына, - дать трещину, чтобы ты, а потом и Айри появились на свет людьми, а не камнями. Ричард окидывает отца внимательным взглядом, словно стараясь понять, где была эта трещина, на мгновение замирает взглядом на животе и спрашивает: - Я был тяжелым? - Нет, Дикон. Ты был легким, как перышко, когда я взял тебя на руки. И проспал всю дорогу до дома. А вот Айри... Айри проголодалась в пути. Эгмонт прикрыл глаза, вспоминая крошечного ребенка, плачущего в его руках в сердце лесной чащи. Конечно, тогда он сам был виноват. Просто не смог уйти сразу от желанного исцеляющего тепла и низкого, грубого, но такого манящего голоса Невепря. Льнул к нему, ощущая, как вливаются силы в измученное тягостью и родами тело, и забыл всё на свете. И вот - новорожденная малышка плакала у него на руках, требуя, чтобы ее накормили. - Мне пришлось заглянуть в дом лесника. У лесника была очень добрая жена, и она охотно дала мне молока, чтобы накормить Айри. - Но, папа, я этого не помню! - Айрис покачала головой. - Ты была очень маленькой... И очень голодной, моя дорогая. Но, поверь, жена лесника всё помнит, и если мы как-нибудь ее навестим, она сама тебе расскажет! - А мы навестим, папа? - у Айрис заблестели глаза. - Конечно, навестим. - А мама не рассердится? - Мы ей не скажем, - Эгмонт понизил голос. - Это наш секрет. Айрис закивала. - Папа, - вдруг спросил Ричард, - а я что, когда был совсем маленький, не просил молока? - Ну что ты, конечно, просил, - рассмеялся Эгмонт. - Еще как! Он вспомнил, как отозвались камни в стенах замка на первый услышанный плач Ричарда. Подхватили, превращая детский крик в ликующую песнь, передавая от камня к камню: "Новый родился! Новый, новый!" - В первый раз я сам кормил тебя молоком, Дикон. А потом это делала Нэн. Она кормила тебя и Дейзи. Дейзи тогда тоже только-только родилась. Ричард кивнул. - А Невепрь? - Он приходил смотреть на тебя, Дикон. И сказал, что ты - настоящий Окделл. - Я хочу посмотреть на Невепря, - решительно сказал Ричард. - Надо сказать ему спасибо за то, что принес нас тебе! Эгмонт запнулся на мгновение, сглатывая непрошенный комок в горле. В самом деле, пора. Пусть дети и Невепрь увидят друг друга. Может, тогда Ричард и Айрис поймут больше того, что он сказал им сейчас. - Вы обязательно увидите Невепря, Дикон, обещаю. - А потом зайдем к жене лесника, - добавила Айрис. - Ее тоже надо поблагодарить! - Конечно, - Эгмонт кивнул. Когда-нибудь он всё равно собирался рассказать Айрис, а может, она поймет и сама, что ее назвали в честь женщины, давшей ей первое в жизни молоко. Пусть Мирабелла хмурится, пусть по Надору гуляют слухи о любовнице. Те, кто должен знать, знают, как рождаются на свет наследники Окделлов. Ричард и Айрис тоже узнают и поймут. Со временем. Хотя... А сам он Эгмонт Окделл, много ли понял тогда, в ту самую первую ночь, кроме похрюкивания, похожего на подземный гул, странного, обволакивающего голоса, не данного ни одному человеку, поземного жара, окутывающего тело внутри и снаружи, каменной гладкости под руками и невесть откуда взявшейся на этой гладкости щетины, колкой и одновременно мягкой, мягче любого меха? - Мой, - то ли хрюкает нежно, то ли грохочет далеким горным обвалом, и сам этот голос прижимает к земле, сжимает в объятиях, после которых ничьих объятий желать уже невозможно. А вот Невепрь пожелал. Пожелал его снова, потому после Ричарда и появилась на свет Айрис. А вскоре - Эгмонт легко коснулся своего живота - появится и еще одна девочка. Он знал, что девочка. И однажды она тоже услышит историю о том, что ее принёс папе таинственный, но такой сильный и щедрый Невепрь.