***
Кто бы мог подумать, что проблемы земных существ, поставивших себя на высшую ступеньку эволюции, и проблемы Владыки Ада очень похожи? Буквально две капли воды! Люцифер уже привык к тому, что кресло в его кабинете занято вечным гостем — Депрессией. Дама в пугающей шляпе с широкими дымчатыми полями сидела за столиком и стучала отросшими ногтями по лакированному дереву. Щелчки маятника раздавались сначала в пределах комнаты Морнингстара, а затем по невидимой лесенке забрались в его голову, уже трещащую по швам от отвратительной однонотной композиции. Сатана был в таком отчаянии, что даже поставил на подоконник радио с оленьими рогами-антеннами, ежечасно издающее крики, переполненные страданьем и сожалением о встрече с Аластором. В Аду, насколько ему было известно, водилось достаточно психологов. Конечно, не в таких количествах, как тунца в Тихом океане, однако, если по амбару помести, по сусекам поскрести, можно было организовать встречу. Проблема заключалась в том, что Люцифер не мог открыться даже себе. Мужчина действительно пытался разбить стальные цепи, обнявшие его сердце со всех сторон, однако причинял излишнюю боль попытками сказать правду в собственные глаза, смотрящие из запыленного зеркала. И это, блять, максимально мерзкое чувство! Подобный феномен был описан замечательной фразой: «Я как собака Павлова — все понимаю, но сказать не могу». Жизнь покидала его тело, точно вино, выливающееся из продырявленной пулей бочки. Принцесса Ада, обеспокоенная состоянием отца, периодически подходила к его двери, стучалась еле-весомо, а потом присаживалась рядом, надеясь услышать протяжный скрип массивных петель и ласковое «Да, Чар-Чар?» Однако стоило ее одурманенной сном голове коснуться жесткого ворса ковра, как расслабленное тело девушки забирала Вэгги, сочувственно качающая головой. В общем, вы правильно поняли, Сатана стал неким подобием Рапунцель, которая также являлась узником своей башни. Но если во владении длинноволосой героини была вся высоченная крепость, обвитая венами лоз винограда, то на Люцифера давило лишь четыре стены, из каждого угла которой выглядывало нечто страшное. Нечто такое, что проникло сюда без зловещего портрета с изображением старика и его беззубой улыбки… На календаре отвратительно ярким пятном пестрел понедельник. Дни недели ничего не значат в Нижнем Мире: тут неведомы слова «работа», «дедлайн» или «расписание» (впрочем, расписание Зачистки имеет место быть…) Однако сочетание букв «п» и «н» давило на глаза Сатане своими воображаемыми руками. Стараясь сбежать от реальности, наступающей на пятки, Люцифер лег спать при первом дуновении ночи. Казалось, мир перевернулся, ведь теперь небо — темное дно моря с блестящими жемчужинами вместо звезд. Свет огромной рыбы-луны бил в окно, забывшее надеть пижаму штор. Тело Владыки Ада было пришито к постели железными нитями, поэтому подня-яться, зашто-орить панорамный вид на город и верну-уться обратно было просто нереальной задачей. Сиквел «Миссия невыполнима», ей Богу! Однако далее произошло то, чего Морнингстар никак не мог ожидать, и тем более не мог ожидать организм, в секунду получивший приказ принять вертикальное положение, не потеряв при этом равновесие. Сатана вмиг спрятался за тяжелым одеялом, тем самым укрывая себя слоем брони и тем самым напоминая римского императора с его узнаваемым лоскутом алого шелка, перекинутого через плечо. В темноте плавала пара желтых фонариков. Рыбы-удильщики, не иначе… Или это не фонарики колыхались на волнах, а голова ходила ходуном от внеплановой перегрузки?.. Теплое свечение принялось приближаться к Люциферу, обдавая его холодными порывами воздуха. Тут же появилась возможность из стога белого шума найти иголку, звучащую как взмахи крыльев. Повелитель Преисподней щелкнул пальцами, призывая светящуюся пентаграмму, зависшую в воздухе, словно запоздалая снежинка. Он часто чудил подобным образом, подолгу любуясь на левитирующий ночник. Красное свечение одарило незваного гостя вспышкой, отчего тот выругался, параллельно прикрывая лицо широким рукавом рясы. — Какого черта, мужик? Выруби эту хрень! — Придержи коней, Адам. Позволь на правах хозяина покоев спросить тебя: какого лешего ты тут делаешь? — поинтересовался Люцифер, опираясь на излюбленную трость, что подскочила к