Восемь и одна

Он никогда не думал, что можно влюбиться в сорок лет вот так — с первого взгляда, в мальчишку о котором ничего не знал, даже имени. Практически в ребенка, более чем в два раза младше его самого, даже не думающего о том, что мужчина, на которого он кинул мимолетный смеющийся карий взгляд может потерять голову настолько, что станет сталкерить его в повседневной жизни, не в состоянии находиться вдали и страшась приблизиться, чтобы не испугать. Тони стряхнул пепел с почти истлевшей сигареты, не отрывая взгляд от входа в университет, около которого он просидел в машине уже больше часа, ожидая пока у первокурсника Питера Паркера закончатся занятия. Возможно, ему удастся подвезти его на стажировку в лаборатории Старк-Индастриз и переброситься парой ничего не значащих фраз… Тони было тошно от самого себя, своего поведения, своих навязчивых мыслей и идиотских поступков, которых совершенно от себя не ожидал на пятом-то десятке. Всегда высмеивая богатых толстосумов на светских раутах, на рукаве которых висели юные красавцы и красотки, по виду едва закончившие школу. При всей своей эксцентричности, он считал себя выше таких идиотских клише. При этом, понимая как все это выглядит со стороны, Питер в данную модель не встраивался ни коим образом. Тони не видел в нем ни юную модель, алчущую славы, ни хастлера, неравнодушного к его деньгам. Парень относился к осторожному интересу к своей персоне с вежливостью, благодарностью и полным отсутствием кокетства. Тони не очень понимал, радует его это или огорчает — с одной стороны, хорошо, конечно, что Питер не такой, как все эти многочисленные «плюс один». С другой — полное отсутствие романтического интереса не могло не приводить в отчаяние. Тони пропал в нем окончательно, бесповоротно и, судя по всему, абсолютно безнадежно, несмотря на возраст, положение, и многочисленные внушения от друзей. Мальчишечка настолько занял все его мысли и сны, так вымучил душу и тело, что Тони готов был быть с ним рядом уже в любом качестве — от начальника до друга, лишь бы рядом. После стажировки он надеялся, что тот выберет местом работы его компанию, но с Питером никогда нельзя было быть уверенным наверняка. Он мыслил нестандартно и не шаблонно, что очень помогало в научных открытиях, но, одновременно, все время держало Тони в тонусе. У входа мелькнула красная шапка с дурацкими завязками — шуточный подарок друга, который Питер отчего-то взялся носить, и Тони, выбросив так и недокуренную сигарету, завел мягко заурчавший мотор, кинув в рот жвачку. Наблюдая, как задорно покачивающийся помпон исчез за поворотом, он выждал еще три минуты и тронулся с места, в надежде подхватить мальчишку не доходя до автобусной остановки. — Хэй, привет, парень! Не думал, что встречу тебя, но эту шапку трудно не заметить в толпе, — притормозив около неспешно шагающего Питера, Тони опустил стекло. — Добрый день, мистер Старк, — Питер достал из одного уха наушник, глядя на него дружелюбно, но чуточку удивленно. — Что вы тут делаете? Закономерный, в общем-то, вопрос. Питер достаточно умненький, чтобы сообразить, что количество их случайных встреч перевалило за все разумные пределы и большая их часть приходится на его университет. Что для Тони как раз не странно — где еще можно гарантированно поймать ботаника, как не в его естественной среде обитания? — Был неподалеку по делам, — лихо выкрутился Тони, — планирую прикупить недвижимость в этом районе. Приходится часто кататься, сам понимаешь. — Далековато от Манхеттена, — прищурился Питер. Тони, впрочем, и сам понимал, что отмазка так себе. — Зато район перспективный, — отбил он. Буду сдавать студентам, если разорюсь, — он подмигнул парнишки и открыл пассажирскую дверь. — Прыгай, подвезу. Ты же сейчас в лабораторию? Конечно, он направлялся именно туда. Куда еще мог идти этот светлый мальчик в день святого Валентина после учебы. Не на свидание же — благослови господь его задротство. Устроившись рядом, Питер потянулся за ремнем безопасности, а Тони слишком резко поддал