ID работы: 14407539

Кого любят — того ждут.

Слэш
R
Завершён
89
автор
Размер:
53 страницы, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
89 Нравится 28 Отзывы 34 В сборник Скачать

То, что важно, берегут.

Настройки текста
Примечания:

Пока я в атмосфере словно пепел сгораю Ты тянешь меня в ад, а я тебя маню раем. Рядом с тобой не место мне и я это знаю, Я избегаю тебя и сбегаю.

***

— Ты больше не в команде. Можешь даже не появляться. — злые слова звучат словно ножом по сердцу, а дрожь в руках от злости почему-то проходит. Остаётся только пустое бессилие, сковывающее всё тело ледяным морозом. Хочется что-то ещё сказать, продолжать ругаться на повышенных тонах, но этот пустой взгляд останавливает, замораживая на месте. — Да пошёл ты нахуй, Дим. — дверь хлопает слишком громко в этой звенящей тишине, а от удара со стены падает ебучая картина. Дима злится. Он не чувствует боли, когда кулак со всей силы впечатывается в стену, а костяшки сбиваются в кровь. Больно только внутри. Там, где разрывается глупое сердце. Там, где в душе зияет дыра. По венам больше не струится горячая кровь — вместо неё только лёд и холод. Бутылка виски оказывается как нельзя кстати, горечь алкоголя перебивает соль слёз, а внутренняя боль заполняется плотным туманом.

Снова так холодно из твоей комнаты без вины, Чтобы исчезнуть из города, снег заметает мои следы.

      Эмиль уходит. Буквально сбегает, не разбирая дороги. Он почти задыхается, когда ледяной воздух начинает жечь лёгкие, а в лицо летят хлопья снега, оседая на ресницах и волосах. Его боль не физическая. Внутри всё ноет, а дрожащие руки хватаются за реальность, чтобы не провалиться полностью. Ему кажется, что это дурацкий кошмар. Что он проснётся в своей постели и сможет набрать ещё не спящему Диме, чтобы услышать его голос. Что он успокоит, потому что это был просто сон, а они скоро увидятся снова. Снова… Как раньше? Нет, теперь Эмиль уверен, что как раньше уже ничего не будет. Эта ссора забирает остатки сил, а лёгкие отказываются работать. Эмиль просто опускается на заснеженную скамейку, запрокидывая голову и жмурясь от летящего в лицо снега. Лёгкие горят, ингалятор не помогает и в голове совсем не остаётся мыслей, как быть дальше и что будет потом. Будет ли это «потом» вообще? Эмиль не уверен. Они оба сделали всё, чтобы полностью разрушить два года их искренней дружбы, наполненной теплом и светом. Теперь свет погас, а от холода немеют дрожащие пальцы.

Я от тебя без билета, чем в тебе копаться, мне проще уйти. Тебя спасал я всё лето, но теперь не буду, прости.

      Где-то в кармане звучит далеко забытый телефон, но Эмиль только отключает его. Видеть и слышать никого не хочется. Даже людей на улице нет, ведь на дворе поздняя ночь. Как глупо… Потратить столько времени на разговор, чтобы потом просто друг на друга накричать, окончательно разрывая дружбу, словно её никогда не существовало. Уже через неделю все соцсети будут заполнены постами о том, что лучший дуэт русскоязычного ютуба распался. Вокруг них будет много догадок и небылиц, много теорий и просто обвинений, но Эмиль знает, что уже вряд ли это увидит. Он поднимается, идя до своей квартиры пешком по заснеженным улицам среди холодных стен многоэтажек. Ему не плохо, нет. Но боль сжирает всё изнутри, заставляя слёзы замерзать прямо на щеках.       Завтра его здесь уже не будет. Завтра он покинет Москву, чтобы не видеть и не слышать, чтобы ничего не знать. Он уйдёт из всех соцсетей, каким и был договор. Он просто исчезнет, словно его никогда не существовало. И никто не узнает, насколько больно было двум разбитым душам в этот злополучный вечер.       Потому что эта боль только для двоих.

***

      Всё начиналось ровно как в сказке. Эмилю было восемнадцать. Желания, амбиции и нереализованный потенциал, которые видел Стас в этом юном нескладном мальчишке. Юная катастрофа, но маленький гений, который крутился, как умел. Познакомить их с Димой было лучшим решением в жизни Стаса, ведь он будто знал, что это двое сойдутся характерами и смогут ужиться. Встреча была волнительной и слегка странной, но для обоих это было ощущение тепла и безопасности. Стас бы назвал их соулмейтами, если бы не знал, что на тот момент Дима уже был в отчаянии. Ему было двадцать три. Тот самый возраст, когда канал поднимается в топы, идеи рождаются одна за другой, рядом верные друзья и не хватает только любви. Своего соулмейта Дима не встретил ни в двадцать два, ни в двадцать три. С того момента эта тема была под жесточайшим запретом, потому что каждый в команде знал, как для него важно отыскать родственную душу, которой, вероятно, нет на этой земле.       Можно было бы подумать, что соулмейт просто в другой стране, но Дима был буквально везде. Каждый раз его поездка заканчивалась неудачей, а внутри всё больше разрасталась зияющая пустота. Масленников знал, что соулмейты обычно находятся в первые два года после двадцатиоднолетия. Между ними нет сильной разницы в возрасте. Между ними всегда особая связь. Ничего этого у Димы никогда не было, а потому он сдался. Смирился с тем, что у него не будет человека, которому он мог бы дарить всю свою любовь и искреннюю заботу. Не будет человека, ради которого нужно спешить домой после очередных тяжёлых съёмок, нырять в объятия и ощущать тепло.       Пока не появился Эмиль. Ещё совсем зелёный и юный мальчишка просто заражал своей искренностью и простотой. Диме казалось, что он видит отражение самого себя пятилетней давности. Ему захотелось позаботиться, помочь и позволить себе хоть так заполнить пустоту в душе, потому что Эмиль нуждался в этой заботе и помощи. С того самого дня он состоял в команде, как ещё один новый участник и новый друг Дмитрия Масленникова. С того дня между ними зародилась нежная и крепкая дружба. Честно говоря, Дима иногда ловил себя на мысли, что они понимают друг друга с полуслова, что рядом друг с другом им становится спокойнее и день словно становится лучше, стоит увидеть чужую родную улыбку. Дима держал обещание: он помогал Эмилю буквально во всём, позволяя расти и развиваться, а Эмиль отвечал ему старанием и искренней благодарностью. — Эмиль, не хочешь со мной в пещеры? — Спрашиваешь ещё, Дим. Хочу.       Эмиль соглашался на любые авантюры и впервые чувствовал, что о нём действительно заботятся. Кто бы мог подумать, что сам Дмитрий Масленников, являющийся одним из горячих холостяков страны, настолько заботлив и нежен. Да, между ними была лишь дружба, но это было иначе, чем с другими. Только к Эмилю Дима мог примчаться в три часа ночи, чтобы получить порцию объятий и послушать, как прошёл чужой день. Только к Диме Эмиль мог прилипнуть на несколько добрых часов, чтобы ощущать тепло и слушать бархатный голос. Только друг с другом они сидели ночами в монтажёрке, разбирая целую кучу материала для ГостБастера, чтобы Дима после мог смонтировать идеальный ролик для канала. Только Эмилю он мог доверить руль своей машины, если они ехали уставшие со съёмок или наоборот направлялись на них. Только Диме Эмиль доверял каждую свою тайну и каждый страх. Это был особенный уровень отношений, в который никто из команды больше не лез. Только Стас наблюдал за ними с какой-то отцовской гордостью и теплом, потому что позволил двум искалеченным душам найти друг друга и помочь исцелиться. Так их и прозвали лучшим дуэтом на русскоязычном ютубе.       Стас искренне верил, что они смогут сделать гораздо больше и мощнее, будучи вместе, поэтому являлся незримой поддержкой эти два года. И это время, честно говоря, действительно было наполнено счастьем. — Дим, не хочешь с нами похавать? — А ты меня покормишь? — Да иди в задницу, блин. Жри давай.       Такие шуточные перебранки вызывали улыбку, словно два маленьких щенка резвятся в траве. На деле же они просто до безумия обожали бесить друг друга. Дима не упускал возможности подколоть или постебать Эмиля, а Эмиль в ответ на него ворчал и бросался мягкими предметами, каждый раз промазывая и получая подушкой по заднице. Они могли устроить друг для друга жёсткие квесты и испытания, но это всё компенсировалось безумной заботой и готовностью в любой момент всё остановить. После заплыва на бобровом острове Эмиль ещё неделю температурил, а Дима ни на шаг не отходил, отгоняя даже Стаса и самостоятельно вылечивая кудрявое недоразумение. — Дим, Дима, падаю! — Блять, Эмиль!       И даже так Эмиль знал, что его поймают. Знал, что, даже влетев в Масленникова на полной скорости, тот ничего не скажет и только прижмёт к себе. Потому что безопасность друг друга была в приоритете, несмотря на то, что сам Дима мог от этого пострадать. Он просто ловил. Всегда. — Ты как, порядок? Дим, ну ты просто мой герой. Я в ахуе. — Ты… Сучок. Это пиздец.       Масленников не умел на него злиться, не знал, как с ним вообще можно поругаться, потому что, несмотря на разногласия, они никогда не повышали друг на друга голос. Дима чувствовал, как дрожат колени после зиплайна, чувствовал, как голова слегка кружится, но всё равно не мог злиться, потому что глаза Эмиля светились искренним счастьем и это было веской причиной, чтобы согласиться взглянуть страху в глаза ещё раз. — А ты бы хотел куда-нибудь убежать? Далеко, где тебя никто не знает. — Однажды уже думал об этом. Но здесь вся моя жизнь. Канал, друзья, команда… Так, всё, достаточно ночных откровений. Спи, Эмиль.       И даже так они всё равно делились самым сокровенным. В Новогоднюю Ночь, лёжа рядом в тёмной спальне, они просто изливали друг другу душу, ощущая, что становятся на маленький шаг ближе. Впервые за два года знакомства Дима поделился, что перестал искать соулмейта. Четыре года слишком долгий срок, а вероятность его появления стремится к нулю. Тогда… Впервые в жизни Эмилю стало страшно, потому что через год ему исполнялся двадцать один год. И он не знал, что его пугает больше: нахождение соулмейта или то, что тот не объявится вообще. Единственное, что он знал достаточно хорошо… С Димой ему спокойно. Так, как ни с кем больше. Наверное, поэтому он уснул сразу же, уткнувшись лбом в тёплое плечо. Потому что было безопасно. Потому что Дима был домом.

***

      Всё сломалось сразу после двадцатилетия Эмиля. Два года искренней дружбы канули в лету с появлением кошмара, который разрушил жизнь Эмиля Иманова. Егор Крид был обаятелен и учтив, он был достаточно милым, но за нежными улыбками скрывались клыки, полные яда. Человек, который встал между золотым дуэтом. Человек, который парой лёгких фраз и действий настроил их друг против друга. Преследовал ли он какую-то цель? Кто знает. Для него это было скорее забавой, ведь рассорить людей, которые не ссорились никогда, невероятно сложно. Это было для него некой игрой, которую понимал только он сам. И он знал, где надавить на Диму, чтобы всё шло так, как ему хотелось. Слово там, слово тут, небольшой скандал… И вот, все соцсети уже пестрят заголовками о том, что Эмиль оскорбил Крида. Конечно, кое-где они перевирали, а где-то шла откровенная ахинея, но это было только на руку Егору. Нужен был информационный шум, инфоповод и как можно больше недовольных.       На деле же ничего страшного, как могло показаться, не случилось. Достаточно было слегка перегнуть на премии, а потом споить Эмиля, который становился куда откровеннее, когда пьян. Дело было за малым: развязать ему язык и обставить всё так, что Эмиль не видит границ в поведении и совершенно не умеет пить. — Дим, ты же понимаешь, что он, блять, оскорбил меня и мою половинку в прямом эфире. Я должен это молча стерпеть? — Крид возмущался. Долго, тяжело и упорно. Он давил на Диму, зная, что в один момент Масленников сломается, послушав старого друга. — Пусть он либо пропадает из соцсетей, либо вообще уходит из команды. Иначе я устрою ему сладкую жизнь. И тебе, кстати, тоже. Прости, но говно за шиворот терпеть я не хочу. И ладно если бы я, но мой соулмейт… — Ты тоже не перегибай. Твоего соулмейта он не трогал. — Дима был в сомнениях. Он злился, он просто не знал, что ему делать. Запутался. Внутри словно скреблись кошки, обнажая залеченную руками Иманова душу. — Давай замнём, ладно? Он публично извинится, я обещаю. — Ты издеваешься? Почему я должен выслушивать неискренние извинения, блять? Цитирую, «Чё за хуйню он всё время рекламирует? Ещё и ведёт себя, как мудак. Чем он всем так нравится?». Ты думаешь, после такого я приму извинения на камеру? Дим, ты меня плохо знаешь? — Егор ухмыляется, надавливая сильнее. К счастью, Дима его ухмылки не видит, только слышит раздражённый голос и ощущает себя меж двух огней. Он полностью растерян. — Давай, время деньги. Я жду.       Дима знает, что ждёт. И ему действительно тяжело начать этот тяжёлый разговор. Эмиль и без того уже наказан за свой проступок, но теперь… Им придётся на этой пойти, если Эмиль не хочет уходить из команды и вернуться к блогерской деятельности. Внутри начинает закипать злость, потому что Дима дал Эмилю всё: деньги, славу, фанатов, дружбу. А что в итоге получил взамен? Нож в спину. Подставу, которую не ожидал, потому что доверял больше, чем всем остальным. От всего этого зависела репутация самого Масленникова, потому что он знал Крида и знал, что тот не остановится, пока не сделает всё, чтобы Эмиль получил сполна. Крид был готов идти даже против друзей, чтобы отомстить за себя любимого, но сейчас речь шла об Эмиле, а это добавляло головной боли. Дима ради кого угодно из своих близких друзей постарался бы замять скандал, но только ради Эмиля он был готов рвать и метать. Слишком уж ему стал дорог мальчишка за эти два года.       От этого внутри только больнее. Но Дима не показывает эмоции, только смотрит в самую душу: долго, тяжело и холодно. Эмиль неосознанно вздрагивает. Он знает, где и в чём виноват, но он извинился уже сотни и тысячи раз. В тот вечер ему не хотелось пить вообще, а разум до сих пор не помнит, почему он выпил этот злосчастный алкоголь. Эмиль знает: Дима не верит ни единому слову. Это больнее, чем всё остальное. Режет без ножа, лезет остриём под кожу и попадает ядом в кровь.       Разговор перерастает в ссору. Возможно, утром придёт полиция выяснять, не убили ли кого, возможно, утром по всему полу будут осколки битых стаканов и бутылки, возможно, утром на полу найдут только одного из них, сидящего в луже алкоголя и собственной крови из порезанных ладоней. Второго, к сожалению, не найдут вообще. Возможно, первой к нему бросится Полина, заматывая руки бинтами. Возможно, он даже не вспомнит, что порезался о лопнувший бокал. Возможно, он снова будет топить печаль в алкоголе. Всё это будет потом, когда второй сядет рано утром на поезд, топя печаль в сигаретном дыме и выбрасывая разбитое сердце в ядовитый снег. Возможно, его телефон будет трезвонить без остановки. Возможно, он выбросит бесполезную железку в окно поезда. Возможно, он снова напьётся и вырубится, чтобы не ощущать, как внутренние органы рвутся один за другим, не ощущая бьющегося сердца. Но всё это потом, когда первый окончательно оборвёт контакты, дрожащими руками выкладывая пост о том, что Эмиль Иманов покидает команду.       Потом. Когда разбитые сердца окончательно перестанут биться от холода и порезов. Потом. Когда дышать уже не будет сил. Потом. Когда липкий страх одиночества отпустит, как отпустила давящая боль.       Всё лишь потом. А пока лишь взволнованные друзья, тысячи теорий в соцсетях, два разбитых сердца и одна мерзкая ухмылка.

***

      Год пролетает тяжело, больно и почти незаметно. Первые пару месяцев Эмиль топит печаль в алкоголе и сигаретах, ни с кем не разговаривает и почти не выходит из квартиры. Становится легче только на третий месяц, когда взволнованная Аля вырывается из Москвы. Она остаётся рядом, она поддерживает и приносит очередной тазик, когда Эмиля рвёт от количества алкоголя. Ей невыносимо больно, но она не знает, что ей делать. Она запуталась. Ей страшно.       Эмилю страшно тоже. Руки трясутся от непонимания, от количества спирта в крови и от страха за собственную жизнь. Приступы астмы становятся чаще. В конце третьего месяца он попадает в больницу с обезвоживанием и отравлением, а врачи неутешительно разводят руками. Аля всё ещё рядом.       Ещё два месяца проходят в полной реабилитации и под наблюдением врачей. Эмиль постепенно возвращается к нормальной жизни, отказывается от алкоголя и медленно возвращается к спорту. Аля для него готовит домашнюю еду. Кажется, жизнь начинает налаживаться, но все соцсети так и остаются забыты, а о покупке нового телефона он даже не задумывается. Аля не торопит. Гладит по волосам, целует в лоб и обещает, что скоро станет легче. Она невероятная, Эмиль это знает и безумно любит её но… Не так. Она тоже знает это и всё равно остаётся рядом.       Становится действительно легче. Полгода прошли словно в тумане, но Эмиль чувствует, что готов. Он покупает новый телефон, вспоминает все пароли и возвращается во все соцсети на шестой месяц. Наверное, он всё же по этому скучал, потому что говорить на камеру оказывается невероятно приятно. Эмиль не говорит слишком много, не упоминает лишних людей и благодарит только Алю за поддержку. Фанаты всё ещё спрашивают, но сейчас говорить об этом он ещё не готов. Эмиль лишь сообщает о выходе нового ролика, обещает больше не пропадать и постепенно входит в рабочую колею.       Возвращение в Москву проходит само собой, но на этот раз ему уже всё равно. Он даже не помнит, где оставил собственное израненное сердце и где бросил искалеченную душу. Он не пишет никому из старых друзей. Заводит новые знакомства, входит в рабочий ритм и напрочь забывает о том, что когда-то в его жизни был Дмитрий Андреевич Масленников. Даже его ролики, попадающиеся в рекомендациях, просто игнорирует, ощущая давящую пустоту. Только хмыкает, когда видит очередную статью «Дима Масленников до сих пор не нашёл соулмейта. Бракованный ли он?». Даже забавно, но Эмиль не смеётся. Целует Алю в висок, прижимает к себе и остаётся уверен, что именно она предназначена ему судьбой.       Ведь не может быть иначе, правда?

***

      Для Димы год проходит медленно и болезненно. Он не пьёт, за сигареты тоже не хватается, но отчаянно желает хоть чем-то заглушить эту сильную боль в груди. Ему страшно, что этот кусок мяса, израненный и изрезанный чужими руками, просто остановится от боли. Три месяца пролетают на лекарствах. Полина, не желающая оставлять его в таком состоянии, каждый день делает травяной чай и переезжает к нему. Она знает, что у них нет связи соулмейтов, знает, что Диме сейчас нужен только он, но всё равно остаётся самой близкой поддержкой. В команде впервые происходит раскол.       Третий месяц знаменует первый вылет в другую страну и новый ГостБастер не из России. Дима долго к этому готовится, полностью зарываясь в работу и игнорируя фанатов. Все делают вид, будто так и надо. Команда постепенно возвращается в колею, собираясь воедино. Не хватает только одного очень важного кусочка пазла, о котором больше никто и никогда не упоминает. Дима об этом молчит больше всех. Делает вид, что ничего не случилось, сводит общение с Егором к минимуму и наконец перестаёт прокручивать в голове тяжёлые слова, брошенные им с Эмилем друг другу.       На четвёртый и пятый месяц он теряется, но становится лучше. Таблетки, наконец, перестают быть важной частью его жизни, а Полина всё реже делает травяной чай. На смену таблеткам приходит снотворное, потому что спать без кошмаров оказывается невозможно. Под глазами снова появляются круги, а в руках остаётся дрожь, но этого никто не видит. Полина снова оказывается рядом, силком тащит к врачу и долго гладит ночью по волосам, успокаивая очередной кошмар. С ней легко. С ней становится спокойно. Дима выгорает. Забрасывает ролики на месяц и уезжает в Египет со всей командой. Кошмары кончаются.       Шестой месяц отпускает полностью. Дима возвращается в привычный темп жизни, а Полина съезжает обратно к своему уже жениху, надеясь, что без неё Дима не пропадёт. На её замену встаёт Сударь, остающийся у лучшего друга каждую неделю с ночёвкой. Дима им безумно благодарен. Он перестаёт волноваться и проверять чужие соцсети, снова выпускает ролики и участвует во всех шоу, в которые его когда-либо могли позвать. На вопросы о соулмейте он так и не даёт ответа, зная, что никогда его не найдёт. Четыре года — слишком долгий срок. Кусок мяса в груди всё ещё болит, но раны затягиваются, остаются только рубцы: уродливые, мерзкие и заметные. СМИ пестрят заголовками о бракованности, но Дима лишь хмыкает. Он привык. Даже возвращение Эмиля его больше не трогает: по телу проходится лёгкая дрожь и становится всё равно. Они больше никто друг другу. Теперь каждый сам за себя. Дима справится один, Эмиль тоже. И никакой соулмейт Диме уже не нужен.       Ведь не нужен, правда?

