a valentine's day to remember

Уолли чувственно вздыхает, зарываясь лицом в тёплую шею. Между ног всё в одно мгновение становится невероятно мокрым, когда крупные пальцы Эдди нежно скользят между влажных складочек и безошибочно находят пульсирующий комочек, принимаясь массировать нежно и вдумчиво, провоцируя новые сдавленные вздохи. — ...ты сказал, что мы собираемся поиграть, — Уолли бормочет будто уязвлёно, однако алеющий на его щеках румянец и мутный взгляд ясно намекают, что он ни секунды не обижается по-настоящему. Горячие губы почти невесомо скользят по мочке его уха, прихватывают маленькую круглую серёжку и слегка оттягивают. Пальцы массируют чувствительный клитор чуть быстрее, зажимают между грубоватых подушечек, вынуждая напряжённое тело Уолли безостановочно дрожать от обилия внезапно обрушившейся на него ласки и внимания. А ведь они просто собирались попить чай и поесть клубничного пирога, что так заботливо приготовила Поппи. Но Уолли как-то слишком уж быстро оказался сидящим на коленях Эдди, чья ладонь слишком уж правильно скользнула под полы длинного халата, который всё это время скрывал обнажённое тело. — Разве мы не играем? — тёплый смех опаляет аккуратное ушко, заставляя Уолли слегка покраснеть. — Игра называется «подари любимому оргазм», — Эдди словно случайно ведёт пальцами ниже, надавливает, едва-едва проникая в жаждущее своего заслуженного внимания лоно. Уолли глухо стонет, и его лёгкая ладошка слегка хлопает Эдди по груди. — М-мы играли в это на прошлой неделе, — Уолли тихо смеётся в ответ и почти сразу же томно вздыхает, когда грубые пальцы возвращаются на покинутый ненадолго клитор. И вновь принимаются его массировать, быстрее, чем раньше, заставляя округлые бёдра безостановочно трястись, а самого Уолли ёрзать и вскидывать таз, пытаясь уйти от слишком приятных прикосновений. Но Эдди довольно быстро стискивает его бедро и заставляет опуститься обратно к себе на колени, не давая ни единого шанса на побег. — Н-но, бо-ох-оже.. — Уолли сильнее зарывается лицом в шею Эдди, опаляя её горячим дыханием, шепча негромко признание: — Как же это хорошо... Эдди удовлетворенно щурится, очевидно, и без подтверждения знающий, как хорошо он может заставить обычно тихого и такого очаровательно непросвещённого в интимных делах Уолли кричать, если постарается ещё немного. Но вместо того, чтобы продолжить доводить любовника одними только пальцами, он вдруг убирает руки, что сопровождается протестующим мычанием. Эдди нужно разобраться с собственной ширинкой и выпустить наконец на свободу напряженный, твёрдый член, который болезненно тёрся о жёсткую ткань джинс и пропитывал её предэякулянтом. Кончик розоватого языка Уолли скользит по его пересохшим, немного пухлым губам, когда он опускает заинтересованный взгляд, догадываясь, что именно могло остановить его обожаемого мужчину от приятной им обоим «игры». Уолли не может сдержать лёгкой самодовольной улыбки: обычно это он сдавался первым, когда дело доходило до подобных прелюдий, и совсем скоро начинал умолять Эдди перейти к тому, ради чего всё это и затевалось. Сегодня Эдди, видно, не был настроен на долгие заигрывания и решил уступить, передавая бразды правления Уолли. И он с огромным рвением этой возможностью пользуется, приподнявшись всем телом повыше и поймав крупный член ладонью. Направит массивную головку к уже откровенно истекающему лону, одно лёгкое движение бёдрами — и Эдди запрокидывает голову на спинку дивана, пропуская рычащий звук сквозь плотно сжатые зубы. Сколько бы они не трахались, Уолли всегда умудряется оставаться безумно узким, всегда течёт так, как не текла бы под ним ни одна городская сучка, и это всегда неизменно сводит с ума. Уолли всегда готов полностью вверить себя в руки Эдди, не задавая ни одного лишнего