Сны, которые забылись

      Однажды Кавех идёт домой. К груди он прижимает бумажный пакет, полный спелых яблок, купленных с его законных денег. Улыбка — гордая и довольная — сама собой расцветает у него на лице.       Несколько часов назад состоялась встреча с заказчицей, на которой они ещё раз просмотрели чертежи и внесли некоторые изменения, а потом ему выплатили часть суммы. Больше половины Кавех отдал Дори, лелея глубоко внутри надежду, что расплатится с ней совсем скоро. Оставшуюся мору можно было тратить, как заблагорассудится.       (конечно, стоило заплатить аль-хайтаму, но кавех справедливо решил, что отплатить можно вкусным ужином и печёными яблоками. подумаешь.)       Так вот, он почти дошёл до нужного поворота, как вдруг стремительный порыв ветра врезался в него, растрепал волосы, вырвал из рук чертежи и выбил бумажный пакет. Яблоки с глухим стуком попадали на каменную кладку улицы, а перед озадаченным Кавехом пролетел ещё один вихрь.       — Прошу, простите! — миловидная девушка с яркими голубыми глазами сложила руки в молитвенном жесте и, не дожидаясь ответа, резво принялась собирать упавшее. — Мне, правда, очень жаль. Я совершенно не смотрела, куда лечу!       Кавех даже не успевает возмутиться. Вместо этого он по-совиному медленно моргает и пялится во все глаза за спину незнакомки.       Что за чёрт?       — Вот, держите, — она, между тем, впихивает замершему мужчине яблоки и тянется подобрать чертежи, но вдруг останавливается. — О.       Кавех, пожалуй, ещё ни разу не бывал в такой глупой и странной ситуации одновременно: они с незнакомкой смотрят друг на друга в одинаковом изумлении. Только вот он стоит, а девушка продолжает сидеть на коленях у его ног.       Где-то под пшеном волос невероятно краснеют уши.       — Ничего страшного…       — Вы тот самый Кавех?       Они произносят это вместе, и Кавех чувствует, как уши краснеют ещё больше. Он прокашливается.       — Да, — находится с ответом и судорожно думает, какого чёрта с ним происходит и как ему отвязаться от девушки, — это я.       — Вы-то мне и нужны!       Ну, это было очевидно.       Они всё-таки собирают чертежи, прежде чем начать разговор. Кавех всё это время заинтересованно косится на элементальные крылья за узкой спиной. Взгляд выцепляет Глаз Бога в оправе Мондштадта, и в голове невольно проносится мысль, а не столкнулся ли он с каким-то древним хранителем или кем-то вроде него.       — Ещё раз извините, — девушка выглядит действительно раздосадованной, когда передаёт слегка измявшиеся чертежи. — К сожалению, первое впечатление получилось не очень, да, ха-ха? Попробую со вторым: меня зовут Франциска, я художница из Мондштадта.       Франциска дружелюбно ему улыбается, и Кавех не может не улыбнуться в ответ.       В конце концов, со всеми случаются дурацкие неловкости, правда?       — Кавех, архитектор из Сумеру, — Франциска фыркает на такое официальное представление, и перья на её элементальных крыльях забавно подрагивают от короткого движения плечами. — Вы что-то хотели?       — Да, — соглашается она уже спокойнее, однако голубые глаза продолжают сиять невозможно ярко. — Я слышала о Вашем последнем проекте, который сейчас строится, и хотела просить разрешения.       Кавех тщетно пытается скрыть любопытство.       — На что именно?       — На картину.       Кавех снова по-совиному медленно моргает. Он всё ещё прижимает пакет с яблоками и чертежи к груди, словно боится, что они снова вывалятся из рук.       Разрешение на картину? Он не ослышался?       — Насколько я помню, я не писал никаких картин для проекта. Если только Вы считаете картинами чертежи.       Франциска очаровательно смеётся. Кавех ловит себя на том, что внезапно любуется ею.       — Нет же, — она улыбается. — Я хотела написать картину или, может, целую серию, если позволите, о строительстве объекта. Начальный этап, середина, окончание… Вы поняли.       Он думал, что предложение Аль-Хайтама пожить у него, пока не решатся проблемы с долгом Дори и жильём, было самой странной вещью, какую только приходилось слышать в жизни, но он, конечно, ошибся.       У него ни разу не спрашивали дозволения на написание серии картин о стройке.       Видимо, замешательство слишком ярко отображается на его лице, потому что Франциска тут же спешит объясниться:       — Это звучит странно, я знаю, но мне нравится пробовать себя в разных направлениях, а о Ваших творениях говорят даже в Мондштадте. Они и правда уникальны. Фотографии не передают всё великолепие.       Кавех неловко благодарит — он не привык слышать искренние комплименты. Обычно люди — потенциальные заказчики — слишком сильно стараются произвести хорошее впечатление, оттого и звучат искусственно. Франциска от них отличается: она верит в то, что говорит, и говорит без задней мысли. За её словами не стоит холодный расчёт — Кавех мастерски может определить, когда он есть. Это подкупает.       Он мелко кивает сам себе, а затем таким же коротким кивком предлагает пройтись к ближайшим беседкам, что виднеются на противоположном конце улицы.