***

      Оставшиеся полгода для обоих проходят в работе, новых знакомствах, новых лицах и очередных съёмках. Эмиль создаёт новый канал, набирает подписчиков и популярность, переезжает на новую квартиру, ездит с Алей на отдых и чувствует себя отчасти счастливым. Только отчасти, потому что в груди всё ещё не хватает сгнившего в земле сердца, а вместо души всё ещё давящая пустота. Эмиль их не ищет. Заводит новых друзей, готовится к своему дню рождения и предчувствует, что они с Алей будут самой счастливой парой века. Але, как и ему, исполняется двадцать один, поэтому к общему дню рождения они готовятся усиленно. У них ведь нет разницы в возрасте, а характерами, по мнению Эмиля, они сходятся идеально. Ошибки быть не может, Эмиль это знает, поэтому готовит кучу сюрпризов и снимает ночной клуб за месяц до мероприятия. Никого из старых друзей он туда не зовёт.       За день до дня рождения всё тело пробирает сильная дрожь и появляется озноб. Говорят, так происходит перед встречей с родственной душой, поэтому волнение только усиливается. Аля ничего такого не чувствует, но всё равно сидит рядом и плотнее укутывает спящего парня в одеяло, чтобы не трясся от холода. Она ничего не говорит, но её молчание гораздо громче любых слов. Эмиль забывается беспокойным сном.       День икс наступает как-то быстро и неожиданно. С утра они с Алей совсем не видятся, потому что у неё салоны и подружки, а у него подарки и главный сюрприз, к которому он готовится. В клуб Иманов приезжает уже ближе к одиннадцати вечера, чувствует себя счастливым и незамедлительно выпивает бокал шампанского. Атмосфера ему нравится, гости тоже. Где-то неподалёку улыбается Каграманов, салютуя бокалом, а через пару шагов от него Дрим Тим с улыбками и пёстрыми коробочками. Эмиль принимает поздравления от всех, улыбается счастливо и видит её. Аля стоит среди подружек и она невероятно прекрасна. Локоны спускаются по плечам, голубое платье идеально сидит по фигуре и она сама излучает уверенность. Эмиль не упускает шанса сделать ей комплимент и ласково поцеловать в висок, поздравляя с днём рождения. — Эмиль, расслабься, мы всё равно сможем узнать только завтра, связаны ли мы. Если даже нет, то просто запоминай свободных гостей и ни о чём не думай. — она ласково шепчет это на ушко, целует в щёку и уводит танцевать. Музыка становится громче. Эмиль расслабляется.       Вечер становится активнее, когда подключается ведущий и некоторые из гостей. Шум и гам, конкурсы и пляски, новые поздравления и море алкоголя. Иманова и правда от всего этого уносит. Он обнимается, кажется, со всеми подряд, хотя некоторых гостей не очень-то знает. К примеру, тот высокий рыжий парень за баром, который не отводит от него взгляд. Эмиль никак не может вспомнить его лицо, но в конце концов забивает, ведь у некоторых в приглашении было написано «+1». Алкоголя он старается пить не много, но на танцполе является частым гостем. К его несчастью, Алю слегка уносит от коктейля, поэтому её лучшая подруга вызывается увезти почти бессознательную девушку домой. Эмиль обещает, что подъедет через час. — Эмилька, вечеринка топ, но мы тоже домой. — со спины приобнимает Милохин, перекрикивает музыку и получает кивок. — Было круто, спасибо. — Да, не вешай нос. Ждём завтра счастливую мордаху в сторис. — Покров мягко целует в щёку, Бабич отделывается кивком и они покидают клуб. Эмиль возвращается к бару и оставленному безалкогольному коктейлю. Из хорошо знакомых людей почти никого не осталось, только приятели и друзья Али, поэтому Эмиль тоже принимает решение допивать коктейль и выдвигаться домой. Клуб оплачен до шести утра, поэтому оставшиеся гости смогут ещё повеселиться.       Коктейль выпивается почти залпом, но Эмиль неожиданно для самого себя морщится. Он чувствует странный привкус и отставляет бокал, всё ещё пытаясь справиться с неприятным вкусом. Бармен протягивает ему воды, но вода особо не снимает эффект, поэтому Эмиль просто утыкается лбом в барную стойку. Через некоторое время, Эмиль не знает точно, тело бросает в жар, а в голове оседает туман. Иманов дезориентирован, но он всё равно поднимается и идёт к туалету, слегка пошатываясь. Холодная вода из-под крана не остужает, но хотя бы немного проясняет мысли.

You should see me in a crown. Your silence is my favorite sound.

— Думай, Эмиль, думай. Не от алкоголя же…       До него доходит только с десятой попытки и с одного взгляда на бар, едва он покидает туалет. За баром всё ещё сидит тот самый рыжий парень, пристально наблюдает и уже час тянет один и тот же ядовито-зелёный коктейль. В голове щёлкает как по волшебству. — Твою мать, меня накачали?       Хочется начать кричать, но сознание медленно уплывает, а все остальные принимают его за пьяного. Совсем знакомых людей уже не осталось, а трезвых тем более. Едва работающий затуманенный мозг пытается придумать выход из ситуации, но здесь ему не к кому обратиться. Эмиль возвращается в туалет и запирается на всякий случай в кабинке, опускаясь на закрытый унитаз, чтобы не тратить силы. Дрожащие руки едва держат смартфон, а перед глазами всё плывёт, но он всё равно ищет хоть какой-нибудь диалог, который ему может помочь. Старые номера уже напрочь забыты, но в голове всё равно яркой красной лампочкой загорается один, чей номер он помнит наизусть. На разблокировку номера нет никаких сил, но есть далеко забытый чат.

от Эмилька: Мне срчно нжна твоя помощь 02:48

Watch me make 'em bow, One by one by one.

      Эмилю кажется, что проходит будто вечность. Хочется плакать, а буквы перед глазами становятся кляксами. Наркотики действуют в полную силу и Эмиль чувствует, что скоро отключится. В сочетании с алкоголем они явно дали странный результат, который теперь отражается на измученном лице и покрытым испариной лбу. Сейчас этот человек его последняя надежда, потому что других номеров он совершенно не помнит, а Аля сама в отключке. от Масло: Ты с ума сошёл? Три часа ночи, иди спать. 02:52       Чужой ответ неожиданно становится спасением: Эмиль совершенно не ожидал, что Масленников вообще помнит, кто он такой.

от Эмилька: Меня чемто накачкчаали Я отключаюсь 02:54

      Теперь очередь Димы нервничать и бояться. Сообщение стало для него неожиданностью, но выяснять отношения и помогать желания никакого не было. Масленников собирался лечь спать, когда телефон снова пиликнул уведомлениями. Сообщения, от которых перевернулся весь его мир и заставили подавиться водой, вызывали по коже мурашки. Диме кажется, что он задыхается, но на деле просто не дышит от шока. Ему страшно. Несмотря на год затишья, ему безумно страшно, что с Эмилем что-нибудь случится. Гораздо проще ловить его на периферии сознания, замечать, что он в порядке, и забивать дальше, учась жить без этих ласковых улыбок и тёплых объятий. Но если его не станет, что тогда останется Диме? Руки начинают трястись от возможных последствий, но Дима вовремя останавливает фантазию и хватает с тумбочки ключи. Знакомый номер он набирает несколько раз, но быстро понимает, что заблокирован. от Масло: Пиши мне две точки раз минуту, чтобы я знал, что ты не отключился. Эмиль, не делай глупостей. Я еду. 02:57       От сообщения становится легче на душе, но Эмиль запрещает себе думать, что это из-за встречи с Димой. Он даже не думает о том, как Масленников найдёт его: просто присылает пару точек и откидывает голову назад, пытаясь дышать глубже. Кто-то заходит в туалет, но быстро уходит. Эмиль надеется, что это было не за ним, потому что хлипкая кабинка явно не выдержит никакого напора. Голова кружится сильнее, а по виску стекает капля пота, невероятно мерзко щекоча чувствительную кожу. Экстази? Он не знает, что это, и знать не хочет, но с каждой секундой ему всё жарче, а в штанах становится тесно. Возможно, ему просто подсыпали виагру вкупе с другими наркотиками, а с алкоголем это дало неожиданно быстрый эффект.

One by one by one.

      Эмиль не знает, сколько времени проходит, но точки перестаёт присылать уже через пятнадцать минут. Его шатает, но он не знает, сколько ещё ждать Диму. А может это и вовсе была глупая шутка? Воспалённый алкоголем мозг так некстати припоминает их ссору и вынуждает поверить, что Масленников просто не приедет. Иманов покидает безопасное место, злясь на Диму за эту злую шутку. Он хочет найти хотя бы охрану, но его заносит в поворот и лоб врезается в дверь туалета. Приходится ещё повозиться, прежде чем она поддаётся и открывается, а Эмиль вываливается обратно в душный клуб. Музыка неприятно бьёт по ушам, а вокруг совсем не видно никого из знакомых. Даже охрана, сука, пропала куда-то. Зато рыжий парень, следящий весь вечер, уже тут как тут. Он наконец поднимается с насиженного места и движется в сторону Эмиля. Мозг почти отключается. Эмилю кажется, что сейчас наступит его конец. Его явно заберут куда-нибудь на органы или трахнут, а на утро скажут, что он давал согласие. Эмилю становится панически страшно за свою бедную ничего не соображающую шкурку. Взгляд уже не различает лиц, а попыток сбежать он не предпринимает из-за налитых свинцом конечностей. — Что такое, малыш, тебе плохо? — этот бугай даже ухмыляется, но перед его лицом неожиданно вырастает крепкая спина, обтянутая кожаной курткой и закрывающая обзор на потерянного парня. — Э, ты ещё кто? — Родной, смотри на меня. Не отключайся. — бархатный голос звучит у самого уха, а Эмиль, кажется, окончательно ловит галлюцинации. Тёплые руки хватают за щёки, заставляют фокусировать взгляд, но это оказывается бесполезно, поэтому приходится подхватить за талию, прижав к себе. Эмиль чувствует родное тепло, но руки ослабевают, ложась на чужую шею мёртвым грузом. Дима, наконец, оборачивается к рыжему парню. — Ты моего лица не узнал? Или тебе отдельный посыл нахуй нужен?       Дима знает, что один с Эмилем на руках он сейчас просто не вывезет. Но, к счастью, он был умнее, потому что за его спиной буквально из-под земли вырастают Даник и Сударь. Дима мысленно благодарит своё везение за то, что они оба были у него дома и только собирались уезжать, когда написал Эмиль. Взять их с собой было лучшим решением года, определённо, хоть они оба до сих пор находились в шоковом состоянии. Рыжий парень оказывается в меньшинстве и явно трезво оценивает свои шансы, потому что поднимает руки вверх и со злобным выражением лица отходит. Масленников выдыхает, крепче перехватывая драгоценную ношу. — А дальше? — Сударь на всё это смотрит со сложным выражением лица, но помогает держать Эмиля, заодно осматривая оставшихся людей, которые на них не обращают никакого внимания. — Ты поведёшь. Я на заднем. — Дима припечатывает строго, даже не даёт отвертеться. На том и решают. Даник помогает затащить уже бессознательного Эмиля в машину, сам садится на переднее, а Сударь опускается за руль.       Диму, кажется, снова пробирает озноб. Это ощущение не отпускало со вчерашнего дня, но сейчас только усиливается. Конечно, он списывает это на липкий страх за своего солнечного мальчика, который едва дождался приезда Димы. Внутри всё сковывает болью, стоит лишь подумать, что он мог не успеть, приехать на пару минут позже или Эмиль вышел бы на пару минут раньше. Они всё ещё, кажется, ненавидят друг друга, но для Димы Эмиль навсегда останется самым близким человеком, даже если их будет разделять пропасть в тысячу километров. Ему страшно потерять Эмиля. И даже кусок мяса в груди, на котором уже зажили все раны, снова начинает кровоточить, убивая изнутри ядовитой влюблённой кровью. Она струится по венам, заставляет лишь сильнее прижать к себе драгоценную ношу и уткнуться носом в кудрявые волосы, чтобы заземлиться. — Как он? — с переднего оборачивается Даник, смотрит внимательно и неосознанно даже для себя подмечает, как Дима осторожно гладит чужое запястье и выводит пальцем круги. — Диман? Ты там уснул? — Нет. — Масленников поднимает голову, но лишь для того, чтобы поудобнее устроить Эмиля на своём плече. Тот спит, кажется, без задних ног, потому что совершенно ни на что не реагирует. Скоро этот эффект пройдёт, Дима знает, потому что потом начнётся самый пиздец. — Ты звонил Паше? Он приедет?       Дима и правда волнуется, потому что Эмилю нужен не только отдых, но и капельница. Это важная составляющая, чтобы потом от этих наркотиков не было никаких последствий и утром стало легче. Паша — знакомый врач. Можно даже сказать, что семейный, потому что самого Диму от всяких болячек лечит именно он. Кроме кардиологии, разумеется, хотя и в ней он, кажется, очень силён. Дима решает об этом не думать, потому что Эмиль на его плече неожиданно возится и цепляется пальцами за край куртки. В груди разрастается странное чувство, но тревога постепенно отпускает. — Приедет. Сказал, что за ночной вызов он с тебя три шкуры сдерёт, но всё необходимое возьмёт с собой. Мы сразу домой, лады? Спать хочется пиздец. Утром к тебе. — Даник слегка улыбается, но эта улыбка скорее безысходная, наполненная грустью. Дима кивает. — Никому ни слова. — просто отвечает он и прикрывает глаза, пытаясь привести мысли в порядок. До конца поездки никто больше не произносит ни слова, но это и не нужно. Каждый думает о своём, волнуется и оказывает поддержку по-своему. Дима обещает поблагодарить их позже, пока они вместе затаскивают бессознательного мальчишку в спальню Димы и укладывают на кровать.       Дальше Дима разбирается сам, стягивая кроссовки и джинсы со стройных ног, снимает куртку и футболку с плеч, но нижнее бельё не трогает. Только протирает Эмиля влажным полотенцем и чувствует себя выжатым лимоном. После пережитых нервов в теле не остаётся сил совершенно, но он продолжает сидеть рядом, гладить по волосам спящего парня и ожидать приезд врача. Ему до сих пор не верится, что он вот так просто сорвался от одного сообщения, помчался в домашних штанах и футболке в клуб, чтобы только вытащить Эмиля из проблем. Человека, с которым они не виделись и не контактировали год. Человека, из-за которого Дима несколько месяцев сидел на таблетках и едва смог восстановить привычный ритм жизни. И он действительно не знает, что будет утром, но молится всем известным богам о том, что всё не пойдёт по пизде. Былая злость давно прошла, осталась только грусть и боль, а нутро до сих пор отчаянно тянется к Иманову, желая вернуть всё как было. Даже слова Егора теперь меркнут, потому что, как оказалось, Диме нужен Эмиль, а не кто-либо другой. И это больно бьёт под дых осознанием, что он, возможно, Эмилю не нужен вообще.       Развиться этим мыслям Масленников не позволяет. Слышит звонок в дверь и впускает ночного гостя, провожая до своей спальни. Паша не выглядит удивлённым, даже особо ничего не говорит, пока разгружает медицинский чемоданчик и переносную систему для капельницы. Эмиль на постели беспокойно ворочается, но, уловив тепло ладони на щеке, снова успокаивается. Паша на это молчит. — Узнать, чем точно его накачали, не представляется возможным без содержимого его стакана, поэтому я сделаю общую капельницу. Одной, думаю, будет достаточно. Судя по виду, там была ядерная смесь, чтобы он точно возбудился и отключился. — проговаривает Павел, доставая из чемодана медицинские перчатки и протирая их спиртом. Дима усаживается на постель рядом с Эмилем и внимательно наблюдает, потому что сейчас он бесполезен. — Мальчику нужен будет покой и побольше воды. Если волнуешься, можешь с утра привезти его на анализы, пусть сдаст. Лишним всё равно не будет. Но, обещаю, никакой зависимости не останется. Через сутки станет легче, когда организм полностью очистится. — Мне нужно дежурить ночью? — Дима устало потирает виски и разглядывает бутылочку капельницы, от которой тонкая трубка тянется к вене Эмиля. Раствор уже поступает внутрь, поэтому Паша только регулирует скорость подачи и аккуратно заклеивает место, чтобы иголка не сдвинулась. Дима мягко придерживает руку, чтобы Эмиль случайно не дёрнулся. — Дежурить не нужно. В себя он придёт только к утру, поэтому ложись тоже отдыхать. Я разбужу, когда буду уезжать. — мужчина слегка кивает, и Масленников, чувствующий груз сильной усталости на своих плечах, просто ложится рядом с Эмилем, так и не выпуская его руку из своей. Он знает, что утром вся эта пелена слетит и они снова будут друг другу чужими людьми, но сейчас у него есть короткое мгновение, чтобы вспомнить, насколько хорошо и тепло им было рядом друг с другом. Всего лишь короткая ночь, чтобы после вернуться в привычную рутину и разорвать общение окончательно. Так, вероятно, будет лучше для них обоих.       Дима вырубается.

***

      Пелена сна сползает очень медленно и тяжело. Эмиль чувствует дикую усталость и сухость во рту, но ничего сказать не представляется возможным, а в глаза будто насыпали тонну песка. Отказавшись от этой затеи, Эмиль лишь со стоном переворачивается на живот и утыкается носом в подушку, от которой знакомо и приятно пахнет чем-то до безумия родным. Воспоминания возвращаются с трудом. Сначала самые старые, как они приехали тусить, а позже и тот злополучный коктейль. Эмиль лишь сильнее зарывается носом в подушку и пытается понять, как оказался… а где он вообще? Глаза приходится распахнуть резко и болезненно, но Эмилю постепенно удаётся сфокусироваться. Он не понимает, где находится, потому что обстановка комнаты для него совершенно незнакомая. Ему кажется, что он когда-то давно здесь бывал, но всё вокруг ничем не выдаёт владельца квартиры. Иманов жмурится, силясь понять, что ещё вчера произошло помимо дурацкого коктейля.       В воспоминания проникает ласковый бархатный голос и тёплые руки, которые успокаивающе гладили и дарили чувство безопасности. Эмиль тяжело стонет, потому что он совершенно не помнит, кому мог написать или позвонить в таком состоянии. Запоздало он замечает на руке пластырь с ваткой и это вызывает ещё больше непонимания. На тумбе он, наконец, замечает бутылку минералки, поэтому залпом её осушает и встаёт с постели, слегка пошатываясь. Своих вещей он нигде не видит, но на стуле аккуратно сложена стопка из домашних штанов и футболки, поэтому Эмиль надевает их, даже не думая. Штаны удерживаются на бёдрах только благодаря резинке, а вот в футболке он даже слегка тонет, но она вполне подходит и соответствует вкусу Эмиля. Ни телефона, ни ключей от квартиры он не находит, но зато чувствует приятный запах с кухни.       Встреча с неожиданным спасителем обещает быть интересной и в то же время очень страшной. В голове чистый лист, потому что он не помнит, как его притащили сюда. Хорошо хоть не изнасиловали, хотя дырка в вене как-то начинает очень беспокоить. Его же не накачали по второму кругу, да? Или могли…?       Но все страхи Иманова по сравнению с реальностью оказываются детским лепетом, когда Эмиль аккуратно заходит на кухню и застывает на пороге, готовый уронить челюсть. Доигрался? Допрыгался? Всё, пора вызывать санитаров, потому что перед ним в одних домашних штанах стоит не кто иной, как сам Дмитрий Масленников собственной персоной. Он что-то увлечённо помешивает в сковороде и недовольно бубнит под нос, заставляя давно забытые ощущения прокатиться тёплой волной в груди. Эмилю хочется срочно развернуться обратно и больше никогда не выходить из комнаты, но он чудом удерживает себя на месте.       В этот момент Дима замечает чужое присутствие, и всё остальное уже становится неважным, потому что он оборачивается, ловя взгляд шоколадных глаз. — Доброе утро. — хрипло произносит Дима, едва удерживая себя от желания прямо сейчас покинуть квартиру и никогда сюда не возвращаться. Неловкость. Тянущая, звенящая, тягучая… Такая, словно её можно нарезать и попробовать на вкус. От этого по коже лишь мурашки, но рано или поздно встреча всё равно бы произошла, поэтому Масленников выдыхает, натягивая на тело футболку и скрещивая руки на груди.       Наверное, можно подумать, что Дима злится на Эмиля, но нет: злость прошла уже давно. Осталась только тянущая боль в районе зажившего сердца. Два шрама, кровоточащих и болезненных, но уже привычных. Отсутствие соулмейта и отсутствие Эмиля Иманова. И если со вторым Дима всё ещё отчаянно пытается смириться, то первое с каждым днём всё глубже закапывает надежду Масленникова на обычную счастливую жизнь, где есть он, соулмейт и, возможно, ребёнок. Ему двадцать шесть. И пять лет из них он провёл в поисках, так ничего и не найдя. Время утекает сквозь пальцы, но Дима просто бессилен. И единственное, чего ему сейчас по-настоящему хочется, это родные объятия и слова о том, что всё обязательно наладится.       Наладится же? — Доброе. — Эмиль включается в разговор спустя долгую минуту молчания, присаживается за стол и отводит взгляд. Им нечего друг другу сказать, потому что всё, что могли, они сказали ещё год назад. — Так ты… Забрал меня? — Забрал. Не знаю, чего от тебя хотели, но ты отключился сразу после моего прихода. Ночью тебе сделали капельницу. Эффект должен был пройти, поэтому ничего не останется, но можем съездить в больницу. — Дима осекается, потому что точно не собирался везти Эмиля сам. Или собирался? — В любом случае, я сделал омлет с овощами, так что можешь поесть и… — Мы правда будем делать вид, что ничего не было? — Эмиль перебивает, хмыкает, выдыхает тяжело и опускает подбородок на ладонь, чтобы подавить желание сбежать прямо сейчас. Стоит ли им вообще говорить о произошедшем и о том, что было год назад? Может, лучше даже не заикаться об этом?       Возможно, у них есть остатки невысказанных слов, но сейчас уже слишком поздно их произносить. Эмиль не знает, хочет ли говорить вообще. Он благодарен Диме, что тот приехал и даже вызвал врача, чтобы в организме не осталось ничего, но вся эта ситуация просто абсурдно звучит. Бывшие друзья, а ныне… Кто они вообще друг другу? У Эмиля нет никаких вариантов и никогда не было, потому что они с Димой так или иначе никак свои отношения не называли. Теперь они просто друг другу никто. Им следует снова молча разойтись, как в море кораблям, и не вспоминать об этом случае вообще никогда. И Эмиль точно не будет думать о том, что пустота в груди заполняется каким-то до боли знакомым чувством тепла. Дима ведь за ним примчался. Поздно ночью, в непонятный клуб, просто из-за одного сообщения. И это вызывает в горле тяжёлый ком, от которого трудно дышать. Кто они теперь друг другу? — Ничего не было, Эмиль. Ни тогда, ни сейчас. — припечатывает Масленников, со спокойным выражением лица накладывая в тарелки завтрак. Эмиль молча это принимает, потому что между ними никогда ничего не было. — Тебе звонила Аля с утра. Советую ничего ей не рассказывать и тщательнее следить за своими напитками. Извини, нужно переодеться. Твои вещи в ванной.       Дима даже не даёт вставить ни слова, как уже покидает кухню, оставляя растерянного Эмиля наедине с собой и собственными эмоциями. Ему не сразу удаётся взять себя в руки, но за завтрак он всё же принимается спустя пару минут. И это, честно говоря, одна из вкуснейших вещей, что он пробовал. Голодный желудок урчит, требуя доесть всё, поэтому Эмиль не отказывается. Даже силы постепенно возвращаются и остаточная слабость окончательно проходит. Только мысли так и продолжают грызть изнутри, а эмоциям поддаваться не очень хочется. Эмиль прислушивается к шорохам в квартире, но слышит только хождение Димы по комнате. Вероятно, он всё ещё собирается. Иманову и самому следовало бы забрать свои вещи и поехать домой. Здесь ему больше делать нечего, а дома ждёт взволнованная Аля и, возможно, их связь соулмейтов. По крайней мере Эмиль на это сильно надеется.       И Дима из комнаты выходит как раз вовремя, потому что сам Эмиль поднимается с места и опирается поясницей о стол. Масленников снова выглядит так, словно сошёл с обложки журнала, чем приковывает взгляд и всё внимание Иманова. Кажется, следует больше спать, потому что залипать настолько бессовестно может только сонный Эмиль. Или влюблённый. — Я тоже поеду. Спасибо за помощь. Деньги за врача скину вечером. — Эмиль отлипает от столешницы и игнорирует изогнутую бровь. Вместо этого он шмыгает в ванную, забирает свои вещи со стиралки и ещё раз кивает в знак благодарности. Честно говоря, Дима думал, что тот ещё ненадолго останется и придёт в себя, но Эмиля он не остановил бы даже при сильном желании. Он молча наблюдает, потому что Эмиль как-то нервно мельтешит, хватая с подзарядки телефон и натягивая кроссовки. — Эмиль, ключи. — Дима достаёт их из кармана, спокойно протягивая. Если тому хочется сбежать, то пусть будет так. Главное, что он в порядке. Наверное. — А ты…

