Тихое солнце

       — Роза? — эхом разноситься по квартире голос юноши.        Он отпрыгивает от исписанных маркером бежевых стен, падает на пол, звонко ударяясь об линолеум. В тихой, совершенно спокойной квартире слышен каждый шорох и скрип досок. Громкими щелчками отдается даже шуршание ткани об кожу. Жутким воем рычит за стеклом ветер, царапая стекло. Такая обстановка квартире напрягает барабанщика, заставляет вслушиваться в каждый звук из комнат, напрягаться из-за тишины и умиротворения. Шершанский не привык к ней. Не привык к громкой тишине, давящей на уши, к мирному трещанию холодильника, которое он слышит так четко почти в первые, к голосам соседей. Все это в новинку и бьет по голове. В самое темечко, отдаваясь звоном. Шершанский привык к другому. К громкой мелодии гитары, струящейся по венам, к мирному стучанию барабанов, к постоянному движению около себя. К ритмичным и резким движениям гитариста, скачущего впереди, к его басистому голосу, что заполняет собою все пространство. Роза и есть то, чего сейчас не хватает.        Гитарист днем бодрый, веселый, его всегда много, от него просто не скрыться. А впрочем и незачем. От его энергии исходят волны тепла, от которых бегут мурашки по телу. Он карманное солнце, которое светит круглосуточно, отдавая свою внутреннюю энергию другим. Но когда вокруг мертвая тишина, становиться страшно. Почему он вдруг нарушил свой распорядок дня и перестал бушевать? Именно из-за этого вопроса Яшка обходит квартиру, ищя гитариста.        А ответ был как никогда прост. Роза, развалившись на довольно маленьком диване, тихо дремал. Рука удобно закинута на лоб, отгораживая глаза от ярких дневных лучей, белокурые пряди разлились по подушке, белыми отблесками сияя на темной ткани. Вторая ладонь лежала в районе живота, сминая пальцами черную ткань футболки. В ногах валялся старый сероватый плед, несколько прожженный в некоторых местах, но такой излюбленный Розой, что выбросить рука не поднималась. Роза сейчас такой уютный и тихий, что даже не вериться, что это действительно он. Всего пару мгновений Шершанский стоит в проходе, не решаясь сделать и шагу. Боялся спугнуть то самое редкое затишье и не рассмотреть его поближе. И в голову барабанщика внезапно приходит идея.        Стараясь не наступать на скрипучие половицы, Яшка прокрадывается к спящему солнцу, перемахивает через шаткий подлокотник. Старый диван скрипит старыми пружинами, явно протестуя, чтобы на нем лежали оба. Шершанский, мысленно молясь, чтобы гитарист не проснулся от предательского скрипучего воя, лег под его боком. Роза всегда спит ближе к краю, оставляя небольшое пространство около спинки дивана или стены, словно знал, что хоть когда-то оно понадобиться.       Барабанщик поудобнее устраивается в маленьком пространстве, приобнимая Розу рукой. Щекой ложиться на его живот, окончательно замирая на месте. Гитарист всегда теплый, даже горячий, мог бы работать обогревателем в суровые зимы. Об него Шершанский часто греет свои замершие руки, потому что так можно и удобно. А белокурый не против, только невидимо щуриться под очками, от пробегающего холода.        Роза-это спокойствие, жизнерадостность и нескончаемая энергия. Та, что струится повсюду, делая этот мир светлее. Длинные философские и не очень разговоры по вечерам, въевшийся запах от металлических струн и горячего черного чая. Он-солнечный свет и великое прощение, которое не раз спасало их обоих. И описывать гитариста можно долго, сутки на пролет и все равно не опишешь всего. Это невозможно физически, ведь он больше, чем простые красивые слова.        И утопая в собственных мыслях и необычайном тепле барабанщик не заметил как спящее солнце начало недовольно фыркать. Мало того, что тяжело держать на животе полуспящего Шершанского, так он еще, забравшись ладонью под футболку, прыгает своими ледяными пальцами по коже.        — Шершняга, чего тебе, блин, места не хватает? — недовольничает Роза, но спихнуть барабанщика не пытается. Только блестит зелеными, травяными глазами.        — Дай погреться, — проговаривает Яшка, еще ближе прижимаясь к гитаристу.        В ответ белокурый только смеется, явно не возражая. Места на и так узком диване уже нет, но вставать не хочется никому. Горячая ладошка ложится на рыжую макушку, ответно приобнимая Шершанского.        — Такой ты конечно оладушек уютный, — проговаривает Роза и на ментально уровне чувствует как по лицу Шершанского пробегает мимолетная улыбка.