газу, и рюкзак, который он устроил на коленях, свалился на пол, закатившись куда-то в ноги, рассеивая вокруг какие-то бумажки, конфетные обертки и блокнот. Чертыхнувшись, Питер полез доставать и складывать свое имущество, когда взгляд Тони наткнулся на это. Валентинки. Несколько штук ярко-красных, как шапка Питера валентинок, подписанных разным почерком и разными именами, с аляповатыми, иногда — откровенно пошлыми — рисунками. Восемь. Тони готов был проклясть свою эйдетическую память, но он не мог не уловить моментально их количество. У Питера восемь предполагаемых симпатий, восемь предполагаемых половых партнеров разных полов, а может быть и больше, если не все выпало из туго набитого рюкзака. Восемь возможных свиданий, а он почему-то едет в лабораторию вместе со Старком, слушая его ничего не значащую болтовню. А, может быть, именно поэтому? — У тебя на сегодня нет никаких планов? — стараясь звучать невозмутимо, уточнил он, дождавшись, пока, запихнув вещи на место, мальчишка выпрямится, пристегнувшись. — Вроде бы сегодня праздник? — Я знаю, — односложно отозвался Питер. И кивнул для верности. Тони ненавидел моду современной молодежи отвечать так, чтобы клещами тянуть приходилось. — И? Не верится, что ни одна девочка не пригласила тебя на свидание, — приходилось давить дальше. Питер молчал, прикусив нижнюю губу, и Тони не мог не залипнуть на краешке белоснежных зубов и влажно блестящей нежной розовой коже. И ведь самое досадное, что это была вовсе не попытка соблазнить его — Тони. — Нет, — наконец-то выдал он. И вздохнул. — Что? — Тони ненавидел не понимать. Не понимать Питера он ненавидел больше всего на свете. — Я знаю, что вы видели все эти валентинки, — вздохнул он. — Но поверьте, это ничего не значит. Просто забавная традиция, повторяющаяся из года в год. Если честно, я не очень люблю и не очень понимаю этот праздник, мистер Старк. — Почему? — Тони испытал такую неповторимую смесь удивления и облегчения, что продолжал расспросы автоматически. — Потому что чаще всего разных валентинок много, а той самой — нет. А если у тебя уже есть человек, которого ты любишь — разве правильно выражать эту любовь строго регламентировано, только один раз в году? — фыркнул он. — Вы как считаете? — искоса взглянул на Тони. — Хм… пожалуй, ты прав, — покивал Тони. — Но люди любят праздники, Пит. Всю эту мишуру, подготовку, сюрпризы… А тут еще такой красивый повод… Наверное потому он так популярен. — И вы тоже? Любите? Питер умел подловить одним словом. Только тот, кто никогда не общался со Старком не знал, что на самом деле тот не любит шум, суету, разгульные вечеринки и частенько вообще выпадает из жизни настолько, что забывает даже самые важные даты. Творческий человек, что с него взять. Образ плейбоя и алкоголика, прочно закрепившийся за ним в прессе — надежное прикрытие, под которым можно спокойно заниматься своими делами, что Тони и делал. Однако… Тони никогда не будет готов признаться в том, что хотел бы чего-то подобного. Питер смотрел ему прямо в глаза, внимательно и серьезно и невозможно трудно было ему соврать. — Не то чтобы совсем не люблю, — ответил он, отводя взгляд. — Просто в нашей семье к праздникам всегда относились очень… прохладно. Компания, инвесторы, изобретения — вот что было всегда на первом плане. Я так привык, с этим вырос. И я согласен с тобой, что праздник не должен становиться единственным поводом для внимания. Он замолчал, но в приятно кондиционированном салоне автомобиля повисло такое жирное «но», что противно стало. «Но всегда хотелось внимания». «Но это лишнее напоминание о том, что ты важен и нужен». «Но от тебя я хотел бы всего на свете, даже такого дурацкого сердечка с пошловатой картинкой»… Тысячи «но», которые никогда не будут озвучены. Питер рядом тоже молчал, задумчиво глядя в окно. За поворотом показалась Башня, и машина плавно скользнула на личную подземную парковку. В искусственном белом освещении парнишка казался бледнее обычного, он крепко стискивал свой рюкзак не глядя на Тони. — Спасибо