Atem

Это никогда не было чем-то великим. То громкое, словно золотые божественные фанфары, Счастье, которое обещали любовные истории, не снизошло с небес, земля не уходила из-под ног при взгляде на лицо с резкими чертами. Гайзенберг всегда ощущался как что-то обыденное, вроде пледа, который набрасываешь на себя, озябнув, или кружки горячего чая тёмным зимним утром, когда совершенно не хочется выходить из дома. Казалось, так было всегда - скрежет каких-то железяк с самого утра, хриплое грубое бормотание под нос бранных слов, то и дело оставленные в неподходящих местах детали. Ржавая шестерня на обеденном столе? Ничего удивительного. Карл иногда злит. Слишком много курит, забывает мыть чашки, оставляет следы машинного масла... Перечень его грехов протянулся бы на километры. Длиннее только список волшебных мелочей. Волосы под лучами солнца - тополиный пух в июньской пыли, голос - липовый мёд, когда он напевает что-то, держа на коленях Розу. Слова абсолютно зубодробительные и вызывают у Уинтерса желание перекреститься и брызнуть в супруга святой водой, но картина слишком трогательная, чтобы её разрушать. Остаётся только стоять в дверном проёме и наблюдать за близостью самых близких людей. - Du bist so nett, Igelschnäuzchen, - негромко сказал Гайзенберг дочери и осторожно поцеловал её в лоб. Итан про себя усмехнулся - люди, в чьём языке есть слово из шестидесяти трёх букв, вполне могли додуматься называть своих любимых ежиными мордочками. Карл поднял голову и столкнулся взглядом с мужем. Под этим взглядом Уинтерс окаменел, по телу словно пронёсся разряд тока. Он никогда так пристально не смотрел в эти глаза, когда они были полны тепла, что уже было редким событием. Итан ошарашенно выдохнул - он даже не заметил, что до этого затаил дыхание, будто не хотел отпускать оказавшийся в груди момент. Так они несколько секунд и смотрели друг на друга, не в силах расстаться с пробравшим до глубины души мгновением. Но вдруг Роза завозилась на больших коленях, дёрнула за волосы, и пришедший в себя Карл вернул себе привычную манеру общения. - Грибы дышат, если ты не в курсе, - ухмыльнулся он. Сладкий туман рассеялся. Уинтерс, как по команде, вздохнул и сел рядом. Он завороженно наблюдал за дочерью, которая осматривалась вокруг с любопытством только что вылупившегося птенца. Когда она снова перевела взгляд на родителей, Гайзенберг шепнул ей что-то ласковое, и Итан усмехнулся: - Интересно, на каком языке она скажет первое слово. - Если на немецком, то мечта о величии Германии наконец будет исполнена, - отшутился Карл, но не без самодовольства. - Вот ещё, - фыркнул Уинтерс, забирая Розу к себе на колени. - Знаем мы эту вашу мечту. - Ну, да, реализация в своё время не всем понравилась...

***

Не спится. Невозможно заснуть, когда Карл лежит рядом такой красивый в своём умиротворении, ровно дышит во сне. Итан подаётся вперёд - совсем немного - и нечаянно вдыхает одновременно с чужим выдохом. Едва различимые остатки запахов табака и виски касаются рецепторов, проскальзывают в лёгкие. Это словно похищение чего-то прекрасного, которое, конечно же, не останется без внимания. Гайзенберг всегда спит очень чутко, поэтому и сейчас открывает глаза, чтобы увидеть напротив другие. От неожиданности Уинтерс резко выдыхает, а Карл шевелит губами, точно пытается поймать воздух. Итану ужасно неловко, что это всё происходит, что на него опять подействовала какая-то мелочь, но его прекрасный понимающий муж не даёт провалиться в стыд, а вместо этого двигается навстречу и осторожно прикасается своими к губам Уинтерса. Мельчайшая доля секунды, но такая важная. Крупная ладонь приятной тяжестью ложится на голову, светлые волосы сминаются под грубыми пальцами. - Спи, - шепчет Карл. - Плесени тоже надо. Он убирает руку, но Итан перехватывает её, легко целует тыльную сторону запястья и прижимает ладонь супруга к своей груди, будто тот сможет почувствовать сердце. А тот, хоть и не чувствует, но о чём-то догадывается, поэтому напоследок улыбается Уинтерсу перед тем, как снова закрыть глаза.