рукам, будто преданная псина с поношенным ошейником. — Тебе стоит присесть, старик, а то еще наебнешься, а у меня не было в планах на день собирать конструктор «Лего», — временит с открытием занавеса ангел. По виду ангела можно было сказать одно: он что-то знает. И эта информация не дает первому человеку Земли спокойной жизни уже продолжительное время. Морнингстар тщательно изучил вопрос личности его небесного товарища, поэтому знает, что Адам привык справляться, как говорится, в solo, а если задача не поддавалась тому, он долго воротил нос от предложенной кем-либо помощи, пока… Пока ситуация не становилась похожа на запущенное заболевание, обросшее осложнениями. И только один врач в белом наряде способен выручить засранца-тихушника. — Рай планирует нападение на вас. Не смей считать это жестом доброй воли, я бы не стал тебя посвящать в наши планы, Люц, если бы не факт того, что сучка Сера отстранила меня от должности, выведя меня, — он почти выкрикнул это слово, — из игры! — Ты пришел поплакаться? — Заткнись и слушай дальше! Теперь Лют — предводитель армии экзорцистов. Я не хочу ее терять, понимаешь? Она будет сражаться до последнего, пока сама не сдохнет, как псина дворовая. А если ты решишь меня снова отпиздить? Это ведь Лют вытаскивала меня отовсюду! Я пропаду без моей девочки! — Адам резко поднялся и начал расхаживать из угла в угол. — Ты должен что-то сделать, Люц! Блять, не знаю даже… Встреться с Серой и договорись! Настало время разбить розовые очки первого человека. Морнингстар, прикрывая веки цвета пурпурного гиацинта (цветок, который часто путают со словом «геноцид». Символичненько), поднимается с излюбленной кровати и подходит вплотную к ангелу, остановившемуся подле миниатюрной галереи: на серебряных гвоздях висели холсты с изображением его семьи. Люцифер глаз не мог оторвать от них: картины грели душу, как бы напоминая мужчине о том, что он не так одинок, как привык думать. Сатана плавным движением вбирает в разгоряченные ладони запястья Адама, которого подобный расклад не особо устраивает: он ведь — неприрученный волк, долго скитающийся возле пещеры первобытного человека. Прежде чем небесное создание успевает дернуться, хозяин готического дворца задает колкий вопрос: — Ты действительно не знаешь благодаря кому жив? — глаза его излучают некую обиду, но из-за чересчур слабого свечения пентаграммы ангел не способен прочитать Люцифера. — Я на кой хрен распинался тут, если ты все равно не слушал? Благодаря Лют, ебать меня в рот, вот это поворот, ага? — вырывается из теплой хватки бывший лидер экзорцистов, встречаясь с прохладой комнаты. — Уверен? Погляди сюда. Морнингстар движением рук расширяет пятиконечную звезду до размеров неплохого портала. По ту сторону виднелись недавние события: разрушенный до основания Отель; земля, орошенная кровью грешников и отличающихся от них лишь оболочкой ангелов; бесконечные вспышки света тут и там. Владыка Преисподней со спокойствием удава шагает в воспроизведенную им самим реальность. Ступив на пересечение настоящего и прошлого, он оборачивается, проверяя следует ли Адам за ним. Первый человек, не желая оставаться наедине с подозрительно шипящим радио, спешит присоединиться к обществу Сатаны. Они — призраки. Зрители пугающего кино. Тени, пережившие переворот. Сквозь тела мужчин проносятся пули из автоматов Даста и пролетают бомбы, брошенные одноглазой девушкой, потерявшей в бою змея с повадками Наполеона. Вскоре карусель тормозит обороты: сторонники Чарли собираются вокруг Адама, балансирующего на грани небытия и жизни. Смотреть на себя из прошлого со стороны оказалось жалко. Ангел ощущал себя Алексом из «Заводного апельсина», которого насильно принуждали к просмотру жестоких отрывков. В кадре появляется Лют, чей крик сравним с ревом матери, на руках которой скончался единственный ребенок. Живая постановка картины «Герника». Ангельская кровь по оттенку сравнимая с лепестком ванили стекает из плеча девушки на рукав рясы Адама. Та буквально умоляет его не отключаться, ведь знает, что чувство облегчения — лишь обертка несъедобной конфеты под названием «Смерть». На экране рисуется еще один персонаж — Люцифер. Мужчина с нескрываемым презрением щелкает пальцами, отчего Лют вычеркивается из списка инвалидов — у нее вновь есть вторая