Не со мной тебе провожать алые закаты, Не со мной гулять по Парижу и Эмиратам,

      Эмиль тянется за ключами почти не глядя, но вместо ключей сталкивается с чужими пальцами. Всё происходит стремительно: Масленников не успевает договорить фразу, отдёргивает руку и болезненно шипит наравне с Эмилем, потому что пальцы невозможно жжёт. Боль почти невыносимая, а на коже остаётся розоватый след, который исчезнет через пару часов, будто его и не было. Только важно не это. Важно то, что сердце, покрытое шрамами, падает куда-то в пустоту и разбивается вдребезги. Дима совершенно не понимает, что чувствует, когда заглядывает в эти шоколадного цвета глаза и видит там неподдельный страх. Липкий ужас буквально охватывает дрожащее тело, вцепляется в горло кровавыми когтями и душит так, что Эмиль давится, хватаясь дрожащей рукой за стену. Дима запоздало понимает: приступ паники.       Всё видится словно в замедленной съёмке и со стороны, но думать ни секунды нет. Дима усаживает трясущегося Эмиля на пол прихожей с тихим «прости», выискивает ингалятор в его карманах и впихивает в дрожащие руки, не заботясь о том, что у обоих остаются ожоги. Эмиль вдыхает лекарство со второй попытки. Дима не говорит ни слова, только сидит рядом и чувствует себя потерянным. В отличие от Эмиля ему не страшно. Ему никак. Он представлял себе момент встречи с соулмейтом сотни и тысячи раз, надеялся, что это будет нежно и романтично, что они смогут друг друга обнять и чувства придут сами собой, но реальность оказывается жестокой сукой. Они даже не друзья. Они никто. И это злит, внутри кипит кровь, а короткие ногти больно впиваются в сжавшуюся ладонь. Дима не понимает, почему из всех восьми миллиардов людей именно Эмиль.       Или понимает?       Иманов приходит в себя медленно, всё ещё крепко цепляется за ингалятор и поднимает голову. А в глазах — море. Бушующее, страшное и до боли испуганное. В глазах — затаённая злость и обида, непонимание и надежда, что всё это сон. Эти эмоции накрывают снежной лавиной и самого Диму, замораживают, сыплются за шиворот кусками льда и вызывают озноб. Эмиль поднимается первым. — Это ошибка. Это всего лишь ошибка. Ты понял? Ошибка! — он пятится назад, не давая ничего сказать, и вылетает за дверь, громко ею хлопнув. Дима остаётся один на один со своими эмоциями, потерянный и разбитый. Он больно бьётся затылком о стену, надеясь выбить остатки мозгов или хотя бы отключиться, но вместо этого эмоции лишь больше душат и давят, заставляя подрагивающими руками достать давно забытую пачку сигарет из комода и закурить впервые за много лет. Он даже не заботится о том, что находится в прихожей, просто затягивается и медленно выпускает дым, прикрывая глаза.

Не со мной в квартире мечты разделять квадраты, Не со мной, мы сами с тобой в этом виноваты.

      Пять лет. И всё это лишь ради раздирающей пустоты внутри и раздавленного чужой ногой сердца.       Эмиль Иманов его соулмейт.

***

      Сколько проходит времени? Дима не знает. Он сидит на полу собственной квартиры около часа и просто игнорирует реальность, пытаясь справиться с накатившими эмоциями. Телефон перестал разрываться от звонков ещё двадцать минут назад, а пачка сигарет выброшена куда-то в сторону, чтобы не видеть. Дима всё ещё не знает, что чувствует, а тяжёлая глыба льда из страхов и сомнений больно давит на плечи и заставляет всё тело покрыться мурашками. Ему страшно. Ему невыносимо. Ему больно. Избегать друг друга год, чтобы после вот так просто разрушить мнимую безопасность, которой оба окружали себя всё это время? Дайте два. И это то, с чем сам Дмитрий Масленников просто не может справиться.       Решение набрать единственному близкому человеку приходит спонтанно. Гудки в трубке вызывают неприятную головную боль, но она, вероятно, у него уже давно. Просто он не замечал. — Дим? Всё в порядке? Тебя потеряли ребята, я уже собиралась ехать к тебе. — нежный и слегка взволнованный голос вырывает из мыслей и позволяет ухватиться за реальность окончательно. — Не молчи, пожалуйста.       Дима снова ударяется головой о стену. — Я встретил своего соулмейта.       Весь мир словно рушится на части после этих слов, а по венам течёт раскалённая лава вместо крови. Полина не радуется. Она слышит по дрожащему голосу, что за этими словами кроется другая правда. Такая, от которой Дима выбит из колеи. Такая, от которой она сама хватается за столешницу и присаживается на стул. Решение приходит само собой. Дима даже не одевается, просто хватает ключи от машины и покидает квартиру.       Ему хватает всего двадцать минут, чтобы доехать до знакомой наизусть квартиры и позвонить в дверь. Дверь открывает высокий мужчина, мягко кивает и приглашает в дом. Диме отчего-то становится легче. Стены перестают давить, а любящая атмосфера вокруг успокаивает. Из кухни выглядывает Полина. — Я сделала чай. Расскажешь? — она заключает лучшего друга в объятия без всяких приветствий и позволяет разрыдаться на своём хрупком плече. Полина знает: так нужно. Она видит, что Дима потерян и разбит, поэтому молча и аккуратно гладит его по волосам и спине, позволяет побыть не сильным и смелым лидером, а запутавшимся мальчишкой, который боится последствий. Ей это до боли знакомо. Дима за это благодарен.       Никто из них не считает минуты, но спустя некоторое время Диме и правда становится легче. Полина отправляет его умываться, а сама возвращается на кухню, где наливает в кружки чай. Она знает, что разговор по душам сможет помочь, если сам Дима этого захочет. Как и знает то, что ему сейчас как никогда нужна поддержка близких людей. В том числе и команды, которая пока ни сном ни духом. — Ребята знают? — Влад со вселенским спокойствием раскладывает на тарелке печенье и ставит на стол. Полина на это лишь качает головой. — Напиши им в чат, что Дима у меня. — она протягивает жениху телефон и получает ласковый поцелуй в лоб. Влад ничего не говорит, удаляясь с кухни. Этот разговор не для его ушей и это не его дело. Полина сама знает, как справиться с лучшим другом и как ему помочь. Дима за это тоже благодарен, потому что намного легче открыться только лучшей подруге. Он приходит уже умытый, но краснота глаз выдаёт с потрохами. — Расскажешь, когда будешь готов.       Полина не давит. Знает, что нужно время, чтобы собраться с мыслями и собрать самого себя по кусочкам обратно. Они пьют чай молча, но проходит едва ли десять минут, когда Дима начинает говорить. Обо всём, что случилось: о том, как написал Эмиль, о том, как попросил помощи, о том, как они втроём запрыгивали в машину, о том, как Сударь искал адрес клуба по сторис, о том, как они едва успели, о том, как Эмиль всю ночь был в его руках, о том, как утром они едва не поругались, о том, как узнали о связи. Дима выкладывает всё, как на духу, пока Полина слушает внимательно. На её лице нет удивления, ведь она догадывалась, но ей самой сложно собраться с мыслями. Она знает, как важно быть со своим соулмейтом и как важно иметь крепкую связь, которая не разрушается ничем. Для Димы это всегда было мечтой — недосягаемой, далёкой, но всё такой же яркой даже спустя пять долгих лет. Теперь его мечта очень близко, только руку протяни, и Полина уверена, что может помочь им обоим. — Ты боишься, что потеряешь его окончательно? — она спрашивает спокойно, отпивает из кружки чай и внимательно смотрит. Дима не знает, чего он боится. Только прячет взгляд, пропускает волосы сквозь пальцы и качает головой. — Я знаю, что ты больше не злишься на него. Ты скучаешь. Ты боишься, что всё будет так же, как весь этот год. Ты боишься, что, несмотря на все усилия, связь не установится. Дим, я знаю, как это страшно. Но не так страшно, как не сделать ровным счётом ничего, чтобы спасти эту связь. Ты искал его пять лет, когда он был совсем рядом, и ваша ниточка ждала своего часа. Теперь осталось её укрепить. И вы оба должны сделать этот шаг навстречу друг другу.       Дима всё понимает. — Мне было легче, когда я думал, что у меня просто нет и никогда не было родственной души. А сейчас… Он есть, но может исчезнуть в любой момент. Ты меня знаешь, я готов к любым опасностям и я лез в такие места, куда другим не снилось попасть, но… Это же Эмиль. — Дима поджимает губы, отставляет чай в сторону и трёт лицо ладонями, чтобы согнать усталость. Все эти пережитые эмоции неожиданно ощущаются слишком неподъёмным грузом. — Это наш Эмиль. У вас всё ещё есть шанс. Дай и ему, и себе время обдумать и пережить первые эмоции. Дай ему прийти в себя. Вам нужно поговорить обо всём, что произошло тогда и сейчас. Тебе стоит поговорить с тем, кто прошёл то же самое. Позвони Антону, когда будешь готов. — от улыбки Полины веет спокойствием.       Дима всё сильнее убеждается в том, что она невероятная. Яркая, открытая и готовая поддержать в любой момент. Её соулмейту с ней повезло, потому что с ней невозможно загрустить или поругаться. И Дима правда любит Полину, но как самую близкую подругу и часть его семьи. От неё не бьётся быстрее сердце, не возникает желания уткнуться носом в мягкие волосы и дышать часами, не хочется слать миллион сообщений со всякой ерундой, чтобы только вызвать улыбку. Но именно эти чувства и желания вызывает совершенно другой человек, который сейчас где-то на другом конце Москвы находится в таком же раздрае, как и он сам.       Где-то там, среди этих пустых улиц и холодных стен, находится человек, который отдал всего себя без остатка, взамен получив лишь боль.

***

      Эмиль сбегает. Вот так просто, вот так резко, лишь бы не видеть ничего в этих ярких глазах цвета океана. Паника уступает место раздирающей внутренности боли, которая сжимает до трещин хрупкие рёбра. Ему всё ещё кажется, что это глупый сон и он сейчас очнётся в собственной мягкой постели, обнимет полусонную Алю и пойдёт готовиться к съёмкам. Реальность даёт жестокую пощёчину, а телефон снова разрывается от звонков. Кажется, Аля совсем его потеряла, но Эмиль не реагирует, плетясь куда-то не разбирая дороги. В мыслях — вихрь. Ранящий и режущий, сметающий на своём пути всё, пока внутри леденеет кровь и каждая клеточка тела замерзает от осознания. Ошибка, да? Правда ведь? Эмиль мечтает, чтобы это была именно она, но руку до сих пор жжёт, а красный след никуда не делся. Судьба никогда не ошибается.       Это осознание накрывает второй волной до трясущихся рук и тяжёлого дыхания. Эмиль едва помнит, как ловит такси и называет адрес. Голова кружится от количества кислорода в лёгких, хочется потерять сознание, но вместо этого Эмиль хватается за ускользающую нить реальности. Водитель о чём-то с ним говорит, спрашивает, всё ли в порядке, но Эмиль не может сказать ни слова, потому что уже год у него ничего не в порядке. Но он старается кивнуть, потому что это всё ещё реальность, холодная и жестокая, но очень нужная сейчас.       Таксист понимающий. Он заводит монолог ни о чём и позволяет просто слушать, рассказывает о щенке, которого подобрал неделю назад, об успехах внучки в школе и о том, как сын подарил им с женой путёвку на отдых. Эмилю сейчас тоже не помешало бы нечто такое, чтобы только море, песок, палящее солнце и он. Один против целого мира. Эта мысль немного успокаивает, головокружение отступает и к концу поездки Эмиль выглядит по крайней мере как человек. Он отдаёт водителю купюру в несколько тысяч, которую нашёл в кармане, и выскакивает из такси. Спешить не хочется, но Эмиль знает, что сейчас как никогда ему нужен разговор с Алей и решение, что делать дальше. Она встречает его у порога: встревоженная, растрёпанная и слегка бледная. Она кажется такой же разбитой, как и он сам, а на аккуратных губах нет даже намёка на улыбку. — Где ты был? — она задаёт вопрос с порога, но почти сразу умолкает, замечая его состояние. Он напуган сильнее неё. Его руки дрожат сильнее, чем у неё. Даже не нужно гадать, чтобы понять: случилось что-то серьёзное. Аля молча пропускает его в квартиру и сразу ловит в объятия, когда Эмиль жмурится и прижимает её хрупкое тело к себе. Его с потрохами выдаёт дрожь. Отсутствие связи она замечает сразу, когда медленно зарывается пальцами в волосы и медленно гладит. — Эмиль, что случилось? — Мне жаль. Мне жаль, что это не ты. Я встретил своего соулмейта. — тихо и надрывно шепчет он, разбивая весь мир вдребезги.       Конечно, она готовилась к худшему, но всегда надеялась, что её счастье рядом с Эмилем. Они ведь прекрасно друг другу подходили, несмотря на редкие ссоры и мелкие недопонимания. Они заботились друг о друге, они вместе хотели этой связи, но что-то явно пошло не так. Ей тоже больно. Аля не плачет. Она сильная девочка, она не сдаётся так просто, но маленькое влюблённое сердечко медленно покрывается трещинами, готовое дать слабину. Это слишком тяжело принять. У них были общие цели и мечты, были планы полететь на отдых в конце весны, даже планы завести собаку, но теперь все эти желания отходят на задний фон, словно какой-то белый шум. Теперь есть они и связь Эмиля. — Так кто… — она не заканчивает, не считает нужным. Только отстраняется медленно и заглядывает в шоколадные глаза, отдающие горечью и болью. Ей не страшно, только сложно. Она не знает, каково встретить своего соулмейта. Эмиль — знает. — Дима. Дима мой соулмейт. — он произносит это хрипло, отводит взгляд и жмурится, потому что ему нечего сказать.       Все мечты Али разбиваются вдребезги. У неё даже не возникает вопрос «когда они успели», потому что судьба всегда толкает соулмейтов друг к другу в правильный момент. Она даже не спрашивает, что Эмиль будет с этим делать, потому что ответ лежит на поверхности: в прозрачных слезах, застывших в уголках глаз; в неровном биении давно умершего сердца; в каждом виноватом взгляде и испуганной дрожи. Аля не дура. Конечно, она готовилась к этому. Только слепой бы не заметил, что Дима не безразличен Эмилю. Аля знает, что Эмиль любит её, правда любит, но не так. И это было ясно с самого начала, но надежда ведь умирает последней, да? Теперь надеяться не на что. Она уже знает выбор Эмиля и свой собственный, поэтому медленно кладёт руку на холодную щёку, мягко гладит и ловит виноватый взгляд. Аля понимающая. — Тогда дай вашей связи шанс, Эмиль. У вас есть год. И если за этот год ничего не выйдет… Я буду здесь, хорошо? Даже если у нас нет с тобой связи, я всё равно сильно люблю тебя и готова ждать. — она улыбается. Так мягко и нежно, что перехватывает дыхание. Эмиль больше не сдерживает эмоции, когда сгребает её в охапку и утыкается лицом в шею. Она чувствует влагу, но ничего не говорит, только снова гладит. Конечно, Аля не плачет. Ей нужно быть сильной за них двоих. — Всё хорошо, Эмиль. Я здесь, с тобой.       Эмиль не отвечает. Снова хочет задохнуться, потому что им обоим больно. Аля потрясающая. Она не винит его, шепчет успокаивающие слова и держится лучше, чем он сам. Хочется петь оды любви к ней, но не получается, потому что в горле стоит ком. Эмиль не хочет давать шанс Диме. Не хочет устанавливать связь окончательно, потому что это будет означать, что он проиграл. А нужен ли самому Диме этот шанс и эта связь? Хочет ли он сам всё исправить или откажется так же, как отказался год назад? Эмиль не хочет снова терпеть ту боль, что и тогда. Не хочет снова сбегать поздно ночью в лютый мороз. Не хочет чувствовать, как внутренние органы разрываются. Если Диме это не нужно, то нет никакого смысла спасать эту связь.       Эмиль принимает решение.

***

      Дима действительно даёт им обоим несколько дней. Приводит мысли в порядок, занимается съёмками и совершенно не подаёт виду, что встретил соулмейта. Вся команда до сих пор остаётся в неведении, а Полина тактично молчит, зная, что он расскажет сам, когда будет готов. Он постепенно раскладывает всё по полочкам и даже придумывает некую тактику, которую называет «как завоевать сердце Эмиля за год». Звучит тупо, но Полине нравится, поэтому Дима его оставляет. В конце концов, должен же кто-то совершать глупости, пока это возможно? — Диман, ты о чём задумался? — из мыслей выводит голос Чернеца, который делает кофе на троих. Сбоку от него сидит полусонный Сударь. Дима же пожимает плечами и снова прикрывает глаза. Артём смотрит внимательно несколько секунд, но лезть не решается. — Кстати, когда ты научишься контролировать свои мысли?       Масленникову требуется несколько секунд, чтобы понять, что вопрос адресован совершенно не ему. Он ведь не сказал ничего лишнего, а значит вопрос адресован Сударю, который прямо сейчас клюёт носом в тарелку печенья и только ворчит. Тёма понятливо вздыхает. Они оба выглядят уставшими. — Когда ты перестанешь каждое утро меня спрашивать, какой кофе мне сделать. — Сударь недовольно зевает и получает тычок под рёбра, отчего дёргается и едва не падает с нагретого места. Впервые за несколько дней Дима улыбается.       Он наблюдает за ними даже с неким интересом, потому что они смотрят друг другу в глаза и почти не моргают. Проходит несколько минут этих молчаливых гляделок, когда Тёма всё же закатывает глаза, целует Никиту в лоб и удаляется в монтажёрку. Сударь снова падает лицом в стол. Хочется пошутить, но Дима банально завидует, потому что эти двое идеально совместимы. Конечно, у них были сложности в установлении связи, но, как сказал сам Дима, всё прошло «как по маслу». Они даже не ругались, только ворчали друг на друга или полностью забывали о других, уходя в долгий мысленный разговор, как сейчас. Дима даже запоздало понимает, что он теперь тоже так может. Тонкая ниточка тянется к Эмилю, поэтому он может сказать всё, что душе угодно и Эмиль его услышит. Естественно, мысленно он благодарит друзей за то, что они напомнили ему об этом.       Конечно, с первого раза не получается совершенно, потому что тренировок не было никогда, но он же Дима Масленников. Когда это у него что-то не получалось? Поэтому попытки длятся ещё минуту, пока блогер сосредотачивается и мысленно тянется по этой ниточке к своей родственной душе. — Эмиль? — он чувствует, что получилось, но ответа не следует. Только звенящая в голове тишина.       Сам Эмиль поначалу пугается и крупно вздрагивает, выронив из рук кружку. Та только жалобно трещит, но не разбивается, а у него земля уходит из-под ног. Конечно, это неожиданно. Но бархатный голос в голове звучит так по-родному, что возникает острое желание ответить. Эмиль давит в себе это желание, поджимает губы и возвращается к приготовлению чая. Он не готов. Ему всё ещё больно и страшно, потому что всё может обернуться кошмаром вместо сладкого сна. Эмиль игнорирует ещё две попытки его дозваться, пьёт горячий чай и листает новости в соцсетях, пока внутри возрастает желание ответить. Его тянет к Диме, это глупо отрицать, потому что новообретённая связь делает своё дело. Но вместе с этой тягой Эмиль получает неуверенность. Он потерян уже несколько дней, не знает, что ему делать дальше и куда двигаться. Даже Аля, обещающая быть рядом, тактично съезжает из его квартиры, убеждая, что сейчас это лучшее решение для них обоих. Становится как-то слишком пусто и тоскливо, а внутри скребутся монстры своими когтистыми лапами.       Эмиль снова вздрагивает, но на этот раз пугается уведомления, пришедшего на телефон. Он открывает без раздумий, но дыра в груди снова начинает болеть, стоит лишь увидеть имя написавшего. У Эмиля не хватает сил даже злиться. от Масло: Что за радиомолчание? Эмиль, мне нужно с тобой поговорить. 12:26       Эмиль протяжно вздыхает.