***

      Разумеется, они начинают общаться.       После того, как Кавех даёт своё разрешение на серию картин и они согласовывают это с его заказчицей, Франциска молниеносно приступает к работе. Небезызсветный архитектор обнаруживает себя подле неё всего через какую-то неделю. С этого момента он регулярно навещает мондштадтскую художницу в свободное от работы время, чтобы обсудить новости прошедших дней и понаблюдать за процессом.       (аль-хайтам насмешливо сверкает глазами, когда однажды застаёт соседа крутящимся у зеркала. он ехидно спрашивает, не собирается ли тот на свидание, раз так прихорашивается, за что получает гневный пылающий взгляд в отражение.       кавех шёл, конечно, но не на свидание. и он, конечно, ни за что не признается, что действительно прихорашивался.)       Франциска оказывается интересной собеседницей с хорошим, как утверждает Сайно, с которым они в один день пересекаются на площади, чувством юмора. Рассказывает Кавеху про элементальные крылья, созданные всего за несколько лет, и смеётся, когда говорит, что лётная лицензия ей больше не нужна.       — Летать — это свобода, понимаешь? — говорит дитя ветров. — Это словно совсем другой мир.       В тот же день, смеха ради, они пытаются сделать Кавеху дендро-крылья. Потом Кавех наигранно-обиженно отмалчивается, отряхивая содранные ладони, и Франциска смеётся над ним весь оставшийся вечер.       Время летит, прямо как Франциска, и за мягкой весной приходит жаркое лето. Едва стоит солнцу начать припекать, как Кавех утягивает подругу за собой в Порт-Ормос, в который едет по работе.       У воды даже жарким летом прохладнее. Они дурачатся на берегу поздним вечером, как маленькие дети, и кидаются друг в друга песочными снежками.       На утро из волос постоянно сыплется мелкое золото.       Когда приближается фестиваль Сабзеруз, Франциска неожиданно объявляет, что после собирается покинуть страну Дендро Архонта.       — Ты вернёшься? — Кавех смотрит, как подрагивают анемо крылья. Их обладательница на мгновение оборачивается. — Понятно.       На самом фестивале они не обсуждают скорый отъезд. Франц бегает от стенда к стенду, едва успевая попробовать все местные сладости, и зачарованно следит за танцем Нилу.       Ночь приходит слишком быстро, и Кавех не знает-не знает-не знает, что ему делать. Он впервые так сильно влюблён, и он не хочет расставаться.       Ни с Франц, ни с этим чувством.       Она будто соткана из света. Свободная, настоящее Дитя Ветров, искренняя и яркая. Он влюблён в неё всю, и он чувствует себя дураком, что не сознался раньше.       Нилу даёт начало потрясающей вечеринке, и теперь отовсюду звучат самые смелые мелодии на смену традиционным.       Франц, оказывается, прекрасно танцует. Живёт с музыкой и движется с ней в одном темпе. Песня на фоне играет очень подходящая — что-то про птиц, танцы и свободу. Кавех смотрит на Франциску, разукрашенную переливающимся всеми оттенками светом, и едва не вздрагивает, услышав совсем близко тонкий голос.       — Она из другого мира. Даже её имя переводится как «свободная», — говорит Нахида. Её мудрые глаза наблюдают за иностранкой, а затем вдруг обращаются к Кавеху. — Ты ведь понимаешь?       Молодая богиня выглядит грустной.       Кавех не сомневается, что она знает всё от и до.       Он приподнимает уголки губ в печальной улыбке.       — Да.       А утром помогает Франц запаковать чемодан, чтобы тот поместился в Глаз Бога. Кавех очень старается не выглядеть побитой собакой, пока это делает, но получается у него плохо, раз уж Франц перестаёт улыбаться и хмурится.       — Вот и всё, — он чувствует острую необходимость в том, чтобы заполнить нервную тишину любыми словами. — Теперь всё закрывается. Я, конечно, не уверен, что он вдруг не откроется, поэтому мы можем перевязать его ещё чем-нибудь, чтобы этого точно не случилось, иначе-       — Кавех.       Франц снова улыбается, но в этот раз точь-в-точь как Малая Властительница Кусанали вчера на фестивале. Она подходит ближе и протягивает руку. Колеблется, решая, чего дозволено будет коснуться, и в итоге выбирает плечо.       — Почту всё ещё не упразднили, знаешь? — шутит. Смех выходит натянутым, и это всё же лучше, чем ничего. — Ты всегда можешь написать мне.       Куда, хочется спросить Кавеху, куда я должен написать, если ни одно письмо рискует не найти адресата.       — Знаю, — и решается. — Франц, я хотел сказать…       Слова теряются в звучном басе торговца, который согласился подбросить Франц до Порт-Ормоса. Он, кажется, поторапливает. Она кричит ему в ответ и тут же возвращает внимание к Кавеху.       — Так что ты хотел сказать?       Кавех улыбается почти несчастно.       — Ничего. Береги себя.       Франц хихикает и порывисто обнимает. Машет на прощание и обещает написать сама, как устроится в Фонтейне. Торговец недовольно фыркает, стоит ей запрыгнуть в телегу, и, наконец, трогается.       Кавех не смотрит на них.       Кавех идёт в противоположную сторону, видит беседки и вспоминает, что именно на этом месте он уронил те несчастные яблоки.       Кавех хочет напиться и взять сразу несколько проектов, чтобы времени едва хватало даже на сон.       Кавех-       — Кавех!       Он оборачивается так быстро, что, похоже, мог бы свернуть себе шею. Ловит маленькое девичье тело и как-то слишком спокойно принимает чужие губы на своих собственных.       Они целуются, словно с момента их расставания прошло больше сотни лет, и прекращают только тогда, когда нежная кожа начинает саднить.       — Я люблю тебя.       Признание вылетает само собой. Франц широко распахивает глаза, и надежда Кавеха на то, что она — вдруг — не услышала, истлевает сама собой. На мгновение устанавливается тишина, но потом Франц звонко смеётся, и Кавех готов поклясться, что видит расползающийся по её щекам яркий румянец.       — Я тебя тоже, — глядит из-под ресниц, сверкает голубыми глазами. — Я вернусь, Кавех. Обязательно.

***

      Малая Властительница Кусанали была права: Франц из другого мира. Её нельзя привязать, нельзя заставить остановиться. Она — дитя Ветров и Свободы.       И у неё, как и у любого ветра, есть место, в которое можно вернуться.