вопроса, он просто любит его, самой чистой любовью, на которую, наверное, не способен больше никто из их небольшого соседства. Издав приглушенный рык, Эдди теряет самообладание над собой в следующее же мгновение, как обхватывает хрупкое и тонкое тело своими мощными руками, прижимая повелительно к горячей груди, и Уолли остаётся только хвататься своими тонкими, аккуратными пальчиками за его широкие плечи и высоко стонать практически на одной ноте, когда Эдди сходу начинает размашисто двигаться, жадно вслушиваясь во влажные шлепки, такое блядское хлюпанье и ощущая, как с каждым толчком чужая смазка брызгает в стороны: как вообще возможно быть настолько, чёрт возьми, мокрым?! Горячие стеночки чувственно сжимаются вокруг пульсирующего члена, затрудняя движение, но это заводит Эдди только сильнее, заставляет двигаться быстрее, практически не выходя, с каждым толчком проталкивая себя всё глубже и глубже. Уолли извивается в его практически стальной хватке, всхлипывает громко, не в силах сдерживать себя хотя бы немного, ему так хорошо сейчас, в голове так пусто, и всё, что остаётся — это покладисто подставляться под новые грубые толчки и царапать подстриженными ноготками крупные плечи, оставляя за собой длинные алеющие полосы. — Хороший мальчик, — Эдди выдыхает на красное ушко, проводит языком по ушной раковине, прикусывает заостренный кончик. — Ты так хорошо меня принимаешь, малыш, давай, ещё немного… Уолли откровенно ведёт от похвалы, он тычется в чужие губы, улыбаясь в них бездумно, прежде чем лизнуть и толкнуться язычком внутрь, инициируя глубокий, влажный поцелуй, в который будет так же неизменно постанывать — то громче, то тише, в зависимости от того, как Эдди решит двигаться: хаотично, срываясь на бешеный темп, или медленно, толком и не двигаясь, мучая жаждущего этой необходимой разрядки Уолли несколько секунд, что кажутся вечностью. Уолли вдруг творит что-то невообразимое, зажимает Эдди внутри себя тесно и принимается выписывать бёдрами узоры в воздухе. Приподнимается, почти полностью снимая себя с крупного члена, и резко опускается практически до основания, впиваясь ноготками в загорелую кожу и вскрикивая в поцелуй, наконец ощущая, как его тело накрывает вспышка оргазма, как он весь трясётся, стараясь сжать бёдра, и как внутрь него бьёт горячая сперма, не ожидавшего подобных сюрпризов любовника. Несколько минут они проводят практически в тишине, нарушаемой только сбитым дыханием, Уолли опускается на Эдди с блаженной улыбкой, позволяя себе обмякнуть в сильных руках, что теперь держат его бережно, как самое ценное сокровище в этом мире. Широкая ладонь медленно скользит по его влажной спине, и в это мгновение кажется, что лучше быть уже просто не может. — Ох, точно... — Эдди вдруг слегка сдвигается, заставив потревоженного передвижениями Уолли недовольно замычать, и запускает руку в задний карман, достав оттуда что-то блеснувшее. Уолли не успевает заметить, что это было, но в следующие несколько мгновений Эдди бережно закрепляет это нечто у него на шее, и кожу вдруг приятно холодит ощущение металла. — С Днём Святого Валентина, дарлинг. Уолли вскидывает недоуменно брови, ещё не до конца пришедший в себя, и слегка опускает голову, касаясь аккуратной цепочки, обводя подушечками пальцев подвеску, выполненную в форме яблочка, принявшего сердцеобразную форму. Уолли негромко смеётся, сентиментально прижимаясь губами к щеке Эдди, льнёт к горячему телу, откровенно выпрашивая немного объятий. — С Днём Святого Валентина, Эдди, — Уолли укладывает голову на его плечо, выдыхая блаженно. — В следующий раз я тоже придумаю для тебя что-нибудь интересное. Эдди весело хмыкает, не сомневаясь в чужих словах, и закрывает глаза, чувствуя себя удовлетворенно и правильно. Сюрприз-то, в конечном итоге, удался.