от Эмилька: Не понимаю, о чём ты. Я говорить с тобой не хочу. 12:27

      На этот раз вздыхает Дима. Он тоже растерян и напуган, потому что у них есть связь, есть море проблем и всего лишь год на решение всего этого. Наверняка было бы проще подождать, пока связь сама исчезнет, сделав их абсолютно чужими друг другу, но… Дима не может так. Хочет. До зубовного скрежета и зажмуренных глаз, до безумного взгляда, даже до заполошно бьющегося сердца — хочет. Но внутри всё противится, стягивается в тугой ком и отдаёт тупой застарелой болью, которая не вымоется даже со временем. Дима знает, что любит. Даже не отрицает, потому что глупо и нелепо. Он словно чистый лист и открытая книга — читай сколько влезет. Но признаваться — страшно, кричать о неземной любви — по-идиотски, а любить Эмиля — больно втройне. Терять связь ещё страшнее. от Масло: Это касается нашей связи, как бы ты её ни отрицал. Давай поговорим, пожалуйста. 12:27       Пальцы зарываются в отросшие кудри, с силой сжимают, а сам обладатель утыкается лбом в дурацкую столешницу. Хочется побиться об неё головой, но это не сделает лучше. Соглашаться на разговор равно смерти, а остаться без ответов… Эмиль не знает, что хуже. То, что Диме не нужен соулмейт, или то, что Диме нужен любой? Хочется позвонить и всё высказать, но сил на это не хватает. Судьба знала, на что она шла, когда решила поиздеваться над двумя разбитыми душами в ту злополучную ночь. от Масло: А ещё ты забыл ключи. Я хочу их вернуть. 12:29       Эмиль берёт себя в руки только через несколько минут. Он умывается прохладной водой и встряхивает головой, ощущая, что становится чуть легче.

от Эмилька: Я приеду на студию. У тебя десять минут, Дим. 12:33

      Он действительно идёт собираться, пока Дима облегчённо выдыхает и растекается по дивану бесформенной лужей. Сударь даже тычет его в бок от удивления, но Масленников абсолютно не реагирует. Честно говоря, он просто рад, что Эмиль согласился поговорить, а остальное уже не важно. Проще не будет, нет, но крохотный шанс вернуть общение есть, а это самое главное. — Слуште, а чё с Диманом? — Сударь выглядит уже серьёзно обеспокоенным, когда замечает, как Дима вздыхает со счастливой рожей. Даже треснуть хочется, ей богу. — Брат, ты случайно не курил ничего? Чё с тобой? — Да нормально с ним всё. — Полина проходит мимо с каким-то реквизитом в коробке и даже не смотрит, только глаза закатывает. Сударь от этого не успокаивается, двигается к Масленникову ближе и щёлкает пальцами перед лицом. Некоторое время Дима даже не реагирует: не моргает и почти не дышит, но после пятого щелчка резко бросается на Сударя с громким лаем. — Твою мать! — со стороны Никиты слышится протяжный визг, пока Дима ржёт, намеренно клацая зубами возле чужого лица. С дивана Сударя как ветром сдувает, а сам Дима уже натурально сгибается пополам от смеха. Настроение и правда хорошее. — Ты ебанутый. Иди в жопу, блин, у меня ж сердце остановилось!       Полина неподалёку заливается хохотом, а из монтажёрки выглядывают головы Даника и Артёма. Они выглядят как минимум озадаченными, потому что не понимают, что там вообще произошло и чего все ржут. Тёма остро чувствует эмоции Никиты, но понимания это не добавляет, только больше вопросов, пока Полина машет на них рукой и уходит в комнату, а Сударь, отдышавшийся и пришедший в себя, обиженно пинает Диму в колено и на всякий случай отбегает к Чернецу. Даник только пожимает плечами и снова исчезает. Для них это уже норма, потому что, честно говоря, в их команде нет ни одного адекватного человека — все на голову ебанутые. И начинается всё как раз с лидера, который доводит друзей одним своим существованием. — Так что случилось? — Чернец театрально вздыхает и буквально прячет Сударя под крылышком, когда тот из природной вредности лезет обниматься. Прикосновения родственной души помогают успокаиваться и в какой-то мере расслабляют, давая отдых эмоциональному состоянию. Дима тоже наконец перестаёт смеяться и вытирает слёзы с уголков глаз, всё ещё пытаясь отдышаться.       Дима так ничего и не объясняет, только разваливается на диване в ожидании чуда — Эмиля — и довольно жмурится. Друзьям он кажется ещё более странным, но ни Чернец, ни Сударь ничего не говорят, скрываясь вдвоём в монтажёрке. Масленников даже теряет счёт времени, пока смотрит в потолок с глупой улыбкой, и пропускает весёлый подкол со стороны Полины, которая снова проходит мимо. Она тоже рада за лучшего друга, потому что, кажется, всё налаживается.       Эмиль же нервничает. Он не знает, как его воспримут бывшие лучшие друзья, бывшая семья и команда. Внутри всё стягивается в тугой ком волнения и дыхание постоянно сбивается, готовясь стать новым приступом паники. Хочется сбежать обратно, заблокировать и больше никогда не вспоминать, но Эмиля тянет. Всё естество просит быть ближе к родственной душе, почувствовать хотя бы капельку тепла на расстоянии, чтобы стало лучше. Он ненавидит это состояние соулмейтов, потому что их всегда будет тянуть друг к другу. Даже один день порознь может стать настоящим испытанием на прочность, пока связь окончательно не окрепнет. Эмиль не хочет становиться зависимым от чужого присутствия на этот год, потому что боится. Банальный страх сковывает все внутренности, разрывает их на части и подталкивает к горлу ком, заставляя давиться.       Эмилю приходится использовать ингалятор, чтобы вдохнуть полной грудью и расправить сжавшиеся в панике лёгкие. Водитель только странно смотрит, но ничего не говорит, пока Эмиль прислоняется лбом к холодному стеклу. Быть зависимым хуже, чем не видеть своего соулмейта вообще, но сейчас им как никогда нужно поговорить и расставит все точки над «и».       Расстояние до студии словно занимает вечность, но вот он уже поднимается на лифте, вот выходит на нужном этаже и аккуратно подходит к двери. Волнуется. Даже руки едва дрожат, но Эмиль только прикрывает глаза и осторожно дёргает ручку. Дверь как всегда оказывается незаперта. И первым на появление Эмиля реагирует даже не Дима, а Даник, вышедший из ванной как раз в этот момент. Их взгляды встречаются словно в замедленной съёмке, а удивление на лице бывшего лучшего друга Эмиль точно никогда не забудет. Как и следующую секунду, в которую его крепко к себе прижимают и пищат ультразвуком на ухо. — Брат, ты здесь! Мы так скучали! — Эмиль едва может дышать от таких крепких объятий, но крепко обнимает в ответ, немного расслабившись. Его здесь до сих пор любят и ждут. — Ты вообще понимаешь, как мы ждали?       Эмиль понимает. Едва сдерживает слёзы и только активно кивает, когда замечает остальных ребят, вылезших на шум. Спустя пару секунд уже начинается куча-мала, потому что каждый из ребят лезет обниматься к Эмилю с улыбкой на лице. Сударь приподнимает его над полом и звонко шлёпает по заднице, а Чернец с довольным видом начинает щекотать обоих. Коридор заполняется шумом и смехом, а внутри неожиданно теплеет. Эмиль чувствует себя дома. Родные люди, родной смех, родные объятия. Здесь не все, конечно, не хватает Стаса и Егорика с Яной, но Эмиль надеется, что увидит и их тоже. Полина же обнимает самой последней, когда смех утихает, а Эмиль с удовольствием устраивает голову на чужом плече. — Как ты, солнце? — она мягко гладит по волосам и отпускает, получая улыбку. Яркую, искреннюю и неподдельную, которая сама отвечает, что Эмиль в порядке. Его взгляд цепляется за что-то за её спиной и время снова будто замирает. Дима стоит в ожидании, но не лезет. На объятия он не претендует, а пожимать руку не станет, боясь обжечь в первую очередь самого Эмиля. Гул наконец стихает, потому что каждый из ребят боится, что грянет буря. Даник даже на всякий случай задерживает дыхание, пока Эмиль делает шаг вперёд, пряча руки в рукава худи. — Поговорим? — Дима кивает в сторону дальней комнаты и дожидается согласного кивка. Их обоих провожают странно-удивлёнными взглядами, пока Полина мысленно надеется, что разговор выйдет не на повышенных тонах. Дверь за ними закрывается, а оставшаяся часть команды может только молча переглянуться. Никто этого не озвучивает, но каждый из них боится, что всё снова станет плохо.       Дима нервничает не меньше Эмиля, но не показывает этого ни словом, ни движением. Между ними повисает неловкая тишина, пока они рассаживаются в креслах и приводят в порядок мысли. Начать разговор очень сложно, поэтому Дима не спешит, только перебирает пальцами край собственной худи и смотрит на собственные руки. Внутри неожиданно разрастается боль. Она не физическая, скорее даже не его, но это ощущается отчётливо. Дыра в груди не хочет затягиваться. — Хорошо, я начну первым. — Эмиль выглядит увереннее, чем сам Дима, смотрит своими невозможными шоколадными глазами и будто выворачивает наизнанку душу. — Наличие связи ничего для меня не меняет. Я не хочу, чтобы ты был моим соулмейтом, Дим. Кто угодно, но только не ты. Надеюсь, ты понимаешь, что я не стану находиться возле тебя и впускать в свою жизнь, потому что мне это не нужно. Мне не нужен ты.       Кажется, именно так ощущается общая боль соулмейтов? Когда не хватает дыхания, когда липкий мерзкий страх касается кожи, когда по телу пробегается озноб и когда сердце, почти зажившее после сотни ран, снова даёт слабину. Это ощущается острыми иглами во всём теле, а внутри словно без наркоза прижигают каждый орган. Эмиль чувствует только отголоски этой боли, но Дима сгибается пополам, пытаясь не выплюнуть внутренности. Так ощущается боль от непринятия соулмейта. Эмиль только запоздало понимает, что он сделал своими словами, но исправлять что-либо уже поздно. Он даже не может коснуться, потому что это вызовет ожог. Становится страшно, но Эмиль перебарывает себя, оказываясь рядом и поддерживая Диму за плечи сквозь плотную ткань худи. Головокружение встречает не самым приятным сюрпризом, но Диме, кажется, хуже быть просто не может. Он чувствует касание к плечам сквозь ткань, пытается дышать и утыкается лбом в собственные колени.       Это длится несколько минут, но Эмиль всё ещё не высвобождает его из своей хватки. Становится едва ли легче, но внутренняя боль отпускает, перестаёт сжимать спазмами глотку и перестаёт облизывать раскалённой магмой каждый орган. Дима приподнимает голову медленно, всё ещё не осознавая до конца, что сейчас произошло. Эмиль чувствует себя виноватым и выглядит примерно так же, но Масленников всей душой желает успокоить его. — Получить по яйцам, наверное, не так больно. — Дима хрипло смеётся, пытаясь разрядить обстановку, но вместо улыбки Эмиля получает кулаком в плечо. Слабо, но ощутимо, потому что Эмиль действительно волнуется, называя его идиотом. — Я понял, понял. Я не заставляю тебя, правда. И я не прошу укреплять нашу связь. Я хочу попросить тебя вернуться в команду.       Между ними повисает недолгая, но осязаемая тишина. Дима окончательно выпрямляется, потому что боль уходит насовсем, а дыхание нормализуется. Эмиль отмечает это мысленно, но отходить никуда не собирается. Он всё ещё переживает, ведь такой приступ мог быть не единственным, но Дима, кажется, выглядит совершенно нормально. Только смотрит потерянно, словно раненый зверь в капкане перед охотником. Неужели и правда считает, что Эмиль будет настолько жесток?

Если от драмы не сбежим, так пускай летят ножи,

— И ты будешь продолжать дрессировать меня, как свою банду покемонов? — спрашивает прямо в лоб, не стесняясь и не выбирая выражений. Потому что для Димы они не семья. Для Димы они — пешки. Способ достичь высот, способ вырваться в топы. Они всего лишь игрушки-марионетки в руках опытного кукловода, которого не интересуют ни настоящее мнение, ни чужие светлые чувства. Дима и сам это понимает.       Смотрит едва ли удивлённо, поджимает губы и принимает поражение. Дима сам знает, где не прав и в чём ему стоит уступить. Проблема лишь в том, что раньше он уступать был не готов, а сейчас мечтает сделать это, если Эмиль останется. Проигрыш оседает на губах горечью, но это ничто по сравнению с острой болью в родном взгляде шоколадных глаз. — Нет, конечно. Ты можешь говорить и делать то, что считаешь нужным. — он действительно сдаётся. Произносит то, от чего у Эмиля перехватывает дыхание и руки вцепляются в ворот худи, желая будто задушить. Эмиль злится. Дима не сопротивляется. — Да? Тогда я могу сказать всем, что ты хуйло и мудак? Или, может, что ты вместе с дружком своим мне жизнь сломал? Я два месяца в больнице провёл, Дим. Я алкоголем давился, лишь бы о тебе не думать. Меня наизнанку выворачивало от каждого глотка, а я продолжал, потому что ты был единственным человеком, которому я доверился полностью. Ты знаешь, что я чуть в кому не впал? Аля там слезами обливалась, пока бегала по всей больнице, лишь бы договориться с врачами, чтобы они спасли мою жалкую убитую шкуру. А ты в этот момент где был, Дим? — Эмиль переходит почти на крик, сжимает всё сильнее края бедной худи и заглядывает в этот буйный океан эмоций синих глаз. — Снимал очередной ролик и веселился со своими друзьями? А сейчас ты вот так просто говоришь, что хочешь меня вернуть? Давай будем честны. Тебе плевать на меня и мои проблемы. Ты просто хочешь удержать меня из-за нашей связи.

Давай делать мозг друг другу всю жизнь, всю жизнь.

      Словами бьёт больнее, чем пощёчиной. Дима знает, что заслужил, но вместо криков сам подставляется под удар. Знает, что Эмилю нужно высказать многое, что накопилось за этот год. Они наворотили дел, они оба в этом хороши, но больше всего Дима винит именно самого себя, потому что вот так нагло позволил Егору влезть в то, что строилось годами, а после упало, как карточный домик. Дима не злится. Он только смотрит. — Её не было, когда я приехал за тобой в клуб в три часа ночи, Эмиль. Мне не плевать. И, если тебя это утешит, я провёл три месяца на таблетках для сердца, потому что оно могло разорваться от боли в любой момент. Показать медицинскую карту? Или грудную клетку вскрыть, чтоб ты своими руками его вынул? Тёплое ещё, живое. Чтобы ты чувствовал, что мне, блять, жаль. Да, я мудак. — он лишь самую малость повышает тон, но на крик не переходит, только поднимается, оказавшись выше Эмиля на голову. Смотрит сверху вниз, заставляя разжать ладони одним лишь взглядом. Эмиль хочет уйти, правда хочет, но замирает, словно кролик перед удавом. Этот взгляд… Завораживает, топит вместе с эмоциями и хватает когтистыми лапами за ноги, утягивая на дно. — Но я влюблённый в тебя мудак, ясно?

Если устанешь, то скажи — в тебя полетят ножи.

      Заканчивает уже шёпотом, позволяя себе капельку слабости. Говорит это вот так просто, потому что принял уже давно. Эмиль для него не просто друг. Эмиль — вселенная. Яркая и бесконечная, в которой нет места чёрным дырам и тёмным углам. В нём — звёзды. Тёплые, даже палящие, которые указывают путь каждый раз, когда вокруг совершенно нет света, а окровавленные пасти тянутся укусить. В нём — весь смысл, потому что только от него зависит спокойствие и настрой. В нём — привязанность. Нежная, трепетная и глубокая. И Дима тонет сам в этих чувствах, ныряет с головой и мечтает в них же захлебнуться, потому что любит. Любит до сводящих рёбер, до дрожи в кончиках пальцев и даже до пресловутых слонов в желудке, танцующих танго.       Эмиль, кажется, абсолютно теряет все слова. Весь мир за секунду переворачивается с ног на голову будто в замедленной съёмке, а дыра в груди отчаянно ноет, прося вернуть на место сгнившее сердце. Сейчас очень не хватает ощущения глухих ударов о рёбра и лёгкой тошноты от волнения, как раньше. Сейчас — пустота. Дыра в груди не затягивается, а с кончиков пальцев до сих пор струится алая кровь, как и год назад, когда мир вокруг перестал иметь значение, а внутри Эмиля что-то с треском сломалось. Эмиль не понимает, что чувствует, но внизу живота скручивается узел странно-знакомых ощущений и желаний, а Дима смотрит так, словно готов сожрать прямо сейчас вместо дурацкого завтрака.       Дима не дожидается ответа, только ласково притягивает в свои объятия и прикрывает глаза, позволяя себе ещё одну маленькую слабость. Эмиль не сопротивляется, стоит безвольной куклой несколько секунд, но после… Плотину, кажется, окончательно прорывает, потому что Эмиль отчаянно цепляется за Диму, льнёт ближе и утыкается носом в плечо, пытаясь заглушить всхлипы. Он не любит плакать, почти не умеет, но сейчас даже мнение всего мира не имеет значения, потому что он в родных руках, которые держат до невозможности крепко. Пальцы сминают ткань худи на спине, а сам Эмиль вздрагивает, когда Дима совершенно ласково проводит кончиками пальцев по его кудрям. Не задевает кожу, не обжигает, но оказывает поддержку и шепчет успокаивающие глупости.

Давай делать мозг друг другу всю жизнь, всю жизнь.

      Оба отстраняются только минут через десять, когда ноги уже не держат в одном положении и эмоции окончательно утихают. Эмиль вытирает рукавом остатки слёз и отводит взгляд, ощущая себя не в своей тарелке. Но это признание всё ещё крутится в голове штормовым вихрем, залезает в самые дальние уголки подсознания и согревает давно уже замёрзшие внутренние органы. Ему неожиданно тепло. Возможно, это даже стало бы толчком к укреплению связи, но Эмиль не готов. Он медленно качает головой и устало потирает виски. — Я не хочу. Не готов, Дим. Это всё свалилось, как снег на голову в июле. — Иманов в волнении прикусывает нижнюю губу, но взглядом натыкается только на нежную улыбку. Дима смотрит с затаённой любовью и буквально любуется. — Я не прошу отвечать на мои чувства и всю вот эту лабуду, окей? Ты ведь знаешь, что из-за связи нас всё время будет друг к другу тянуть. Долго порознь мы не сможем, как бы ни старались. Если ты будешь в команде, то переждать это время будет намного проще, чем сейчас, когда мы готовы ругаться по каждой мелочи. Эмиль, мне правда жаль, что я поступил так. Но я могу пообещать, что больше не доставлю тебе проблем. И Егор тоже. — Дима правда обещает. Он намерен сдержать каждое слово, которое даст сегодня Эмилю, потому что, несмотря ни на что, он хочет помириться. О сближении сейчас он пока ещё не думает, но надеется, что Эмиль тоже чувствует что-то помимо злости и глубокой обиды.       Эмиль чувствует. Всё это омывает его спокойный берег волнами цунами, а в глазах читается страх. Он действительно не знает, чего хочет сам и как следует поступить. Поверить Диме — предать себя. Наступать дважды на одни и те же грабли не хочется, ведь люди не меняются, но это ведь не значит, что Эмилю обязательно быть с Димой друзьями? Им ведь достаточно видеться на съёмках или раз в несколько дней, чтобы тянуть перестало? Даже сейчас Эмиль чувствует, что после этих объятий он больше не чувствует острого желания оказаться рядом и прижаться ближе, а значит десять минут в день или даже раз в пару дней могут сработать. А через год, когда связь окончательно истончится и исчезнет, Эмиль сможет жить полноценной жизнью и забудет, кто такой Дмитрий Масленников. В голове это звучит, как идеальный план на ближайшее будущее. — Ладно. Один год. Я возвращаюсь в команду, но ты ничего не говоришь о нашей связи и не пытаешься укрепить её. Только такие условия, иначе никак. — он перестаёт походить на потерянного котёнка и теперь грозно смотрит, скрестив руки на груди. На самом деле ему хочется казаться сильней, чем он есть на самом деле, но Диму этим совершенно не проведёшь, потому что Масленников с удовольствием кивает, видя в нём всё такого же котёнка, как и раньше. — Договорились, Эмиль.

***

— Ребят, я всё понимаю, но они там уже слишком долго. И тишина минут пятнадцать стоит. — Чернец первым нарушает тишину в общей гостиной и опирается ладонями о столешницу, пытаясь занять себя хоть чем-то. — Они там не поубивали друг друга случайно? — Нет. — Сударь и Полина одновременно заливаются смехом, получая от Артёма ласковое «две подружки-хохотушки, блин», и падают на диван, вдвоём слегка отпихивая сидящего Даника. Тот только недовольно косится. — Нет, правда, вы что-то знаете и скрываете от меня? Откуда Эмиль вообще здесь взялся? Они же терпеть друг друга теперь не могут. — Тёма продолжает ворчать на всё и всех, ходит из стороны в сторону и очень недовольно пыхтит, потому что друзья с какими-то хитрыми ухмылочками от него явно что-то скрывают. Он много думает, даже обращается мысленно к Сударю, но тот, зараза, намеренно молчит и улыбается. Тёма готов придушить и его, и Полину прямо сейчас.       Но сделать он ничего не успевает, потому что в общей гостиной возникает Дима, выглядящий слишком спокойно. Это пугает Артёма даже больше, чем тишина, потому что может означать хоть убийство, хоть примирение. Но через несколько секунд позади появляется и Эмиль. Полина подмечает слегка красные глаза и молча кивает в знак поддержки, потому что ей тоже важно состояние друга. Четыре пары глаз смотрят на них с ожиданием, потому что от этих двух всегда можно было ожидать чего угодно. Но Дима с ответом не спешит, а Эмиль подходит к холодильнику и достаёт из него бутылку воды. Сам он начать сейчас не в состоянии, поэтому ждёт, пока Масленников выдержит драматичную паузу и доведёт друзей до белого каления. — Да не томи уже, чё происходит? — первым не выдерживает Даник, бросая в Диму мягкую подушку с дивана. На его губах появляется гаденькая ухмылочка, а подушка оказывается отправлена обратно. — Вы чё, издеваетесь? — Да всё-всё, ладно. Я не буду толкать пафосные речи. Просто скажу, что Эмиль возвращается в команду. Не просто как отдельный блогер и участник лиги, но и… Как непосредственное начальство после меня. — это заставляет удивиться всех окружающих, включая подавившегося водой Эмиля. Чей-то возглас «реально?» тонет в общем визге, а после вся эта куча кидается снова обнимать Эмиля. Недопитая бутылка воды оказывается забыта, а Эмиль с удовольствием отвечает на объятия каждого из ребят, хотя больше всего сейчас ему хочется прижаться к одному конкретному человеку, который смотрит своими невозможными синими глазами и стоит в стороне. Держит обещание. Эмиль благодарен. — Ты теперь так просто от нас не отделаешься, братик. — Сударь, кажется, радуется больше всех, кружит над бедным Эмилем как мама-наседка и отгоняет даже собственного жениха. Тёма, как ни странно, не ревнует, просто улыбается на всё это и впервые за весь день чувствует облегчение.       Кажется, жизнь налаживается?