рука. «Воспользуйся конечностью по назначению: забирай своего дружка и пиздуй на Небеса, пока не передумал. Ах, да, чуть не забыл…» — проговаривает Морнингстар и прикладывает кончики пальцев к груди первого человека. Его сердце вновь бьется в нормальном темпе. «Фильм» заканчивается тем, что обоих выбрасывает в настоящее. Адама трясет. Его спас его же враг. Он не знает как следует реагировать: бросить перчатку вызова, дабы продолжить схватку без всякой жалости, или… впервые поблагодарить кого-то от чистого, залатанного Адским чудом сердца? Люцифер поджимает губы: вид опустошенного и обескураженного человека его совершенно не радует. — Зачем? — вопрос по интонации сравнив с лопнувшей струной угрюмой скрипки. — Так было нужно. — Сука, харе вилять! Почему ты спас меня? — почти кричит мужчина, снимая с себя маску и швыряя ее в угол с непролазной темнотой. Дышать в ней стало практически невозможно. В нос ударяет типичный для Ада воздух: жаркий, как песок пустыни, и пропитанный трупным смрадом. Благо Морнингстар, распознав недовольство оппонента, вовремя прикрывает форточку. — Поэтому. Властелин Преисподней, привставая на носочки, дотягивается до губ ангела и целует их еле-весомо. Целует так, будто он — бабочка, аккуратно садящаяся на листик с прозрачной каплей росы. Руки первого человека ранее застывшие в воздухе, точно гипсовые статуи, ныне лежат на лопатках Люцифера. Бархатные лоскуты губ жалят друг друга больной любовью, то хромающей, то взлетающей. Мужчины теснятся так, будто они — маленькие девочки, у которых всего один зонтик на двоих. Адам на вкус, как дорогое вино, приходящееся по вкусу лишь утонченным и разбирающимся персонам. Так себе Морнингстар его и представлял в мокрых снах. Теперь же у Сатаны появилась возможность перенести дремоту в реальность, перетягивая на себя инициативу влажного поцелуя. Владыка Ада кусается, словно капкан, вкладывая в малейшее движение губ недюжинную боль за время, проведенное в терзаниях наедине с пустой комнатой. У первого человека в глазах виднеется космическая пыль. У Люцифера — черти и дьявольский пожар, пожирающий радужки и зрачки. Он ненавидит Адама и одновременно любит, что в сущности одно и то же. Одинаково ноет под сердцем, одинаково забивает голову суматошными мыслями, одинаково, сука, противоречиво. Наконец, расстояния между ними становится больше. Правитель Преисподней, улыбаясь уголками уст, несколько долгих секунд смотрит на ангела, а затем периферическим зрением замечает некое движение слева от себя. Дама в темном платье с отросшими ногтями шаловливо машет рукой и растворяется, будто снег в горячих ладонях. В спальне становится светлее; мрак, тугим шарфом завязавшийся вокруг шеи и лица Люцифера, рассеивается. Он отпрыгивает от Адама и, видимо, изображая рок-звезду, упавшую на колени в позе, с которой сделают миллион плакатов, выкрикивает победное: «Выкуси, депрессия!» — Спасибо, что не позволил сдохнуть, — опускается рядом с Морнингстаром бывший лидер экзорцистов и виновато опускает взгляд. — И все-таки, блять, че делать с очередной Чисткой?.. Мое слово теперь ветер, нахуй никому не всралось. — Адам, предоставь это мне. У меня есть и свои рычажки давления на Рай. В этом мире все взаимосвязано, но, думаю, для тебя это не секрет. После того как я улажу все дела наверху, нам нужно будет сходить куда-нибудь. — Место буду выбирать я. Нет никакого желания отрываться от свидания на пиздорезку грешников, не поделивших стафф. В груди поселилось долгожданное ощущение, будто легкие только что коснулись сердца и не обожглись о холод металла цепей, ранее обвивающих жизненно важный орган. Как камень с души! Люцифер совершенно не колебался, когда в голову закралось непреодолимое желание утонуть в объятиях ангела. Да и Адам особо не противился — судя по всему, дикого волка приручил поцелуй. Они переплелись руками, точно корни двух деревьев, растущих бок о бок. Мягкий ворс ковра заменил траву Эдемского сада, а чуть покачивающаяся из стороны в сторону люстра — крону лесного гиганта. Спины на утро, безусловно, «спасибо» не сказали, но боль проигрывала со счетом 100: 1, ведь нет сильнее обезболивающего в мире, чем просыпаться рядом с предметом своего обожания, зная, что впереди — вся жизнь и понятие «мы». Но сначала нужно порешать вопросики с Раем…***