что подвезли, — улыбнулся он какой-то странной, не живой улыбкой. Впрочем, скорее всего так странно преломлялся свет люминисцентных ламп. — Да было бы за что, — подмигнул он, и Питер выскользнул из машины, оставляя после себя легкий аромат дождя, дезодоранта и юности. На полу боковым зрением Тони заметил что-то красное и, потянувшись, подобрал нелепую красную шапку с помпоном и дурацкими завязками, к одной из которых прицепилась еще одна случайная открытка. Все-таки их оказалось больше, чем восемь. Она была необычной, явно сделанной своими руками, повторяющей один в один анатомическую форму сердца со всеми клапанами, предсердиями и выходами аорты и вен. Аккуратно раскрашенная. В ее создание явно вложили больше смысла, чем в одноцентовые картонки. Руки почему-то тряслись, когда он переворачивал открытку, чтобы прочитать надпись. «Если бы я мог отдать тебе свое настоящее сердце — я бы уже это сделал. Пусть хотя бы его копия затеряется на твоем столе». Ровный и аккуратный почерк Питера не оставлял сомнений в том, что эту валентинку приготовил он сам. Только кому? На чьем столе он планировал оставить ее и почему не оставил? Сунув открытку в нагрудный карман, он задумчиво вышел из машины, держа в руке шапку, и вдруг, лифт открылся, вновь выпуская на парковку запыхавшегося Питера. — Мистер Старк! — он подскочил к нему, заглядывая сквозь стекло в автомобиль. — Кажется, я забыл у вас кое-что! — Конечно, — Тони протянул ему шапку, но тот даже не взглянул на нее, продолжая приплясывать около машины. — Да нет… вернее, не только! Можете открыть дверь? Тони вздохнул. Он отлично понимал, что так отчаянно искал Питер. Хоть и была гаденькая мысль оставить открытку себе, он понимал — это неправильно. — Кажется, я забрал себе твое сердце, — проговорил он, не замечая игры слов, и коснулся рукой нагрудного кармана. Питер замер, глядя на него широко открытыми глазами. — И вы не злитесь?! Рука, уже почти доставшая валентинку, замерла. — Почему я должен злиться? Очень креативно сделано, сразу видно — с вниманием и любовью. И тут, внезапно, Питер налетел на него с объятиями, чего не позволял себе еще ни разу в жизни. Ткнулся лицом в плечо и затрясся, бормоча что-то неразборчивое в лацкан пальто. — Пит? Питти, малыш, ты чего? — не на шутку испугался уже Тони. — Я ничего не помял! — Я… я-я… я д-думал, что просто на с-столе! А в-вы-ы! Поглаживая его по спине, Тони, все больше впадая в панику, пытался понять, что он лепечет. — А что я? Не должен был трогать? Прости меня, я же не знал, что нельзя… — А в-вы… у сердца-а-а! Это куда больше, чем я над-деялс-ся… Тони был очень умным мужчиной, умеющим складывать два и два со скоростью, соответствующей его триста пятидесяти баллам по шкале ай-кью. Было трудно поверить в происходящее, но, кажется, его самая большая мечта в жизни сбывалась у него на глазах вот так вот — походя, благодаря крошечному кусочку обычного картона. — Мой малыш, — шептал он, то и дело прикасаясь к растрепанным кудрям губами. — Я готов носить ее вечно, прямо на коже. Хочешь, вытатуирую? Только не плачь больше… Я тоже не надеялся, и уже так давно! Твое сердце — это самое ценное, что у меня есть. — А ваше — у меня, — шмыгнул носом Питер. — Оно же есть? — К сожалению, я не умею рисовать такие же красивые открытки, но ты можешь даже не сомневаться — оно давно в полном твоем распоряжении, — Тони смотрел на мальчишку серьезно, словно пытаясь отыскать обман, не до конца веря в происходящее. — Не надо рисовать. Можно просто заказать бургеров, — смущенно буркнул тот, отводя взгляд. — И выложим на подносе в форме сердечка? — А потом я покажу вам, что получилось из того состава, над которым работаю? — Идеальный Валентинов день. Словно закрепляя некое соглашение, Тони осторожно подался вперед и легко коснулся тонких губ в поцелуе. Легком, ненавязчивом, мягком. Поверхностном. Словно намекая на то, что еще планируется делать в этот праздник, да и не только в праздник, потому что выпускать из рук Питера он не планирует еще ой как долго.

СПСТ