***

      Здесь не будет слов о безграничной любви или предательстве. Не будет слов о смерти или непринятии. Здесь — чувства. Глубокие, смывающие всё на своём пути. Тёплые и согревающие в холоную погоду. Нежные, заставляющие чувствовать безопасность. И яркие. Такие же, как звёзды на небе, огни ночного города, фейерверки и чужая улыбка. Здесь не будет речи о скором принятии. Эмиль не готов, а два месяца проходят для них обоих слишком странно, чтобы делать какие-то выводы о связи. Прикосновения всё ещё обжигают, а первым побочным эффектом становится глупая бессонница. Эмиль подолгу не может уснуть, смотрит в потолок до утра и чувствует, как эта тонкая нить тянет всё сильнее, прося поддаться искушению. Эмиль молчит. Уже два месяца не отвечат мысленно, зная, что это означает поражение. В первую очередь — самому себе. Он не сдаётся. Пьёт кофе и энергетики, существует на чистом энтузиазме и засыпает на любой поверхности, но только не ночью. Дима впервые жалеет о связи.       Они не сближаются ни на миллиметр. Пересекаются на съёмках, проводят время в общих компаниях и студии, иногда снимают сторис для подписчиков и занимаются каждый своим делом. Дима не давит. Держит обещание, не просит ничего взамен и просто отдаёт всего себя. Эмиль уверен, что отдал бы даже сердце. Живое, бьющееся прямо в руках, чтобы Эмиль знал, насколько Дима сожалеет и насколько любит. Эмилю не нужно гадать, достаточно видеть. И он видит: во взглядах, в улыбках, в глупой заботе, в нежных касаниях наедине, даже в тупых шутках. Дима любит, Эмиль даёт любить себя. Вот так просто, без лишних слов.       У Эмиля есть Аля. Яркая, светлая и всё такая же любящая. Они видятся несколько раз в неделю, долго обнимаются и ходят на свидания, как настоящая пара. Подписчики ничего не замечают, всё так же верят в искреннюю любовь и не чувствуют, что вся эта фальшь уже давно пошла крупными трещинами. Эмиль бежит от себя, Аля от правды. Ей совсем не больно видеть Диму рядом с Эмилем, не больно от того, что они проводят время порознь больше, чем вместе, не больно, что Эмиль больше не смотрит на нё так, как раньше. Она сильная девочка, она думает, что справится. В её жизни тоже появляются перемены, она даже собирается завести собаку. Без Эмиля, ведь эта мечта больше не их. Эмиль этого не замечает.       Время будто летит незаметно. Даже сейчас, сидя в монтажёрке и занимаясь своим новым роликом, Эмиль думает о том, что следовало бы позвать Алю на свидание. Они не виделись уже неделю, даже почти не писали друг другу, но ведь отношения всё ещё существуют. Трещины становятся глубже. — Эмиль, там кое-какие коробки привезли. Поможешь разгрузить? — от размышлений отрывает Масленников собственной персоной, который заглядывает в монтажёрку и улыбается, а после так же быстро исчезает. Эмиль следует за ним. В студии почему-то стоит тишина, хотя ещё полчаса назад народу было много.

До скорых встреч на мятых простынях, цвета мак,

      Он не придаёт этому значения, когда спускается вместе с Димой на первый этаж. Даже не замечает Дэна, их оператора, который уже стоит с камерой в сторонке и снимает. Дима выглядит каким-то подозрительно довольным, но спрашивать как-то не хочется, потому что во двор уже заезжает грузовая газель. Эмиль не замечает и друзей, которые потихоньку выходят из здания за их с Димой спинами и наблюдают. Даже подвоха никакого не чувствуется, пока водитель выходит и открывает замок. Двери распахиваются словно в замедленной съёмке, но ожидания разбиваются о реальность: внутри газели нет десятка огромных коробок. Вместо них там всего лишь пустота, а в центре лежит коробочка, умещающаяся в ладонь. Эмиль хмурится. — Это пранк? — до него начинает постепенно доходить, но Дима мягко качает головой и указывает на коробочку. Молчит намеренно, заставляя Эмиля гадать, что вообще происходит. Приходится взять эту коробочку в руки и развязать ленту. Она весит не так уж много, но возникает странное предчувствие, когда крышка медленно отодвигается.       Какие чувства Эмиль испытывает в этот момент — не передать словами. Нет, правда, ведь внутри у него целая буря и огромный вулкан, сжигающий всё на своём пути. В руках появляется лёгкая дрожь, когда он достаёт изнутри ключи и поднимает голову на улыбающегося Диму. Смущение? Определённо. Удивление? Естественно. Страх? Возможно. Весь спектр эмоций накрывает снежной лавиной, погребает под собой и заставляет оглядеться. Машина открытием дверей пиликает сразу же, стоит Эмилю нажать на кнопку. Он видит её. Под весенним солнцем она сверкает слишком ярко, переливается бликами и заманивает. Эмиль знает, сколько такая стоит. И его челюсть едва не встречается с полом, потому что эти ключи сейчас в его руках. — Ну? Присядешь хоть в салон? — Дима стоит уже с гоупро камерой, снимает каждую эмоцию и сам готов плясать вокруг, потому что ему нравится реакция Эмиля. Тот всё ещё шокирован, но в машину садиться не спешит.

До скорых трепетных касаний содрогающихся рук.

— Дим, она стоит сорок лямов. Ты ёбу дал? — смотрит пронзительно, ищет какие-то ответы в океане напротив, а в голове неожиданно что-то щёлкает. Lamborgini Huracan. Машина стоит сорок миллионов, но находится в руках Эмиля прямо сейчас. Дима не понимает, что происходит, когда Эмиль не садится в машину, а поджимает губы и возвращает ключи, пихнув прямо в грудь Димы и отпустив. Сам Масленников едва успевает их поймать, а после с удивлением ловит уходящего Эмиля за рукав, заставляя обернуться. В его идеальном плане явно что-то идёт не так и даже друзья это замечают. Эмиль отводит взгляд, молчит несколько секунд и всё же поднимает голову. — Ты обещал. Это было моим единственным условием, но даже здесь ты решил послать нахуй моё мнение. Думаешь, куплюсь на дорогую тачку и сразу прыгну к тебе в койку со словами «ах, Димочка, я тебя люблю, возьми меня»? Твоя Импала стоит ровно в пять раз меньше, так что давай не будем. Я уже сказал, что не готов. Мне не нужны ни твои подарки, ни твоя забота.       Эмиль вырывает руку из хватки оторопевшего Димы, даже проходит мимо друзей и скрывается в подъезде их студии. Ни у кого из присутствующих не находится слов, а Полина смотрит так пронзительно, что хочется прямо сейчас удавиться. — Ты идиот, Дим. — она честна, как и всегда, да и сам Масленников это прекрасно понимает, потому что он слишком сглупил.       Но Дима так просто сдаваться не умеет. Он нагоняет Эмиля в коридоре, когда тот нервно ждёт лифт и едва сдерживает злость от собственной реакции. Лифт оказывается явно забыт, когда рука снова осторожно касается рукава худи, слегка удерживает, боясь обжечь, и тянет к окну, чтобы не стоять в проходе. Эмиль не сопротивляется, только смотрит загнанно, дышит тяжело и пытается сдержать море эмоций. Дима его понимает. Наверняка он, будь он на месте Иманова, поступил бы так же. Потому что нет самого главного — доверия. — Прости. Это моя ошибка. Но обещание я не нарушал, клянусь. Эмиль, эта машина подарок. Не из-за того, что я жду чего-то взамен или прошу прыгнуть ко мне в постель. Это благодарность. Такая же, как когда-то вы подарили мне Импалу. Благодарность за то, что ты до сих пор меня терпишь, до сих пор ждёшь, до сих пор позволяешь нашей связи существовать. Это просто способ выразить чувства, которые я не могу выразить словами. Ты ведь знаешь, я не мастер романтичных или пафосных речей. И взамен я тоже ничего не прошу. — под конец речи лёгкий флёр уверенности окончательно слетает, а сам Дима смотрит куда угодно, но только не на Эмиля. Все карты сейчас в его руках, а скальпель остро заточен. Захочет — вырежет и сердце, и даже душу.

Кого любят — того ждут.

      Эмиль жмурится. Перебарывает ощущение невесомости, сам боится смотреть в глаза и пытается понять собственные ощущения. Он понимает, что поступил слишком резко, не дослушав до конца, но ему не стыдно за свою реакцию. Их отношения до сих пор слишком шаткие, а связь не ичезает только благодаря упорству Масленникова. Если бы тот ничего не чувствовал, то, вероятно, связь начала бы истончаться до крайней степени, когда ничего уже помочь не может. Но Дима любит. Любит за них двоих, не просит ничего взамен и заставляет пустоту в груди наполниться новым ощущением волнения и трепета, какого никогда не было ни с кем другим. Эмиль снова благодарен. — Ладно, я понимаю Импала, понимаю Гелик, но Ламба за сорок миллионов? Зачем? — это уже не звучит как упрёк, скорее просто удивление. Дима почему-то снова не смотрит, только аккуратно тянет к окну, позволяя взглянуть на серебристую машину ещё раз. — Я не могу её принять, Дим. — Ну… Мне она досталась бесплатно. Деньги ушли только на ремонт. — честно сознаётся Масленников, когда кивает на машину и натыкается на непонимающий взгляд. Эмиль находится в растерянности. — Мой знакомый занимается перевозкой тачек и за ним был небольшой должок. Один мажор разбил Ламбу просто вхлам и скинул её на разбор. А когда я искал подходяющую для тебя машину, то он посоветовал забрать эту бесплатно, но по условиям ремонтом я займусь сам. Ушло порядка десяти миллионов, чтобы привести её в первоначальный вид, но это того стоило, Эмиль. Считай, что она досталась даром. В документах уже твоё имя и записана она на тебя.       Дима временно замолкает, давая Эмилю обдумать всю эту ситуацию в тишине. Это вызывает странные эмоции, но в первую очередь некую радость, потому что становится неожиданно приятно от такой заботы. Эмиль не знает, сколько ушло сил и времени на этот подарок, но… Хочется принять и поблагодарить. Сейчас он чувствует только счастье и безопасность, а остальное попросту неважно. Давать шанс всё ещё страшно, но, возможно, стоило бы вернуть дружбу, как было раньше? Эмиль задумывается об этом, а после поворачивается к Диме и на этот раз обнимает первым. Дима замирает на несколько бесконечных секунд, удивляется внезапному порыву, но всё же сам прижимает как можно крепче, утыкаясь носом в кудрявую макушку. Эмиль расслабляется, мягко проводит ладонями по спине и впервые за несколько месяцев чувствует безграничную радость. — Спасибо. Правда, спасибо. Это невероятно ценный подарок. — Эмиль отстраняется с неохотой, чувствуя каждой клеточкой тела, как связь немного укрепляется. И это отчего-то совсем не пугает. На губах появляется задорная улыбка, а сам Иманов хватает Диму за запястье, скрытое рукавом куртки, и увлекает за собой на улицу, попутно забирая из рук ключи. — Куда мы? — Масленников немного не понимает, что от него хотят, но послушно следует за активным Эмилем.       У него самого всё ещё внутри некая буря эмоций, которая до сих пор не собирается утихать. Он даже забывает о друзьях, которые всё ещё стоят на улице в такую прохладную погоду и чего-то ждут. Эмиль будто загорается какой-то идеей и заражает этим Диму, заставляя забыть о том, что произошло десять минут назад. Прохладный ветер подгоняет в спину, а взгляд цепляется за уверенную улыбку на родном лице, позволяя запомнить и отложить в особенный уголок памяти, где хранятся ещё сотни таких улыбок. — Прокатимся. Ты, я и безлюдная трасса. Давай, Дим. Мы должны сделать это вместе. — он буквально ураганом проносится мимо друзей, вопросительно глядящих на них обоих. Это всё выглядит, как дурацкая мыльная опера, но жизнь есть жизнь. Дима только плечами пожимает и садится в машину следом за Эмилем, сразу же пристегнувшись. Теперь эта идея кажется лучшей из лучших, а глупое влюблённое сердце перестаёт кровоточить. На ранах распускаются цветы.       Наблюдать за Эмилем — одно удовольствие, потому что помимо блеска в шоколадных глазах читается счастье. Он осторожно осматривает салон, проводит ладонью по приборной панели, кончиками пальцев трогает руль и сам с удовольствием пристёгивается. Ещё пару минут уходит на регулировку сидения и зеркала, а после Эмиль заводит машину и вслушивается в приятное рычание мотора. Диме становится слегка страшно, потому что он всё ещё помнит вождение Эмиля в Дубае, когда разгон достигал двухсот километров в час, а их самих прижимало к сидению. Ноги с того раза до сих пор дрожат. Но Эмиль ведь не собирается делать глупостей, правда?       Или собирается?       Всё оказывается не так страшно, как предполагает Дима. В черте города Эмиль соблюдает все скоростные режимы, аккуратно водит и чувствует себя вполне уверенно, когда рычит мотором, заставляя окружающих с восхищением оборачиваться. В голове почему-то всплывает мем с вопросом «Выёбываешься?» и как никогда подходит. А ещё Дима отчего-то вспоминает тёмную безлунную ночь, тихую трассу и урчание машины в умелых руках Иманова, когда они ехали со съёмки сталкеров и жутко устали. На заднем сидении тогда спали Сударь с Дэном, а они с Эмилем наслаждались уютным молчанием в компании друг друга. Возможно, именно тогда Дима впервые ощутил, что хочет видеть этого солнечного мальчишку рядом с собой всю жизнь: и в огонь, и в воду. Сейчас ничего не изменилось совершенно: Дима смотрит на него с тем же восхищением и затаённой нежностью, пока Эмиль аккуратно крутит руль и выезжает на безлюдную трассу.       Теперь они разгоняются. Это впервые ощущается не так страшно, потому что Эмиль не отвлекается от дороги, чувствуя момент искреннего счастья. Ему сейчас хорошо как никогда, потому что он в машине мечты разгоняется по пустой трассе, а рядом сидит близкий человек, которому он невероятно благодарен. Эмиль чувствует себя окрылённым, застарелая боль окончательно отпускает и быть рядом с Димой оказывается не так страшно. Быть рядом с ним — счастье.       Они даже не ведут счёт времени, сколько так катаются. Тишина заполняется разговорами ни о чём и обо всём, а на въезде обратно в город они покупают по сладкой булочке и едят прямо в машине, стараясь сдержать трескающееся от улыбки лицо. Связь укрепляется ещё на несколько процентов, но этого уже никто не замечает. — Ты точно уверен, что всё будет в порядке? — спрашивает Масленников, когда Эмиль паркуется возле кафе, где у Димы назначена встреча. Иманов на это только с улыбкой кивает и впервые сам тянется за объятием. Дима не может отказать: мягко ловит, целует в макушку и отпускает через долгую минуту тепла и уюта. Они встретятся позже в офисе, а пока Дима заходит в уютное кафе и ищет глазами нужный столик. Тот находится через несколько секунд. Двое молодых людей уже сидят за ним с меню в руках, поэтому Дима спешит присоединиться. — Привет. — О, Диман. Привет. Ты быстро. — Шастун здоровается первым, привыкший, что Арсений настороженно относится к людям. Масленников в этот список не входит, ведь знакомы они уже давно, но всё же ему непривычно встречаться в такой обстановке вне съёмок и мероприятий. — Я так понимаю, это именно та самая причина, по которой ты нас позвал, сейчас уехала на Ламбе? — не в бровь, а в глаз и сразу с порога. Арсений в своём репертуаре, но Дима не злится, только руку спокойно пожимает и заказывает себе кофе. Антон предпочитает перекусить пирожным с чаем, а Арсений заказывает себе сладкий раф.       Они молчат некоторое время. Дима всё ещё волнуется, откидывается на спинку дивана и рассматривает Антона с Арсением так, будто видит их впервые. Они выглядят… счастливыми. Даже не нужно видеть поцелуев или банальных держаний за руки, чтобы понять, что перед ним любящие друг друга супруги, которые через многое прошли вместе и укрепили связь до высшего уровня. Дима в своей жизни видел только несколько таких пар, одной из которых стали его собственные родители. Хочется ли ему того же? Безусловно. И Дима готов к любым трудностям, если это даст ему возможность просыпаться каждое утро рядом с Эмилем, видеть его растрёпанные кудри на подушке и целовать в нос-кнопку, уходя на съёмки. Вероятно, нечто такое отражается на его лице, потому что улыбчивый Антон становится неожиданно серьёзным. — Дим, всё настолько сложно? — он смотрит с лёгким сочувствием и вздыхает. Конечно, он не может помочь напрямую, но выслушать и дать советы они с Арсом будут только рады. В конце концов, они сами прошли через такие сложности и едва не сдались, когда всё стало почти невыносимо. — Ты ведь слышал о том, что я выгнал его из команды. Я до сих пор жалею об этом, а он до сих пор не может простить. Я, честно говоря, просто запутался. Я не хочу его терять, но он не хочет этой связи, а держать насильно я его не смогу. — сознаётся честно, отводит взгляд к окну и ощущает тёплое прикосновение к руке. На этот раз, на удивление, от Арса, который смотрит пронзительно и в самую душу. — Он не отверг эту связь, так? Время здесь не поможет, но поможет кое-что другое. — Арсений ловит взгляд Антона, обращается к нему мысленно и хмыкает на весьма однозначный ответ, пока Масленников переводит взгляд с одного на другого и ничего не понимает. — Так вот. Он боится, что ты снова поступишь так же. Возможно, боится чего-то ещё, не мне судить. Но ты можешь дать ему то, чего у него сейчас нет — ощущение безопасности.       Масленников теряется ещё больше, но не перебивает, вопросительно выгибая бровь. — Всё дело в тебе. Действия говорят лучше слов, это так, но слова иногда помогают сильнее. Не дави. Просто узнай, хочет ли он с тобой погулять, поиграть в приставку или что-нибудь ещё. Важно интересоваться его мнением и его желаниями, радовать мелочами и дать ту самую уверенность, что ты никуда не денешься, даже если связь исчезнет. — Арсений произносит это с полным спокойствием, в моменте ловя Антона за руку и целуя тыльную сторону ладони. Шастун от этого жеста смеётся, но не возражает, потому что уже давным-давно привык к внезапным порывам любви супруга. Дима смотрит на них с восхищением и внимательно слушает. — Арс прав. Знаешь, в нашей паре были только мы с ним: недотёпа и прекрасный принц. Нет, правда. Я чувствовал себя неуверенно, даже как-то недостойно, потому что это же Арс — блестящий актёр и шикарный мужчина. Наша связь повлияла на моё восприятие себя в том числе, потому что мне захотелось соответствовать, быть наравне. Правда я тогда занимался глупостями вроде диет, за что получил нагоняй от Арса. Тогда он впервые сказал, что я красивый и нравлюсь ему не из-за внешности. — Антон продолжает мысль и переплетает с Поповым пальцы, посылая мысленное признание в любви в сотый раз за день. — У нас было много проблем. В том числе из-за медийности, потому что нам запретили взаимодействовать и как-либо показывать, что мы родственные души. Тогда начался первый разлад, первая ссора и недельное молчание. Прикосновения снова начали обжигать, но это быстро прошло, стоило нам спокойно поговорить. Разговоры — самое важное. Даже если первый разговор не поможет, то стоит попытаться снова. Может, со второго, может, с шестого раза, но всё обязательно получится. Просто важно слушать желания и страхи своего партнёра.       Антон замолкает, давая Диме немного подумать об их словах и взвесить всю информацию в голове. Арсений тоже молчит, не лезет, медленно и лениво попивая раф и поглаживая тыльную сторону ладони возлюбленного. С тех пор много воды утекло, сейчас они счастливы и не скрывают свои отношения, как-то было раньше, но иногда тяжёлые воспоминания посещают голову. Тогда на помощь приходят крепкие объятия и лёгкие поцелуи, чтобы ощутить, что все тревоги позади. И Арсений искренне желает Диме, чтобы у них с Эмилем всё получилось, потому что сильную любовь видно невооружённым взглядом. Каждый совершает ошибки, но не каждый готов их признать.       Дима признаёт. Обдумывает каждое слово, делает собственные выводы и неожиданно испытывает какое-то облегчение. У него нет чёткого плана и идей, он даже не уверен, согласится ли Эмиль быть рядом даже без связи, но сейчас это абсолютно не важно, потому что он чувствует уверенность. Дима обещает сам себе, что у него получится любить за них двоих, даже если они перестанут друг друга помнить. — Спасибо. — Дима произносит это хрипло, но до безумия благодарно, потому что после разговора ему действительно легче.       Антон салютует чаем, Арсений улыбается. И оба уверены, что всё наладится.

***

      Эмиль чувствует необычайную лёгкость, когда едет по родным улицам Москвы в поисках развлечения. Солнце уже клонится к закату и надо бы вернуться в офис, но ему хочется ещё немного покататься и, может, выпить какао. Он даже заходит в небольшую кофейню и покупает там не только свой любимый напиток, но и горячий шоколад для Полины. Планы рушатся неожиданно, когда он ставит стаканы с напитками в подстаканники и проверяет телефон. Одно-единственное сообщение заставляет отложить все дела и планы и сорваться прямо так, даже не спрашивая. от Аля: Привет. Я хочу встретиться. Поговорим у меня дома? 17:59       Эмиль едет, соблюдая скоростные режимы, но всё равно старается сократить расстояние как можно быстрее. Он едва не пропускает поворот, крепко задумавшись и потеряв в очередной раз нить реальности. Нет, ему не страшно, ведь это же Аля. Его чуткая и светлая Аля, которая, возможно, очень сильно соскучилась. Наверное, этим Эмиль себя успокаивает, когда паркуется у подъезда и на ватных ногах поднимается на восьмой этаж. Трель звонка посылает по коже мурашки, а внутри разливается непонятное чувство тревоги, словно должно случиться что-то плохое и неизбежное. Эмиль ждёт минуту, две, но за дверью стоит полная тишина. Он даже начинает волноваться, но спустя ещё две минуты Аля распахивает дверь. Она выглядит как с обложки журнала, прекрасная и неумолимая, даже недосягаемая. Но взгляд её… Пустой. Эмиль это чувствует, когда заходит в квартиру. — Будешь чай? — она старается быть гостеприимной, провожает Эмиля на кухню и, получив кивок, заваривает обоим чай. Эмиль разговор не начинает, чего-то настороженно ждёт. Ему начинает казаться, что скоро грянет снежная буря. Так ли это — никто не знает.

