Ходячий ужас Блокадного Ленинграда
15 февраля 2024 г. в 07:00
«Осень. Лист. Осень. Лист.»
Лёжа на просторной кровати, заправленной пушистым пледом — я раз за разом прокручивала в своём воображении такого красочного и таинственного времени года. Но Шероховатая и угловатая поверхность листьев — это единственное, на что пока способно моё воображение. У меня оно было любимым, т.к. в это время года у меня был день рождения, и которого у меня к счастью или несчастью не было из - за проблем со здоровьем.
Эти думы были единственным спасением, т.к. я страдала страшным недугом, которым страдают единицы. И это слепоглухонемота…
Этот страшный и обнадеживающий диагноз — мне поставили ещё будучи в утробе. Появившись на свет, на раннем сроке беременности — меня незамедлительно отправили в бокс для новорождённых. В котором я провела около года.
Отцу — Тому Дюпену и матери — Сабин Чен — я оказалась не нужна. Показав меня после рождения — родители струсили, заявив, что видите ли не собираются возиться с такой неподъёмной ношей. Написав заявление — горе — родители — отдали меня в дом малютки.
В этом заведении — мне до поры до времени, было хорошо. Хоть я чувствовала себя лишённой почти всех органов чувств, но я была безумно рада тому, что у меня остались конечности и возможность, что — то да осязать.
Например тёплую ладошку воспитателя во время прогулки саду или холодный снежок, который приятно щекотал лицо.
Но спустя продолжительный промежуток времени — я подверглась ряду насмешек. Не все спешили заводить дружбу с тем, кто изначально был обречён на жалкое существование в глухоте, слепоте и немоте.
" — Вы только поглядите на неё! Сиротку недоделанную! "
" — Она же только и умеет на жалость давить воспитателям своей идиотской улыбочкой! "
" — О какой дружбе, может идти речь, если она лапает всех подряд?»
Продолжалось это не так долго. В шесть лет «родные» родители отозвали заявление и вернули меня к себе в дом.
Но и там жизнь не была наполнена сахарной сказкой, т.к. родители готовили мелкую меня для поступления в элитную школу, применяя иногда просто нечеловеческие методы воспитания.
Без того загнанная и запуганная в доме малютки — я стала объектом для выплеска эмоций нерадивых родителей, у которых с завидной регулярностью происходили проблемы на работе.
Плётки, ремни, стояние на горохе, голод…
И это ещё не полный список того, что родители применяли по отношению ко мне, как к девочке, которая практически не ощущала реальный мир…
Однажды за очередной «пыточной подготовкой» — меня стошнило хлебом, которым я пыталась полакомиться втихую от «родителей».
Вместо того, чтобы вызвать скорую помощь и дать таблетку от отравления — что мать, что отец принялись отчитывать за съеденный хлеб, тыкая при этом лицом в последствия этой самый тошноты…
Эти пытки так бы и продолжались, если бы в один день — меня не обнаружили одну дома, и не забрали в больницу с наисильнейшими приступами рвоты, экстремально низким весом в сорок килограмм и многочисленными побоями на теле.
Присутствовавшие при вызове врачи падали в обморок прямо при входе от душераздирающей и в то же время такой устрашающей картины, которая наверное стояла перед глазами у всего медицинского персонала и соседей… И может стоит ещё до сих пор…
Совсем ещё юная и больше напоминавшая «Ходячий ужас Блокадного Ленинграда» — я сидела над тетрадкой и сгибаясь с куском хлеба в руке — тщетно пыталась подавить рвотный позыв, который у меня лился изо рта просто нескончаемым потоком.
Но этот страх всё равно не остановил никого на пути к помощи. Врачи спасли меня, несмотря на все трудности, и я с помощью поддержки и заботы докторов — смогла всё — таки выкарабкаться на этот свет.
Нерадивых родителей — лишили родительских прав, отправив их на десять лет исправительных работ в колонию строгого режима.
А меня — оставили в больнице до момента выздоровления
Заняло это около шести лет. Но это того стоило. Я набрала нормальный вес, побои слезли…
Но по прибытию в школу, а вернее шестой класс — всё началось по — новому.
Нет. Родители из жизни исчезли. Теперь навсегда.
Но теперь их место заняли Хлоя Буржуа и Лила Росси, которые с почётным званием могли бы занять место этих жестоких нелюдей, т.к. каждый день приходя в класс и садясь за одну и ту же парту — они вынимали дорогой слуховой аппарат из уха, стебясь надо мной.
Дело даже доходило до того, что из ревности к Агресту — они каждую перемену таскали меня за волосы в уборную, заставляя пить воду из унитаза.
" — Пей! Коза! Ты же кроме куска хлеба и воды ничего в своей жизни не видела!"
" — Я одного только не пойму. Ты трёшься рядом с нашим Адрианчиком из — за присутствия дефицита внимания?"
" — Так не переживай, кишечник тебя этим вниманием не обделит! "
" — А наоборот — станет твоим лучшим другом! "
И похоже эти бессердечные девки оказались правы. Однажды в один из походов в туалет — мне стало плохо. Очень плохо. Просидев в школьной уборной часа три, корчась при этом от нестерпимой боли — я и думать забыла про уроки. Забыла, если бы не чей — то уставший мелодичный голос, который разносился эхом по небольшому помещению уборной.
" — С тобой всё в порядке?"
Т.к. боль была слишком острой — я не могла дотянуться до рюкзака с листком и написать «Нет».
Но похоже Адриан и так всё понял. По его голосу было понятно, что он разбирался с этими стервами.
" — Они целую неделю поили тебя этой нефильтрованной, сырой гадостью!"
" — И теперь из-за моих объятий у тебя в кишечнике бушует неизвестного рода микрофлора!"
Если бы был голос — я бы с ним знатно поспорила. Он ни в чём не виноват. Ведь он единственный, кто понял меня среди этого неразумного стада.
Посидев ещё час — я вышла. Едва стоя на ногах и держась за вздутый живот.
Вовремя поймав меня и подхватив на руки — он обеспокоенно проронил:
" — Сейчас срочно поедем в больницу. Похоже у тебя Кампилобактерная инфекция."
Последние слова — никак не повлияли на мой рассудок. Я прекрасно знала и понимала, что эти два чучела — рано или поздно доведут меня до какой-то новой и неизвестной болячки.
Но похоже на рассудок Адриана — это повлияло. И нехило. Т.к. по его голосу я прекрасно слышала, что он хочет со всего маху вмазать этим двум курицам по щам.
Я бы тоже хотела. Очень сильно хотела. Но боюсь - у меня абсолютно не хватит на это противостояние сил. Как физических, так и моральных.
Прижавшись к Агресту и вдыхая приятный аромат дорогого цитрусового парфюма — я хотела только одного — заключить его в крепкие, тёплые и наполненные нежностью объятия.
И не отпускать. Никогда.