Каждый сантиметр твоего тела Станет километрами между нами.

      Они молчат. Вокруг всё словно пропитано отчаянием и какой-то болью, которую Эмиль интуитивно привык чувствовать. Но Аля молодец. Она даже виду не подаёт, только нервно помешивает сахар в кружке и молится, чтобы чай остыл. Молчание угнетает, но начать разговор боятся оба. Эмиль не знает, что ей сказать, Аля не знает, как ей быть. Для неё эти два месяца не были лёгкими и радужными, как у Иманова. Ей пришлось пройти через несколько кругов ада, чтобы заселиться в новую квартиру и попасть в новый ритм жизни, к которому она не привыкла. Не привыкла без Эмиля. До сих пор всё вокруг кажется чужим и ненастоящим, словно это кошмар, от которого она никак не может проснуться. Ей бы хотелось в это верить, но больше она не может. Аля сдаётся. Вот так просто и без лишних слов. — Аль, всё в порядке? — Эмиль подаёт голос, хрипит слегка и прячет кашель за кружкой чая. Но за руку всё равно берёт, гладит пальцы и дарит незримое чувство поддержки. Аля медленно кивает. Ей уже пора решить, чего на самом деле она хочет. — Да, прости. Я должна была начать этот разговор ещё пару дней назад, но не смогла тебе написать. Ты был с ребятами и я не хотела отвлекать вас. А сейчас… Я знаю, как тяжело нам было эти два месяца. Не отрицай, я знаю, что ты и сам до сих пор напуган. Честно говоря, я думала, что я выдержу. — она замолкает, обдумывает что-то, накручивая локон на палец, и кусает нижнюю губу от волнения. Эмиль не перебивает, только убирает подальше кружку с чаем, чтобы не мешалась. — Тогда всё это показалось мне чьей-то глупой шуткой или розыгрышем, потому что всё у нас складывалось идеально до очередного появления Димы в твоей жизни. Я думала, что ты снова пошлёшь его, может, даже не станешь слушать о вашей связи и всё постепенно наладится. Я сказала, что готова ждать, но я была не готова. Я была напугана и потеряна так же, как и ты, Эмиль. Но я понимала, что не хочу ставить тебя перед выбором. Я дала тебе время разобраться в себе. Два месяца, я думаю, достаточно.       Эмиль вспоминает тот самый день в деталях, когда этот хрупкий карточный домик, отстроенный с трудом, рухнул за несколько мгновений. Он вспоминает тёплые объятия и то, как Аля шептала успокаивающие вещи на ухо, вспоминает, как выбрал её вместо пресловутой навязанной связи, как долго и упорно убеждал, что ему не нужен ни Дима, ни связь, когда взгляд говорил совершенно обратное, и как льнул ближе к ласковой женской руке в волосах. Совсем не так. Ему всё казалось неправильным, но тогда он упорно игнорировал эту мысль, надеясь, что скоро станет легче, ведь Аля рядом. Легче тогда так и не стало. — Что ты имеешь ввиду? Думаешь, я тебе неверен или… — Эмиль искренне не понимает, обрывая фразу на половине. Он ведь действительно никогда ей не изменял и не собирается. Связь с Димой в счёт не идёт, потому что они не пытаются её укрепить. Кажется. Эмиль правда запутан, но он старается сохранить лицо, потому что Аля качает головой и поднимается. Она оказывается вплотную, позволяет приобнять себя за талию и ласково трогает гладкую щёку. Эмиль смотрит снизу вверх преданно и нежно, но всё ещё не так. — Скажи мне одну вещь, пожалуйста. — она оставляет короткий поцелуй на лбу, продолжает гладить, но в её взгляде читается грусть. Аля погасла. Устала. Разбилась. — Кто для тебя Дима?       Вопрос ставит в тупик, доводит до ступора и вызвает в груди покалывание, словно дыра вместо сердца отчаянно хочет к наречённому. Эмиль так не думает, не верит просто. Он не знает, чего действительно хочет. У него нет ответа на вопрос и это читается в грустном взгляде шоколадных глаз. Губы не слушаются, не в силах что-либо произнести, но Эмиль всё равно пытается. Возможно, оправдаться или убедить, что между ними всё ещё всё хорошо, как и раньше. Аля знает, что это ложь, Эмиль знает тоже.

Скажи мне эти три слова, что ты так давно хотела.

— Давай останемся друзьями.

***

      Эмиль не чувствует ровным счётом ничего, когда покидает чужую незнакомую квартиру, оставляя плачущую Алю на кухне. Возможно, однажды она его простит, возможно, однажды действительно сможет общаться так, как раньше, но сейчас между ними огромная пропасть и километры над уровнем моря. Эмилю впервые не больно оставлять её вот так, не больно признаваться себе в том, что он проиграл. Дима любит, Эмиль нет, но только сейчас он понимает, что тогда выбрал не Алю, а самого себя. Он выбрал попытаться быть счастливым, а не тешить себя глупыми иллюзиями. Без Димы ему плохо, это было ясно с самого начала, когда всей это ссоры ещё не было и Аля едва появилась в его жизни. Теперь без Димы ещё хуже, а Али в его жизни больше нет. Эмиль перестаёт молчать. — Мы с Алей расстались. Я побуду у себя. — он предупреждает мысленно, заводит машину и просто едет, куда глаза глядят. Катается по вечернему городу, глотая прохладный воздух из открытого окна и пытаясь привести мысли в порядок. Больше не страшно. Даже не грустно. Просто никак, потому что важная частичка утратила смысл ещё несколько месяцев назад, а он понял это только сейчас, когда перестал так отчаянно в ней нуждаться. Эмиль улыбается. — Я приеду. — вот так просто, без лишних слов, потому что знает, что нужен сейчас рядом. Эмиль не сопротивляется. Приезжает чуть позже Димы, смотрит потерянно и впервые в жизни хочет, чтобы его прижали к себе и никогда не отпускали. Дима будто читает мысли.       В его объятиях тепло и уютно, кожа приятно пахнет одеколоном и чем-то природным, а крепкие руки смыкаются за спиной, словно пытаются спрятать от всего мира. Эмиль прячется, льнёт ближе и жмурится до звёздочек перед глазами. Они не обсуждают это, когда попадают в квартиру с третьего раза, не обсуждают, когда пьют на кухне чай, не обсуждают, когда смотрят в гостиной какую-то драму, не обсуждают, когда Эмиль просит остаться с ним. Дима даёт время. Дима снова не давит, укладывается рядом на расстоянии и долго смотрит, как Эмиль ворочается, ищет удобное положение и пытается за что-то уцепиться. Объятия случаются сами собой. Масленников продолжает наблюдать, как мальчишка в его руках затихает, дыхание выравнивается, а всё вокруг погружается в сон. В том числе и сам Дима.       Утром они всё ещё не обсуждают это, когда вместе готовят завтрак и пьют свежесваренный кофе. Не обсуждают, когда стоят посреди кухни в лучах полуденного солнца в объятиях друг друга. Не обсуждают, когда приезжают на студию вместе, готовясь к очередным съёмкам. Эмиль отпускает себя и всю эту ситуацию, начинает привыкать и подпускает Диму гораздо ближе, чем хотелось этого раньше. Дима действует осторожно, не переходит черту и позволяет контролировать ситуацию в любой момент времени. Это они тоже не обсуждают. — А вы не заметили ничего странного? — как-то невзначай спрашивает Тёма, пока ни Димы, ни Эмиля нет в поле зрения. — Нет, я понимаю, что после ссоры им сложно контактировать и всё прочее, но даже так их взаимоотношения очень интересно выглядят. — Что ты имеешь ввиду, Тём? — вопрос следует от Егорика, а все остальные отвлекаются от дел. — Ну… например, они вообще не прикасаются друг к другу. И я даже не про объятия, потому что этого у них как раз в избытке. Просто руки пожать, допустим. Любые касания они оба обходят стороной, а если вдруг возникает объятие, то оно выходит очень скомканное и неловкое. Как минимум это странно, потому что мы с Никитой вели себя так же, когда только узнали о связи. — Артём с хитрой ухмылкой играет бровями, пока друзья взвешивают все «за» и «против», а сам зачинщик не замечает выросшего позади себя Масленникова. — А вдруг они связаны? Тогда это объясняет их поведение сразу после дня рождения Эмиля и его внезапное возвращение. — Браво, Шерлок. Дальше-то что? — Дима стоит за его спиной и пугает Тёму внезапным появлением, заставляя вздрогнуть и отскочить. Эмиль, стоящий под боком Масленникова, только тихо смеётся на маты от друга, пока остальные заливаются хохотом.       Они всё ещё не обсуждают.

***

      Даже спустя полгода они свои отношения не обсуждают. Сближаются постепенно, размеренно и шаг за шагом. Всё начинается с неловких прогулок, походов в кино, игр в приставку, просмотров фильмов наедине и с друзьями, с лёгких свиданий и ночных катаний по городу. Дима не давит, Эмиль позволяет. Постепенно он привыкает, прикосновения обжигают всё меньше, а объятия становятся дольше. В конце концов Эмиль начинает оставаться у Димы с ночёвкой, засыпает в его объятиях и больше не чувствует ту боль, что была полтора года назад. Ему легко, даже ни капли не страшно. Ему спокойно. Дима где-то откапывает его сгнившее сердце, вставляет на место и залечивает собственными руками, оживляя и заставляя биться. Эмиль благодарен.       Кровоточащие раны превращаются в зажившие шрамы, а сердце снова становится тем же, каким было давным-давно: живым и здоровым. Эмиль начинает сам проявлять инициативу, видится с Димой каждый день и сам льнёт в объятия, когда это нужно. Их мысленные разговоры затягиваются на долгие часы, а понимать друг друга без слов становится привычкой. Команда на них уже не обращает внимания, но подписчики начинают догадываться. Они снова это не обсуждают. От знакомых Эмиль узнаёт, что Аля пришла в себя. Она счастлива и нашла соулмейта, и теперь в её жизни нет места Эмилю. Она не пишет и не звонит, Эмиль не пытается делать этого тоже. Воспоминания об этих счастливых днях заменяются постепенно другими: в них есть Дима, бесконечная нежность и капелька доверия, которая растёт с каждым днём.       Даже сейчас Эмиль чувствует себя бесконечно хорошо, лёжа в нагретой постели и нежась в лучах солнца, пока Дима собирает оставшееся оборудование. Он даже пропускает момент, когда улыбчивое лицо Масленникова оказывается сверху, а губы касаются лба. После он целует в щёку и заставляет зажмуриться, когда поцелуй прилетает в нос-кнопку. — Ты надолго? — Эмиль всё же открывает глаза, тянется за объятиями и получает порцию нежностей с утра, не собираясь так просто отпускать Масленникова на очередной ГостБастер. Дима только смеётся на ушко, поглаживая по спине. — Три дня. Заберёшь меня с аэропорта? Обещаю не задерживаться. — Масленников и сам чувствует себя счастливым. Связь крепнет, им вдвоём невероятно хорошо, а весь остальной мир просто не имеет значения. Дима ждёт столько, сколько нужно, но следует советам Арса и Антона: интересуется мнением и желаниями, исполняет даже самые маленькие хотелки и дарит ощущение безопасности, потому что и сам верит в то, что будет рядом всегда. — Всё, Тёма ждёт. Следующими будут Сталкеры, так что готовься. А, и Шаст утром написал. Завезёшь ему куртку, ладно? Люблю.       Эмиль слушает этот поток слов и предложений вполуха, но про Шастуна и куртку запоминает, получает ещё один поцелуй в нос, а после отпускает Масленникова окончательно. Дима уходит на кухню, чтобы выпить воды перед выходом, пока Эмиль тоже поднимается. Хочется ещё поваляться, но ждут дела, поэтому он провожает Диму до двери и ухватывает ещё капельку любви, на этот раз целуя самостоятельно. Ему так невероятно мало Димы, что хочется облепить его всеми конечностями и не отпускать, но сейчас у них почти нет времени на всё это, поэтому приходится искать иные пути. Эмиль и правда сильно скучает, но съёмки не ждут. Дима обещает вернуться как можно скорее, оставляет полусонного Эмиля на пороге и выкатывает чемодан на лестничную клетку. Написать он обещает тоже.       Эмиль же первым делом бредёт умываться, смотрит на своё помятое выражение лица и вздыхает. Делать ничего не хочется, но он всё равно собирается достаточно быстро, приводит себя в порядок и прихватывает с собой куртку, надеясь, что Шастун уже в офисе.       Сентябрь тёплой погодой всё ещё радует, но октябрь уже совсем близок и почти наступает на пятки, заполняя мысли воспоминаниями о дождливых днях и золотых листопадах. Эмилю такая погода нравится, но времени как обычно будет не хватать, поэтому придётся смотреть по ситуации, чтобы выбраться с Димой гулять под дождь. Но сейчас это не так важно, ведь до октября далеко, а за окном всё ещё тёплый сентябрь и много неотложных дел, большинство из которых он должен успеть до приезда Димы. Главное, чтобы ничего не сорвалось.       Эмиль не спешит. Заезжает за кофе по пути, проверяет соцсети в пробке и заодно узнаёт у Стаса, когда они поедут за продуктами. Стас отвечает спустя минут пять, а Эмиль уже отвлекается на звонок от Сударя. Дел действительно невпроворот, поэтому Иманов спешит, как молния. Возле офиса Шастуна он оказывается ещё через пятнадцать минут, прихватывает куртку и поднимается, имея собственный пропуск после прошлой поездки с Димой. Антон встречается в коридоре и в компании визажистки, которую стразу же отпускает, стоит увидеть друга. — Привет, малой. — Шастун лучезарно улыбается, согревая всё вокруг не хуже солнышка, а Эмиль тает, отвечая на привычные объятия. — Я так понимаю, Диман уже свалил и скинул на тебя работу доставщика? — Ага. Но нам это на руку, ты же знаешь. — Эмиль подмигивает и протягивает крафтовый пакет с курткой, который Антон тут же забирает. Содержимое он не смотрит, и без того знает, что с курткой всё в порядке и она точно его. Зато приобнимает Эмиля за плечи и ведёт в один из кабинетов, где, как оказалось, сидит Арсений. — Привет. — Чего как не родной? Привет, Эмилька. — Арсений здоровается тоже, пожимает руку и хлопает по дивану рядом с собой, заставляя блогера упасть на него задницей и удобно устроиться. Антон плюхается в кресло неподалёку, выпрямляя свои километровые ноги.       Эмиль ощущает комфорт. Он видит эти лёгкие переглядки, чувствует вокруг ауру тепла и любви и поддаётся этому, полностью расслабляясь. Наблюдать за Арсом и Антоном приятно, потому что они не ведут себя как типичные жуткие парочки на улицах, не лобызаются и уж тем более не трахаются при всех. Их любовь, скорее, пропитана доверием и искренностью, от них веет нежностью и Эмиль понимает, что так же себя ведёт Дима, стараясь подарить ему чувство безопасности. Это неожиданно и тепло греет где-то в районе груди, где быстро бьётся живое сердце. — Ты как? Расстояние для соулмейтов может быть болезненно. — Антон смотрит пронзительно и понимающе, но лишнего не говорит. Сам знает, что у них с Димой всё ещё есть сложности в отношениях и Эмиль не готов. — Скучаю, но терпимо. Я привык. Это его работа, так было и до меня, и после нашего знакомства. Ему просто важно доказать всем и самому себе, что призраков не существует. Но Дима быстро вернётся, он не нарушает обещаний. — честно сознаётся Эмиль, потирая виски и принимая протянутый Арсом чай. Тот молча улыбается и кивает. — Ты держишься лучше, чем я в самом начале, когда мы с Арсом не виделись три недели. Я рад. Дима тебя правда любит. Впервые вижу его таким окрылённым, честно. — Шастун даже не пытается скрывать, сдаёт друга с потрохами и вызывает смех у рядом сидящих. Разговор плавно сглаживается, перетекая в нейтральное русло и на важную тему, в которой Эмилю нужна будет помощь.       Беседа длится не больше двадцати минут, по прошествии которых Эмиль всё же собирается обратно. Антон провожает его до выхода, обнимая на прощание и взяв обещание не вешать нос, если вдруг будет сильно скучать. Эмиль с этим соглашается, садясь в машину и трогаясь с места. Тёплый ветер льётся в салон автомобиля приятным потоком, играет с кудрями и дует за шиворот футболки, вызывая по коже приятные мурашки. Эмиль включает музыку и полностью забывается, подпевая очередному популярному треку по пути на работу. У него, кажется, всё в порядке.

***

      Три дня пролетают настолько незаметно и в суете, что Эмиль едва забывает поставить будильник на раннее утро. Подъём даётся тяжело, но ему приходится со скоростью света умыться и сбежать из родной квартиры. Внутри присутствует лёгкое волнение, потому что сегодня они заканчивают приготовления и следующий вечер будет до безумия особенным. Он ждёт этого как никогда, а в груди мягким потоком разливается озеро из разнообразных чувств, среди которых есть и лёгкая тоска по родственной душе. Эмиль ждёт его возвращение, как манну небесную, но не забывает про собственные дела. Про телефон он вспоминает только в офисе, когда здоровается со всеми и забирает из монтажёрки важную флэшку. от Масло: Родной, мы готовимся к регистрации. Утром будем дома. 23:21 от Масло: Кстати. Прости, что прошу об этом, но мне нужна помощь. Позвонил Егор, попросил забрать важные документы. Ты сможешь заехать к нему на мероприятие перед аэропортом? Родной, это правда важно. Обещаю, вы даже не пересечётесь. 23:36       Сердце пропускает глухой удар о рёбра, а внизу живота скручивается тугой узел страха. Конечно, Эмиль понимает, о каком Егоре идёт речь. А ещё он понимает, что это ничем хорошим в прошлый раз не кончилась. Сейчас и подавно, ведь Эмиль теперь с Димой рядом постоянно, пока Егор занимается новым проектом на телевидении и устраивает очередные скандалы с родственной душой прямо в эфире. Попасть под горячую руку и снова стать мишенью Эмиль хочет меньше всего. Безусловно, он знает, что Дима не поведётся ни на какие угрозы и даже не станет слушать Егора, просто пошлёт его нахуй, но это ведь не означает их безопасность. И это в данной ситуации самое херовое, потому что Эмиль не хочет видеть этого человека даже издалека. Просьба Димы странной не кажется, она кажется пугающей, но только Эмилю он может доверить важные документы, которые должен подписать уже сегодня, иначе сезон проекта «Прятки» пройдёт без него. Эмиль знает это, но ощущение липкого ужаса его не покидает даже тогда, когда он спускается к парковке и садится в любимую Ламбу.       Дрожь в руках усиливается с каждым километром, а стрелки на часах словно совсем не хотят двигаться в нужном направлении. У него даже не хватает сил позвонить Антону, чтобы узнать, всё ли в порядке, потому что все мысли занимает одно-единственное имя, сломавшее ему жизнь полтора года назад. Эмиль боится. Все органы внутри перемешиваются и скручиваются в спазме боли, потому что даже физически ему больно приближаться к Егору. Дыхание в очередной раз сбивается. Эмиль пользуется ингалятором дважды, пытаясь привести себя в порядок и почувствовать хотя бы на один процент уверенней. Сейчас как никогда хочется услышать бархатный голос Димы в голове, послушать успокаивающие слова и расслабиться, но мысленная связь на таком большом расстоянии не работает. Эмиль чувствует себя одиноким.       Даже когда заходит в здание — дрожит. Этого никто не замечает, но чувствует он себя ещё хуже, чем до этого. Люди снуют туда-сюда, к мероприятию готовятся очень активно, сцену начищают до блеска, под потолком вешают диско-шар, а чуть подальше в несколько рядков расставляют удобные стулья. Кажется, здесь будет чей-то день рождения? Или, по крайней мере, какая-то большая вечеринка. Эти мысли помогают немного отвлечься, но всё рушится именно в тот миг, когда он видит её. Топ-модель России, рыжая бестия и невеста Егора Крида. Эмиль знает её давно и даже не из-за нашумевших новостей о паре. Пересекаться с ней хочется ещё меньше, но она видит Эмиля в одиночестве и подходит сама, покачивая бёдрами. — Эмилька, какими судьбами? Заглянул на огонёк? — она усмехается, накручивая рыжий локон на наманикюренный пальчик и заставляя Эмиля шумно выдохнуть. Он старается взять себя в руки, потому что грубить людям плохо. — Смотрю, ты вернулся в команду. И каково тебе снова бегать собачкой за Димой?       В цель. По больному. Органы, натянутые в струну, просто рвутся, а боль разливается по телу жжением. Эмиль знает, что сейчас всё не так и Дима сам готов бегать за ним, умоляя, но прошлое отпускает с трудом, а Диана просто добивает. Радует только одно — она сама своего не добилась, ведь когда-то ещё три года назад Дима ей очень сильно нравился, она даже затащила его в постель, но отношения у них так и не сложились. Становится даже как-то легче от этой мысли. — Давно не виделись, Ди. Нет, прости, за Димочкой я не бегаю. У нас ведь у обоих есть самоуважение, не так ли? — на губах появляется наглая ухмылочка, пока внутри всё словно догорает. Сердце сбивается с ритма снова. — Точно, куда уж мне до ваших глубоких. У нас всё было проще. Честно говоря, я даже удивлена, что Димочка настолько хорош в постели. — она снова хочет ударить в цель, желает видеть эмоции и упиваться ими, но на этот раз почему-то промахивается, вызывая на лице Эмиля яркую улыбку. — Жаль, что это была разовая акция, да? — теперь в цель бьёт он, замечая недоумение и приподнятую бровь. — В каком смысле? — Ну, он же после этого вызвал тебе такси и отправил домой. Гордиться тут явно нечем, дорогая.       Стреляет на поражение, зная, что в этой войне он победил с огромным отрывом. Может, они с Димой не спали, но по крайней мере Эмиль ночует в его квартире даже без самого хозяина, носит его вещи, готовит ему завтраки и, чёрт возьми, ощущает крепкие руки на талии каждую ночь. Это звучит намного лучше, чем просто «потрахались — разбежались». К тому же, у Эмиля есть то, чего у неё никогда не будет — любовь. Чистая, искренняя и самая светлая. Он видит в этих тёмных глазах зависть и злость, но лишь улыбается в ответ на оскал. Диана выглядит раненым зверем, попавшим в капкан. Скалится от безысходности, воет и готова вцепиться в глотку от страха. Слабая. — Я хотя бы с ним в постели была, Эмилька. А ты так и будешь вечно шавкой за ним бегать. В прошлый раз мало было? Так я скажу Егору, он ещё добавит. — она идёт ва-банк, пытается выбраться из этой глубокой ямы унижения и использует единственный козырь, который у неё есть. Эмиль не чувствует былого липкого ужаса, сковывающего органы, но волнение внутри появляется снова.       Оно нарастает, потому что только сейчас Эмиль замечает Егора, стоящего в двух метрах от них. Сердце падает куда-то в глубокую бездну желудка, потому что он слышал. Добавит ли он ещё проблем только предстоит выяснить, но уже сейчас Эмиль чувствует себя некомфортно. Хочется всё бросить и сбежать, пока не поздно, но Крид возрастает за спиной Дианы и выглядит так, словно готовится убивать. Кажется, жертвой сейчас станет сам Эмиль. — Не знаю, что ты там собралась говорить Егору, но давай побыстрее. Не терпится увидеть этот цирк. — он произносит то, от чего и Эмиль, и сама Диана вздрагивают, испуганные. Как два оленя в свете фар, не меньше, но Егор отчего-то выглядит довольным такой реакцией. — Эмиль, прости за это. Она совершенно не умеет держать себя в руках. И если она не прекратит так бросаться на людей, я окончательно разорву связь.       Кажется, это всё самый ужасный бредовый сон от каких-нибудь таблеток или грибочков, иначе Эмиль совершенно не понимает, что, мать вашу, здесь творится. Крид извиняется за свою невесту перед ним. В голове не укладывается, а всё тело сковывает какой-то ступор, пока Диана влепляет жениху звонкую пощёчину и гордо уходит, поправив платье. Егор даже не оборачивается ей вслед, только устало закатывает глаза и подходит ближе, протягивая те самые документы. Только сейчас Эмиль замечает круги под глазами от недосыпа и несколько ожогов на руках. Кажется, его отношения и связь окончательно рушатся. Выглядит это… Жалко. Но не ему судить, поэтому Иманов аккуратно забирает документы из чужих рук. — Спасибо. — повисает неловкое молчание на несколько секунд, пока никто из них не решается начать диалог. Егор только недолго рассматривает Эмиля, подмечает светящийся взгляд и неожиданно улыбается уголком губ. — Я должен извиниться за всё, Эмиль. Прости. Наверное, это даже невозможно, но я всё же надеюсь, что ты не злишься. Тогда я… Честно, я чувствовал, что наша дружба с Димой не такая, какая была до твоего появления. Наверное, это была ревность. Я понял свою ошибку только после вашей ссоры, когда Дима угас на глазах, оборвал общение и стал тенью самого себя. Меня он видеть тогда не захотел, винил во всём, а потом просто заблокировал. Мне жаль, что я поступил с вами двумя, как последняя сволочь. Как видишь, судьба меня уже за это наказала. — он невесело усмехается, кивая в сторону расстроенной и обозлённой Дианы, которая изливает своим подружкам душу. Эмиль не перебивает, но чувствует острую потребность прямо сейчас сбежать и оказаться в объятиях Димы, чтобы ощутить хотя бы несколько процентов родного тепла. Ему страшно потерять Диму снова. Воспоминания тяжёлым грузом давят на плечи, но мысли неожиданно приобретают новые краски, а внутри поднимается новая волна тепла. На этот раз Эмиль чувствует себя победителем. — Как видишь, у меня с соулмейтом не вышло. Мы не сошлись характерами, в жизни полный бардак и я получил сполна за всё, что сотворил с вами. И я правда рад, что вы помирились.       Егор только кивает, больше не зная, что ещё сказать, и собирается уйти. Эмиль решает всё за него, когда останавливает за запястье и мягко пожимает руку. Он и правда больше не чувствует ни злости, ни ненависти. Да и лежачих, собственно, не бьют. Судьба и правда поступила с Егором жестоко, уничтожив его крохотный шанс на счастье, ведь ему в соулмейты досталась самая злобная сука, какую только встречал Эмиль в своей жизни. Можно было бы сказать, что они два сапога пара, но Эмиль собственными глазами видит, что Егор не такой. Он просто потерянный и запутавшийся мальчишка, который наломал дров, но не побоялся в этом признаться. Напоминает кое-кого, да? — Лучше поздно, чем никогда. Я не злюсь, правда. Мы с Димой достаточно настрадались, но он протянул мне руку тогда, когда мир окончательно рухнул. Теперь у нас всё в порядке. И у тебя будет, я уверен. — Эмиль говорит искренне, а через пару секунд оказывется притянут в лёгкие и очень неловкие объятия, но не возражает. Может, он и не славится тем, что быстро прощает, но Егору он тоже готов дать шанс.       Ведь каждый этого заслуживает, правда?

***

      Прощаются они немного неловко, но Егор обещает заскочить на студию и принести им с Димой кое-какие подарки в качестве извинений, а Эмиль на это соглашается. Диану Иманов уже не видит, да и не хочет знать, где она, только мысленно желает Криду удачи и выходит из здания. Прохладный ветер треплет кудрявые волосы и время на часах показывает десять утра, когда Эмиль садится в машину. Он не помнит, сколько едет, даже внимания не обращает, только подпевает очередной популярной в тиктоке песне, нажимает на педаль газа и испытывает необъяснимую лёгкость внутри. Предвкушение от встречи с родственной душой заполняет собой всё пространство, мешает связно мыслить и позволяет Эмилю совсем забыть о времени. К аэропорту он подъезжает уже в одиннадцать, аккуратно паркуясь и заходя в здание.       Ожидание длится не больше десяти минут, потому что Эмиль каждой клеточкой тела чувствует приближение соулмейта, ниточка связи натягивается и внутренности окатывает волнением. Сердце снова сбивается с ритма, бьётся быстрее нужного, а глаза уже ищут Диму в толпе зевак и приезжих. И находят. Они даже не сговариваются, когда Дима отпускает чемодан и раскрывает руки, а Эмиль срывается с места к нему. Проходит несколько секунд, прежде чем Дима ловит Эмиля в крепкие объятия, успев аккуратно удержать под бёдрами. Эмиль шумно сопит куда-то в шею, скрещивает ноги за спиной и прижимается настолько крепко, что рёбра охотника за привидениями просто трещат и готовы сломаться. Он на это не высказывается, только утыкается носом куда-то в висок и целует. — Привет. — здоровается шёпотом, улыбается во все тридцать два и гладит по спине одной ладонью, успокаивая разбушевавшиеся эмоции партнёра. Ему даже не тяжело, потому что это его Эмиль. Маленький луч света в жестоком царстве тьмы. А ещё прямо сейчас его Эмиль наконец отлипает и целует в нос, улыбаясь тоже. В груди ожидаемо появляется спокойствие, а связь больше не напоминает о себе. Соскучились. Дорвались. — Я скучал. — признаётся честно и в лоб, не увиливает и едва вспоминает про стоящего рядом Чернеца, который считает ворон. Он тактично молчит, на них даже не смотрит, а самому хочется уже домой к Сударю, потому что для них быть настолько далеко друг от друга всё ещё оказывается проблемой. — На студию? — Нет-нет, вы ещё пообжимайтесь, я подожду. — Тёма ворчит, но любя, вызывая у Эмиля с Димой только смех. Домой они всё-таки собираются.       В машине стоит тишина, потому что Чернец засыпает на заднем, а Дима гладит ладонь Эмиля в своей руке и переписывается с Лизой по работе. Сам Эмиль от дороги не отвлекается, расслабившись в родной обстановке своей машины. Они даже не обсуждают прошедшие дни, только наслаждаются касаниями, но внутри появляется чувство лёгкой тревоги. Эмилю страшно, что всё пройдёт не так, как он запланировал, но сейчас он эти мысли отгоняет. Чернеца и оборудование они оставляют на студии, а сами отправляются домой, чтобы побыть вдвоём и дать Диме возможность отдохнуть. Сам Масленников ни о чём не подозревает ни с утра, ни в обед, когда передаёт менеджеру документы, ни даже поздно вечером, когда они вместе с Эмилем лежат перед телевизором и тихо обсуждают планы на завтра.       Всё идёт как по маслу.

***

      Утро начинается в десять утра. Эмиль выглядит так же, как обычно, даже ведёт себя как всегда спокойно, когда встаёт первый и идёт на кухню. Дима не любит потерю его тепла рядом, поэтому встаёт следом уже через десять минут, только немного недовольный и помятый. Выглядит он потрясающе, но Эмиль не признается в этом даже под дулом пистолета. По крайней мере, не ему лично. И пока Дима умывается, Эмиль начинает операцию, отправив точку в общий чат. — Так, у нас с тобой сегодня нет съёмок, но надо бы на студию вечером. Надо начать монтаж. — Дима вытирает лицо полотенцем, выходя из ванной и ловя заинтересованный взгляд шоколадных глаз. Это даже льстит. — Родной, у тебя взгляд как у хищника. — Я знаю. Просто голодный. Сходишь, может, за молоком? Я блинчики сделаю. — улыбается хитро, щурится довольно, зная, что Дима не откажет. Ради его блинчиков Масленников душу продать готов, а Эмиль охотно этим пользуется. Дима снова проигрывает. Одевается в уличную одежду, получает список продуктов и оставляет какого-то слишком довольного Эмиля на кухне их квартиры. Его не покидает какое-то странное предчувствие, но Дима списывает это на остаточный мандраж после заброшки и спускается вниз. До магазина он идёт пешком, чтобы проветрить голову и выкинуть из головы лишние мысли.       Всё происходит настолько неожиданно, что Дима едва успевает осознать опасность всей ситуации. Из подъехавшего минивэна выскакивают люди в масках, а на голову сзади накидывают чёрный непроглядный мешок, скручивая руки. Драгоценные секунды теряются, пока внутри появляется некая паника и Дима пытается вырваться, но его уже запихивают в машину, не слушая отборный мат. Он оказывается прижат к сидению, но перед лицом всё ещё кромешная тьма, а чужие руки держат до невозможного крепко. — Блять. Отпустите, ублюдки. — Дима снова шипит, судорожно пытаясь придумать выход из ситуации, как к его уху неожиданно наклоняются. Он ощущает тёплое дыхание, дёргается непроизвольно и пытается дотянуться рукой до ботинка, в котором всегда лежит складной нож на свякий случай. Его попытки жестоко пресекаются, а тёплые губы касаются ушной раковины сквозь ткань мешка. — Ну что, испугался, дружок? — шепчет Эмиль с довольным лицом, снова слушая поток отборного мата. С его губ срывается искренний смех, пока Дима пытается привести в порядок дыхание. Его потряхивает от пережитых эмоций, но он уже готов прямо сейчас придушить возлюбленного за собственный испуг с утра пораньше. — Эмиль? Твою мать, ты издеваешься? — дёргает руками и чувствует, как их связывают, пока Эмиль всё ещё смеётся и ласково прикусывает ухо, играясь на эмоциях и ощущениях, которые становятся в несколько раз острее. Дима на укус реагирует вздрагиванием и полустоном, оставляя Эмиля удовлетворённым. — Ты давай не бухти. Сейчас уже поедем. — Эмиль даёт отмашку и машина трогается с места, отправляясь на первую локацию. Дима успокаивается, но чувство лёгкого страха и предвкушения не покидает. — Ты часом не охуел, родной? — спрашивает чисто из любопытства, пока бесполезно дёргает руками в попытке выбраться.       Ему действительно не впервой ощущать подобное похищение от друзей, но Масленников никогда не думал, что будет испытывать такое от своей же родственной души. Более того, он не ожидал, что Эмиль в принципе может так. Гроб не считается, потому что Дима видел, куда он ложится и сделал это сам, а здесь его просто пихнули в машину и он до сих пор ничего не видит. Эмиль аккуратно снимает с головы мешок, но сразу же завязывает глаза чёрной повязкой, не позволяя увидеть дорогу. Дима не злится, ему даже интересно, куда это приведёт и что они будут делать, хотя он не уверен, что кто-то сейчас их снимает. — Ты же мне доверяешь? — спрашивает даже как-то ласково, гладит по волосам и хитро щурится, готовясь получать незабываемые эмоции. — Тебе? НЕТ. — даже не думает, недовольно клацает зубами у лица Эмиля и получает за это лёгкий поцелуй в нос. Хочется прямо сейчас сорвать с головы повязку, развязать верёвки и вжать наглого мальчишку в сидение автомобиля, но Дима знает, что не может. Эмиль слишком хитрый и ловкий, а его уже обыграли, даже не успев начать игру. — Расслабься, Димочка, и получай удовольствие. — снова шепчет на ушко Эмиль, вызывая по коже мурашки. Так некстати в голове рождаются не самые приличные картинки, которые Дима упорно отгоняет. — Я тебя уволю, Эмиль. — предпринимает последнюю провальную попытку и всё же смиряется, укладывая голову на плечо соулмейта. Эмиль ласково приобнимает, целуя куда-то в макушку, и позволяет подремать, пока они долго куда-то едут. — Обязательно, Дим. Однажды — обязательно.

***

      Дима полностью теряет ощущение в пространстве и даже не понимает, сколько проходит времени, прежде чем машина останавливается. Он точно знает, что с ними как минимум ещё три человека, но те не говорят ни слова и практически незаметны, отчего в груди появляется неприятное ощущение. Эмиль не даёт забыться ни на секунду, гладит ласково ладонь и, судя по интонациям, постоянно улыбается. Даже когда они покидают машину и куда-то идут. Масленников теряется, спотыкается на пороге какого-то строения и едва не пропахивает носом пол. Его ловят в четыре руки на всякий случай, помогают удержать равновесие и после стягивают с глаз появзяку. К свету Дима привыкает постепенно, но почти сразу понимает, что это заброшенный дом. Эмиль позади него делает ещё пару шагов назад, заставляя обернуться. — Добро пожаловать на первую локацию. Сегодня тебе предстоит длинный квест. У тебя всего одна задача и ограниченное время, поэтому советую спешить. — Эмиль подмигивает с хитрющей улыбкой, как у лиса, смотрит с лёгкой ноткой гордости и бросает в руки какие-то ключи. Дима едва их ловит, но всё ещё с трудом понимает, что здесь, собственно, происходит. — У тебя ровно десять часов, чтобы разгадать все загадки и найти меня. Желаю удачи, Дим. Время пошло.       Дверь на улицу сразу же захлопывается, а Дима остаётся внутри вместе с оператором, который уже с большим удовольствием снимает реакцию. Масленников не глупый, но ему требуется ещё минута, чтобы понять, чего от него хотят. Когда он выглядывает на улицу — ни Эмиля, ни минивэна уже нет, но зато рядом стоит его собственный автомобиль, неизвестно как сюда попавший. Ключи, собственно, у него, что не может не радовать. Остаётся другой вопрос — зачем тогда заброшка?       Дима смотрит в камеру и строит недовльное лицо, хотя внутри всё скручивается узлом предвкушения. Какие-то кошки-мышки, ей богу. Диме нравится. — Я так понимаю, этот засранец придумал что-то грандиозное. Ладно, посмотрим комнаты, а там решим. — Дима запихивает ключи в карман куртки, подключает на телефоне таймер и отправляется вглубь дома. Первый этаж не выделяется совершенно ничем, а Дэн на все вопросы только пожимает плечами. Приходится искать самому в каждом уголке этого пыльного застарелого куска бетона. К счастью, он стоит крепко, а второй этаж оказывается не пуст, как предполагалось ранее. В самой дальней комнате Дима находит стол и зелёную коробку на нём, но ключа от коробки нигде не видно. — Эмиль охуевший засранец, так и знайте. Где мне найти ключ?       Осмотр дома начинается со всяких полок, ящиков и коробок. Время неумолимо утекает сквозь пальцы, но Дима всё равно активно старается, перебирая всё, что попадётся в его ловкие пальцы: от обычных конвертов с письмами, до всяких шкатулок и банок, которыми усыпан пол. Злополучный ключ не находится, поэтому в ход идёт тяжёлая артиллерия — Дима начинает вытряхивать книги с полок. Он слишком хорошо знает Эмиля и его методы, поэтому спустя полчаса бесполезных поисков ключ всё же выпадает из книги на пыльный пол. На губах появляется хитрая улыбка, потому что первая часть квеста точно пройдена. Коробочка открывается на глазах, но вместо чего-то полезного там лежит лишь бумажка с надписью. — Какая нахрен Бурдж-Халифа? — возглас Димы слышен даже за километр, потому что подсказка максимально тупая. Или Эмиль просто слишком умный и имел ввиду не Дубаи. — Блять. Ну не в Дубаи же мне лететь? Дэн, ну хоть ты дай подсказку, чё это за хрень?       Оператор ожидаемо молчит, поэтому Дима начинает активно вертеть бумажку в руках, пытаясь высмотреть на ней ещё хоть что-нибудь, но она оказывается абсолютно пуста. Мыслительные процессы продолжаются, а в голове крутятся разного рода воспоминания, которых становится слишком много и всё путается. Дэн устало вздыхает, понимая, что они так и до следующего утра не управятся. — Вспомни один из последних отснятых роликов. — он даёт лёгкую подсказку, наталкивает на мысль, а Дима вскидывает голову. Из последнего они снимали… Амонг? Шестерёнки в голове постепенно начинают работать и крутиться, он вспоминает всех участников, собственные слова, даже всех предателей, но из всего этого внезапно выделяется только одна мысль: Шастун. Именно его прозвали Бурдж-Халифой после съёмок, когда они с Димой напугали друг друга. Ну конечно, что же ещё мог иметь ввиду Эмиль? — Вот сучок. Поехали. — Дима увлекает за собой оператора и они вместе прыгают в машину, выезжая по гравию и лёгким ухабам. Попутно он набирает номер Антона, чтобы точно знать место, где тот находится, но вместо ответа на телефон Шастун сбрасывает координаты. — Так и думал. Ну и где это? Блять. Это же на другом конце города.       Дима громко ругается, но его азарт становится всё сильнее, а желание найти Эмиля раньше назначенного времени возрастает в тысячу раз. Ему не впервой проходить квесты и отгадывать кучу загадок, но сейчас всё это просто меркнет, поэтому что проект для Эмиля слишком масштабный. Подключить к этому Антона и Арсения — гениальная идея, не иначе. А если ещё и вся команда в курсе, то Дима просто в полном пролёте по всем фронтам, потому что каждый из них по-своему умён, а придумать план разъёба начальника — не проблема вообще. И это как раз пугает больше всего, потому что Дима может не успеть.       Приходится ускориться, но зато в назначенное место Дима приезжает через сорок минут. Это оказывается какой-то старый обветшалый магазинчик на отшибе, куда обычно захаживают алкаши за водкой. Такое место определённо не вяжется с Антоном и Эмилем, но Дима всё равно покидает свою драгоценную Импалу и легко толкает дверь, попадая внутрь. — Ну заходи, дорогой. — атмосфера внутри удивляет больше, чем всё, что случилось до этого, потому что внутреннее убранство магазина представляет собой крохотое мрачное помещение, увешанное паутиной, чужими костями, какими-то сушёными травами и даже человеческими пальцами. Посреди этого хаоса за круглым столом восседает Арсений в чёрной мантии, а сбоку от него с огромным фолиантом в руках стоит Антон, читая какое-то заклинание. Атмосфера наводит некую толику ужаса, но Дима быстро привыкает к новым образам друзей и медленно присаживается за стол, пытаясь понять, что ему делать дальше. — Вижу. Судьбу твою вижу. Часы скоро у тебя пробьют, торопиться надо.       Голос у Арсения скрипучий, тихий и очень хитрый. Он словно действительно какой-то потомственный маг или экстрасенс, потому что даже Масленников начинает верить в этот лютый бред. Ему безумно интересно, что там подготовлено дальше, потому что масштабы поражают. Честно, Дима не удивится, если вечером он окажется в каком-нибудь условном Париже, пока будет носиться за всеми этими подсказками и неуловимым Эмилем. Но сейчас главное отгадать очередную загадку, потому что Антон уже захлопывает тяжёлый фолиант и поправляет мантию на себе. На стол летит пачка карт Таро. — Судьба твоя ждёт на перепутье. Коль успеешь — спасёшь. Тяни карту, мил человек. — тянет Антон, раскрывая перед Димой карты. Честно говоря, Дима не знает, как это всё должно работать, поэтому просто тянет любую наугад. Ни значения, ни названия он совершенно не знает, просто рассматривает красивый рисунок. Почему-то картинка кажется смутно знакомой, но Масленников пока не особо понимает, что это. — Слуште, ребят, меня тут наёбывают. Видите, даже к двум гадалкам отправили. — Дима произносит это в камеру и смеётся, откладывая карту и получая от Антона стопкой каких-то старинных бумаг по голове. Он надеется, что там не рецепты человечины. Мало ли? — Да всё-всё. Не знаю я, что эти ваши карты значат. — Тик-так. — Арсений стучит указательным пальцем по часам и смахивает со стола абсолютно все карты, заставляя Диму дёрнуться в сторону и схватиться за сердце. На столе остаётся только одна — та самая, которую вытянул Дима. Но теперь на ней неожиданно появляется алая надпись, словно писали кровью. Внутри всё сковывает нехорошим предчувствием. Дима пытается не шипеть на Арса, но выходит из рук вон плохо, поэтому он переключается на чтение надписи, но ни так, ни эдак не выходит. — Подождите, это французский? — Дима хмурится в удивлении и лезет в переводчик, вводя слово так, как он сам его понимает. Ответ оказывается прочитан незамедлительно, потому что переводчик говорит, что это «Еда». Мыслей уже не особо много, но первой ассоциацией становятся любимые блинчики. Дима отметает эту идею сразу же, потому что Эмиль не настолько банален. Только рассматривая карту Дима с запозданием понимает, что на ней изображён один из смертных грехов — Чревоугодие, а лицо смутно напоминает кое-кого знакомого. Дима вскидываает голову. — Это Стас? Серьёзно? — Ступай, дорогой, времени у тебя мало. Судьба твоя уже шаг делает. — елейным голосом предупреждает Арсений, пытаясь не засмеяться. Он до сих пор не понимает, как Эмиль их в это втянул, но эта роль ему очень даже нравится. Дима же не задерживается. В машину прыгает почти сразу, успев перед выходом только бросить короткое «спасибо».       Как и в прошлый раз — в сообщения прилетают координаты, но на этот раз уже от Стаса, к которму Дима мчится на всех парах, едва не забыв Дэна у этих недогадалок. В крови играет азарт, но в первую очередь Масленников испытывает острое желание добраться до неуловимого Эмиля и хорошенько его затискать. Возможно, чтобы случайно сломать ему рёбра в отместку за похищение. Дэн такого желания, конечно же, не испытывает, но зато с удовольствием снимает каждую реплику и ворчание Димы на свою родственную душу. Эмоции переполняют обоих, потому что день только начинается, а впереди ещё минимум семь часов поиска.       А где-то на другом конце города волнуется и готовится к встрече один Эмиль. Один влюблённый Эмиль.

***

      Машину Дима паркует возле какой-то кулинарной студии, которая приветливо мигает яркой вывеской и зазывает внутрь приятными ароматами выпечки. Они с Дэном даже не задумываются, когда заходят внутрь и проходят на кухню. Стас уже ждёт, протирая руки от муки и по-доброму усмехаясь. Его задача на сегодня тоже проста, несмотря на пару часов, проведённых за готовкой того, что Диме только предстоит увидеть. На губах появляется хитрая улыбочка, а сам Стас манит к себе. — Ты готов, мой сладкий пирожочек? — он достаёт поднос, на котором возвышается гора необычных печенек. Взгляд цепляется за каждую из них, но до мозга только запоздало доходит, что это специальные печеньки. Дима вздыхает. — Дай угадаю, мне нужно разломать каждую, чтобы собрать предсказание? Вы с Эмилем точно постарались на славу. — резюмирует Масленников, уже мечтая просто прижать Эмиля к себе и, может быть, немного зацеловать. Его старания отзываются внутри каким-то необычным родным теплом, а руки предательски пропускают лёгкую дрожь, которая быстро проходит. Дима чувствует, что скоро лопнет от этой сильной любви, сносящей снежной лавиной их обоих. И если Эмиль будет падать — Дима протянет руку. — Идея была не моя. — хмыкает Стас, усаживаясь на стул и наблюдая за первыми попытками Димы. Поначалу всё идёт слабенько, а в первых трёх печеньках оказывается пусто, но четвёртая радует первым словом и становится уже веселее. Попутно Дима с удовольствием подкармливает Дэна и себя, складывает бумажки в стопочку, а обломки печенья аккуратно отправляет в другую тарелку. Из первых слов ничего путного не складывается, поэтому Дима бросает эту затею и убивает ещё двадцать минут на то, чтобы доломать оставшиеся, пока Стас делает пару фото и отправляет в чат, как отчёт, что Дима уже добрался до конца этого задания.       Когда печенье кончается вместе с терпением, Дима только вздыхает и устало разминает затёкшие плечи. Сюда не хватает Сударя, который лез бы под руку и мешал, было бы вообще прекрасно, но, кажется, Сударя тоже припахал Эмиль для какого-нибудь задания. Звучит даже весело, потому что вся команда объединилась для такого масштаба, привлекая ещё и других людей, не относящихся к их тусовке вообще. На губах сама собой появляется улыбка, а из груди вместо кашля рвётся искренний смех. Дима чувствует себя счастливым. — Ладно, эта хрень не складывается. Тут же не может быть лишних слов? — Стас на этот вопрос качает головой, поэтому Дима снова перекладывает бумажки туда-сюда. — Да как так то? Я вообще ничего не понимаю, ребят.       В ход начинает идти тяжёлая артиллерия. Дима набирает Эмиля, но поначалу слышны только долгие гудки, а после сам Иманов просто сбрасывает, ставя Диму в ещё больший тупик. Возникает острое желание прямо сейчас всё бросить, найти Эмиля по геолокации и что-нибудь с ним сделать. Желательно укусить, закинуть на плечо и утащить домой. Но интерес берёт верх, а азарт в крови добавляет желания победить в этом длинном квесте. Дима с новыми силами принимается перечислять слова и составлять из них предложения. — Ты подумай, Дим, подумай. — ласково тянет Стас, больше насмеяхаясь над попытками, чем поддерживая. — Соль, призрак, убить, больница, кровь, подвал, рука. — Масленников на пару минут задумывается, пока мысли собираются в кучу и пытаются сами себя разложить по полочкам. — Убить призрака солью? Убить призрака солью в подвале больницы? Подожди, это типа та самая заброшенная психиатрическая больница? Он её имеет ввиду? А кровь и рука тогда при чём?       Стас ничего не отвечает, только пожимает плечами, а Диме приходится использовать единственную зацепку, что у него есть. Прощаются они так же быстро и скомканно, но это уже привычно в этом дне, поэтому Стас не обижается, а Дима спешит к машине. Если догадка не верная, то они потратят лишнее время, а это сейчас совершенно не на руку. Дима лишь может надеяться, что окажется прав, поэтому машина с тихим рёвом выезжает с парковки и ловко вклинивается в поток машин. Они спешат в допустимых пределах скорости, едут как можно быстрее, но дорога всё равно занимает час драгоценного времени. Дэн даже успевает задремать на полчаса, но просыпается и включает камеру сразу же, как они оказываются близко к заброшке. Дима достаёт из багажника фонарик и мысленно готовится к тому, что там ничего нет.       Первое, что они видят — кровь. На стенах, полу и даже потолке, словно здесь кого-то жестоко зарезали. Такая картина наводит ужас и лёгкую панику, но Дима умело держится, скрывая лёгкую дрожь в руках. Кровь наверняка бутафорская, но от этого не становится менее жутко. Дима аккуратно обходит лужу стороной и светит в сторону лестницы. Она, к счастью, чистая, поэтому в подвал они спускаются спокойно. Дима без страха распахивает тяжёлую железную дверь и едва не отпрыгивает от леденящего душу ужаса, потому что из темноты на него смотрят два светящихся глаза. Впереди стоит странный тёмный силуэт, до которого не достаёт луч фонаря. Идти туда уже не очень хочется, но, кажется, именно туда им и надо, потому что справа лежит ружьё. — Оно солью заряжено? Серьёзно? То есть, мне вот этого чудика пристрелить надо? — Дима нервно сглатывает и слегка истерически смеётся, но берёт себя в руки через минуту. Ружьё он действительно берёт, мысленно радуясь, что с подсказкой они не ошиблись. Дима прицеливается настолько, насколько позволяет темнота и дальность прицела, после чего нажимает спусковой крючок. Выстрел гремит в тишине оглушительным треском, а манекен падает, натягивая собой ниточку. Откуда-то из глубины начинает играть жуткая песня, спетая голосом маленькой девочки. По коже бегут мурашки, но Масленников не был бы собой, если бы не шагнул в эту неизвестность. Фонарик освещает стены и пол, но ничего примечательного Дима не видит, а ноги сами ведут его к комнате за упавшим манекеном. Дверь приоткрыта, но внутрь заглядывать как-то страшно. — Чтоб вы понимали… Обычно Тёма вставляет вот эту песню в выпуски Госта, но сейчас слышать это здесь в темноте — жутко. Никогда не повторяйте этот опыт, серьёзно.       Масленников всё же открывате дверь пошире и светит внутрь комнаты, но ничего жуткого там не находит, кроме той самой шкатулки посреди помещения, из которой звучит мелодия. По бокам стоят старые железные стеллажи с потрёпанными документами о пациентах, но это уже привычная для Димы атмосфера, поэтому часть ужаса отступает. Выключив шкатулку Дима оглядывается, но на ум ничего не приходит. Он не знает, что здесь искать. В памяти всплывают слова на бумажках, но из оставшихся он может назвать только руку. Никакой руки в помещении и в помине нет, поэтому Дима на всякий случай осматривает и манекен тоже, но тот абсолютно пуст и ничем им уже не поможет. — Дим. — Дэн шепчет это тихо, кивая на кровавый отпечаток ладони в самом низу двери. Масленников присаживается на корточки, чтобы рассмотреть получше. Идей всё ещё ноль, но это уже какая-никакая подсказка. — Ладно. Раз Герман нам уже ничем не поможет, покойся с миром Герман, мы пойдём разбирать все эти документы. — Дима слегка отпинывает манекен подальше от входа и возвращается к стеллажам, начиная вытаскивать дела о пациентах из коробки и просматривать. Он знает Эмиля слишком хорошо: он мог спрятать подсказку на самом видном месте, мог запихнуть в самую глубокую жопу, а мог и вовсе пустить ложный след. Тем не менее, пока что Дима не сдаётся, выбрасывая вниз дело и взяв следующее. — Берите чай, печеньки и устраивайтесь поудобнее. Мы здесь надолго застряли.       Они застревают на два с половиной часа.

***

      Всё тело ломит от боли и неудобного положения, но Дима всё равно упорно сидит на холодном полу, подстелив под себя какой-то старый матрас и перебирая бумаги. Два с половиной часа проходят почти незаметно, а на улице уже почти стемнело. У них в запасе только три часа, после которых время истечёт, поэтому бумаги перебираются усерднее. Дима добирается до коробки с папками в левом нижнем углу и подтягивает её к себе, после чего замечает странность. На одном из дел алые отпечатки пальцев, которые становятся всё больше, стоит только вытащить дело из кучи других бумаг. Открыв первую страницу он замечает уже окровавленный след ладони, какой был на двери недавно. Хочется натурально взвыть, но на губы против воли наползает облегчённая улыбка. Они всё ещё успевают, поэтому Дима пролистывает дело и вчитывается в строчки. Некоторые слова выделены сильнее других, поэтому идея читать только их приходит в голову сразу же. — Пациент находится в мутной воде посередине брёвен. — Дима устало потирает лицо руками, потому что мозг уже плавится. Какая вода, какая середина? Он не думает, что всё настолько просто. Скорее всё ещё сложнее, чем он может себе представить, но времени и без того в обрез, поэтому папку он забирает с собой, когда выбирается из затхлого подвала вместе с уставшим Дэном и садится за руль. Они направляются обратно в город, но на полпути Дима внезапно сворачивает, потому что до него доходит. — Чувак, это бобровый остров. Тот самый, в котором Эмиль плавал и куда меня за коробкой отправили. Это он, клянусь.       Дэн только молчаливо соглашается, потому что это решение Димы. Дорогу до берега они преодолевают ещё за полчаса, а на берегу их уже ожидает Сударь, держащий в руках надувную лодку. Дима только вздыхает. Конечно, он знает, что это такое и знает, что сейчас его ждёт полный пиздец, потому что у Сударя довольное улыбчивое лицо. Он прямо как солнышко, которое прямо сейчас хочется в этой воде утопить. Ну так, для профилактики. Из машины Дима выходит поникшим и совсем не радостным, как Сударь. — Ну что, Диман, ты готов? Скажу по секрету, это предпоследнее испытание. Вот тебе лодка, вот тебе сачок. Выловишь подсказку — она твоя. — Никита улыбается ещё шире, вручая Диме всю эту лабуду и заставляя устало закатить глаза. Эмиль его явно не жалеет, потому что руки и ноги просто отваливаются. Но если это предпоследнее испытание, то сдаваться сейчас бессмысленно и глупо. Он обещает сам себе дойти до конца и получить за это всё хотя бы поцелуй в награду. — Желаю удачи. — Она мне точно понадобится. — Дима кивает, даже не удивляясь. На улице уже темно и чертовски прохладно, но куртка спасает. Лодку они надувают вдвоём, управляясь за пять минут и сразу запрыгивая внутрь, чтобы отплыть от одного берега и доплыть до другого. Никто не следит за временем, потому что мысли цепляются за совершенно другое, а в голове уже осел плотный туман. Дима даже не обращает внимания на кусты и норки, когда шагает прямиком к цели, подсвечивая себе путь фонариком. Воду они встречают с одновременным тяжёлым вздохом. — Вы понимаете этот масштаб? Эмиль целый день меня гонял туда-сюда, чтобы ночью отправить на бобровый остров ловить подсказку. Надеюсь, она хотя бы не бегает.       Дима обращается в камеру, немного недовольно пыхтит, но уже не сопротивляется. Смирился, привык. Мысли заполняются идеями, как найти подсказку и выловить, а ниточка связи неприятно натягивается, показывая, что Эмиль чем-то встревожен. Хочется прямо сейчас оказаться рядом, прижать к себе и забрать все волнения, но для этого Диме нужно сначала его найти. В теле неожиданно появляется больше сил и больше мотивации, поэтому Дима без раздумий заходит в ледяную воду по пояс и начинает разгребать брёвна. Дэн даже не успевает его остановить, только снимает с берега материал и молча наблюдает, надеясь, что ничего не случится. Масленников чувствует жуткий холод, пробирающий до самых костей, но упорно не сдаётся, заходя в воду чуть глубже. — Дим, замёрзнешь. — предупреждает оператор, нервно прикусив губу. Ему больно слушать эти тяжелые вдохи и выдохи, но Дима не сдаётся, подцепляя сачком очередной мусор. Неожиданно в свете фонарика мелькает что-то зелёное, поэтому Дима направляет луч туда и мысленно ликует, потому что та самая коробочка всего в двух метрах от него. Приходится зайти по грудь, но это того стоит, потому что коробочка попадает в сачок и подтягивается к Диме. — Твою мать, как здесь холодно. — он жалуется, вылезая на берег с продрогшими конечностями и мокрой одеждой. В руках та самая коробочка, которую он без раздумий распахивает. — Это последняя точка? Здесь адрес, смотри. — Эмиль оставил здесь для тебя одежду, поэтому переоденься и поехали. — Дэн кивает на свёрток под деревом, который Дима не заметил ранее. Хочется расцеловать его за предусмотрительность, поэтому Дима сразу же выпрыгивает из штанов и худи, вытираясь оставленным полотенцем и переодеваясь в сухое. Даже кроссовки новые обувает, удивляясь, как Эмиль вообще всё это распланировал и расстарался. — Всё, погнали. — Ну что, Эмилька, жди меня. Мы уже едем. — Дима усмехается, ощутив новый прилив сил. — Готовься, Родной.

***

      У них уходит ещё час по дурацким пробкам, Дима окончательно отогревается, а всё это того стоит, потому что перед машиной возвышается красивая многоэтажка, но проход к ней закрыт шлагбаумом. Дима паркует любимую Импалу на другой стороне улицы, переходит дорогу и встречает последних двух людей, которые его ожидают. Чернец и Даник ничего не говорят, только провожают во двор и ведут ко входу в здание. Дима перестаёт что-либо понимать, когда Даник выуживает откуда-то чёрную повязку, какая была утром, и кивает на неё. — Давай, братан, последний рывок. — Тауланов тихо ржёт, надевая на Диму повязку и позволяя ухватиться за себя и Артёма, чтобы ненароком не упасть. — Вы же не заставите меня спрыгнуть с крыши, да? — как-то нервно спрашивает Дима, заходя вместе с ними в лифт и чуть сильнее обычного цепляясь за предплечье Тёмы.

Если звезды выключат свет, Если солнце закроет луной,

      Волнение заполняет собой всё пространство, а ниточка теряется в этом потоке мыслей и гаданий, пока влюблённое сердце гулко стучит где-то в самом горле. Внутренности окатывает каким-то непонятным жаром, а от страха нет и следа. Остаётся только пустое бессилие и какое-то смирение вперемешку с глубоким интересом. Дима откровенно нервничает, кусает губы и просто смеётся, не замечая, что включилась защитная реакция на стресс. Эмиль может прямо сейчас сбросить его с крыши, может подтолкнуть к краю, а может его и вовсе не будет там, потому что это всё просто жестокий пранк. Верит ли Дима в это? Ни капли, потому что его Эмиль самый солнечный и самый светлый человек на всей земле. Он ощущает, как всё естество тянется к Эмилю, переставляет негнущиеся ноги вслед за друзьями и понимает одну простую истину: ради Эмиля он готов спрыгнуть даже с крыши.       Эмиль же волнуется не меньше, сминает край худи уже минут десять, ходит туда-сюда по периметру и чувствует лёгкое покалывание в искусанных губах. Прохладный воздух жжёт лёгкие и приступ паники накрывает неожиданно, но Эмиль справляется с ним без ингалятора. Дышит глубоко и шумно, смотрит на раскинувшийся на ладони город и вцепляется в перила до побеления костяшек. Ему страшно. Сбегать уже глупо, но хочется прямо сейчас залезть обратно в свой панцирь, спрятаться в раковине и не вылезать ближайшие пару столетий, чтобы эмоции улеглись. Он знает: это невозможно. Даже понимает, что готов, но цепкие лапы страха не отпускают.       Первый шаг навстречу даётся тяжело, но вот они оба здесь. Дима ничего не видит, Эмиль ничего не слышит. Собственное сердце отдаёт гулом в ушах, падает куда-то под босые ноги, но всё равно бьётся. Грудную клетку разрывает от эмоций, но Эмиль только улыбается, протягивая руки и ловя Димины в свои. Дима не вздрагивает, чувствует это родное тепло и расслабляется, полностью доверяя себя. Шепчет только, что любит, попадает в родные объятия и чувствует как с него стягивают обувь. По ногам бежит лёгкий холодок от ветра, но под ногами мягкий ковёр, не позволяющий замёрзнуть. Дима усмехается.

Если море смоет мой след, Я найду дорогу домой.

— Ты прошёл все испытания и сделал невозможное, потому что это ты. Уложился в десять часов, нашёл меня, но… Осталось то единственное испытание, которое ты ещё не прошёл. Просто следуй за мной. — Эмиль глупо улыбается, а Дима каждой клеточкой кожи чувствует эту нежную улыбку, верит всем сердцем и шагает за манящими руками. Эмиль не отпускает, держит крепко и увлекает туда, где ветер ласково треплет волосы. Где-то внизу до сих пор шумит неспящий город, люди спешат с работы к своим семьям и внутри рождается ощущение тепла, потому что Диме спешить уже не надо. Его семья сейчас перед ним, а ниточка связи, что их соединяет, делит эмоции на двоих. Дима улыбается тоже. — Ты чувствуешь эту свободу сквозь пальцы, Дим? Раскинь руки.       И Дима повинуется. Делает шаг на ступеньку, раскидывает руки в стороны и ощущает, как очередная волна ветра смывает все тревоги, ласкает кожу и обдувает лицо. В груди неожиданно теплится яркое чувство свободы и счастья, а ладонь Эмиля, придерживающая запястье, дарит крепкие крылья за спиной. Дима ему верит так, как не верит никому другому в этом мире. Любит так, как никогда никого не любил. Ощущения обостряются в несколько миллионов раз и каждое касание отзывается мурашками, а сердце сбивается с ритма, когда такой же окрылённый Эмиль встаёт перед ним и аккуратно касается ладонями лица. — Эмиль? — спрашивает тихо, поворачивая голову и оставляя короткий поцелуй на тёплой ладони. Эмиль поджимает губы, едва сдерживая рвущиеся наружу слёзы. Ему хорошо как никогда, но эмоции переполняют, не в силах найти выход.

Если всё, что играло молчит, Берега накрывают волной,

— Мы с тобой прошли огонь и воду, Дим. Я был потерянным мальчишкой, ты был разбитым одиночкой. И я совру, если скажу, что не хочу пережить нашу историю снова с самого начала, вспоминая каждое касание и каждую мимолётную улыбку. Ты был рядом, когда мир рушился, был рядом, когда я по кусочку восстанавливал себя и доверие к людям, был рядом, когда мне казалось, что я остался один. Только с тобой связаны самые яркие воспоминания и самые родные события. Знаешь… Я хочу сказать спасибо. Когда-то ты сказал, что ты влюблённый в меня мудак, но это не так. Ты безумно храбрый и сильный человек. Ты тот, кто ты есть. Ты невероятный. — на этот раз Эмиль не сдерживает пару слезинок, но Дима будто чувствует его эмоции, потому что сразу стирает эти солёные капли с щёк и прижимает к себе как можно крепче. Ему не нужно видеть Эмиля, чтобы понимать, что они оба чувствуют одно и то же друг к другу. — Тебе не нужно говорить мне это. Я это чувствую и вижу, Эмиль. — шепчет на ушко, касается губами виска и хрипло смеётся, неожиданно ощущая груз, падающий с плеч. Эмиль здесь, в его руках, а поиски родственной души наконец-то закончены, потому что он нашёлся. — Я знаю. Но я безумно дорожу тобой и теперь я готов сказать это. Я люблю тебя. Вот так просто, потому что ты всё, что у меня есть. Просто следуй за мной. И я приведу тебя домой. — ловкие пальцы аккуратно стягивают намокшую повязку с глаз, а небо взрывается сотнями ярких цветов.       И Дима их видит. Ловит с восхищением каждую искру, сжимает тёплую ладонь в своей и плавится, будто воск от зажённых свечей. Небо, усыпанное далёкими звёздами, озаряется салютами, а в глазах отражается палитра чувств и эмоций. Никто не замечает, как оба обещают себе не плакать, а по щекам катятся кристально чистые солёные капли. Дима больше не сдерживается, когда поворачивается к Эмилю и ловит его в крепкий капкан своих рук. Эмиль улыбается. Ярче тысячи солнц, ярче миллиарда звёзд, ярче самой вселенной, пока тёплые руки касаются щёк и тянут ближе.       Мир взрывается сотней ярких красок, когда губы соприкасаются впервые. Неловко и осторожно, лишь пробуя, но уже зная — этот поцелуй не последний. Эмиль льнёт ближе, пытаясь вплавиться в самое сердце, отвечает мягко и неуверенно, но поддаётся этим огненным и искренним чувствам, что разгораются в груди пожаром. Дима поддаётся им тоже, когда перебирает пальцами мягкие кудри, продолжает первый поцелуй и забывает про весь мир.       Потому что весь мир теперь сосредотачивается в одной точке.

— Даже в самой тёмной ночи… Я найду дорогу домой.

Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.